– Конечно, – чи-при кивнул. – Но это займет время. Ты уверен, что готов ждать?
Семен прищурился.
– Ну, ведь ты же готов. Жустин пасла меня два года, может и сама того не понимая. Собирала крохи информации: мои оговорки по пьяни, мои маршруты в Лерон, обрывки сведений из полицейских архивов, фактики из прежней биографии, знакомства, имена… А ты терпеливо ждал, старик. Значит, время терпит, подождем и еще пару суток.
Секунду Семену казалось, что вот прямо сейчас чи-при моргнет глазом, и ошейник переломит позвоночник землянину, который даже из положения «согнутый в бараний рог» вздумал диктовать условия. Однако инопланетчик спокойно поднялся на ноги, и двинулся к двери.
– Время больше не терпит, Сикорский, – произнес он в пол оборота. – Ты поймешь это, когда я вернусь с ответами, которых ты ждешь. Но я готов пожертвовать даже временем – последним, что у нас осталось. Надеюсь, эта жертва будет оценена тобой, иначе нас всех ждет ад, по сравнению с которым исполненный вечный ордер покажется передышкой в раю.
Либо в сутках чи-при было куда меньше часов, чем в земных, либо их технология работы с биомассой радикально опережала все известные Семену. Вместо напророченных им «пары суток», в которые едва ли уложился бы даже лучший реабилитационный центр Земли, инопланетчики управились с трансплантацией за ночь. Где они взяли для этого пару человеческих глаз, не хотелось даже гадать.
Едва чи-при ушел, ошейник Семена снова примагнитился к ложу, но остался предельно растянутым. Семена еще раз накормили, удовлетворили его гигиенические потребности именно тем варварским способом какой он и предполагал. Потом он умудрился впасть в забытье и крепко выспаться.
Утреннего кормления не состоялось. Вместо него дверь открылась и в камеру вошла Жустин. Одна, своими собственными ногами, не пытаясь держаться за стену. За ночь чи-при умудрились не только провести трансплантацию, но и полностью реабилитировать пациентку. Ни капли неуверенности в движениях, ни тени попытки защитить вновь обретенное зрение от ярко вспыхнувшего света.
В ту же секунду ошейник Семена отлип от ложа. Он уселся, разминая шею и молча глядя на гостью.
Жустин сделала два порывистых шага навстречу, замерла на миг, глубоко вздохнула, сжав кулачки. И уже спокойной деловой походкой приблизилась вплотную.
– Спасибо что оставил меня в живых, Чистоплюй, – холодно проговорила она. – Но больше никаких уступок, слышишь? Они и дальше будут давить на жалость, на твое идиотское чувство долга, на наше общее прошлое. Я – твоя ахиллесова пята, запомни. Как бы ты ни крепился, от этого так быстро не избавиться, значит, придется делать на это поправку.
– Я пробовал, – выдохнул Семен. – Это не так просто.
– Тактически грамотно было бы позволить мне вчера умереть, – отрезала она. – Но раз уж не вышло, хотя бы забудь, все, что я тебе вчера наплела. Сама виновата, дура психованная… Нервы сдали. Но ты-то, Чистоплюй, мог сообразить?!
Он молча пожал плечами.
– Впрочем, пока все не так плохо, – продолжала она спокойно, без спешки, как, бывало, раскладывала перед Семой-Чистоплюем очередную наводку еще там, на «Луне-сортировочной». – Может быть даже совсем неплохо. Картина теперь такая: ты сдался и раскис. Ты начал торговаться. Ты почти готов выложить все, что знаешь. Учитывая, что ты по-прежнему не знаешь ни чего, мы ни чем и не рискуем. А вот чи-при могут проговориться. Нужно заставить их проговориться, Чистоплюй. Играй дурачка, заставляй их делать намеки, давать подсказки. Вряд ли они позволят мне быть с тобой все это время, так что соображай сам. Если поймешь в чем дело, не выкладывай на стол сразу все козыри. Фильтруй базар, Чистоплюй. Главное фильтруй базар, а не как обычно…
– Жус, – позвал Семен, и она осеклась на полуслове. – Ты знаешь, что у тебя теперь зеленые глаза?
– Что? – она моргнула.
– Зеленые, – повторил он. – Ей богу, тебе идет.
Жустин вздрогнула, судорожно вздохнула, на миг став той слепой и напуганной девчонкой, что швартовалась вместе с ним в доке пиратского лайнера. Но тут же собралась, снова заледенела.
– Идиот, – прошипела она. – Ты хотя бы слышал, что я тебе сейчас говорила? Сглупишь, нас обоих пришьют! В этот раз по-настоящему!
– Я слышал, – произнес он. – Но ты должно быть забыла. Глаза я тебе вернул, но у меня перед тобой еще один должок… Коготок-Жус.
– Ясно, – произнесла она. – Вот это правильно, Чистоплюй. Почаще вспоминай мне мое предательство, и, в конце концов, они поверят…
Договорить он ей не дал – что еще нового или разумного она могла сказать? Просто притянул к себе и закрыл рот поцелуем. На целую минуту, пока, несмотря на открытый ошейник, кислород в легких не подошел к концу.
– Дурак!.. – всхлипнула она, отрываясь, наконец, на расстояние возможности продолжения разговора.
– Извини, Тина, – отозвался Семен. – Вино и сигарету предложить в этот раз не могу. Зато инициатива – моя.
– Сема, ты идиот! – выдохнула она, не в силах скрыть безумного облегчения. – Нам же теперь крышка, ты хоть понимаешь?
И не дав ответить, повисла на шее, уже не скрывая радостных слез и едва не удушив вместо стального обруча.
– Да мне плевать, – просипел Семен. – Разве я тебе не говорил?
– Браво, коллеги!
При звуках этого голоса вздрогнул даже Семен. Жустин обернулась, так и не отлипнув от него.
– Браво! – Стоя на пороге, Груббер трижды хлопнул в ладоши. – Продолжайте в том же духе. У хитрых чи мало на вас крючков, дайте им еще один.
– А нам плевать! – весело всхлипнула она, отпуская шею Семена и усаживаясь рядом на ложе. – Правда, Сема! А вы невежа, инспектор. Так врываться без стука…
– Извините, мадемуазель, ваши хозяева не спрашивали, хотел ли я сюда войти. Кстати я вижу вас можно поздравить с обновкой. Рад, что о вас хотя бы заботятся. Цвет радужки подбирали к платью или туфлям?
– Заткнись, Филл, – огрызнулся Семен, но вышло как-то беззлобно. – Я эту стадию тоже прошел, и теперь почти уверен, она еще с нами.
– Почти!? – Жустин стукнула его кулачком в плечо. – Нахал!
– Ну, во всяком случае, пока ты снова не слетишь с резьбы, – уточнил Семен. – Но в этот раз я постараюсь подготовиться.
– Можешь расслабиться, Чистоплюй, – за общим оживлением, чи-при появился в камере беззвучно и незаметно. – Наша закладка была одноразовая. Вариант «ва-банк», помнишь? Я ведь уже говорил, что как запрограммированный агент госпожа Бертье полностью исчерпала свой ресурс.
– Очень жаль, – тихо проговорила Жустин. – В отношении кое-кого я бы с удовольствием слетела с резьбы. Прямо сейчас.
– Ни чего, Жус, – отозвался Семен. – При надобности мы и без тебя обойдемся. Филл?
Груббер потер скулу, где просвечивал богатырский синяк. И ни чего не сказал, лишь плотоядно улыбнулся в сторону чи-при.
– Сикорский, – произнес тот, словно не слыша кровожадных намеков. – Ты помнишь, зачем заставил меня потратить это время?
– Где остальные? – спросил он вместо ответа.
Чи-при посторонился, и в ту же дверь вошли лер и недоптиц. Семен прищурился. Что-то было не так в их облике. Как будто не хватало чего-то обязательного в их положении, уже почти привычного…
– Я всегда знал, что леры говорят и дышат через задницу, – сообщил внезапно Груббер. – Но о дроффа я такого раньше не слышал.
Точно! Оба инопланетчика были без ошейников! На инспекторе он был, а на них нет. Словно не пленники, а дорогие гости.
– Я предупреждал, – чи-при усмехнулся. – Кое-кого ты рано зачислил в свою команду.
– Просто кое-кто может оказаться умнее меня, – проворчал Семен. – Так что не торопись зачислять их в свою, старик.
– Мне чуть больше пятидесяти, – произнес чи-при. – Наш средний срок жизни превышает человеческий лишь на восемь лет. Я еще далеко не стар.
– Ну… – Семен с усмешкой пожал плечами. – Тогда терпи. Сам небось знаешь, погоняло прилипнет, наждаком не ототрешь. А настоящего твоего чина нам не ведомо.
– Мне ведомо, – произнес вдруг лер, выступая вперед. – Познакомься, наемник: старший надзиратель комитета Надзора за справедливостью Чи-при Луманчкстрат Отрекающий. Широко известен в узких кругах парой-тройкой громких дел, но главным образом тем, что осмелился перечить своему главному наблюдателю, а позже и доказать ошибочность выдачи одного из ордеров. Не твоего, к сожалению.
– Благодарю за раскрытие моего инкогнито, – холодно произнес чи, резко повернувшись к леру.
– Право, не стоит, – отозвался тот. – Вы же спрашивали моего совета как лучше вести себя с Чистоплюем. Напомнить, что я вам посоветовал?
– Сочетание предельной жесткости с предельной откровенностью.
– А так же предельно честное выполнение его условий, на которые вы согласитесь пойти, – добавил Лер. – Жесткость уже дала свои плоды, как я вижу. Он хотя бы соизволил эти условия высказать.
– Твою мать, – прошипел Семен. – Так значит это ты, падре! Значит вот кому Жус обязана новым шрамом на шее!
– Не перекладывай свой грех на мои плечи, наемник, – отозвался лер. – Они уже достаточно отягощены.
– Не ведись, Сема, – шепнула Жустин. – Он смещает фокус неприязни на себя, отвлекает от старика.
– Ладно, – выговорил Семен. – Это я тебе еще припомню, святой отец. Но сейчас базар о другом. Что ты там говорил об откровенности?
Чи-при смерил его взглядом, шагнул поближе.
– Да, это отвечает сразу двум советам святого отца, ведь я обещал тебе объяснения. Но раз уж на то пошло, добавим и сюда немного жесткости. Какое именно откровение ты хочешь услышать, Сикорский? Подумай над вопросом, у тебя будет только одна попытка. Потому что затем я потребую ответа на свой вопрос.
Семен усмехнулся. Так и есть, вчера он все понял правильно. Провокация. Имитация справедливого обмена, только за тем чтобы землянин почувствовал хотя бы тень обязательств перед чи-при.
– Узнай, как они взорвали эсминец, – тихо проворчал Груббер, поворачиваясь к инопланетчикам спиной.
– Не вздумай! – звонко шепнула на ухо Жустин, – Спроси, зачем они выписали свой ордер. Что им всем от тебя надо!
Семен, уже открывший рот именно для такого вопроса, снова захлопнул его. Инспектора понять можно – что ему судьба наемника? Так, разменная монета. Другое дело стратегический секрет – вдруг чи-при действительно проговорится, ну или хотя бы намекнет. Жустин… ее тоже можно понять. Во всяком случае, если это действительно та, прежняя Жустин. Если это так – можно. Все-таки она по своему пеклась о нем последнюю пару лет.
Но сейчас все это был не тот масштаб. Семен селезенкой чувствовал, сейчас все это стремительно становилось мелко и сиюминутно. Суета в мышиной норе. Не могут такие силы сойтись клином на его скромной персоне без веской причины. Без очень веской, может быть – глобальной, к которой человек Семен Сикорский может служить в лучшем случае проводником, ключиком, подсказкой. Но не целью. А значит «проводнику» еще предстоит вовремя сообразить, стоит ли ему «подсказывать», не будет ли это слишком на руку инопланетчикам? Все-таки Груббер прав, сволочь – для бывшего наводчика башенного орудия патриотизм к собственной расе не пустой звук. Да и самому вдруг почему-то захотелось выжить!
Но при этом очень хотелось и понять. Причем сразу все.
Он коротко вздохнул и с хорошо заметным усилием выдавил:
– Кто такие прозревшие?
Жустин хватанула воздух, ткнулась ему в ухо.
– Сема, ты чего?!
Инопланетчики переглянулись. Все трое, со значением.
– Однажды ты уже задавал этот вопрос, – сказал святой отец. – И я…
– Ты рассказал мне сказочку о падении Лерона в лоно церкви, – оборвал Семен. – Спасибо и на том, я хотя бы понял, на что способны прозревшие. Но кто они такие, ты так и не ответил. Должно быть не без умысла падре. Нет?
– Ограничивая землянина в числе вопросов, вы хотели сэкономить время, надзиратель? – произнес свои первые слова недоптиц, обращаясь к чи-при. – Кажется, вам это не удалось.
Тот вздохнул.
– Посмотрите, люди, – произнес он, обращаясь уже не только к Семену. – Перед вами три самые активные расы освоенной галактики. Три мира, с которыми вы, земляне, сумели установить хоть какие-то отношения. Каждый из нас троих занимает… или занимал достойное место в своей иерархии, обладал и обладает доступом к секретной информации, уполномочен принимать сложные решения, компетентен каждый в своей области и, в конце концов, просто умен. Надеюсь, в этом вы не сомневаетесь?
– Ну, за птенца не поручусь, – протянул Груббер. – Но, если в общем…
– Вы не сомневаетесь, – подытожил надзиратель за справделивостью. – Тогда не удивляйтесь тому, что на вопрос Сикорского получите три разных ответа. Леры – убежденные теократы, искренне считающие все сущее результатом прямого божественного управления. Дроффа – раса, обиженная собственной природой, закоренелые фаталисты, полагающие, что в момент своего рождения вселенная составила расписание для каждого кварка материи, для каждого кванта времени, и уж конечно для каждой разумной особи. И мы, чи-при…
– Повернутые на справедливости рационалисты, – брякнул внезапно святой отец. – В абсолют возводящие стремление быть в самой середине коромысла, в идеальном равновесии по отношению к любой силе во вселенной, будь то сила гравитации или межзвездная политика.
– Отец Киит! – перебил чи-при. И уже тише добавил: – Вы имеете что-то против справедливости?
– Ровным счетом ничего, – отозвался тот. Я только не понимаю, как ее можно рассчитать математически.
– Этот ваш вечный нейтралитет… – проскрипел дроффа. – Уж лучше пасть на дно, чем болтаться посередине в вечном страхе принять решение.
Надзиратель за справедливостью вздохнул, прикрыл на миг глаза и вновь повернулся к Семену.
– Ты видишь, землянин? Так чей же ответ тебе нужен? Кого из нас ты поймешь лучше остальных?
Семен пожал плечами.
– Стоя у панорамы башни главного калибра, я больше всего доверял цифрам целеуказания с ближайшего дальномерного поста. Позже я получил в руки десантный карабин, и был готов упасть не то, что на дно – в ад, лишь бы найти там прощение самому себе. А когда я туда действительно упал, то почти научился молиться богу. Мне нужны все три истории, надзиратель. Можно вперемешку. Начинай первым, остальные подхватят.
Чи-при кивнул, будто и не ожидал другого. Оглянулся на лера, скептически смерил того взглядом.
– Значит, говорите, предельно честно, святой отец? Ну что ж… Семен Сикорский, знакомо ли тебе имя Альберта Эйнштейна?
– Чиво? – он даже не сразу нашелся, как ответить. – Послушай, старик…
– Ты хотел ответ, это его начало. Так что насчет Эйнштейна?
– У меня папа миллиардер. Мульти. Как ты думаешь, какое у меня образование?
– Два курса новосибирского политеха, – не моргнув глазом сдал его, а заодно и себя недоптиц. – С третьего ты сбежал в армию.
Вот значит как? Стоило догадаться, что не только чи-при собирали на него компромат.
– Это были очень длинные два курса, – огрызнулся Семен. – Краткую историю мирового заблуждения нам конечно подали.
– Заблуждения, – надзиратель кивнул. – Именно так. Почти в два века длинной. Два земных века. Наше заблуждение длилось чуть меньше четырех. Святой отец?
– Мы не успели, – отозвался тот. – Первый тираж «Ученья о единстве и взаимодействии вселенских констант» издали всего за год до пришествия. Разумеется, оно было тут же опровергнуто практикой и причислено к ереси.
– «Откровенье упавшего о потере крыльев», – проскрипел дроффа. – Сорок поколений оно служило утешением крылатым, так и не достигшим звезд.
– Мы называли это правилом «Равновесия скоростей, энергий и масс». Это правило было настолько стройно и логично, вычислено настолько точно, и неоднократно к тому же подтверждено экспериментально… Ты уже понял, землянин как оно называлось у вас?
– Специальная теория относительности, – произнесла Жустин и моментально стала центром удивленного внимания. – Что? Не только у тебя были длинные два курса. У некоторых потом было еще четыре.
– «Е» равно «Эм-Це» квадрат, – произнес чи-при. – Цэ – скорость света в вакууме – непреложная константа, непреодолимая даже для самого света. Согласно этому правилу наши корабли до сих пор не преодолели бы и сотой доли расстояния до Земли.
– Хорошая шутка, правда? – Семен усмехнулся. – Я вот всегда удивлялся, чего бы тому старику посчитать константой не скорость света, а массу? Ну, хорошо, хотя бы инерционную массу. Теория вышла бы совсем другая, нет? Глядишь тогда не ваши, а наши корабли прилетели бы к вам первыми.
– Такая теория тоже есть, Сема, – сообщила Жустин. – Теперь – есть.
– Огромное число допущений, сплошное нарушение баланса и логики, – прокомментировал чи-при. – Чтобы хоть как-то сошлись концы с концами, в математику пришлось вводить принцип умышленной ошибочности вычислений.
– Попытка разума оправдать то, что видят глаза, – каркнул дроффа.
– Попытка натянуть презерватив на глобус, – поправила Жустин. – Но, блин, работает, когда тебе нужно рассчитать курс.
Семен побарабанил пальцами по коленке.
– Спасибо за информацию, – прокомментировал он, уставившись на надзирателя. – Очень познавательно.
– Еще не очень, – отозвался тот. – «Очень» станет когда ты сообразишь с какого момента наши прежние теории и правила стали ложными.
– С того самого, как три ваших грузовика брякнулись в Неваде с тремя тысячами болванок пирокинетика на борту и запросили за все богатство сто пятьдесят килограмм иридия!
– Да, поначалу мы демпинговали, – чи-при позволил себе улыбнуться. – Но для нас космическая эпоха начиналась по-другому.
– Прозревшие… – неожиданно фыркнул Груббер, решив, наконец, принять посильное участие в беседе.
– Они, – согласился надзиратель. – Вернее – он. В единственном числе. К тому времени мы были достаточно развитой технологической цивилизацией. Мы уже построили города на трех наших лунах, уже основали колонию на пятой планете, высадили научные станции на ближней к солнцу лавовой и на дальней – ледяной. Мы уже отправили автоматы к ближайшим звездам пусть и на досветовой скорости, и вовсю вели добычу в поясе астероидов. Назваться посланником богов со стороны прозревшего было бы глупостью, его сочли бы одним из сумасшедших сторонников немногих сохранившихся сект.
– Единый щадит разум, не готовый принять его, – выдохнул лер. – Иногда он выбирает окружной путь.
Надзиратель нетерпеливо отмахнулся от этой ремарки и продолжил, будто его и не прерывали:
– Пришелец со звезд для развитого общества тоже стал бы всего лишь гостем. В лучшем случае партнером, в худшем – врагом. А прозревшему нужно было влияние. Не власть, но возможность воздействовать на власть. И потому для начала он назвался… рудокопом! Учрежденная им компания с более чем скромным капиталом и одним единственным харвестером выкупила лицензию на разработку одного единственного астероида.
– Это как выкупила? – хитро прищурился неофициально уполномоченный Груббер. – А твой комитет уже существовал в то время, Старик?
Семен понял и кивнул, соглашаясь.
– Развитое общество – это в первую очередь финансы и документы, и лишь во вторую – города на луне. Откуда у инопланетчика вообще хоть какой-то капитал? Да еще в местной валюте?
– Это удивительный факт, – отозвался надзиратель. – Прозревший был чи-при по рождению, способу мышления и генотипу. Остальное – обычное дело, таких мелких предпринимателей тогда были сотни. Первым же рейсом из пояса астероидов на планету он доставил полный трюм пирокинетика. Дальнейшее вы вполне можете представить и сами.
– Из рудокопа он внезапно превратился в изобретателя, – предположила Жустин. – Переделал свой корабль, заправил пирокинетиком и преодолел световой барьер.
– Его крохотная компания в течение года превратилась в мега-корпорацию мега-монополию, контролирующую не только все топливные поставки, но и строительство кораблей нового типа. Сначала внутрисистемных, затем – звездолетов. Экономическое равновесие нарушалось все больше, но когда правительство спохватилось, было уже поздно. Прозревший скинул свою маску, оплатил экспедицию к Пустой звезде и на ее примере объяснил нам нашу роль во вселенной. Если Лерону позже досталась роль вечного полицейского освоенной вселенной, то мы становились рудокопами, обязанными поставлять межзвездное топливо всем без исключения.
– А вы вот так взяли и согласились? – Спросила Жустин и большими от удивления глазами. – Какой-то один единственный пришелец, какая-то Пустая звезда, и все? Мощная технологическая цивилизация, меняет вектор развития?
– Не так просто, – чи-при вздохнул. – И не сразу. Хорошо, что для разворота нам хотя бы не понадобились бомбы, как пресветлому Лерону. На урожденного чи-при куда эффективнее действует нарушение равновесия биржевых котировок. Когда из трех финансовых подсистем планеты две в одночасье рушатся, а последняя резервная трещит по швам… Знаете ли вы, люди, что голод в больших городах наступает всего через две-три недели, после того как банки перестают выдавать кредиты? Важны ли вам вообще эти подробности?
Он в упор посмотрел на Семена и тот с охотой согласился.
– Не важны, старик. Пока я все еще не вижу обещанных ответов. Кто такие Прозревшие и откуда они взялись?
– Какой же ты тупой, человек! – проскрипел дроффа, внезапно потеряв терпение. – Как ты еще мог не понять? Прозревшие – это те, кто создал наш мир! Эмиссары, несущие волю бога на Лерон, расчетливые экспериментаторы пришедшие к чи-при, или возвышенные искусители, сошедшие на Дрофф – есть ли для тебя разница? Пойми главное – они виновны во всех катаклизмах последнего тысячелетия!
– Я поправлю, – вставил надзиратель, – не создал, а модифицировал наш мир.
– Разумеется, – не удержался святой отец. – В расчетливый эксперимент вам поверить легче, чем в высшую волю.
– Эксперимент – тоже чья-то воля, – надзиратель не пожелал ввязываться в затяжной спор. – В конце концов, сейчас важен лишь результат. Наши цивилизации, которым до первого контакта с иным разумом предстояло развиваться еще не одну сотню лет, внезапно оказались связаны друг с другом. Грубо, почти насильно и наверняка преждевременно. Мы должны были дорасти до этого сами, постепенно, открывая нерелятивистские свойства пространства, изобретая всякие гипердвигатели и телепортацию – да, у нас тоже была такая фантастика! Но главное мы должны были эволюционировать социально, чтобы первая встреча звездолетов не вылилась в девять лет «Вооруженного недопонимания»! Чтобы галактике не потребовался вселенский полицай, чтобы функции сразу двух самобытных народов не ограничивались банальными поставками сырья. Сырья, которое, если уж на то пошло, способно вывести каждый из них в галактические лидеры!
– Двух? – бесцеремонно перебил Груббер, мимо которого прошла вся патетика возвышенной речи. Неофициально уполномоченный был на службе, он продолжал собирать информацию. – Пирокинетик ваш. Значит гравилин…
– Наш, – скрипнул дроффа. – Чи-при лишь посредник.
– Дроффа слишком консервативны, чтобы напрямую контактировать с десятками миров, – надзиратель усмехнулся. – Но прозревших это не остановило когда они решили нагрузить крылатых его добычей.
– С десятками?!. – выдохнула Жустин.
Чи-при стремительно сдавал одну стратегическую тайну за другой. И Семен вдруг с отчетливой обреченностью понял: это потому, что у пленников не было шансов с кем-то ими поделиться.
– Но мы знаем… – Жустин нахмурилась, – Семен, сколько миров мы знаем?
– А вы думаете, зачем вселенной полицай? – криво усмехнулся лер. – Вот именно за этим – чтобы встречать новичков и ставить их на место, прежде чем пускать в общий дом.
– Скорее уж в общий барак, – поправил чи-при. – В котором у каждого свой гонор, но и свое назначение. Мы добываем пирокинетик. Не синтезируем, не производим – всего лишь добываем в астероидах! В указанных прозревшими астероидах! Дроффа точно так же добывают гравилин. Абсолютное топливо и приемлемый бытовой комфорт, чтобы перелеты перестали быть привилегией пионеров-экстремалов. По-вашему, этого достаточно, чтобы летать между звезд?
– Альберт Эйнштейн был бы против, – произнесла Жустин.
– Именно! – надзиратель дважды хлопнул в ладоши. – Чтобы все заработало, прозревшим нужно было убрать Эйнштейна. Вернее то, о чем гласит его теория. Мы изучали мифы, религии и научные архивы других, еще недоступных вам миров – почти в каждом был свой эйнштейн. Однако вселенная внезапно оказалась другой. Теории, ученья и правила пошли прахом, опровергнутые грубой практикой. Как ты думаешь, Семен Сикорский, все они ошибались? Гениальные мыслители, рожденные разными народами в разных концах галактики, в разное время пришедшие к одному и тому же мнению о фундаментальном устройстве нашей вселенной – они все ошибались? Или стоит предположить нечто другое?
– Осторожнее, надзиратель, – саркастически произнес святой отец. – Еще немного и вы назовете Единого по имени.
– Разве что он и есть наш великий экспериментатор, – не менее ядовито отозвался чи-при.
– Намек понял, – произнес Семен. – Продолжайте.
– А я не понял, – отрубил Груббер. – Давайте-ка без намеков, коллега. Вы и так здесь уже на разглашение гостайны наговорили, чего теперь кругами ходить?
– Ни каких кругов, – отозвался надзиратель. – Лишь толика осторожности. Впрочем, вы правы коллега, ваши мозги в пощаде не нуждаются. И вот вам еще одна гостайна – карта освоенного пространства. Земляне еще никогда не видели ее целиком.
С этими словами чи-при вытянул из недр своей одежды свернутый в трубочку планшет, раскатал его перед собой прямо в воздухе и сделал над образовавшимся рабочим столом несколько жестов. Из мерцающей символами чужого языка плоскости выпрыгнула и повисла на уровне глаз сложная трехмерная структура. Пара десятков шариков развешенных в случайном порядке, соединялись между собой трубками разной длины и ширины – грубая и кривобокая модель не слишком сложного белкового соединения. Шарики и трубки были разных цветов, у каждого рядом парила надпись на чи, недоступная землянам. Некоторые из трубок были пунктирными.
– Двадцать две звездные системы, – прокомментировал надзиратель. – Включая вашу. Все они соединены коридорами, в которых способны перемещаться звездолеты, заправленные пирокинетиком. Вне этих коридоров корабли исчезают. Мгновенно и бесследно. Системы разбросаны по всему объему галактики. Эти пунктиры – очень длинные коридоры, масштаб которых не влезает в изображение. На таких перегонах при постоянном ускорении корабли успевают опередить свет в тысячи и миллионы раз. Теория относительности здесь не работает. Инерционная масса асимптотически приближается к нулю, ускорение растет неограниченно, а энергия тратиться по таким масштабам мизерная. Однако материя и время сохраняют все свои фундаментальные свойства. Навигационные ошибки на таких скоростях бывают довольно грубы, поэтому коридоры широкие, но не бесконечно. А за их пределами простирается совсем другое пространство. То самое, в котором скорость света предельна, время – относительно, а масса и энергия неразрывно связаны. В котором Е, черт возьми, все-таки равно эм цэ квадрат!
– Откуда вы знаете? – прошептала Жустин.
– Мы технологическая цивилизация, – напомнил чи-при. – Мы строим хорошие корабли. Это был очень дорогой проект: сотни автоматических разведчиков самых разных классов, набитые дорогущим измерительным оборудованием, снабженные автоматикой управления различных типов – от квантовых компьютеров, до простейших механических приводов, с различными силовыми установками вплоть до примитивных ядерных двигателей. Даже химические ракеты!.. Результат был один – релятивистские скорости за пределами коридоров невозможны. Можно затормозить у самой границы пересечь ее на досветовых скоростях и снова начать разгон… Возможно некоторые из разведчиков разгоняются до сих пор. Но начиная со ста мегаметров в секунду, правило «Равновесия» начинает работать в полную силу. Электроны и кванты в компьютерах перестают вычислять, механические приводы ломаются под собственной стократ возросшей массой, сигналы телеметрии вязнут в растянувшемся времени… Само собой, пересечь границу на сверхсвете невозможно в принципе, все эти эффекты наступают мгновенно и материально тело превращается невесть во что. Или в невесть когда.
Жустин надула щеки и звонко сказала:
– Пух-х…
Семен хмыкнул, оторвал задницу от каменного лежака, подошел к схеме.
– Где здесь Солнце?
– Вот это, – с готовностью откликнулся надзиратель. – Здесь Чи-при, Дрофф, и Лерон. Видите, мы четверо почти у центра, в пределах одного коридора друг от друга. Вы – в узле на их пересечении. Поэтому вам, людям до сих пор казалось, что пространство изотропно.
Указанный узел увеличился, и Семен понял. Солнце висело на уширении перекрестья трех крупных коридоров, с этой позиции действительно могло показаться, что пространство во все стороны одинаково, если только не залетать слишком далеко. А кому спрашивается, охота залетать туда, где ничего нет? Пути к перечисленным системам лежали, разумеется, внутри коридоров. Ближайшим был Лерон, грудью вставший на пути энергичного, самонадеянного, не признающего галактических правил и авторитетов неофита, которого столь опасно было впустить в общий дом или, по вкусу – в барак.
– Разведчики, отправленные к другим звездам никогда не возвращались, – сообщил Груббер. – Выходит, леры были здесь ни при чем.
– Почти всегда – ни при чем, – согласился святой отец. – Разве что пару тройку раз, когда им везло оказаться перед устьем существующего коридора.
– Три, – вдруг проскрипел дроффа, указывая когтем в грудь Семену. – Все три условия перед тобой, Сикорский. Абсолютное топливо для звездолетов, привычный комфорт для разумных, измененное пространство для неограниченных скоростей. Вот что такое – прозревшие. Это связь миров, которые не были к ней не готовы, а многие ее и не хотели. Двадцать две звездные системы, двадцать одна цивилизация. Ты кое-что слышал о яшми – гордом, самоотверженном народе, который отверг эмиссара прозревших и тут же оказался раздавлен святым воинством пресветлого Лерона. Воинством, без оглядки верящим в своего бога. А пока продолжалась бойня, чи-при и мы продолжали за бесценок поставлять яшми пирокинетик и гравилин. Ты хочешь узнать, чем занимались остальные семнадцать миров?
– Нет, – тихо сказал Семен. – Я знаю лишь, что они не вмешались, когда лерский «заградитель» в упор резал на ремни наш первый колониальный транспорт, едва прошедший орбиту Плутона. А значит, мне на них плевать.
– Правильно, – согласился святой отец. – Вот и им всем было плевать. Большинство из них закукленные цивилизации. Зацикленные на своих внутренних делах. Соблюдающие условия торговли и контактов, но не более. Кое-кто так же как мы выполняет свои полученные от прозревших функции. Но все они слишком хорошо знают, что бывает в нашем общем бараке с новичками. И что такое Пустая звезда – они тоже отлично знают.