В СССР я повидал все

Приближалось лето – сезон стройотрядов. Я опять попросился в Дивногорск. Но мне отказали из-за отрицательной характеристики, данной мне в стройотряде годом ранее. Но я продолжал настойчиво просить, и в конце концов комиссар отряда сказал мне:

– Ты пошел один против всех в том стройотряде. Значит ты – сильный духом человек. Я беру тебя, не смотря на отрицательную характеристику.

Вначале надо было заработать сигареты для стройотряда. Мы пришли на сигаретную фабрику «Ява». Во всех ее цехах пол был чуть ли не до пояса засыпан табаком. Нам хватило одного дня напряженной работы, чтобы очистить все помещения от этого мусора. За это мы получили несколько больших ящиков с сигаретами для стройотряда и, в качестве премиальных, каждому из нас дали еще по два блока сигарет.

Так как я не курил, то начал раздавать сигареты своим курящим товарищам. Но под конец у меня все равно осталось две пачки, которые не кому было отдать. Я выкурил одну сигарету, потом другую. Когда ехал в автобусе, мне стало плохо от выкуренных сигарет, и я попросил водителя остановиться. Но со временем я втянулся в курение и стал заядлым курильщиком.

Затем опять был долгий перелет на самолете Ил-18 в Красноярск. На удивление я перенес его легко. В Дивногорске я отчаянно взялся за работу. Работал с полной отдачей, на износ – чтобы оправдать доверие, оказанное мне комиссаром. С одним молчаливым студентом в очках мы таскали неимоверно тяжелые носилки с раствором на пятый этаж – и все это в хорошем темпе. Дошло до того, что, простудившись после сплава по реке Мане и имея высокую температуру, я все равно работал. Перед глазами все плыло, но как Павка Корчагин, я не сдавался.

Местные рабочие, наблюдая нашу самоотверженную работу, подходили к нам и говорили:

– Ребята, никто здесь так не надрывается, как вы. Вы угробите себя.

Но мы не унимались.

На торжественном собрании отряда я был награжден медалью с надписью: «Красноярская ГЭС 6000000 1973» и памятной книгой «Енисей» с дарственной надписью: «Бойцу ССО МАИ т. Окуневу И.В. за работу на объектах г. Дивногорска от коллектива «Гражданстроя», август 1973 год». Эти реликвии до сих пор хранятся у меня.

О двух идиотах, которые бегом затаскивали носилки с раствором на пятый этаж, очевидно, сообщили краевому руководству. И нас стали каждый день возить в Красноярск, где строилось девятиэтажное здание Районных Энергетических Сетей (РЭС). Там нам предложили делать то же самое, что в и Дивногорске – только на четыре этажа выше. Мы с радостью взялись за эту работу, и, провожаемые восхищенными взглядами местных рабочих, быстро таскали носилки с раствором на девятый этаж. Для облегчения мы при этом выкрикивали крепкие русские слова.

Это продолжалось дней пять. Но потом, приезжая в Красноярск, мы с удивлением стали замечать, что работать нас уже никто не просит. Сначала мы, следуя принципу: «Нам хлеба не надо – работу давай!», возмущались. Но потом поняли, что это глупо. Мы перестали возмущаться и, по-русски говоря, до конца стройотряда там ничего не делали.

Мы часто сидели на крыше того дома и наслаждаясь видами Красноярска. Этого нам показалось недостаточно. Тогда мы стали экономить деньги, которые нам выдавали на обед – а каждый день на это нам выдавали по рублю. На сэкономленные деньги мы по старой студенческой традиции пили пиво.

Тот студенческий отряд запомнился походами в тайгу, чего не было в 1972 году. Во время одного из таких походов нас на теплоходе по морю, образованному Красноярской ГЭС, отвезли далеко в тайгу и высадили на берег. Первую ночь в тайге мы провели довольно комфортно: лежа вокруг большого костра, укрывшись теплыми одеялами и приняв небольшую дозу спиртного. Некоторые из нас не подозревали, что следующую ночь им придется провести совсем в других условиях: полураздетыми, мокрыми, голодными и замерзающими от характерного для тайги ночного холода на застрявших в воде посередине огромной реки бревнах.

Утром нас подняли, накормили и каждому положили в рюкзак предметы, необходимые для вязки плотов. Мне достался стальной трос, которым я потом растер себе спину до крови. Мы долго шли по тайге, то поднимаясь на сопки, то спускаясь с них, и наконец вышли к реке Мане. Это – огромная река с мощным течением. По ней сплавляли лес, спиленный в тайге.

Все участники похода стали вылавливать плывущие в воде бревна и вязать из них плоты. Вода была ледяная. Поэтому после каждого захода в нее мы выпивали немного водки. Затем, погрузившись на плоты, мы тронулись в довольно долгий путь к тому месту, где эта река впадает в Енисей.

Экипаж нашего плота состоял из студентов и одного преподавателя. Очевидно в следствие некоторого опьянения, мы вместо двух весел сделали только одно. Поэтому на протяжении всего дня мы то и дело наскакивали на заторы, образованные бревнами. С огромным трудом мы снимались с этих заторов, теряя при этом одежду, еду и время. В конце концов наш плот безнадежно отстал от основной группы.

В то время у меня еще была водобоязнь, появившаяся из-за атрофии мышц рук после их перелома. Я сидел на плоту и дрожал от страха при виде бушующих со всех сторон водных потоков. Конечно, природа вокруг была очень красивая – но мне в тот момент было не до этой красоты.

В одном месте мы причалили к берегу, чтобы сделать второе весло. В глубине тайги виднелась какая-то избушка – возможно в ней кто-то жил. Когда мы уже собирались отчалить от берега, из кустов выскочила небольшая собака и прыгнула к нам на плот. Теперь у нас появился еще один член экипажа.

Начинало темнеть. У меня утонуло много вещей. Я оставался в одних брюках – обнаженный по пояс. Лучшим продолжением для нас было бы причалить к берегу и провести ночь на берегу. Но мы надеялись, что вот-вот доплывем до цели своего путешествия. Как мы после узнали, до этой цели было еще очень и очень далеко.

Когда совсем стемнело, управлять плотом стало невозможно – мы ничего не видели перед собой. По характерному шуму воды мы только могли догадываться, что затор где-то рядом. Но точно определить его местонахождение было невозможно. В кромешной темноте мы налетели на очередной затор, но удачно перепрыгнули на него. Нам предстояло пробыть там всю ночь, а это было ужасно – по ночам в тайге очень холодно.

Вскоре мы почувствовали этот нестерпимый холод, усиленный еще и голодом. Чтобы согреться, мы как можно ближе прижимались друг к другу. Но это не помогало, и нас охватывал смертельный ужас. Некоторые из нас в панике кричали:

– Мама!

Но летняя ночь проходит быстро. Вот настало утро. Мы огляделись вокруг и вздохнули с некоторым облегчением – наш затор находился не в центре огромной реки, а довольно близко к ее правому берегу. Спрыгнув в воду, мы крепко ухватили друг друга за руки. Вместе борясь с сильным течением, мы перешли на берег.

Но собака осталась на заторе. Она стала скулить. После некоторых колебаний, преподаватель бросился в воду и, уже один борясь с течением, пошел за собакой. Взяв ее на руки, он с большим трудом отправился назад. Несколько раз он спотыкался и был близок к тому, чтобы упасть. А это было очень опасно – его могло утащить течением на глубокое место. Но, в конце концов, он вместе с собакой достиг берега.

Теперь нам предстояло преодолеть еще одно препятствие – перед нами оказалась высокая, почти отвесная скала. Мы справились и с этим. Потом мы, ослабленные и голодные, еще долго шли вдоль реки до поселка Усть-Мана. Там мы упали на землю и мгновенно уснули. Кто-то из местных позвонил в наш отряд, и за нами приехал командир. Увидев нас живыми, он не скрывал своей радости. У него были все основания опасаться худшего.

Когда мы вернулись из стройотряда в Москву, нас сразу же бросили в один из подмосковных колхозов на уборку картофеля. Сначала мы работали хорошо. Но условия проживания, в которых мы оказались, были ужасными – кормили нас отвратительно, в жилых помещениях было холодно. На этой почве у нас начались конфликты с нашим командиром.

Постепенно мы перестали работать. Заняться было нечем, и мы занимались чем придется. Я лично бродил по лесу. Там в изобилии созрели орехи. Я собирал их в большом количестве и, разгрызая зубами, ел. В результате я повредил себе несколько зубов, от чего впоследствии страдал всю жизнь. Один раз, потеряв в лесу ориентир, я долго блуждал и начал уже паниковать. Но в конце концов вышел к поселку на звук собачьего лая.

Одна группа студентов развлекалась тем, что, построившись в колонну, ходила строевым шагом. При этом студенты старательно и с душой пели строевую песню. В ней повторялась только одна строка, представлявшая собой традиционное русское ругательство.

В конце концов мне все это надоело, и я написал письмо матери с просьбой прислать мне срочный вызов в Борисоглебск по причине какого-нибудь происшествия. Вскоре такой вызов поступил, и командир без всяких возражений разрешил мне уехать.

Отдохнув немного дома, я вернулся в Москву, чтобы продолжить учебу. К этому времени относится моя первая попытка заняться научной работой. Я нашел решение одного из простейших случаев теоремы Ферма. Это решение представляло собой математическую формулу, с помощью которой можно находить целые числа a, b и c, удовлетворяющие равенству:

Я рассказал об этом своим друзьям. Проверив и убедившись, что все правильно, они посоветовали мне показать это на кафедре математики. Я пошел туда и сообщил о своих результатах. Сидевшая там женщина замахала на меня руками и сказала:

– Иди, иди, это тебе совсем не нужно.

А что же мне было нужно? Пьянство и разврат? Я ушел и больше научной работой в МАИ не занимался.

Тем не менее, я продолжал упорно изучать немецкий язык. Я пытался достичь такого уровня, чтобы свободно читать любой технический текст на немецком, не прибегая к помощи словаря. Пока мне это не удавалось, но прогресс, конечно, был.

В то время вместе с лучшими своими друзьями я часто ходил в московские рестораны, бары, кинотеатры и т.д. Однажды со студентом по прозвищу Джон мы пошли на премьеру фильма «А зори здесь тихие» в кинотеатр «Октябрь», который располагался на Новом Арбате. Времени до начала сеанса оставалось много. Джон в то время имел более богатый, чем у меня, опыт употребления спиртных напитков. Он предложил мне распить бутылку вина. Я неохотно согласился. Мы купили вино, и, чтобы распить его, Джон затащил меня в какой-то грязный подъезд. Мне очень не хотелось пить вино в таких мерзких условиях. Но пришлось.

Потом мы первыми зашли в кинотеатр. Там в кафе заиграл какой-то заграничный оркестр. Музыка была зажигательной. Набрав много бутылок пива, мы расположились за столиком рядом с оркестром. Смакуя напиток, мы одновременно наслаждались музыкой. За нашим столиком было еще два свободных стула. Мы их придерживали на случай, если нам подвернутся девушки.

Публика все прибывала и прибывала. Наконец все места в кафе оказались занятыми. К нам подходили люди и просили отдать им свободные стулья. Естественно, мы всем отказывали. Как известно, смесь вина с пивом действует на человека возбуждающе. Какой-то офицер в наглую схватил один наш стул и попытался с ним уйти. Я остановил офицера и ударил его по лицу. Джон добавил ему еще. В итоге стул мы у этого хама отбили. Вернувшись за свой столик, мы продолжали наслаждаться приятным вечером.

Вскоре нас окружила большая группа милиционеров – обиженный нами офицер пожаловался в правоохранительные органы. Мы были задержаны и доставлены в отделение милиции, которое находилось поблизости. Милиция в Москве тогда была очень корректная, и нас с Джоном вскоре отпустили, пообещав не сообщать об этом инциденте в институт. Обещание они выполнили.

Выйдя из отделения, мы попытались вернуться в кинотеатр, но нас туда не пустили. Тогда Джон потащил меня в ресторан «Валдай», который располагался на противоположной стороне улицы. В ресторане мы пили вино и танцевали с иностранцами, оказывая при этом всяческую дурь.

В памяти у меня запечатлелось, как я приглашаю на танец одну молодую немку, а она отказывается, оттопыривая свой свитер. Этим она хочет сказать, что уже вспотела от танца. Но я продолжаю тянуть ее на танец. Девушка чуть не плачет. В этот момент ко мне подходит здоровенный детина, вежливо берет за руку и уводит подальше от немки.

Чем все это кончилось, я не помню. Когда Джон тащил меня на себе, я был в бессознательном состоянии от чрезмерной дозы спиртного. Позже, приобретя некоторый опыт, я уже Джона в таком состоянии несколько раз тащил на себе.

На нашем курсе учился украинец по прозвищу Фред. У него были характерные украинские усы, загнутые вниз. Наверно он слышал со стороны мои рассказы о том, как мы ездим к девочкам. Поэтому однажды он подошел ко мне и попросил познакомить его с нашей компанией. Я выполнил его просьбу, и он стал нашим другом. Если мы ехали на какое-то мероприятие, то и его обязательно брали с собой.

В качестве благодарности Фред один раз пригласил меня в свою компанию. Вместе с Фредом я попал на какое-то торжество на квартире его знакомой девушки. Квартира располагалась недалеко от Красной площади. Торжество закончилось поздно, и мы опоздали на метро. Тогда мы с Фредом пошли на Красную площадь, рассчитывая дождаться там утра и потом посетить мавзолей.

На площади мы зашли в одну из ниш ГУМа. Там была скамейка, и мы расположились на ней. Была поздняя ночь, стояла тишина. Но вдруг поблизости послышалась немецкая речь – мимо проходили иностранцы. Услышав родные мне слова и интонации, я решил не упускать прекрасную возможность пообщаться с немцами. Я вскочил и громко крикнул им:

– Hände hoch! Ihre Papiere, bitte. [Руки вверх! Ваши документы, пожалуйста.]

Фред добавил свою любимую польскую фразу:

– Матка бозка Пшенстеховска, пся крев, холера ясна!

Немцы в ужасе закричали и убежали. Через несколько минут мы были схвачены отрядом особого назначения. Нас обыскали, изъяв паспорта. В них было указано, что мы являемся студентами МАИ. Нас подвели в Музею революции. Там стояла правительственная «чайка». Из нее вышел военный в форме генерала – возможно, это был министр внутренних дел Щелоков. Ему доложили о том, что мы натворили и откуда мы. Генерал по-отечески теплым тоном произнес, обращаясь к нам:

– Что же вы сынки, студенты МАИ, пугаете иностранцев? Ну ладно, сынки, идите и больше так не делайте.

Мы благополучно вернулись в общежитие, отказавшись от посещения мавзолея – метро к этому времени уже открылось.

Один раз наша компания в составе Коли, Фреда и меня возвращалась после очередного визита к девочкам. Настроение у нас было прекрасное. Коля нес гитару. У подъезда одного жилого дома стояла молодая красивая женщина. Она спросила нас:

– Мальчики! Вы поете под гитару?

Мы ответили утвердительно. Женщина сказала:

– Я приглашаю вас в нашу компанию, чтобы вы нам что-нибудь спели.

Естественно, мы не могли ей отказать. Поднявшись на лифте, мы прошли за женщиной к ее квартире. У дверей стоял крупный мужчина. Женщина сказала ему:

– Эти ребята сыграют нам на гитаре и что-нибудь споют.

Мужчина, показав женщине на дверь, сказал:

– Тебе сюда.

Нам он показал в сторону лифта, произнеся:

– А вам сюда.

Мы пошли к лифту. Мужчина шел за нами. Когда мы зашли в лифт, я повернулся к мужчине лицом. В этот момент я получил от него страшный удар кулаком в челюсть. Это был нокаутирующий удар, и перед моими глазами все поплыло, как во сне. Коля стоял справа от меня, а Фред – слева. Мужчина начал поочередно бить их то правой, то левой рукой, и его кулаки мелькали перед моим носом. Удары были очень тяжелыми. Фред мужественно молчал. А Коля жалобно скулил:

– Ой, ой!

В волю поизмывавшись над парнями, мужчина решил последний свой удар обрушить на меня. От полученного нокаута я сильно покачивался, поэтому кулак этого негодяя пролетел мимо моей головы, попав в стенку лифта. Кабина сильно задрожала. Мужчина захлопнул дверь и ушел.

Молча мы покинули этот страшный для нас дом. Говорить ни о чем не хотелось. Может быть потому, что говорить нам было невозможно. От полученного удара я не мог двигать челюстью. Было такое ощущение, что мои нижние зубы вогнулись внутрь рта.

Когда в общежитии узнали о нашем избиении, то нашлось много желающих пойти и жестоко отомстить тому мерзавцу, который поднял руку на студентов МАИ. Но мы остановили этих благородных парней, сказав, что были виноваты сами.

В нашей группе учился чеченец, имя которого по-русски звучало Валера. Он был добрым и хорошим парнем, но остальные студенты избегали общаться с ним. В группе он оказался изгоем. Испытав на себе жуткую судьбу изгоя, я искренне жалел этого парня. Чтобы как-то облегчить Валере его незавидную участь, я несколько раз ходил с ним в пивной бар.

Однажды мы с ним посетили бар на Пушкинской, который в то время был очень популярен. Этот бар поразительно напоминал то заведение, в котором герои фильма «Берегись автомобиля» распивали пиво, смешенное с водкой. Выпив традиционно по шесть кружек, мы в обнимку с Валерой пошли к выходу. Моя рука свешивалась с его плеча. Ее коснулась грудь одной очень яркой женщины. Эта красотка спешила обогнать нас у выхода. Той рукой я совершенно непроизвольно слегка сжал ее грудь. Резко обернувшись и увидев перед собой чеченца, женщина влепила ему оплеуху. Валера ничего не понял и завопил:

– Ты чего, чего!

К Валере приезжал его старший брат, который имел солидный опыт курения анаши. Я переговорил с Валерой, и он выпросил у брата для меня кусок анаши размером несколько меньше теннисного шарика. Специалисты научили меня набивать этим зельем папиросу. Несколько дней я курил анашу, ожидая какого-нибудь положительного эффекта. Но эффект оказался отрицательным – меня стали мучить ночные кошмары. Я выбросил остаток анаши в окно.

Старшекурсники из нашей комнаты были уже дипломниками и редко появлялись в общежитии. Сашка тоже иногда куда-то пропадал. Поэтому мне нередко приходилось ночевать в комнате одному.

Однажды вечером ко мне пришли гости – один знакомый мне парень со своей девушкой. Они были родом из Москвы. Парень являлся сыном какого-то высокопоставленного партработника. Он нигде не работал и только шлялся по злачным местам столицы, принимая участие в бесконечных застольях. Девушка работала поварихой в столовой. Молодые люди принесли вино и шикарную закуску из мясных блюд.

Я выпил с ними и хорошо закусил. Так как в комнате были свободные койки, то гости остались у меня ночевать. Парень требовал от девушки лечь с ним, но она категорически отказалась, расположившись на другой койке.

Поздно ночью девушка разбудила меня, сказав:

– Я замерзла и хочу погреться с тобой в постели. Только обещай, что не будешь ко мне приставать.

Я обещал, и девушка легла рядом со мной. Она оказалась совершенно обнаженной. Вдвоем на койке было очень тесно, и мы легли так, чтобы занять как можно меньше места – она на боку лицом к стенке, а я на боку лицом к ней. При этом я обнял ее сверху рукой.

Девушка сразу заснула, а я долго не мог заснуть – лежать с девушкой в одной постели было непривычно. В то время женщины волновали меня только в плане любопытства. Они были устроены несколько иначе, чем мужчины. Поскольку на тот момент я еще не знал их устройства, то горел вполне объяснимым желанием приобрести эти знания.

Когда мне было лет пять, двум соседским девочкам нравилось заводить меня в сарай. Они были постарше меня, и у них уже пробудилось желание сексуальных наслаждений. В полумраке сарая девочки показывали мне свои прелести и просили сделать в них укол. Я нехотя выполнял их просьбу с помощью какой-то деревянной палочки, стараясь особенно не рассматривать то, что они мне подставляли. При этом я чувствовал какой-то неприятный запал от тех мест, куда прикасалась палочка. Позже я все-таки жалел, что тогда толком не рассмотрел устройство этих мест.

Теперь обнаженная женщина так близко и доверчиво лежала рядом со мной. Нельзя было упускать прекрасный шанс изучить ее во всех деталях.

Моя рука, обнимая девушку, лежала на ее животе. Я решил, что это самый подходящий момент, чтобы в целях изучения прощупать то, что у нее было ниже. Я переместил руку и несколько раз провел ею по тому месту, которое меня интересовало. Ничего не нащупав, я стал настойчиво водить там рукой. В этот момент девушка резко повернулась ко мне и размашисто разбросала свои длинные ноги. Потянув меня к себе, она простонала:

– Ну давай же быстрее.

Девушка лежала подо мной и страстно шептала какие-то безумные слова. А я думал: «Ну и что хорошего мужики находят в этом сексе? Пустая трата энергии». Так я открыл счет своим женщинам.

Вскоре этот счет увеличился на единицу. Черноволосая красавица по имени Фатима обстоятельно показывала мне свои прелести, говоря при этом:

– Посмотри какая она красивая. Поцелуй ее.

Конечно, из соображения гигиены я не стал целовать это недостаточно чистое место, но не упустил возможность его рассмотреть. Ничего красивого я не нашел, но отметил, что устроено оно довольно оригинально.

К тому времени Трушкин, совершенно забросив учебу, ударился в мерзкий разврат. Он стал приводить в нашу комнату одну за другой стюардесс с Аэровокзала. Надо признать, что девушки эти были весьма привлекательными. Мне надо было каждый раз уходить из комнаты на некоторое время, чтобы оставить Трушкина наедине с его жертвой. Когда я возвращался, этот развратник в качестве доказательства своей очередной победы показывал мне влажные пятна на постельном белье.

Вскоре последовала суровая кара Трушкину за его нравственные грехи – он был отчислен из института. Официальной причиной являлась плохая успеваемость этого студента. Это было очень болезненным ударом для Трушкина, и он заметно сник.

Отец Трушкина, узнав о несчастии сына, немедленно приехал в Москву. Он побывал на аудиенции у ректора МАИ, после чего Трушкина восстановили в институте. Ходили слухи, что папаша подарил ректору ящик коньяка.

На нашем этаже жил дипломник по фамилии Бабкин. Он был родом из Сибири и обладал огромной физической силой. Эту силу мне пришлось один раз испытать на себе. Все началось с того, что Бабкин, защитив диплом, ворвался в нашу комнату и диким голосом завопил:

– Я – инженер!

В руке у него была почти полная бутылка вина. В этот момент я сидел на своей койке. Размахнувшись, Бабкин с силой метнул бутылку в моем направлении. Просвистев рядом с моим ухом, бутылка ударилась в стену и разлетелась в дребезги. Вино заструилось по стене.

Потом Бабкин ушел в свою комнату и там продолжил обмывать свой диплом. Накануне к нему из Сибири приехала его возлюбленная – на редкость красивая девушка. Поздно вечером, выйдя в коридор, я увидел, как эта красавица, раскачиваясь из стороны в сторону, шла в туалет. Она была в стельку пьяная. Девушка должна была пройти мимо меня. И я остановился, чтобы вблизи полюбоваться ее красотой.

Подойдя ко мне, она сильно покачнулась и повисла на мне. Я тоже обхватил ее руками. Оказалось, что в этот момент Бабкин наблюдал за нами из дверного проема своей комнаты. По натуре он был очень добрым парнем. Увидев, что я обнимаю его девушку, и будучи изрядно пьяным, Бабкин всего-навсего решил в шутку разыграть роль оскорбленного ревнивца. Он подошел к нам и с пьяной улыбкой на лице заорал на меня:

– Ты что пристаешь к моей любимой девушке?

Я понимал, что Бабкин шутит и тоже улыбался. Он затолкал меня в комнату, продолжая упрекать в приставаниях. Потом он схватил меня под мышки и с легкостью поднял над собой. Окно комнаты было открыто. На своих вытянутых руках Бабкин выставил меня в окно, и я повис над землей на высоте пятого этажа. Меня охватил ужас. Я понимал, что мне нельзя делать резких движений – этот идиот мог не удержать меня, и я бы рухнул с этой страшной высоты. К счастью все обошлось. Бабкин опять «внес» меня внутрь комнаты и отпустил.

Элитная молодежь столицы продолжала регулярно веселиться в нашем студенческом кафе. А я просто стоял у окна кафе и слушал их музыку. Свет в кафе выключался для создания интимной обстановки, поэтому я не мог видеть, чем они там занимались.

Один раз, стоя таким образом у окна, я заметил, что его фрамуга открыта. У меня был уже солидный опыт бесплатного прохода на различные мероприятия. Поэтому я вскарабкался к окну и, будучи довольно худеньким, легко пролез через фрамугу в кафе.

Мероприятие подходило уже к концу, и многие столики были свободными. Работники кафе в качестве закуски для этих молодых людей обычно приготавливали два вида бутербродов: с икрой и копченой колбасой. К тому моменту, когда я оказался в кафе, бутерброды с икрой были съедены. Но бутерброды с колбасой в основном оставались нетронутыми. Я стал собирать эти деликатесы и складывать себе за пазуху. Набрал я их очень много. Потом я долго объедался этими бутербродами и даже угощал ими своих друзей.

В следующий раз, когда в кафе проводился вечер, я опять попытался пролезть туда через фрамугу. Я уже просунул через нее ногу, но в следующий момент был схвачен бойцами студенческого оперативного отряда. Меня отвели в дежурную комнату отряда. В то время я был беззаветно преданным делу партии комсомольцем, поэтому я искренне стал раскаиваться в содеянном. Потом я попросил оперативников дать мне какое-нибудь ответственное комсомольское поручение, чтобы я мог искупить свою вину перед комсомолом. Оперативники, составив протокол, повалили меня на пол и несколько раз ударили ногами в область почек. Потом они меня отпустили.

Протокол был передан в деканат факультета. Разбираться в моем проступке поручили комсомольской организации курса. Собрание по этому поводу не проводилось, но наш комсорг просто на словах передал мне, что мне объявлен строгий выговор. Он добавил, что в случае повторного нарушения меня исключат из вуза. Таким образом, моя судьба повисла на волоске.

Приближался к концу третий год моего пребывания в Москве. К этому времени Фред освоился в нашей компании и с помощью лести и подхалимства втерся в доверие к Коле. Затем, почувствовав некоторую власть, он стал плести против меня интриги. Это привело к тому, что я из этой компании с треском вылетел. Парадоксально, но как раз я ввел Фреда в нашу компанию. И он же меня из нее выгнал. Более подлого поступка трудно себе представить. Теперь Коля и Фред, уезжая вместе на какое-нибудь мероприятие, уже не брали меня с собой. Это был первый в моей жизни случай, когда люди, которых я считал своими друзьями, так подло предали меня. Позже в моей жизни будет несколько таких случаев.

Моя мать выбивалась из сил, посылая мне каждый месяц значительную часть своей нищенской зарплаты. Чтобы облегчить тяготы матери, я устроился слесарем в ремонтный отдел нашего студгородка. В месяц я зарабатывал там 90 рублей. Вместе со стипендией мой ежемесячный доход составлял 130 рублей, что в то время было неплохими деньгами. На работе надо было постоянно пить со своими коллегами – иначе меня бы там не уважали.

Запомнился случай, когда к нам, слесарям, за помощью в ремонте квартиры обратился игрок гандбольной команды МАИ и сборной СССР Ильин. Он привез бочонок вина и, выпивая с нами, рассказывал случаи из своей спортивной карьеры. Вот один такой случай. Сборная СССР играла со сборной ФРГ. Один здоровенный немец все время обижал Ильина. В тот момент, когда судья отвернулся, Ильин схватил немца за низ живота и сильно рванул. Немца унесли с площадки на носилках.

Среди моих друзей существовала традиция на день своего рождения приглашать товарищей в ресторан и там оплачивать все расходы. Много раз я был в числе приглашенных, но по причине материальных трудностей сам еще не разу не приглашал. Товарищи с пониманием относились к этому и ни в чем меня не упрекали.

Но теперь у меня появились некоторые деньги. И я, конечно, повел парней в ресторан на свой двадцатилетний юбилей 6-го марта 1974 года. Для этого я выбрал заведение под названием «Русская изба». Мы не плохо там повеселились. Пили водку, запивая русским квасом и закусывая солеными огурцами, грибами и т.д.

Дипломники разъехались по местам распределения. В нашей комнате появился новый жилец по прозвищу Лет. Он был несколько старше меня. Мы с ним подружились и не раз выпивали вместе. Я подарил ему свои знаменитые канадские джинсы, к тому времени уже изрядно поношенные.

Один раз я водил его к своим знакомым девушкам в общежитие пищевого института. Но в самый ответственный момент, когда хозяйки комнаты разделись и легли в постель, Лет что-то непотребное сделал со своей девушкой. Она встала, накинула на себя халат и вышла. Вернулась она с двумя здоровенными девицами, которые довольно легко вышвырнули нас из комнаты.

Однажды, вернувшись с работы в состоянии глубокого опьянения, я прилег на кровать и задремал. В этот момент Лет в таком же примерно состоянии навалился на меня и совершенно без всякого повода ударил несколько раз по лицу. В тот момент я был не в состоянии защищаться.

Проснувшись утром, я посмотрел в зеркало и обнаружил под своим глазом большой синяк. Лета в комнате не было. Горя желанием мести, я целый день ждал его появления.

Вечером, поднимаясь по лестнице, я встретил девушку, которая уже давно нравилась мне, но я никак не решался с ней заговорить. На этот раз получилось так, что мы остановились с ней там на лестнице и стали непринужденно болтать. Было заметно, что она не против дружить со мной.

В этот момент я увидел Лета, поднимавшегося по лестнице и приближавшегося к нам. Я размахнулся правой ногой и, как по футбольному мячу, ударил Лета по лицу. Девушка в ужасе закричала и убежала.

Лет три дня после этого не поднимался с койки – его лицо было сплошным синяком от удара ногой.

Девушку ту я вскоре опять встретил на лестнице. На этот раз она поспешила пройти мимо меня, а потом вслед мне крикнула:

– Садист!

Да, к сожалению, она была права. Систематическое злоупотребление алкоголем превратило меня из человека в подобие зверя. Но был ли я виноват в этом? Скорее всего нет. Во всем виной была среда, в которую я попал не по собственному желанию.

В очередной раз придя домой с работы, я увидел в комнате много крепких парней. Один из них быстро закрыл за мной дверь на защелку, а другой открыл окно. Парни оказались земляками Лета – по его просьбе они приехали из Воскресенска, чтобы расправиться со мной. Их вожак спокойно сказал мне:

– У тебя только один выход – прыгать в окно с пятого этажа.

Быстро сообразив, что мне делать, я достал деньги и ответил:

– Но сначала надо выпить.

Такой ответ парням явно понравился. Они позволили мне беспрепятственно выйти из комнаты. Я сходил в магазин и накупил большое количество бутылок вина. Вернувшись в комнату, я стал щедро угощать парней вином. Постепенно наши разговоры перешли в русло дружеской беседы. С Летом мы помирились. Парни, которые несколько минут назад были крайне враждебны ко мне, стали моими хорошими друзьями.