Время муссонов

Ровно год назад. Токио

Иногда мысли, скрывающиеся под личиной знаний, представляют собой некий набор слов, состоящих из букв того алфавита, который изучается с детства. Они практически не несут в себе смысла, тем не менее заставляют собеседника напрягать мышцы лица, чтобы всем своим видом показать значение глубоких рассуждений, высказанных собеседником.

Особенно если он – босс. Особенно, если именно он подписывает тебе чек. Кормление с руки позволяет ему думать, что от него зависит твоё личное благосостояние, что не будь его, ты бы просто повесился от скуки. Что он и только он – основной столб твоей опоры в этой жизни. Твой фундамент.

Но на самом деле он взводит перед тобой золотые ворота капкана, наслаждаясь моментом. Он аплодирует себе от непередаваемого чувства собственного могущества перед низшим существом, которое если и способно понять его слова, то лишь те, которые он лично разжуёт и вложит в рот тому, кто не видит ловушки.

Совсем иначе происходит при встрече равных по возможностям людей. Когда не надо юлить, ведь собеседник воспримет это как неуважение, не надо скрывать своих целей, чтобы, не дай бог, собеседник не принял тебя за болтуна, а краткость мысли лишь приветствуется и не воспринимается как объявление войны.

На такое поведение способны артисты высшей квалификации и опытные дипломаты, в том числе и разведчики–нелегалы, всю жизнь играющие чужие жизни. Иногда – политики, желающие понравиться избирателям. Ибо мы все – марионетки в этой жизни, полной романтики и экспрессионизма, жестокости и безумия. Но даже когда кажется, что за шахматной доской сидят равные по силе соперники, ничья, как итог встречи, маловероятна. Потому что равных по силе противников не бывает.

В те мгновения, когда невысокий человек с властным лицом и жестокими глазами вошёл в помещение, полное атрибутикой 16 века, у Томинари Оши непроизвольно сжались мышцы живота, словно желудок потребовал опорожнения. И его первая мысль, – это русский? – застряла в сознании настолько, что при попытке выковырять её он мог поранить душу. Но она предвещала начало нового этапа его жизненного цикла. И он решил плыть по течению, как плывёт то, к позыву которому только что потребовал его организм.

Тем временем гость остановился у стены. Молча осмотрел артефакты, каждый из них был частью истории Японии. Перед его глазами висели самурайские мечи тэнто, вакидзаси, катаны. Длинные и короткие, некогда принадлежавшие великим воинам. В позолоте и серебре. А также картины японских и китайских художников. Серые гравюры в стиле сюми-э, акварели Маноямы и Хокусая с вкраплениями красной краски, беспощадными мазками раскрывающие сущность творения. Исторические артефакты, ворованные из национальных музеев во время Мировой войны, нашли своё прибежище в этих стенах. А их отсутствие в списке паноптикунах свалено на оккупантов из Америки.

Если не знаешь этого места, ставшего штабом Томинари Оши, то может показаться, что попал в музей, а не в частную коллекцию, но гостю заранее сказали, куда он придёт. И что ему предстоит сделать. И зачем. И что произойдёт потом, если у него не получится. А если получится, насколько влиятельней он станет в своём кругу, и насколько богаче.

– Эти мечи завоевали мои предки, забрав их у поверженных самураев, – голос хозяина дома, вышедшего навстречу, напоминал звуки иерихонской трубы, а сам он – борца сумо. Огромный, даже по общечеловеческим меркам, он беззвучно приближался к застывшему у стены с холодным оружием гостю.

– Хорошая коллекция, Оши–сан.

– Вот этот, – хозяин указал пальцем на один из самых красивых мечей в красных ножнах, – принадлежал Джиуро Нобунаге, очень известному в Японии самураю из клана Нобунаги. Мой предок вскрыл ему живот и оставил подыхать у предгорий Фудзиямы в 1657 году.

Невысокого роста, не более 170 сантиметров, русский был одет в дорогой костюм из чуть блестящей на дневном свету ткани темно–синего цвета. Затянутый на горле красный галстук лишь оттенял цвет безупречно–белой рубашки.

– Вы знаете, кто я? – спросил он у приближающегося хозяина дома.

Сказал без повышенных тонов, правильно произнося окончания английских слов, желая сразу расставить на доске политической игры фигуры любимых им шахмат в правильном порядке. И одновременно – акценты будущей беседы. Хозяин подумал, что можно было вести речь и на японском, но услышав британский акцент английского языка, решил подыграть.

– Мне сказали. Думаю, лучше всего продолжить за столом? Вы не возражаете? – пытался перехватить инициативу Томинари Оши.

– Мне чай. С лимоном и без ваших добавок, которые я терпеть не могу. Просто чай в чашке, – не позволил ему этого сделать гость.

Комната площадью около ста квадратных метров напоминала музей оружия и одновременно крепость. С узкими окнами и дубовым полом, со стенами из бетона, способными выдержать очередь крупнокалиберного пулемёта, здание находилось в ста милях от Фудзиямы. Но если приглядеться, то с большой веранды в ясный день можно увидеть её вершину. В центре комнаты стоял традиционный, низкий столик с уже стоящими на нем пиалами и национальными японскими сладостями. Две подушки лежали рядом, на полу.

Они сели, и к ним мгновенно подошла девушка в кимоно цветов японского флага. Красного и белого. В руках она сжимала чайник с заваренным чёрным чаем. Гость обратил внимание на руки девушки. Тонкие в запястьях, в желтоватых пятнах. Но он ничего не сказал, словно и не видел её.

– Итак…, – вновь обратился к гостю хозяин, разместившись напротив него на одной из подушек.

Самое сложное для любых переговоров – дебют. Их начало, когда стороны пытаются развернуть армаду войск в наиболее выгодные позиции, чтобы занять ближайшие вершины, с которых лучше всего наносить удары. Начало переговоров – это как первый залп из орудий. Если сделан правильный расчёт, то масса из тринитротолуола и стали нанесёт противнику непоправимый ущерб, от которого он уже не восстановится.

Когда ему сказали, с кем он должен встретиться, ещё не старый кумитё с высшим юридическим образованием и манерами гангстера из сороковых годов прошлого века, посчитал это чей–то шуткой или провокацией врагов, которых имел несчётное количество как на островах, так и на континенте. Но подумав, решил все же принять участие в двусторонней беседе, на организацию которой ушло полгода. И все эти полгода он изучал сидевшего напротив столь пристально, что мог с уверенностью сказать, не только в каком году тот родился, но даже назвать состав его семьи. И хотя данные эти были немного устаревшими, они удовлетворили его полностью.

Именно поэтому он решил выждать артиллерийского удара собеседника, разумно предполагая, что тот обязательно сделает промах. Он был уверен, что именно информация является ключом к успеху. А та, которой его снабдили, имела ещё одно свойство – была правдоподобной.

Фантастическое сходство. В какой–то момент ему показалось, что его разыгрывают. Узкое лицо, резко очерченная линия губ, твёрдый подбородок, шея с заметной родинкой, тонкий нос и короткая стрижка, а также пронзительные глаза. Глаза, направленные на него, смотрели внимательно и в то же время почтительно, позволяя кумитё настроиться соответствующим образом. Ему сказали, что гость – бывший соратник Президента России, хотя слово «бывший» не совсем соответствовало собранной им по крупицам информации.

– Вы – Томинари Оши, один из кумитё клана Игати–гуми. Игати–гуми – крупнейшая азиатская криминальная структура, способная влиять даже на решения правительства Японии. Учились в Соединённых Штатах, в Техасе. По образованию – юрист. Кроме того, в бытность молодым человеком, увлекались дзюдо и кэмпо. Были даже чемпионом мира и олимпийских игр. Если я в чём–то ошибаюсь, можете меня поправить, – гость без всякого страха произнёс то, о чём в этих покоях было страшно даже подумать. Но о том, что Томинари Оши придётся выслушать нелестные слова, и не только о себе, его предупредили заранее. Поэтому он воспринял их должным образом. Без суеты.

В вязке слов русского чувствовался налёт театральности или бравады, но хозяин отнёс это к непривычной для гостя обстановке. А также к месту, где тот играет свою роль.

– Было бы удивительно, если такая известная личность, как вы, не знала к кому и зачем идёт, – философским спичем вклинился он в речь гостя. – Мне приятно думать, что и в России знают нас, как политически правильно ориентированную организацию, а его главу – как выдающегося человека.

«Главу?» – медленно повторил про себя гость, не показывая вида, и маску на лице не поменял, полностью контролируя свои эмоции. Он умел это делать, как никто другой. Он практически всю жизнь делал это. И сейчас, в его звёздный час он выполнит всё, что ему говорили раньше, ибо лучше него с этим никто не справится. Не ему ли это знать?

Тем временем и хозяин размышлял, стараясь не попасть в заранее подготовленные ловушки. Он делал это, всегда понимая, что сидящий напротив человек – мастер их ставить. Но им обоим была нужна эта встреча, потому что планы на будущее господина Оши распространялись и на эту шестую часть суши. Да, он согласился на контакт, потому что знал его необходимость. Понимал, что его присутствие на переговорах – лишь часть большого плана, в котором он занимает важное место. И каким бы лживым не был сидящий перед ним человек, он был просто обязан оказывать ему своё уважение, даже если тот того и не заслуживает. Иначе истина, которую он сейчас монтирует своими руками, будет воспринята не так, как ему хотелось бы.

Выискивая в своём прошлом узлы, дёрнув за которые можно было бы кардинальным образом изгадить всю свою нынешнюю, тщательно выстроенную жизнь, он практически ничего не нашёл. Но он знал своё место в этом театре абсурда, поэтому делал всё возможное, чтобы спектакль не провалился.

– Я хочу предложить проект, по которому северные территории вернутся под опеку Токио. На определённых, как вы понимаете, условиях. Надеюсь, вы знаете, что такое «северные территории»? – криво усмехнулся гость.

Беседа велась на международном английском, в котором, и это чувствовалось в каждой фразе, оба собеседника плавали, как рыба в воде. Но если в речи гостя из России прослеживался Кембриджский акцент традиционного английского, то у Томинари Оши скорее американский, с техасскими оборотами, делая его высказывания менее изящными. И от того более понятными для обоих.

– Северные территории…, – кумитё внимательно посмотрел на сидящего напротив человека, и от этого взгляда девять человек из десяти обоссались бы от страха. Но гость был мужчиной тёртым. Не старше шестидесяти пяти, хотя на вид ему было чуть за пятьдесят. С покатыми плечами и сильными руками он напоминал боксёра–легковеса. Выдержав взгляд, он продолжил, не замечая свинцовых зрачков, излучающих одновременно и любопытство, и озабоченность.

Якудзе нужно было поддержать тон и манеру беседы. Таковы правила игры. А если Томинари Оши играет, то все вокруг, как правило, аплодируют.

– Тогда вы оказались не в том месте и не в то время. Меня северные территории не интересуют. Это удел политиков. Я – скорее практик, – осадил он, выдержав паузу после наскока русского. То, что северные соседи всего добиваются именно кавалерийскими наскоками, он уяснил перед встречей, потратив время на штудирование их методов войны.

Кумитё чуть развёл плечи, снимая непривычно охватившую его скованность. Нет, гость был тут ни при чём. Просто вчера он провёл в тренажёрном зале лишние полчаса и теперь сожалел о том.

Собеседника гангстера долго готовили к этой встрече, поэтому удивить его не могла даже неприкрытая лесть или грубость. В процессе подготовки к этому разговору ему рассказали о возможных слабостях кумитё, на которые надавить можно, но не желательно. Хотя он и сам знал, когда это можно сделать безнаказанно. Этому его учили в юности на подмостках человеческих жизней. Когда он играл столь отвратительных созданий, что порой мысль о тех днях выворачивала его сознание.

– Именно поэтому я здесь. Надеюсь, вы помните Олимпийские игры в Москве в 1980 году? – это был вызов. И весомость сказанных слов, достигших ушей кумитё, собеседник осознавал в полной мере, как взглянул в его глаза. Ему на беседу выделили не более двадцати минут. Если задержится – будет трудно обосновать своё отсутствие в посольстве протоколом. Он это понимал. Поэтому решил вонзить шпоры в бока переговоров.

Красное лицо Томинари Оши чуть побледнело. Он поднял голову, выискивая кого–либо ещё в комнате, и заметив охранника, крикнул ему: «Выйди».

– И что вы хотите мне рассказать об олимпийских играх в Москве? – продолжил он после того, как услышал звук закрывающейся за охранником двери. – Почти сорок лет прошло.

– Хочу рассказать вам одну занимательную историю. Как вы помните, бойкот (надеюсь, вы понимаете значение этого слова?) не позволил сильнейшим спортсменам мира приехать в Москву за медалями. Как вы помните, из–за нашего вторжения в Афганистан. Но мы пригласили многих авторитетных деятелей коммунистических организаций со всего мира, в том числе и из Японии. Вашу делегацию представлял товарищ Сато.

В её составе был и молодой, подающий надежды мастер дзюдо Широ Танака, к тому времени ставший чемпионом Азиатских игр в Джибути. Он был единственным в делегации, кто выступал на играх вопреки решению спортивного комитета Японии и стал в Москве чемпионом Олимпийских игр 1980 года.

А товарищ Сато, на момент приезда в Москву достигший пятидесятилетнего рубежа, понимал задачи спортсменов по–своему и считал, что те просто обязаны ему во всем. То, что товарищ Сато любил мальчиков, практически никто не знал, ну кроме тех, кому об этом знать нужно было по службе. И после чемпионского боя товарищ Сато пригласил к себе товарища Широ Танаку отметить золотую медаль.

Русский положил на стол несколько старых фотографий и копию уголовного дела 80‑х годов, которые хозяин, безусловно, узнал, но вида не подал и даже не взглянул в их сторону, хотя лежали они прямо перед его глазами.

– Я слышал эту историю, и смею заметить, что Широ Танака стал коммунистом не по зову души, а по причине принадлежности к древнему клану…

– …Игати–гуми, в которой отец Широ, его дед, прадед… все, кого он знал, были членами этого сообщества. И сейчас он сам…

– Является одним из кумитё этого клана.

– Верно, господин Оши… или товарищ Танака?

– Меня так не звали больше тридцати лет. Я предпочитаю имя Томинари Оши. И, как я понял, вы, зная мою историю, решили пригнуть меня для решения неких ваших вопросов, которые мне могут не понравиться по определению, – стал он закипать, но тут же приказал себе остыть.

– Конечно, нет, уважаемый Томинари Оши, – русский даже не напрягся, расслышав нотки раздражения, в которых слышался нарастающий гнев, за которым могла последовать жестокая расправа. Но гость был готов и к такому течению беседы. – Я пытаюсь сделать что–то для себя и для Японии. А когда я говорю о Японии, я имею в виду – вас, мой друг.

Если бы в комнате летали мухи, их жужжание заглушило бы все остальные звуки.

– Тогда поподробней и без экскурсов в прошлое. Мы его любим и почитаем. Но нам не нравится, когда нам напоминают нашу же историю.

Русский сделал большой глоток горячего чаю, и по его лицу было видно, какое наслаждение вызывает в нем этот процесс. Затем поднял глаза на собеседника, коснувшись своим взглядом его глаз. Очень нежно, почти невесомо.

Он положил перед Томинари Оши фотографию,

– Скоро наступит время его визита в Японию. Визит случится в течение ближайшего года. Затем будут выборы, и я выиграю эту политическую войну. И первый мой указ будет о северных территориях. Они будут ваши. Говоря «ваши», я не имею в виду Японию. Он мне может мешать. И его, – гость постучал пальцем по фотографии, – следует остановить.

Слово «убить» в зале не прозвучало, но оба поняли, о чём идёт речь. Взорвавшаяся в помещении граната нанесла бы меньший урон сознанию Томинари Оши, чем слова, произнесены гостем из России. Потрясённый от внятно–слышимого цинизма хозяин, чуть подумав, вкрадчиво проговорил, стараясь делать вид, что второй части фразы не слышал:

– И кто это сделает?

Воздух наполнился веществами особого рода, которые возникают из ниоткуда, давая собеседникам возможность вдыхать их живительную силу, позволяя на ментальном уровне понимать всё, что недосказано или то, о чём хотел бы, но не смог спросить собеседник.

– Думаю, вашего таланта будет достаточно для того, чтобы наши страны стали друзьями по–настоящему.

Кумитё внимательно посмотрел на человека напротив. Затем опустил голову в поиске нужных слов, которые, как всегда в такие моменты, попрятались по темным углам. Снова поднял взгляд, тараня им, как в своё время лётчики–камикадзе – американские авианосцы, глаза собеседника, и выдавил из себя с трудом подобранные слова:

– Моего таланта?

Если страх и имел некую визуальную форму, то сейчас он превратился в Томинари Оши, которому неожиданно захотелось помочиться, когда его взгляд уткнулся в непробиваемые, бетонные заграждения, видимые в глазах собеседника. И хотя это был спектакль, но с течением беседы он всё меньше и меньше его напоминал. И вырвавшаяся из его сознания фраза на короткое мгновение лишила его баланса.

– Это провокация?

– Нет, друг мой. Это не провокация, – чистосердечно признался русский, догадавшись о мыслях Томинари Оши, которые светились в его взгляде, как маяки черной ночью, – Это – твой шанс стать одним из выдающихся людей Японии. Вписать своё имя в её анналы. Стать великим. Как, – русский быстро поискал в памяти сравнение и наконец нашёл, – Ода Нобунага.

Этот русский не совсем то, что он рассчитывал встретить. Ну и ладно…

– Его убил мой предок, – резко вышел из клинча Томинари Оши, вновь обретя равновесие, применив свой любимый приём.

Тишина бывает разной. Оглушительной. Непредсказуемой. Опасной. Так вот, в эту минуту тишина стала одновременно и оглушительной, и непредсказуемой, и опасной. Томинари Оши нельзя было ни напугать, ни удивить. Только ошарашить. Это собеседнику удалось. И тот это понял, заметив капельки пота, сползающие с виска хозяина к подбородку. И поблагодарил в душе тех, кто готовил его к этой беседе.

Время. Оно несётся, как литерный поезд, или ползёт, как черепаха. Сейчас в помещении оно просто замерло. Как истуканы острова Пасхи.

Если и был готов кумитё к серьёзному разговору на политические темы, то только не к такому. Вихрь мыслей, как стая ворон, где каждая пыталась заклевать другую, обрушился на него Ниагарским водопадом, и с трудом выдерживая их давление, он все же нашёл в себе силы произнести:

– Мой талант? А кто прикроет мой зад, если моего таланта окажется недостаточно?

Собеседник, казалось, наслаждался моментом. Именно о такой реакции его и предупреждали. Да, Станиславский был определённо прав. Страха нет у тех, у кого нет мозгов. А может это сказал не Станиславский, а Зигмунд Фрейд?

– И где гарантии, если вдруг я соглашусь? – неожиданно хриплым голосом поинтересовался якудза, – Гарантии того, что все это – реальность, а не фантазии больного воображения.

– Вот это, – гость вынул из кармана флешку и бросил её собеседнику, которую тот ловко поймал. – Фотографии, правда, старые, как и имена,, твоих врагов. Сейчас они в Токио. Найти их не составит особого труда. PSIA (контрразведка Японии) сообщать не обязательно. Постарайся своими силами. Если кто узнает, что тебе это передал я – мне не жить. Это разведывательная группа из России, которая будет работать в Токио, чтобы сорвать наши с тобой планы.

Пожалуй, лишь однажды Томинари Оши испытал сильнейшее потрясение от происшедшего с ним в его жизни. Тогда в Москве, где он сдавил шею Первому секретарю Японской коммунистической партии за попытку домогательства. Сейчас он испытывал такие же чувства вторично. Но шею пытаются свернуть ему.

– И ты уверен, – кумитё перестал считать необходимым называть русского уважительно, и тот это уловил, – что мне легко зацепить твоих агентов без всяких последствий для себя? Кроме того, вы первыми станете выяснять, как это произошло, и я окажусь в перекрестии прицела целого государства, чего мне не хочется по определению.

Якудза задумался, прикидывая все «за» и «против».

– Да и непросто это сделать, – добавил он.

– Непросто. Нужно приложить усилия, – веско вставил штрих собеседник, театрально взмахнув рукой. – Надо очень постараться. А нам известна твоя сила. Иначе смысла бы в этой встрече не было. Мы долго думали, с кем лучше всего связать наши планы на будущее. И выбрали тебя, мой друг. А, это что–то да значит.

Томинари Оши вновь задумался, прикидывая варианты, возможности и реальность, с которыми ему придётся столкнуться. Затем продолжил, сменив тему разговора.

– Серьёзное предложение должно быть подкреплено серьёзными деньгами. – При любом раскладе хозяин не мог проиграть, но сейчас ему предлагали сыграть в партию с противником, к которому он не был готов. И это пугало Томинари Оши так, что ему неожиданно снова захотелось помочиться. – Я сейчас вернусь, – он встал из–за стола и уверенной походкой хозяина вышел из помещения, чувствуя спиной колючий взгляд гостя, прожигающий его кожу до самого позвоночника.

Вернувшись спустя пять минут, он сел на прежнее место.

– Концессия на разработку золотого месторождения на Кунашире сроком на 25 лет. Плюс четыре острова, – словно хозяин и не выходил, продолжил собеседник, бросив на стол ещё несколько листков бумаги, которые он за мгновение до этого вынул из внутреннего кармана пиджака. – Это геологические данные месторождения. Запасы фантастические. А сумма…. Это все потянет на несколько миллиардов долларов. Кроме того – нефть, которая нужна твоей стране. Много нефти. Ты знаешь, у кого больше месторождений, тот правит миром.

– Вы серьёзно? – снова перейдя на уважительный тон произнёс кумитё, быстро прикидывая количество нулей после единицы. Ибо одного его быстрого взгляда на лежащие на столе бумаги было достаточно, чтобы понять их подлинность. Диплом юриста позволял ему проводить визуальную оценку любых активов дистанционно.

– Нынешние власти не способны решить проблему северных территорий, как и проблему развития страны, и переход её на новый, демократический уровень неизбежен. Лишь новые власти будут готовы решить все спорные вопросы, возникшие между нашими странами в последнее время, и эти спорные вопросы напрямую касаются северных территорий, – словно на митинге произнёс собеседник. – Ваших северных территорий.

– Вы сейчас представляете эти новые власти? – снова перебил гостя кумитё, понизив голос до шёпота.

Каким–то особым чутьём он уловил, как за стеной замер оператор, снимающий эту сцену на мини–видеокамеру, не видимую собеседнику.

– Нет. Я и есть эта новая власть, – услышал он в ответ.

Томинари Оши ещё раз, третий или четвёртый за все время переговоров, взглянул в глаза собеседника. Они превратились из тёмно–синих в стальные, цвета лезвия катаны, и он почувствовал холодок страха, скользнувшего по спине. Он понимал всю свою ответственность в данной партии, хотя и пытался её представить как малозначительную, но на самом деле всё представлялось не так. Именно сейчас решалась не только его судьба, но и, возможно, судьба его страны, на которую ему, если честно, было наплевать. И ещё он понимал, что должен дать тот самый ответ, который подбросит его на такую недосягаемую высоту, что Гималаи покажутся обыкновенной возвышенностью.

– А с этими что делать, когда найду? – он показал флешку, держа её толстыми пальцами. От ответа собеседника зависело, насколько всё может быть серьёзно. И если бы ответ не удовлетворил Томинари Оши, то о беседе можно было забыть, но реакция, а главное слова собеседника, не позволила ему это сделать.

– Убей всех.

Последовавшая затем тишина стала зловещей.

– Так, как делали твои предки, – и глаза собеседника, за которыми Томинари Оши внимательно следил, скользнули по самурайским мечам, висящими на стенах его зала.

Спустя час после расставания, Томинари Оши вышел на широкую веранду, с которой открывался изумительный вид на горы и стоящий неподалёку пятизвёздочный отель, и набрал номер на мобильном. Только после седьмого гудка ответили.

– Всё сделано, как и просили… Да, сейчас сброшу копию… Нет, всё прошло как по маслу… Да… Теперь ваша очередь меня удивить, – затем он выслушал ответ. Немного подумал, прикидывая возможное течение мыслей так, и эдак, затем спросил, – но вы ведь сами могли все это мне сказать?

Но, не услышав ответа, а лишь зуммер отключившегося абонента, он сделал глубокий вдох через нос и медленный выдох через рот, ощущая, как живительная сила наполнила его особым ощущением триумфа.