Дождь

Вот так же не повезло и Адели. Однажды, в обычный солнечный воскресный день, не предвещавший никакой беды, шла она с подругами по рынку, весело хохоча и болтая с девочками обо всём на свете, как вдруг какой-то мужчина в толпе, увидев её, с ужасом закричал на весь рынок, показывая на Адель пальцем:

– Смотрите, – это ведьма, ведьма! Хватайте её, люди, не дайте ей уйти!

Не успела Адель опомниться и сообразить что к чему, как несколько мужчин в мгновение ока схватили её и повалили на землю. Кто-то крикнул:

– Дайте веревку, вяжите эту тварь! Попалась, проклятая гадина!

Тут же откуда-то появилась верёвка. И Адель через минуту была крепко связана так, что не могла даже пошевелить руками, привязанными к её туловищу. Люди вокруг, мгновением раньше весёлые и доброжелательные, превратились в злобных существ, которые с ненавистью выкрикивали проклятья в адрес Адели, перемежающиеся нецензурной бранью и плевками в ёё сторону. Подруги девушки, сразу почуяв смертельную угрозу, мгновенно испарились в толпе, бросив её одну на произвол судьбы перед разъяренными людьми, которые продолжали выкрикивать проклятия и ругательства. Кто-то крикнул из толпы:

– Ведите эту тварь в тюрьму!

И толпа одобрительно зашумела. Девушку схватили со всех сторон и повели по узким извилистым улицам к тюрьме, печально известной каждому жителю города, и не только потому, что все жители хотя бы раз ходили на площадь смотреть, как казнят еретиков и ведьм, но и потому, что у многих горожан были сожжены и повешены кто-то из родственников – дочери, сёстры, жёны и матери, так же как и Адель, схваченные на улице, а потом приговоренные к смерти за преступления, которые они не совершали…

Адель, плача, просила людей отпустить её, говорила, что она не ведьма, что ни в чём не виновата, но это было бесполезно, наоборот, только раззадоривало толпу, и злоба этой толпы становилась от этого всё больше и больше. До площади, на которой находилась тюрьма, было не более получаса ходьбы, но Адели этот путь показался бесконечным, как будто она уже полдня в дороге, так тяжелы были для неё эти два с небольшим километра до места, куда вела ее злая и разгорячённая толпа.

Ну вот, наконец, узкая извилистая улочка закончилась, и толпа народа вышла на площадь, с левой стороны которой стояло мрачное трехэтажное здание, знакомое каждому жителю города, который обычно обходил его стороной, и если вдруг горожанину надо было по каким-то своим делам пройти через площадь, он старался обойти её по находящимся рядом с ней улочкам, только бы не идти по этому месту, которое видело и помнило столько боли, мучений и страданий.

Толпа, к этому времени уже состоявшая человек из ста, не меньше, подошла к воротам тюрьмы. Кто-то крикнул:

– Открывайте, поймали ведьму!

Адель понимала, что если сейчас войдет туда, то живой обратно уже не выйдет. Никто никогда не выходил оттуда живым. Она сделала еще одну попытку уговорить людей отпустить ее, но всё было тщетно… Как только она встречалась глазами с кем-нибудь из толпы, человек сразу отводил взор в сторону. Бесполезно было пытаться пробиться через эту стену людской ненависти и одновременно страха. Наконец, железная дверь со скрежетом отворилась, и оттуда появился заспанный тюремщик:

– Чего разорались в воскресенье, мерзавцы, или хотите зайти в гости, – недовольно пробурчал служитель. – Даже в выходной от вас покоя нет!

– Ведьму поймали, господин, – сказал кто-то из толпы.

– А, ну это совсем другое дело! Показывайте вашу ведьму!

Адель схватили двое мужчин и вывели её из толпы, поставив связанную девушку напротив тюремщика.

– Вот она, господин!

– А почему вы решили, что она ведьма? Как вы так сразу и определили? А вдруг она совсем и не ведьма, а честная, порядочная барышня? Схватили невинную девушку, приволокли её сюда, да ещё и меня разбудили в воскресный день? – спросил народ тюремщик, но было видно, что он говорит это не всерьёз. – Ладно уж, заберу её, – не зря же вы тащили её сюда через весь город! А вообще вы молодцы, хвалю за бдительность! Бог вознаградит вас за усердие, ну а теперь ступайте с миром.

С этими словами тюремщик позвал ещё двух человек, которые, крепко схватив Адель с двух сторон, повели её во двор тюрьмы. Железная дверь с таким же ужасным скрежетом закрылась и народ стал быстро расходиться.

Так в одночасье более или менее сносная жизнь Адели превратилась в страшный кошмар. Её бросили в эту холодную и сырую камеру, где она пребывала уже около двух недель, не имея возможности повидать своих родителей и сестер, подвергаясь каждодневным издевательствам, недосыпая и недоедая. Но страшнее всего были пытки. В те времена мало было взять и просто так признаться в связях с дьяволом, колдовстве или ереси. Считалось, что признание должно быть получено только под пыткой, и даже если женщина из-за страха перед святой инквизицией сама сразу же признавалась во всех грехах, в которых её обвиняли, это считалось недостаточным. Её всё равно пытали, сознавалась она или нет. А уж по части пыток святая инквизиция была очень изобретательной. Было придумано множество орудий пыток, приносивших жертвам ужасные мучения. До нашего времени дошли такие орудия пыток, как "железная дева", "испанский осёл", "испанский сапог", "стул инквизиции", кол, дыба, жаровня, и многие-многие другие, от одного взгляда на которые ты холодеешь от ужаса. Адели ещё повезло потому, что сразу после того, как её схватили на базаре, приволокли в тюрьму и бросили в камеру, она сильно простудилась, потому что по ночам в камере было невероятно холодно, и святые отцы отказались от пыток, боясь того, что девушка была очень слабой и могла умереть, и, не выдержав жестокой пытки, могла не дожить до казни. Несмотря на то, что девушка была очень больна, её всё равно постоянно водили на допросы, на которых требовали сознаться в том, что она была в отношениях с самим дьяволом, что она еретичка и колдунья, но Адель не признавалась. Как она могла признаться в том, чего не совершала? Ведь родители всегда учили её говорить только правду. Но однажды святые отцы, потеряв терпение, привели её в пыточную комнату, где один из служителей показал ей многие из орудий пыток, неторопливо и обстоятельно рассказав о некоторых них, подробно описав их устройство и принцип действия. И вот тут Адель не выдержала и созналась во всём, в чём её обвиняли. Она была всего лишь молодой девушкой, а в те времена в инквизиторских застенках мало кто выдерживал пытки. Почти все сознавались в тех преступлениях, которые не совершали. Хотя доподлинно известно, что были и такие, которые пройдя через все мучения, оставались твёрдыми и не признавали своей вины. После признания Адель поняла, что всё кончено. Ей больше не на что и не на кого надеяться. Ее ждет неминуемая ужасная смерть. Больше всего на свете она боялась костра и была уверена, что более страшной казни, чем эта не существует. Она была готова на любую другую, пусть лучше её повесят или отрубят топором голову, но только чтобы это был не костёр! Тем более, что она сама с детства много раз видела подобные казни и знала, как это ужасно. В душе у неё всё-таки теплилась надежда, что её не сожгут, хотя в глубине души она понимала, что скорее всего именно это её и ждёт. Никто из осуждённых никогда не знал, в какой именно день его казнят, и это было ещё более мучительно, что каждый день может стать последним днем жизни. Так и Адель, после того, как она созналась во всех грехах, она находилась в камере, постоянно вздрагивая от любого шума в тюремном коридоре, и как только по коридору раздавались чьи-нибудь шаги, она замирала от ужаса, думая, что это идут за ней, но вот уже несколько дней, как ее никто не тревожит. Её не водят на допросы, и только раз в день приносят скудную еду и питье. Так и сегодня, в обед на площади перед тюрьмой состоялась казнь, которая совершалась почти каждый день, поскольку святая инквизиция работала без выходных, а работы у неё в те мрачные времена было очень много, и вот скоро ей должны были принести долгожданный обед, если кусок хлеба и миску похлебки можно было назвать таковым. Немного успокоившись после казни, которую она слышала только что от начала и до конца, не имея возможности видеть её, но зато представляя всё происходящее в мельчайших подробностях, она с нетерпением стала ждать обеда. Через некоторое время по коридору раздались шаги, заскрипел засов, и железная дверь с лязгом распахнулась. На пороге стоял служитель, который поставил на пол миску с похлебкой и положил рядом маленький кусочек черствого хлеба.