Ермак. Война: Война. Интервенция. Революция

Глава 13. Порт-Артур

Я смотрел на карту и понимал радость генерала. Объем работы был выполнен колоссальный. Из Артура действительно сделали и порт, и крепость, и базу для Тихоокеанского флота, который теперь мог постоянно держать под ударами Корейский и Печилийский заливы – важнейшие операционные линии японских армий в случае их переброски в Маньчжурию.

Пока Стессель знакомил меня с обстановкой, я поражался тому, как много можно сделать за короткий срок с минимальной механизацией труда. За два с небольшим года, а точнее за последние полтора года, расширен и углублен внутренний рейд. Теперь большие корабли могли выходить и возвращаться в гавань в любое время, а не только во время прилива и при помощи буксиров.

Много сделано по устройству адмиралтейства. Почти достроен сухой док, восстановлен и расширен судоремонтный завод, построен эллинг для сборки миноносцев и торпедных катеров, сооружен мол для внешнего рейда, облагорожена портовая территория.

По всему этому Анатолий Михайлович прошел вскользь и, наконец, приступил к описанию сухопутной обороны крепости. По его словам получалось, что, несмотря на возражения Куропаткина, государь настоял на возвращении к строительству генерала Кононовича-Горбатского, так как полковник Величко, чей проект утвердили, «отличается патологической склонностью к сокращению линии фортификационных обводов крепостей в ущерб их обороноспособности, проектируя строительство фортов в более низких местах ввиду господствующих высот, которые оставляет не занятыми к большой радости неприятеля».

«Интересно, а кого Стессель цитирует? Не мои ли слова, сказанные императору», – подумал я, слушая генерала, который с удовольствием иронизировал по поводу Величко.

В отличие от полковника, генерал Кононович-Горбатский понимал, что ввиду отдаленности Порт-Артура сообщение с Россией морским путем может быть прервано в первые же дни войны, а помощь с суши может быть оказана лишь четыре-шесть месяцев спустя.

Поэтому комиссия под его председательством указала на необходимость иметь крепость с солидным крепостным сооружением и с сильным гарнизоном, который мог бы выдержать продолжительную осаду превосходящих сил противника.

Проект генерала предусматривал постройку и вооружение двадцати пяти морских батарей и оборонительных сооружений сухопутного фронта, линия которого должна была проходить по высотам Сяогушань, Дагушань, Угловая, Высокая и Соляная.

Выгодные условия местности на дальних подступах, где имелся ряд естественных позиций, при устройстве на которых даже полевых сооружений и установке необходимого количества артиллерии можно было нанести противнику значительные потери и облегчить оборону крепости.

Также этот проект предусматривал, что при защите Порт-Артура с суши главное внимание должно быть обращено на бухту Талиенван^[9], порт Дальний и Цзиньчжоуский перешеек. Создав там прочную оборону, можно было бы отказаться от сооружений обширной сухопутной крепости в Порт-Артуре и ограничиться постройкой лишь ряда долговременных сооружений на командных высотах.

Для вооружения укреплений и батарей приморского и сухопутного фронтов предполагалось доставить почти шестьсот пушек и пятьдесят мортир, обслуживание которых должно было производиться батальонами крепостной артиллерии. Гарнизон крепости должен был состоять из двадцати пехотных батальонов.

Указка генерала мелькала по карте, и Стессель со знанием дела рассказывал о состоянии морских батарей, которых успели возвести двадцать одну из двадцати пяти, оседлав на дальних подступах основные высоты. Потом Анатолий Михайлович перешел на сухопутные оборонительные сооружения и рассказал о некотором казусе, произошедшем во время их строительства.

– Представляете, Тимофей Васильевич, постановлением Аргкома было предписано использовать трофейные китайские пушки для обороны Ляодунского полуострова, а именно для вооружения «позиции-заставы» на перешейке Цзинь-Чжоу и у города Дальнего. Всего пятьдесят девять орудий из военной добычи производства Круппа, из них шесть двенадцатидюймовок, пять десятидюймовок и восемь шестидюймовок, остальные пехотные восьмидесятисемимиллиметровки. Все со снарядами, не меньше, чем по сто пятьдесят выстрелов на ствол, – Стессель весело усмехнулся. – Так вот, бюрократы из ГАУ не захотели заниматься этими китайскими орудиями и начали волокиту по принятию трофейного оружия на вооружение крепости.

– И каким образом? – заинтересованно спросил я, хотя эту историю знал великолепно и даже принял в тех событиях непосредственное участие.

– Мне пришло указание, что надо по одному китайскому орудию каждой калибра доставить на Главный артиллерийский полигон под Петербург, испытать там, составить технические описания, таблицы стрельбы и всякое такое и только после этого ставить на укрепления. Вы представляете?

– Да… Представляю, в какую сумму обошлась бы доставка четырех орудий из Порт-Артура в Петербург на Охту! А сколько бы времени они испытывали?

– Семь орудий, Тимофей Васильевич. Там в крупном калибре разной конструкции пушки были. А ведь куда проще и дешевле было откомандировать специалистов ГАП в Порт-Артур и на месте провести испытания орудий. Или запросить фирму Круппа, где ни одно орудие не уходит с завода без тщательных испытаний и описания.

– И чем все закончилось, ваше превосходительство?

– Да Роман Исидорович с моего разрешения как начальник сухопутной обороны взял и написал письмо о сложившейся ситуации на имя генерал-фельдцейхмейстера великого князя Михаила Николаевича. Мы даже не ожидали такой реакции на него. Шесть охтинских героев-бюрократов с понижением в звании теперь оборудуют огневые позиции на перешейке, – Стессель, как кот, объевшийся сметаны, довольно улыбнулся, разглаживая усы. – Да, что-то изменилось в нашем Отечестве, Тимофей Васильевич! И, слава богу, в лучшую сторону. Господи, дай государю императору сил и дальше так же править!

– Согласен с вами, ваше превосходительство, – поддакнул я, вспоминая, в каком праведном гневе был великий князь Сергей Михайлович, который, можно сказать, с подачи императора неофициально исполнял обязанности своего отца на посту генерал-фельдцейхмейстера.

Так уж случилось, что я был с докладом у Николая, когда к нему ворвался братец Сергей, начал поносить зажравшихся бюрократов ГАУ и требовать жестких мер к ним, вплоть до уголовного преследования по статье «Саботаж». И как пример привел весь этот маразм, связанный с трофейными пушками.

Я тогда слушал перлы в исполнении великого князя, а про себя думал о том, что умный Сережа красиво обкладывает своего главного конкурента на пост генерал-фельдцейхмейстера – генерал-лейтенанта Михаила Егоровича Альтфатера, который с июля одна тысяча восемьсот девяносто девятого года занимает должность товарища генерал-фельдцейхмейстера и отвечает за работу ГАУ.

Надо сказать, Сергей Михайлович, бросая очередной кирпич в огород Альтфатера, уже докладывал государю о задержке снабжения частей скорострельными орудиями, о практически полном отсутствии горных пушек. Упоминал о несовершенстве трубок, воспламеняющих разрывной заряд в снаряде, что не позволяло стрелять через головы пехоты без серьезного риска поражения своих. К этому надо еще прибавить, что такие важные издания, как «Краткое наставление для службы при трехдюймовой скорострельной пушке», «Краткое наставление для обращения с трехлинейным автоматическим пулеметом системы Максима», описание этого пулемета, а также новые правила стрельбы для артиллерии с закрытых позиций, несмотря на все усилия великого князя, тогда еще не были напечатаны и не были разосланы по частям.

Этот ли случай стал последней каплей терпения у Николая, или Сергей Михайлович удачно так под общее настроение государя зашел, но в этот раз император назначил комиссию по расследованию сознательного неисполнения сотрудниками ГАУ своих определенных обязанностей или умышленно небрежного их исполнения со специальной целью ослабления царской власти и деятельности государственного аппарата. Эту комиссию, естественно, возглавил великий князь.

Так что шесть офицеров ГАУ, которые приехали служить в Порт-Артур с понижением в звании и должности, очень легко отделались. Если в Маньчжурии и в Порт-Артуре возникнут проблемы из-за вооружения, боюсь, не только генерал-лейтенант Альтфатер попрощается со своей должностью в самом хорошем случае. Специально не узнавал, но дело товарищу генерал-фельдцейхмейстера и верхушке ГАУ Сергей Михайлович «шил» будто бы с пролетарской, а не аристократической ненавистью.

Борьба за власть! Чего уж там. Братья Михайловичи, войдя в ближний круг императора, подминали под себя как катком те направления деятельности, которые курировать их поставил Николай. Сандро – флот, Сергей – артиллерию. Хорошо, что пока все их действия были направлены в нужное императору и Отечеству русло.

Я немного отвлекся на воспоминания, и часть монолога Стесселя прошла мимо меня. Как понял, Анатолий Михайлович заканчивал краткий экскурс по сухопутной обороне.

– Таким образом, Тимофей Васильевич, на начало войны готовность к боевым действиям оборонительных сооружений крепости составляет почти восемьдесят пять процентов по морским батареям и около семидесяти по полевым сооружениям. Слишком большой объем строительства был. По проекту на такой объем выполненных работ мы только через восемь месяцев выйти должны были. Спасибо генералу Кондратенко, если бы не он и его неуемная энергия, таких бы результатов и близко не было. Я императору еще месяц назад направил представление на Романа Исидоровича на Святого Владимира третьей степени. Пока что-то тишина. Но надеюсь, после доклада о нашем первом бое награда генералу Кондратенко будет, и не только ему, – Стессель постучал указкой по карте, а его усы как-то воинственно распушились. – Вот здесь вот их флагманская «Микаса» получила первое попадание с батареи Электрического утеса.

Я посмотрел на карту и подумал про себя, что адмирал Того напрасно так близко подошел к берегу.

– Если рассказывать по порядку, то пятнадцатого августа вечером наша эскадра под командованием вице-адмирала Скрыдлова вышла с внутреннего рейда и в ночь ушла к Чемульпо.

– Ваше превосходительство, а японцев и лиц, подозреваемых в шпионаже, к этому времени уже выслали из крепости? – не сдержался я и задал вопрос.

– Капитан Едрихин Алексей Ефимович – начальник контрразведки в Порт-Артуре. Вы о нем, я думаю, слышали. Он еще четырнадцатого начал аресты лиц, к которым можно было применить статьи уложения о наказании в условиях военного времени. Остальных на пароходах отправили до полудня пятнадцатого. Так что, когда эскадра уходила, чужие глаза если и были, то не смогли передать информацию об эскадре. Это подтвердили последующие события и показания плененного японского офицера с потопленного миноносца, – несколько раздраженно ответил Стессель.

– Извините за вопрос, ваше превосходительство, – произнес я, склонив голову.

– Хм-м-м… Продолжу. Как рассказал японский офицер, Соединенный флот вышел из Сасебо тринадцатого августа, за сутки до того, как были прерваны переговоры между государем и японским премьер-министром. В его авангарде шел отряд быстроходных крейсеров и миноносцы, вслед за ними – броненосные крейсера и броненосцы.

«Видимо, партия войны в Японии окончательно победила и поставила премьера Ито перед совершившимся фактом – началом боевых действий против России, и тому осталось только изобразить хорошую мину при плохой игре. Интересно, о чем они разговаривали с Ники четырнадцатого. Мы-то придумывали, как спровоцировать начало войны, целую операцию разработали, а тут раз – и все. Дело сделали за нас», – успел подумать я, продолжая слушать генерала.

– Четырнадцатого августа отряд адмирала Дэва, состоящий из семи крейсеров, восьми миноносцев и пяти транспортов с войсками, отделился и повернул в Чемульпо, остальные силы флота продолжали идти к берегам Квантуна, – Стессель говорил размеренно и спокойным голосом, будто читал лекцию. – К вечеру пятнадцатого августа эскадра адмирала Того встала на якорь у острова Роунд. Это в сорока с небольшим милях от Порт-Артура.

Тут Анатолий Михайлович прервался, задумчиво разгладил указательным пальцем усы и продолжил:

– Опять же, со слов японского офицера у острова эскадру ждал пароход под английским флагом, с которого на «Микасу» было переправлено несколько человек, предполагаю, с докладом о диспозиции нашей эскадры и состоянии дел на береговых батареях. В шесть вечера Того поднял сигнал миноносцам о выходе на операцию. Десять миноносцев пошли к Порт-Артуру, восемь – в Талиенван. Главные силы японцев взяли курс на крепость.

«И каким образом адмирал Того планировал атаковать миноносцами наши корабли на внутреннем рейде?! Он что, не знает о батареях на Электрическом утесе и Тигровом Хвосте?..» – подумал я, услышав о таком решении.

* * *

– Ваше высокоблагородие, ваше высокоблагородие, просыпайтесь! Японцы идут!

– Ермолаич, какие ночью японцы, мать твою?! Сколько времени?

– Два часа ночи, вашвысокородие. С наблюдательного пункта на горе Сяогушань позвонили. В море видны искры ориентировочно десяти кораблей. Вернее всего японских эскадренных миноносцев. Идут на пяти-шести узлах тремя дивизионами. До зоны поражения нашей батареи им минут десять-пятнадцать хода.

– Ермолаич, банник в твою десятидюймовую задницу и два раза провернуть, бегом объявляй тревогу, – взлетев с кровати и начав быстро одеваться, скомандовал командир береговой батареи № 15 Электрического утеса капитан Жуковский.

Буквально через минуту раздался звук трубы, поднимающий личный состав береговой батареи по тревоге. Когда через пять минут командир вышел на плац перед казармой, его встречал монолитный строй бойцов и офицеров. Получив от своего заместителя доклад, что батарея по тревоге построена, Жуковский вызвал к себе офицеров и довел до них обстановку. Поручив заму продублировать эту информацию на батареи номер девять и десять на Тигровом Хвосте, а также на восемнадцатую, располагающуюся на мысе Плоский, отдал приказ личному составу занять места по боевому расписанию.

Перед тем как пройти на командный пункт, Жуковский не выдержал и, подойдя к одной из десятидюймовок, ласково погладил ее. Это было новое 254-миллиметровое орудие образца 1895 года на улучшенных лафетах Дурляхера, с броневым навесом и поворотным цепным механизмом, который допускал круговой обстрел. Новый лафет увеличил угол вертикального наведения с пятнадцати градусов до тридцати, что позволило повысить дальность стрельбы из орудия до семнадцати верст.

Первоначальный угол вертикальной наводки от –5 до +15 градусов был определен не конструктивной необходимостью, а указанием генералов из ГАУ, дабы пресечь любые попытки стрельбы на большие дистанции. Во Всеподданейшем отчете по военному ведомству за 1895 год была изумительная фраза: «…так как стрелять из десятидюймовой пушки далее десяти верст не представляется надобности».

Жуковский усмехнулся про себя, наслушавшись всяких баек об офицерах и генералитете ГАУ и ГАП, он иногда думал, что чем выше звание, тем, мягко говоря, глупее становился чиновник в погонах. Это надо же додуматься, дальше десяти верст стрелять не потребуется. А у японских броненосцев по четыре двенадцатидюймовки на борту, и дальность стрельбы из них до тринадцати верст.

Если бы эскадра ушла, как сейчас, то чем бы мы ответили с десятью верстами?! Да ничем! Встали бы японцы в дрейф напротив крепости в одиннадцати верстах и давай кидать нам двадцатипудовые гостинцы по двенадцать штук в минуту. Точность пускай была бы не очень, но Порт-Артур большой, а япошки не особо бы и торопились. И здесь точно бы сработал закон больших чисел: чем больше бы прилетело в крепость снарядов, тем больше было бы критических попаданий.

Зато теперь на Электрическом утесе батарея из четырех десятидюймовок, бьющих на семнадцать верст, и две 57-миллиметровые пристрелочные скорострелки для ближнего боя. Дальномерные посты на горе Сяогушань и на Золотой горе, с прямой телефонной связью, и, самое главное, к стальным и чугунным бронебойным снарядам месяц назад прибавилось по полному боекомплекту на орудие фугасных снарядов с нормальными трубками. Так что миноносцам теперь придется туго, да и крейсерам с броненосцами достанется.

Кроме того, на батарее установили девяностосантиметровый прожектор, который добивает до шести верст. Такие же стоят еще на двух батареях на Тигровом Хвосте и на мысе Плоский.

Вообще, по штату для крепости Порт-Артур положено только десять десятидюймовок, но государь своей рукой исправил на шестнадцать. Говорят, Обуховский завод круглосуточно работал, чтобы выполнить этот заказ. Зато теперь в крепости имеется мощный кулак из четырех батарей главного калибра, перекрывающий приличный участок моря, через который можно подойти к Порт-Артуру.

Но вернемся к прожекторам, которые сегодня ночью станут большой подмогой. Каждому из них, а кроме батарейных есть еще на высоте Лаотешань, горе Золотой и рядом с маяком, определен сектор освещения плеса. В этом секторе прожекторист ведет луч с крайнего правого в крайнее левое положение, освещая близлежащее к себе водное пространство. Затем он придает конструкции небольшой угол возвышения и освещает, но уже слева направо, следующую водную полосу и так до предела действия прожектора. Если один из прожекторов освещает цель, ее начинают освещать и другие. Также прожектористы батарей № 9 и 15 ставят световую завесу перед входом в гавань Порт-Артура.

Эти мысли пронеслись в голове Жуковского, пока он дошел до командного пункта, где сразу склонился над таблицей и листками бумаги с расчетами для стрельбы по заданным квадратам. Зазвонил телефон, и, получив обновленные данные с дальномерного поста с Золотой горы, капитан, сверившись с таблицей, отдал приказ:

– Первое орудие, основное направление, правее 1-23. Дальность 10 825. Четвертое орудие, направление – левее восемнадцать. Дальность – меньше четыре деления. Уровень 29-05. Фугасными снарядами, огонь!

Посыльные выбежали наружу, чтобы продублировать приказ командирам орудий.

– Начнем, помолясь! Сухонин, передай на дальномеры, наблюдать стрельбу фугасом и немедленный доклад, – капитан Жуковский хищно улыбнулся.

* * *

– Батареи Тигрового Хвоста и Электрического утеса накрыли японские миноносцы еще на подходе к минным постановкам. Один потопили, два повредили так, что те потеряли ход. Их потом «Бесстрашный» с «Расторопным» добили. Остальные развернулись и ушли. Таким образом, первый дивизион японских истребителей под командованием капитана первого ранга Асаи потерял, со слов выловленного из воды лейтенанта Исиды, три корабля: «Оборо», «Сиракумо» и «Касуми». Эскадренные миноносцы японцев, которые должны были атаковать российские корабли в заливе Даляньвань, остались без целей, так как на рейде Дальнего стояли только два нейтральных судна, заполненных японскими беженцами с Квантуна, – Стессель хитро улыбнулся. – Представляете, Тимофей Васильевич, один из японцев, по-видимому, принял британский пароход за наш минный заградитель и атаковал его. Жаль – промахнулся.

– Действительно, жаль, ваше превосходительство, можно было бы шумиху в газетах поднять. Японцы топят суда нейтралов с японцами на борту.

– Кто наши газеты кроме нас самих читать будет. Вот если бы мы нейтралов с японцами потопили, то об этом бы писали все газеты мира.

– Боюсь, что вы правы, ваше превосходительство. Значит, ночная атака японских истребителей закончилась для них только потерей трех миноносцев? – задал я вопрос генералу, чтобы вернуть его к рассказу о нападении японцев на крепость.

– Может быть, и больше. С постов и батарей сообщали о повреждении пяти истребителей, но подтверждена гибель только трех эскадренных миноносцев противника. А утром к Порт-Артуру подошел японский флот.

Из дальнейшего рассказа Стесселя сложилась следующая картина атаки адмирала Того на крепость. Противник был обнаружен в девять часов семь минут. Японские корабли количеством в шестнадцать вымпелов шли полным ходом, давая шестнадцать узлов, в кильватерной колонне, имея в голове броненосцы. С дистанции около сорока кабельтовых броненосцы открыли огонь. Наши батареи с Тигрового Хвоста и Электрического утеса начали пристрелку раньше. Почти сразу пошли попадания.

Поняв тактическую невыгодность своего положения и, видимо, убедившись, что русской эскадры в Порт-Артуре нет, Того почти сразу начал менять курс, чтобы уйти в море. Но до того как ему это удалось, за двадцать минут успел нахвататься гостинцев.

По докладам с дальномерных постов у флагманского броненосца «Микаса», двумя крупнокалиберными снарядами была разрушена часть кормового мостика, срезана грот-мачта и сбит боевой флаг корабля. Последнее событие вызвало ликование в крепости.

У шедшего за флагманом броненосца «Фудзи» оказались простреленными труба и дымовой кожух, поврежден корпус. В броненосец «Хацусэ» также прилетело несколько снарядов. Досталось и другим кораблям, но больше всего не повезло «Наниве». Этот корабль войдет в историю как первый корабль, потопленный русской подводной лодкой.

* * *

– Михаил Николаевич, идут, но дальше, чем мы рассчитывали, – произнес мичман Дудоров.

Капитан первого ранга Беклемишев отодвинул своего помощника от перископа и приник к окуляру, рассматривая кильватерную колонну японских кораблей, которая, дымя тушимыми пожарами на борту, уходила от Порт-Артура.

Подводная лодка «Касатка» – улучшенная модель «Дельфина» – вместе со своей напарницей «Белухой» была на боевом дежурстве в заливе Лаотяншань на предполагаемом пути отхода японской эскадры.

Эти подводные лодки водоизмещением в сто двадцать тонн имели длину двадцать метров, а диаметр – четыре метра. Скорость надводного хода достигала десяти узлов, подводного – шесть узлов. Дальность плавания экономическим ходом была соответственно четыреста и шестьдесят миль. При этом мощности электромоторов и батарей хватало и для варки свежей пищи, вентиляции и освещения в течение четырех суток.

Также было отмечено, что возможность подводного плавания при скорости шесть узлов у этих лодок обеспечивается с точностью до одного фута, а скорость по поверхности в десять узлов держится уверенно. Рабочая глубина погружения – пятьдесят метров. Вооружение состояло из двух минных аппаратов Джевецкого калибра четыреста пятьдесят семь миллиметров. Боекомплект насчитывал четыре торпеды. Экипаж имел возможность самостоятельно перезарядить торпедные аппараты в надводном положении и на спокойной волне.

А также эти лодки были оборудованы гидрофонами, которые позволяли уверенно поддерживать связь между собой до одной мили. Нашелся на Балтийском судостроительном заводе инженер Роберт Густавович Ниренберг, мечтавший создать передающую станцию для беспроводного (гидрофонического) телеграфирования через воду. После того как его изыскания были проанализированы в Аналитическом центре, хватило нескольких подсказок, чтобы на подводных лодках появилась пара экспериментальных станций.

Оторвавшись от окуляра, Беклемишев быстро посмотрел на приборы, показывающие глубину и скорость хода лодки под водой, передвинул телеграф в машинное отделение на электромотор «Полный вперед», а рулевым – погружение на три сажени и на двадцать градусов вправо, скомандовал:

– Петр Васильевич, передайте на «Белуху» погрузиться на три сажени, поворот на двадцать градусов и полный вперед.

– Хотите перехватить броненосцы, Михаил Николаевич?

– Кого успеем, кого успеем. Секундочку.

Беклемишев склонился над листком бумаги и стал что-то быстро считать столбиком.

– Через десять минут стоп машина и всплытие на перископную глубину. Теперь пока все, – с этими словами командир подводной лодки и всего небольшого соединения взял стакан в серебряном подстаканнике и сделал глоток уже остывшего кофе. Приготовленный под водой на электрической кухне, он казался особенно вкусным даже холодным.

Не отрывая взгляда от глубомера и жироскопа, который пришлось пустить в ход взамен обыкновенного компаса, так как действие последнего при погружении лодки становится очень неправильным на том основании, что магнитная стрелка под водой теряет свои свойства, Беклемишев раздумывал о том, как его судьба изменилась за последние три года.

Кто же знал, что его участие в комиссии по разработке проекта первой российской подводной лодки приведет к тому, что он станет «русским капитаном Немо», а его друг Ваня Бубнов, плюнув на все, добьется, выйдя на императора, возможности стать командиром «Белухи», чтобы испытать их детище во время боевых действий. И это с должности начальника кораблестроительной чертежной Морского технического комитета. Но одно дело – чертежи, а другое дело – практика. Если останемся живы, то следующий проект подводной лодки будет просто великолепным.

Откинув крышку часов, Беклемишев перевел телеграф в машинное отделение на «Стоп машина», а рули – на всплытие. Теперь наступал самый ответственный момент – аккуратно вынырнуть под перископ. В противном случае появлялась возможность быть обнаруженным, а дальше хватит одного снаряда.

Многочисленные тренировки сделали свое дело. В перископе открылся вид на кильватерную колонну японских кораблей.

– Вот кто будет нашим призом, – тихо прошептал Беклемишев, рассматривая крейсер «Наниву».

Склонившись над листом бумаги, командир подлодки быстро произвел расчеты.

– Минные аппараты, товсь! Приготовиться к быстрому погружению! Начинаю отчет! Пять, четыре, три, два, один! Первый аппарат, пли! Второй, пли! Погружение на десять сажень! Полный ход, – с этими словами Беклемишев рванул телеграфы рулей, заставляя лодку нырнуть и начать поворот от кораблей противника.

– Михаил Николаевич, сколько минам идти? – поинтересовался Дудоров, не отрывая взгляда от секундной стрелки на своих часах.

– Секунд семьдесят. С шести-семи кабельтовых пуски сделали. Считай, пистолетная дистанция. Все! Тишина на корабле!

Подводная лодка затихла, слышна была только почти бесшумная работа электромотора. На семьдесят второй секунде раздался первый взрыв, а через пять секунд, второй.

«Это уже не наша мина. Иван Григорьевич тоже не промахнулся. Интересно, он по „Наниве“ или по кому-то другому стрелял? Хотя какая разница! С боевым крещением», – слушая крики «ура», подумал про себя Беклемишев, а его губы расплылись в довольной улыбке.