– Ага, ага, – Семен сочувственно кивнул. – Груббер это – да. И даже ясно почему… Слушай, который день спросить хочу: в Колорадо как дела, Майк? Как погода, как матушка? Кредиторы не беспокоят? Налоговая?
Док глубоко вздохнул.
– Нет, не беспокоят. В Колорадо все в порядке, Симион. Твоего чека хватило даже на налоги. Но… это запрещенный прием, Симион.
Тот пожал плечами
– А по мне так нормально. Знал бы ты какими я обычно пользуюсь… Ну так что с мадемуазель?
– Ты хочешь ее за что-то наказать?
– Я хочу, чтобы в случае неприятностей мне не пришлось тащить за собой еще и коляску. Так мы договорились, Майк?
Тот вздохнул в последний раз.
– Договорились, Симион. У нее действительно сильный организм, хорошо отвечает на нейро-стимуляцию. Скажу Грубберу, что не рассчитал время.
– Окей, окей, – Семен уже опять улыбался. – Ты, если чего матушке еще понадобится, не стесняйся. Свои люди, сочтемся.
Он в последний раз хлопнул американца по плечу и через разрешенный для посещения холл двинулся обратно к лифту. Камер наблюдения док боялся напрасно. Проследить за деньгами на его счету в Колорадо не составляло для Груббера никакого труда. Так что жил он лишь до тех пор, пока неофициально уполномоченному было наплевать на этот маленький подкуп.
Семен легко поборол чахлое угрызенице совести. Доктору скорей всего ничего грозит – слишком мелкая сошка. Зато, если Жустин действительно поднимется на ноги, это может оказаться полезным. Другое дело, что Семен еще не понял, стоит ли брать ее с собой в бега, но ведь это всегда можно решить на ходу. Нет?
Камин в гостиной на втором этаже почти прогорел. Вино в бокале остыло. Зато солнце почти не сдвинулось со своей позиции над близким горизонтом. Значит, пара часов незабываемого зрелища в запасе еще есть.
Семен снова вышел на веранду, прижался лбом к прохладному семислойному стеклопакету. Отсюда, если сильно скосить вправо глаза, будет видна узкая расщелина между стенкой какого-то местного безымянного кратера и отколовшейся от нее в незапамятные времена скалой. Вот по той расселине Семен и вышел тогда к этому самому дому. К травке и яблонькам, что были натыканы на заднем дворе, совсем как он рассказывал Жустин всего десять дней назад. Лишь в одном ей не признался: шел он сюда не случайно. С контузией, на последнем дыхании, зажимая в кулаке разрыв на коленке и уже перестав следить за моргающей красным светом шкалой манометра… Домой он шел. Точно зная куда, но совершенно не удивился бы запертым наглухо дверям входного шлюза. Ведь, уходя на войну, Семен был уверен, что переступает этот порог в последний раз. В том, что выживет, он, по молодости лет, не сомневался. Но слишком многое из прежней жизни ему пришлось отторгнуть и презреть, чтобы встать к панораме орудия на той первой канонерке… И главное даже не слова отца, всю последнюю ночь пытавшегося убедить упрямого сопляка не совершать безумства. Главное – его взгляд вслед. Вот отсюда со второго этажа, через это самое стекло веранды. Добираться до сборного пункта по подземной магистрали было неудобно – три пересадки. Куда ближе напрямик по поверхности на луноходе… Но этот взгляд Семен чувствовал даже тогда, когда поселок скрылся за выпуклым горизонтом.
Отец уже тогда чувствовал себя неважно. А потом были семь лет войны, и ни единого слова по телефону, ни единой строчки в письме… В общем вернулся Семен почти вовремя, всего через три года после похорон. Видать, затем и подался в наемники, что б иметь возможность продолжать убивать леров. Такая вот глупая месть, родившаяся из страха признаться самому себе, что горе-оккупанты здесь совсем-совсем не при чем…
Разве можно было рассказать все это Жустин, да еще смотреть ей после этого в глаза?
Впрочем… Семен вздохнул. Сама Жустин умудрилась в десятки раз перещеголять его во лжи. Скорее бы возвращался Груббер что ли? Уж очень хотелось начистить кому-нибудь морду.
Груббер действительно вернулся утром. Не спозаранку, перебудив, весь дом и не к полудню, заставляя себя ждать. В банальные девять утра по Гринвичу. Семен почти успел к этому времени позавтракать – провинившийся вчера Патрик сумел раздобыть где-то деликатесную овсянку. Солнце почти успело зайти – рассеченная длинными резкими тенями равнина стала полосатой как зебра. Док наверняка успел поднять на ноги Жустин, агенты – поменяться сменами, лер… тоже наверняка что-нибудь успел. Лишь бы не помереть.
Соскребывая овсянку с донышка тарелки, Семен проследил косым взглядом за длинной подвижной тенью за окном. Взметнулась и тут же опала тяжелая реголитовая пыль, едва заметно дрогнул грунт. Презрев бетонированную специально для этих целей площадку на другом краю поселка, челнок опустился почти у самого порога, но звонка в двери пришлось ждать еще минут пять.
Семен составил посуду на сервировочный столик – Патрик потом заберет. Прошелся по гостиной, поворошил холодный пепел в камине. Потом решительно сунул в топку четыре палена и запалил патрон. Знай наших, инспектор! Сдохни от зависти!
Внизу, наконец, чавкнула внутренняя дверь шлюза, донеся приглушенный голос дворецкого: «позвольте ваш комбинезон и шлем, сэр…». Потом, как-то быстро донеслись шаги уже здесь, на втором этаже – предпочтя комфорту скорость Груббер пренебрег лифтом и поднялся по лестнице.
– Сикорский, ты здесь? – уже почти миновав дверь гостиной, Груббер резко развернулся. – Это хорошо, я боялся, что придется будить.
– В девять часов? – искренне удивился Семен.
– В девять? Черт вы же здесь по Гринвичу… Все забываю переводить часы.
Это было вранье. Просто такой намек на экстремальную важность его короткой командировки на Землю. Луна часовых поясов не имела.
На огонь Груббер не обратил ни малейшего внимания.
– Позавтракал ты, я надеюсь, в Сорбонне? – с некоторым разочарованием осведомился Семен. – Патрик накрывал на одну персону, но если ты не успел…
– Перекусил, – отрезал Груббер. – В корабле. Сикорский, признайся, ты же не держишь меня за идиота? Осесть здесь, на Луне, вместо земной штаб-кваритры департамента, целую неделю жевать сопли, а потом и вовсе бросить трех ценных фигурантов на дебилов-охранников и свалить на планету. А?
– Ну… – Семен почесал переносицу. – Признаться было искушение. Но я с ним справился. Слишком мало фактов для такого вывода.
Груббер кивнул.
– Вот и я все меньше склонен держать тебя за рядового наемника… Надеюсь ты понял, почему не попробовал сбежать отсюда ночью? Унять моих шестерок для тебя дело двух минут. Потом на Сортировочную – наверняка там остались кореша. Хотя нет – далеко. Придется же на краулере по поверхности… Ну тогда на Пересадочную. А там… Ну хотя бы взять любой готовый к старту борт с заложниками и в нейтральные пространства. Нет?
Услышав любимое словечко, Семен поморщился.
– Как я задницу в сортире подтираю, ты случайно не изучал?
– Надо будет – изучу, – хладнокровно заметил Груббер. – Для дела и не такое изучал. Ну, так что, Чистоплюй? Ты действительно понял, почему этого не сделал?
– Нашел дурака, – Семен натужно усмехнулся. – У тебя наверняка козырек в рукаве. Наблюдение со спутника, крейсер на стационарной орбите. А может ты и «Луну-пересадочную» закрыл? На все эти сутки. Нет?
– Не без этого, – согласился Груббер. – Козырек есть, конечно, как без него. Хотя, и не туз, так – валетик. Тебе бы хватило, но ведь дело не в этом, Сикорский. Плевал ты на мои козыри, не из той породы, что б на моего валета не поискать крапленую шестерку, если игра по-твоему стоит свеч. Однако не стал. Потому что ты в ступоре, Сикорский. Ты мстил лерам за то что опоздал вернутся домой с войны, но оказалось это всего лишь вранье лицом к лицу с зеркалом. Ты дрался за свою женщину, но оказалось что она не твоя, что она лгала тебе два года подряд, да и неизвестно теперь женщина ли вообще. Ты игрался в свою маленькую революцию, сочувствовал марсианским сепаратистам, упивался свободой от обязательств всякого добропорядочного гражданина, гордился крошечными победами… Но свобода тоже оказалось ложью, подачкой департамента Содействия, да и победы твои случались с нашего разрешения. Все в твоей жизни развалилось на куски, и ты больше не знаешь, что с этим делать. Не знаешь даже, хочешь ли вообще что-то делать. Вот почему ты не ушел на Пересадочную, Чистоплюй. Я надеюсь, что ты это все-таки понимаешь, потому что времени на душевные терзания у нас с тобой больше нет.
Усилием воли Семен разжал кулаки. Скосил взгляд на последний солнечный проблеск над равниной. И, наконец, произнес:
– Кое про кого я точно знаю – чего хочу.
– Догадываюсь, – Груббер усмехнулся. – Триста раз уже пожалел, что не разрядил стволы в мой челнок еще там, у Лерона-прайм. Не переживай, возможно, это было самое разумное из твоих решений за оба последних года.
– Следил бы ты за своим базаром, уполномоченный, – заметил Семен. – А то ведь любое решение можно исправить. Даже самое разумное.
– Да, да, понимаю… Этот твой рапорт о переводе из артиллерии в планетарный десант, семь месяцев усиленной переподготовки, десяток боевых операций, программа особой подготовки к штурму дворца кардинал-вершителя… И все же голыми руками тебе меня не взять, Сикорский. Во всяком случае, быстро. Так что лучше перестань кабениться и слушай.
Семен промолчал. Насчет голыми руками Груббер, пожалуй, погорячился. Вот эта кочерга, к примеру, запросто сойдет при нужде за боевой жезл чи-при…
– Неделю назад комитет Надзора за Справедливостью официально обратился с требованием о твоей выдаче, – как-то совсем невыразительно произнес инспектор. – Собственный ордер двухнедельной давности они переделали, теперь в нем указаны очень веские основания для твоего немедленного ареста.
Семен осекся на самой середине своих фривольных мечтаний о свернутой шее уполномоченного. Тонкая усмешка на его губах медленно растворилась.
– К кому обратился? – произнес он. – К Содействию?
– К Содействию, – Груббер кивнул. – И еще к лерам, к яшма и дроффа. Насчет других рас сведения не точны, но я не удивлюсь, если запрос разошелся по всем известным населенным системам.
– И вы, конечно, согласились, – заключил Семен.
– Конечно, – Груббер снова кивнул. – И тут же объявили тебя в розыск. Но это полбеды. Вчера главу нашего департамента леры вызывали в резиденцию окупационного управления. Это случилось впервые за оба года после окончания войны. Догадываешься зачем?
– Святой отец… – кивнул Семен.
– Да, я вот тоже так поначалу решил. Черта с два, Сикорский! Наплевать им на своего грешника! Им понадобился ты. Наш глава был к такому обороту совершенно не готов. Кадется он сказал что-то не то и тотальный обыск всех отделений Содействия с привлечением регулярных войск теперь более чем вероятен.
– Поэтому ты замариновал нас на Луне, вместо того, чтобы отправить в допросные Комитета! – прозрел, наконец, Семен. – Только зачем всех? Святой отец у тебя. Твоя миссия выполнена. Дальше варианта всего два: отдать мне обещанную награду, или… отдать меня чи-при и дело с концом. Жустин для тебя вообще побочный груз, что бы она себе не надумала. Вышвырни ее обратно на Сортировочную, ни кто и не заметит.
– Жустин Бертье, – протянул Груббер. – Личность ныне почти столь же загадочная во всех отношениях, как и ты, Сикорский. Да, она побочный груз, но просто так ее не вышвырнешь. Она как-то связанна с тобой, и не только по деловому. – Груббер смерил его взглядом, сморщился. – Ума не приложу, что она в тебе нашла? Даже военную карьеру –самую яркую часть биографии – ты сумел изгадить участием в бунте и нарушением присяги. Пират толковый из тебя не вышел с этим твоим дурацким чистоплюйством. А уж в остальном… Завравшийся богатенький бездельник, затеявший личную войну из спортивного интереса. Сколько же ты доставлял ей проблем, Сикорский! Если бы ты только знал. А ведь все рано не ушла.
– Я знал, – выдавил Семен.
– Тогда вдвойне дурак! Свезло тебе с бабой, так держись за нее, не отпускай! А ты… калекой вон сделал, да и только.
– Вот сейчас я тебя точно убью, Филя, – произнес Семен. – Без дураков. Еще только слово…
Груббер поднял на него глаза, и осекся, отведя взгляд.
– Ладно, Чистоплюй, уймись, не о ней сейчас речь. Я кому-нибудь поручу ее в разработку, побочно, вторым планом. Сегодня ночью получил одобрение… Впрочем, это не важно. Как ты и сказал: Бертье – вторичная цель.
– А кто первичная? Все-таки лер?
Груббер махнул рукой, не обращая внимания на вопрос.
– Вспомни, как ты с познакомился с Коготком, Сикорский. Ты был вообще ни кем, скрывавшимся от ареста бунтовщиком и дезертиром. Едва появился на Сортировочной, тут же вляпался в драку в первом же баре, еле дополз до своей дешевой конуры… А что потом? Ну?
Семен промолчал. Однако заставить умолкнуть и память – задача потруднее. Картинка всплыла, будто все случилось вчера: больная голова, разбитая физиономия, драная куртка, в которой он завалился с вечера… Приклеенная к тыльной стороне ладони квитанция сразу на четыре штрафа, и черные сомнения – стоит ли стараться дожить до завтра?
– Наутро к тебе явилась Жустин Бертье, – объявил Груббер, – отпоила дорогим коньяком, оплатила водяной паек на неделю вперед, что б отмылся, как следует, и предложила работать вместе с ней. Тебе, пьяному отребью, без гроша в кармане – фамильных денег ведь ты поклялся тогда не трогать – без репутации, без единого стоящего дела за плечами. С ней – с Коготком-Жус, лучшей наводчицей Луны-Сортировочной, к которой в очереди за заказом стояли самые удачливые наемники, ведущей дела с самим Куартьеро – правой рукой председателя Профсоюза, и водящей дружбу с его семейством. Да она что, белены объелась, эта Бертье? Ну? Отвечай, Сикорский!
Семен сглотнул.
– Я… Я тогда этого не знал, – выдавил он. – Просто принял ее предложение…
– Просто ты был дурак, – отвесил Груббер. – Но теперь-то поумнел, нет? Теперь ты можешь спросить себя, что ей тогда от тебя понадобилось? Да, да, я готов поверить даже в ее искренние чувства к тебе… Чего только не бывает с женщинами! Из-за этих чувств погибли по меньшей мере две наши лучшие агентессы. Но не в тот момент, Чистоплюй! Позже, гораздо позже. А в то утро ей нужно было от тебя нечто совершенно иное. Так или нет?
– Ну… – Семен тряхнул головой. Не так он представлял себе этот разговор, ох не так! Но разве попрешь против элементарной логики? – Возможно…
– Возможно! – усмехнулся Груббер. – Что ж уже прогресс. Теперь к столь удачному знакомству прибавим два года вашей совместной деятельности, не принесшей мадемуазель Бертье ни славы, ни репутации, ни денег – одни проблемы, о чем я уже упоминал. Дальше – больше. Кроме нее вопросы к тебе появились у чи-при. Вскоре после этого мы выясняем, что госпожа Бертье – не человек. Ну, хорошо, хорошо – очень необычный человек. Вот уже неделю мои спецы бесполезно роют землю на тему, кому под силу такая реформа человеческого организма и с какой целью, но дело, в общем-то, не в этом… Тут же во время рейда к Лерону-прайм в обозримом пространстве всплывают некие прозревшие, которым – что? Напрягайся, Чистоплюй, напрягайся! Которым нужен бывший кардинал, списанный ныне в монахи-архивариусы? Или все-таки нет?
Семен поднял на него растерянный взгляд.
– Я?..
– Ты, Сикорский! – Груббер ткнул пальцем прямо Семену в грудь. – Ты, будь проклят тот день, когда я решил тебя нанять!.. Итак – три. Понимаешь ты – три заинтересованные в тебе стороны! А если включить теперь и меня – четыре! И, при этом, ты умудряешься мне не врать – потому что действительно не имеешь ни малейшего представления о причине такого интереса к своей скромной персоне!
– Еще был господин Копье, – выдавил Семен.
Груббер дернул головой из стороны в сторону.
– Нет, он тоже ни чего не знал, и в конные концов, пал случайной жертвой чужого интереса… Славно послужив перед этим крышей для госпожи Бертье. Вот кто действительно знает о тебе больше, чем мы догадываемся! Она если и не причина всего произошедшего, то важнейшее звено в этой цепи. Ты готов, наконец, попытаться понять, что происходит? Или будешь продолжать лелеять свою депрессию и дождешься новой войны со всей вселенной!?
– Нет, больше не буду, – Семен качнул головой. – Ты прав, Филл: четыре заинтересованные стороны – уже перебор. Надо устранить хотя бы одну.
В инспектора Содействия действительно дураков не брали. Как он складно все провернул! Дождался полного морального разложения объекта разработки, предельно четко по пунктам сформулировал текущий психологический портрет прямо ему в лицо, затем обозначил угрозы, расставил на доске противников, в числе которых оказались и те кто раньше считался союзником и даже больше… А под конец намекнул где выход. В сотрудничестве с ним разумеется, с Филиппом Груббером, которое к тому же должно пойти на пользу всему человечеству, ни больше не меньше.
И разорвать эту порочную причинно-следственную цепь можно было лишь одним способом. Слава богу, кочерга, или, на менее прихотливый взгляд, боевой жезл чи-при, совсем рядом, в двух шагах.
Мышцы уже напряглись и рука почти дернулась в обманном движении за спинку стула…
– Руки вверх! – раздалось от порога, и Семен чуть ли не в судороге рухнул обратно на стул.
Инспектор сидел лицом к двери и глаза его выражали безмерное удивление.
– Чего? – переспросил он. – Мадемуазель, вы здесь надышались чем-то?
– Вверх! – повторила невидимая Семену Жустин. – Стреляю без предупреждения!
– В кого? – осведомился инспектор.
– Он видит в кого! Не двигаться, я все слышу!
– Можно я тоже посмотрю? – осведомился Семен, и осторожно обернулся.
От хохота он сдержался только потому, что на любой резкий звук Жустин действительно могла выстрелить. Это без сомнения была самая странная штурмовая группа из кем-либо когда-либо виденных. Жустин была уже на ногах. Одной рукой она держала за рукоятку АК-45, другой – скальпель. Карабин был взведен и направлен на инспектора. Наводил его, придерживая прямо за ствол расплывшийся в кресле-каталке святой отец. Скальпель подрагивал в опасной близости от кадыка Майкла, который в свою очередь вцепился в рукоятки кресла и очевидно служил основной тягловой силой всей этой конструкции.
– Требую зафиксировать… – сдавлено произнес американец. – Я действую исключительно под давлением…
– Ты – встать! – гаркнула Жустин, и Семен с инспектором переглянулись.
– Филипп Груббер, – уточнил треснутым голосом лер.
– Да! – согласилась Жустин. – К стене! К левой.
– У левой стены камин, – подсказал Семен. – Он обожжется.
– Я лучше тогда к правой, хорошо? – осведомился инспектор и, неторопливо поднявшись, действительно проследовал к правой стене. Лер прилежно сопроводил его стволом карабина Жустин.
– Прошу продолжайте, – произнес инспектор. – Любопытно, что вы собираетесь делать дальше.
– Семен, – позвала Жустин. – Ты с нами? Свяжи его. Быстрее, пока нижние охранники не догадались.
– И что, Сикорский? – осведомился инспектор. – Ты действительно с ними?
– Извини, – тот пожал плечами. – Я даже больше скажу: ты тоже с нами. Теперь без этого уже никак.
Кочерга не понадобилась. Вполне достаточно оказалось прямого раскрытой ладонью в затылок. Инспектор гулко шмякнулся лбом о стену, и Семен подхватил обмякшее тело, избегая лишнего шума.
– Что ты сделал? – пискнула Жустин. – Падрэ, что он сделал?..
– Тихо, не стреляй, – Семен приблизился к безумной троице. – Дай-ка мне эту штуку, Жус. Где ты вообще ее взяла?
– Патрик принес. Каждый вечер приставал, не угодно ли чего, ну я вчера и сказала…
Семен сдержал новый приступ хохота. Вот оказывается, как начинаются революции.
– Заправленный гоночный шлюп ты ему случайно не заказала? Ладно, ладно, шучу… Что с охраной? Надеюсь без трупов?
– Исключительно под давлением… – пролепетал док, – Три кубика ультрахлоралгидрата в кофейник… Они же кофе так и хлещут…
– А нижний этаж не хлещет? – уточнил Семен.
– На нижнем этаже другой кофейник, – сообщила Жустин. – Груббер прилетел очень возбужденный, и я решила, что пора начинать… Семен! – она вдруг шмыгнула носом, нашарила в пространстве его рукав. – Слишком рано? Я все испортила?..
– Ты… – Семену вдруг стало весело. Не нервная истерика – по-настоящему весело и легко. Еще минуту назад он собирался сделать то же самое, спонтанно совсем без всякой подготовки. Жустин еще молодец…
– Ты все правильно сделала, Жус. Кто сказал, что давить на курок это моя забота? А теперь слушай мою команду, бойцы! Док – вторую каталку, быстро! С ажайте в нее Груббера. Жус, ты везешь лера, у меня руки будут заняты. Падрэ сидите смирно и стараетесь не загнуться. Задача ясна? Выдвигайтесь к лифту занимайте круговую оборону и ждите моего сигнала.
Появиться внизу всей компанией, означало тут-же и закончить эту спонтанную, несуразную попытку к бегству. Стараясь не обращать внимания на камеры по углам, Семен ссыпался по лестнице. Три боеспособных агента на первом этаже – это серьезно. Особенно если они успели почуять всю эту возню наверху.
Скорость и напор, как на лерском тюремном транспорте. Только скорость и напор! А-ах, черт…
Шагнуть с предпоследней ступеньки у Семена не получилось. Изгиб лестницы, прихотливая колонна, намертво перекрывающая обзор – дьявол побери того архитектора! И черенок швабры, просунутый между периллами.
Надо ж, а ребята оказывается с юмором!..
Эту мысль, как ни странно, он успел додумать уже в полете. Карабин куда-то в сторону, коленки, локти, нос – очень больно, до синих искр в глазах. И две девяностокилограммовые туши на спину, заворачивают руки за плечи, запрокидывают за волосы голову.
– Наверху, – прохрипел он, еще пытаясь хотя бы сбить с толку, разделить охранников, – Быстрее! У лера лучемет… Груббер убит!..
– Молчи и лежи, – посоветовали ему, и тут же торопливые шаги вверх по лестнице. – Отбегался, Сикорский.
Угрозу они оценили совершенно правильно, наверх пошел только один, двое остались здесь внизу. Тогда Семен расслабился и прижался щекой к полу, слизывая с верхней губы кровь.
Да, Жус, все-таки мы поторопились…
В этот момент он услышал гул. Далекий, приглушенный, прямо сквозь пол.
На Луне это очень страшный звук. Здесь нет и не может быть никакой сейсмики, не носятся машины по близкой эстакаде, на шумят поезда по монорельсу, не трясет грунт метро, не рвут воздух межконтинентальные стратосферники. В окрестностях космопорта такой звук в реголите был бы еще уместен, но здесь, за четыреста километров от Сортировочной…
Через мгновение к гулу прибавилась вибрация, и тогда Семену стало по-настоящему страшно.
– Шлюз, – заорал он, – Держите шлюз, идиоты! Я не встану, честное слово!..
Его не послушали. Да и не было времени у них сообразить, слишком заняты гибкой стяжкой на руках Семена. С выбором агентов Груббер все-таки перестарался, нужно было взять хотя бы одного не только с мышцами, но и с мозгами.
Тяжелый армейский транспортер – гусеничное шасси, класс бронирования пять, боевой отсек для трех пехотных отделений – затормозил у самых дверей. С полного хода, с юзом и волной реголитовой пыли, отлично видимый сквозь полупрозрачные стены холла. Распахнул люки и почти мгновенно выплюнул на грунт десяток человек в штурмовой броне планетарного десанта.
– В ружье! – отчаянно выкрикнул Семен. – Защищайтесь, болваны!
Поздно. Поздно…
Вспоротая внешняя дверь порхнула куда-то в пространство, пятеро в броне забились в шлюз. Оставшиеся снаружи еще затягивали проем временным пластырем, а внутренние створки уже расходились по швам.
Короткий рывок утекающего воздуха наружу, волна ледяного холода внутрь… И огонь на поражение, сразу, без предупреждения, без приказа сдаться.
Первого агента смело со спины Семена, словно картечным залпом. Второй успел хватануть из кобуры свою игрушку. Кто-то из нападавших дернулся, припал на колено, остальные перенесли прицел…
А карабин, оказывается, улетел совсем не далеко, всего на пару шагов. Но не дотянуться. Уже, не дотянуться…
Двое штурмовиков метнулись к лестнице, один к лифту. Последний оставшийся поднес пахнувший порохом ствол к самому лицу.
– Семьен Сикоськи? – глухо донеслось из-под челюсти шлема.
– Сука… – искренне изумился Семен.
– Льежи симирьна, вся буде жить…
Сверху раздался одиночный выстрел, тут же перекрытый короткой очередью. И шум падения сразу двух тел.
– Почити вся, – поправился штурмовик. Отщелкнул какую-то штуковину с пояса, посоветовал: – Сдела зубы вместье.
Лежа на животе с вывернутыми руками довольно трудно парировать даже простой выпад. В затылок ударила молния…
Тяжелый армейский транспортер – отличное средство для наземной доставки десанта к объекту с избыточной противокорабельной обороной. Хорошая скорость, неплохая защищенность броней, плюс обязательные три танковых взвод для взлома наземной линии укреплений, эскадра орбитального подавления для зачистки пространства над маршрутом подхода…
Но использовать такого монстра в тайной операции, все равно, что пытаться грабить банк, верхом на слоне. Тем более в условиях безатмосферного спутника Земли.
– Кто бы ни спланировал ваш рейд – он идиот, – процедил Семен, не разлепляя век. – Так ему и передайте…
– Сикоськи, молча-молча, – сообщили ему, и где-то рядом, у самого уха, выразительно треснул электрошокер.
Семен лишь пожал плечами. Молчать, так молчать. Груббер не мог надеяться только на своих шестерок в доме. С орбиты пространство наверняка контролировал крейсер Содействия, укомплектованный десантным подразделением. Куда-то же передавались данные прослушки и демонстративно расставленных по всему особняку камер. Жустин, затевая свой безнадежный бунт, наверняка надеялась уйти тоннелями метро, и в этом был определенный резон. Семен, включаясь в игру, рассчитывал оседлать скоростной шаттл самого инспектора, в слаломе над поверхностью, по его мнению шансов, было больше. Но вот так, в ползущей по реголиту бронированной черепахе!..
Должно быть, без сознания он был совсем недолго, и крейсер как раз сейчас выходит на курс боевого десантирования.
Он мысленно сосчитал до шестидесяти. Ни чего. Потом до ста двадцати. До ста восьмидесяти… Около шестисот он услышал знакомый голос, и удивленно открыл глаза.
– 你不應該有任何一個殺 (*Вы не должны были ни кого убивать), – строго говорила Жустин, и штурмовик, подняв забрало шлема, внимательно слушал.
–它不涉及保護 (*Это не касалось охраны), – ответил он. – 你還活著，活著 Sikoski (*Ты жива, Сикорский жив).
– 母親不開心 (*Мать будет не довольна).
–母親如此有序 (*Мать так приказала)…
– Ни хрена себе, – Семен моргнул, – Тина, как это?
Она повернула к нему слепое лицо, и на этот раз ни кто из штурмовиков не посмел заткнуть ему рот.
– Очнулся? Не сильно они тебя?
– Они?.. – тупо переспросил тот, оглядывая боевое отделение транспортера.
Десять все тех же штурмовиков, причем двое – лежа в проходе между скамьями. Жустин, отец Киит, инспектор Филипп Груббер. Ну и он сам, разумеется. Что характерно – все кроме Жустин, даже едва живой лер, накрепко притянуты наручниками к фиксирующим перекладинам. Госпожа Бертье свободна и даже имеет наглость выговаривать что-то боевикам.
– Они – не сильно, – произнес Семен. – За тебя еще не знаю.
Она скривила губы в грустной усмешке.
– Прости, Сема, сами мы бы не справились. Даже ты…
– Инспектор все-таки дурак, – произнес Семен. – Пропустить такой контакт! Но ведь ты еле ноги таскала, Тина. Как ты за сутки смогла выйти на мадам По? Или все-таки не за сутки? Нет?
– Дави, на курок, Чистоплюй, – тихо произнесла она. – И не задумывайся, откуда приходят заказы. Профсоюз покрывает лишь половину рынка, при твоей избирательности мы жили бы впроголодь. Пришлось привлекать и других заказчиков.
– Ясно, – выдавил он. – Значит не только инспектор здесь в дураках… Кто еще поставлял тебе цели? Чужие?
Она не ответила, снова лишь грустно усмехнулась. И Семен предпочел не гадать, о чем она молчит.
Транспортер, несшийся по грунту плавно покачиваясь, вдруг резко сбавил ход. Нос его подпрыгнул, гусеницы грохотнули по короткому металлическому пандусу и со скрежетом остановились совсем. За кормой машины лязгнуло что-то большое и тяжелое – Семен мог поклясться: закрылась грузовая рампа. И тут же на тело навалилась перегрузка.
– Ох, черт… – выдохнула Жустин. – Опять…
Лер и до сих пор не пришедший в себя инспектор растеклись в перегрузочных фиксаторах. Штурмовики как будто и не заметили. Семен осклабился. «Трешка», не меньше. Но и не больше. Десантный бот, неторопливо стартующий с грунта, лакомая цель для капитана крейсера орбитального прикрытия. Значит, что? Правильно. Значит, крейсера нет. Уже нет. В том, что он был – Семен не сомневался.
Коммуна это конечно не Профсоюз, силовые акции не их конек. Но все-же китайцы вполне могли устранить боевой корабль такого тоннажа. Собрали бы полторы сотни бортов, устроили собачью свалку в своем стиле, и за несколько часов разобрали бы на заклепки. Фейерверк было бы видно с дневного полушария Земли, орбитальное пространство вокруг Луны на целые стуки покрылось бы горящими обломками и трупами китайских пилотов, Луна-ТВ изошла бы слюной на пропахшую пороховой гарью сенсацию, полиция и, главное, департамент СОС сорвались бы с цепи…
Мадам По с некоторой натяжкой можно было назвать авантюристкой. По некоторым ее делам с инопланетчиками – можно. Но самоубийцей ее назвать было нельзя.
Семен кивнул сам себе, в ответ на заданный минуту назад вопрос.
– Все-таки чужие. Что же ты так со мной, Жус?..
– Сегодня вы, кажется, переиграли сами себя, мадемуазель Бертье, – неожиданно произнес инспектор, по-прежнему сидя с закрытыми глазами. – Черт, голова раскалывается…
– Прошу вас, Филипп, просто Жустин, – отозвалась та.
– Хорошо, – согласился Груббер. – Скажи, Жустин, совесть по ночам мучать не будет? Ты хоть знаешь, какова участь тех, кто числится в вечном розыске комитета Надзора за Справедливостью?
– Я знаю, Филипп. Нет, не будет. Коммуна прикроет нас от чи-при, Матушка знает как вести дела с инопланетчиками.
– Об этом я и говорю. Мадам По отлично умеет на них наживаться. Подумай еще, Жустин, все-таки два года он был твоим партнером.
Через секунду до Семена дошло, что имел в виду Груббер.
– Тина… – простонал он. – Где же твои коготки, Тина. Это же элементарно!
– Сема, не дергайся, – она повернулась к нему. – Тебе ни чего не грозит, если не будешь полным глупцом, конечно. Ответишь на несколько вопросов, и свободен как ветер. Матушка любой информацией сумеет распорядиться в нашу пользу, а меня за это время прооперируют. У нас с тобой маленький бизнес на Луне, помнишь? Если захочешь, мы его расширим, лишь бы Скарлатина нашу долю не занял. Кстати, инспектор, если каперская грамота при вас, можете вручить, ваше задание мы все-таки выполнили.