Я ответил, что ни меня ни спасенного мальчика никто в правоохранительных органах не опрашивал. Сотрудник предложил мне написать заявление на имя межрайонного прокурора.

Это заявление я написал, приложив серьезные усилия к тому, чтобы оно получилось, как можно более солидным. Передавая его в прокуратуре, я спросил, когда будет ответ. Мне сказали, что ответ будет через 30 дней.

Действительно, через 30 дней я обнаружил в своем почтовом ящике квитанцию на получение заказного письма. Сердце подсказывало мне, что это ответ из прокуратуры. Но так как вес письма был всего 20 граммов, то я решил, что ответ этот отрицательный. Получив это письмо на почте, я тут же с трепетом прочитал его. Оказалось, что в полиции у Ильи все-таки взяли письменное объяснение, касавшееся того трагического случая. Как и следовало ожидать, сведений о криминальном характере гибели другого мальчика в этом объяснении не содержалось. Но и о факте спасения Ильи мной в ответе прокурора не сообщалось. Там была только фраза, что я вправе ознакомиться с тем объяснением в полиции.

Вначале я думал написать заявление в полицию с просьбой показать это объяснение мне. Но потом я понял, что это будет лишним ходом и решил сразу писать заявление с просьбой на основании объяснения Ильи выдать мне справку, подтверждающую тот факт, что я спас его – для приложения к наградным документам. Так я и сделал.

В полиции, передавая свое заявление дежурному, я заметил его беспокойство по поводу этого заявления – он очевидно опасался, что там речь идет о каком-то страшном преступлении. Но я успокоил его, сказав, что в заявлении нет ничего страшного – там говорится только о награждении за спасение.

Ответ из полиции должен был прийти через 5 дней, в крайнем случае через две недели. Но прошло 15 дней, а ответа не было. И я опять с тяжелым чувством побрел в полицию. Дежурный, просмотрев свой журнал, сказал, что ответ был уже направлен мне 12 дней назад по почте. Было понятно, что этот ответ затерялся на почте.

Я зашел на центральную почту и попросил находившихся там работниц разобраться с пропажей того письма. По лицам этих женщин было заметно, что они отнюдь не горели желанием работать. Одна из них лениво промямлила мне, что мне нужно обратиться на почту того городского района, где я проживаю. Проклиная бардак, царящий в стране, я побрел в это почтовое отделение, по пути успокаиваясь и убеждая себя в том, что этот бардак имеет место только на городской почте, но не по всей стране.

Работница того почтового отделения на мою просьбу разобраться ответила, что так как письмо не было заказным, то найти его следы представляется совершенно невозможным.

На другой день я пошел в полицию и сказал дежурному, что их ответ безнадежно затерялся на почте. К чести полицейских, они довольно быстро выдали мне дубликат того ответа. Там говорилось, что я могу ознакомиться с объяснением Ильи непосредственно в их отделении. В конце ответа сообщалось, что информацией о спасении мной Ильи их отдел не располагает.

Я попросил дежурного показать мне объяснение Ильи. После долгих поисков этого объяснения мне сообщили, что его брал участковый уполномоченный, поэтому мне надо идти в другой отдел полиции, где эти участковые стоят на учете.

Чувствуя, что я начинаю тупеть, я побрел в то отделение. Полицейский офицер, к которому я там обратился, долго и терпеливо объяснял мне, что этого объяснения у них в отделении нет, и мне нужно вернуться в первое отделение, чтобы найти там того полицейского, который брал это объяснение и узнать у него в какой папке оно лежит.

С совершенно тупой физиономией я вернулся назад и рассказал дежурному о результатах своего визита в другое отделение. Полицейский с готовность продиктовал мне номер телефона участкового, который брал объяснение.

Вернувшись домой, я долго звонил по этому номеру, но трубку никто не поднимал. Наконец поздним вечером участковый поднял трубку. Я спросил у него в какой папке лежит то объяснение, которое он брал у Ильи. Полицейский стал кричать, что это служебная тайна и моя просьба является неслыханной наглостью. Но мне все-таки удалось узнать у него о некоторых деталях его беседы с Ильей. Из рассказа Ильи следовало, что он был уже вне опасности, когда я снимал его со льдины. Полицейский привел слова Ильи, что «этот мужик меня не спасал, и я ему ничем не обязан».

Положив трубку, я с горечью подумал о том, что моя отчаянная борьба за медаль, продолжавшаяся почти 3 года, позорно закончилась моим полным поражением, и теперь мне надо прекратить эту борьбу. Конечно было очень обидно, и я чувствовал, что буду серьезно это переживать. Но в моей жизни было довольно много переживаний, и все они прошли и забылись без следа. Поэтому я успокаивал себя тем, что и это переживание пройдет и забудется.

Но на другой день у меня опять возникла маленькая надежда на успех в той борьбе. Я рассуждал, что если мне покажут текст объяснения Ильи, то я смогу найти в нем хоть какие-то намеки на то, что Илья был тогда в опасности. Это даст мне возможность оспорить его утверждение о том, что он был вне опасности.

Я опять пошел в полицию. Получилось так, что в тот день дежурил все тот же офицер, к которому я обращался днем ранее. Я сказал ему, что звонил тому участковому, и он вернул меня назад, в этот отдел. Офицер промолчал, опустив глаза. Выждав некоторое время, я спросил его, что мне делать дальше. Офицер поднял глаза, но отвернул их в сторону от меня. Было заметно, что он стиснул зубы. Он враждебно молчал. Я сказал, что в таком случае буду обращаться в прокуратуру. Офицер перевел глаза на потолок, и я понял, что, если я сейчас же не уйду, то он сделает со мной что-то ужасное. Я пробкой вылетел из полиции и пошел в прокуратуру.

Зайдя к помощнику прокурора, я прямо с порога заговорил о своих несчастиях:

– Что же такое происходит? Элементарная задача: напечатать справку в три строки, что такого-то числа, месяца и года я снял со льдины замерзающего подростка, а полиция в течение почти года не может этого сделать.

И я рассказал чиновнику, как в полиции меня два дня гоняли по кругу, но так и не смогли сделать элементарную вещь: показать мне текст объяснения, хотя у меня было на это разрешение.

Чиновник моментально набрал номер телефона полиции и начал резко ругать полицейских за то, что они издевались надо мной. Я испытывал к этому прекрасному человеку искреннее чувство благодарности. Наверно полицейские довольно грубо огрызались ему, потому что он, несколько успокоившись, положил трубку и сказал, что мне следует написать еще одно заявление в полицию с просьбой показать мне то объяснение.

В своем очередном заявлении начальнику полиции я в деталях описал, как его подчиненные долго гоняли меня по кругу, но так и не смогли решить элементарную проблему – показать мне объяснение Ильи. Далее я просил показать мне это объяснение и, если возможно, дать его копию. В конце я просил начальника сообщить мне его решение по телефону, так как два его предыдущих ответа по почте затерялись.

В полиции я передал это заявление дежурному, и он долго читал его – по объему оно было довольно большим. Последовавшая реакция этого офицера была для меня совершенно неожиданной. Он поднял на ноги всех сотрудников полиции, находившихся тогда в отделении, включая самого начальника полиции. Причиной этой тревоги было то, что я в своем заявлении критиковал работников полиции, и это было похоже на жалобу.

Все эти люди собрались в дежурном помещении, плотно закрылись там и стали оживленно обсуждать мое заявление. Временами до меня доносились цитаты из него. Мне стало несколько неудобно за те хлопоты, которые я доставил этим людям. Я постучал в окошко дежурного, и когда оно открылось, громко крикнул им, что мое заявление не является жалобой. Эти люди дружно ответили мне, что они сами разберутся.

У меня возникло некоторое чувство тревоги – что же произойдет дальше? Дверь дежурного помещения открылась, и из него выскочил офицер с очень красный лицом. Пробегая мимо меня, он угрожающе крикнул мне:

– Сейчас разберемся!

Меня охватил ужас. Я представил себе, что меня сейчас заведут в какое-нибудь тесное помещение и жестоко изобьют. Раньше мне приходилось слышать слухи о том, что такие случаи имели место в полиции. Было это правдой или нет, мне предстояло скоро узнать. Я лихорадочно думал над тем, что мне надо будет делать, если эти слухи окажутся правдой. В конце концов я решил, что когда меня начнут бить, я буду кричать: «Я пожилой больной человек! Инвалид!» Возможно после этого они будут бить меня не так больно.

Вскоре появился тот офицер, который обещал разобраться. В руке у него была ксерокопия объяснения Ильи. Она была очень плохого качества. Серьезной проблемой было еще и то, что объяснение было написано от руки и не совсем разборчиво. Так как его писал сам этот офицер, то он зачитал его мне, часто останавливаясь, чтобы разобрать то, что он написал.

В этом объяснении Илья сообщал, что приблизительно 15 лет назад он со своим другом гулял по льдине. В некоторых местах лед был тонкий. Его друг провалился в воду. Так как он был крупного телосложения, то Илья не смог вытащить его на лед, и сам провалился в воду. Друг его утонул, а Илья из последних сил выбрался на лед. Так как между льдиной и берегом была вода, то Илье было сложно перепрыгнуть на берег. Какой-то незнакомый мужчина протянул ему лыжную палку, и Илья, ухватившись за нее, перепрыгнул на берег. В конце Илья утверждал, что в тот момент он был уже вне опасности, а мужчина этот только помог ему перепрыгнуть на берег.

Офицер уверенным тоном заявил, что факт спасения Ильи мной в объяснении не подтверждается. Он вручил копию объяснения мне. То, что объяснение не подтверждало факт спасения, конечно расстроило меня. Но меня радовало то, что полицейские так оперативно решили все мои просьбы, указанные в заявлении. Как можно глубже скрывая обиду, я с признательностью сказал полицейскому:

– Отличная работа!

Этот человек ответил:

– Все это элементарно. Просто людям было лень работать.

Он протянул мне руку. Я пожал ее и вышел из отделения.

Идя домой, я с сожалением думал о том, что наконец моя компания с награждением медалью закончена, и ее результат отрицателен. В тот момент я был уверен, что я уже бессилен что-либо сделать для ее успешного продолжения. Человек, которого я спас (в чем я был абсолютно уверен), совершенно определенно заявил, что в момент спасения он уже был вне опасности. Из этого следовало, что продолжение рассказа «Медаль» должно закончиться победой зла. И читатели обвинят меня в том, что добро не победило. Но моя совесть была чиста – ведь я сделал все от меня зависящее для победы добра. Ну пусть в данном случае добро не победило, но зато в другом случае оно обязательно победит.

Когда я уже подходил к дому, меня опять охватил приступ оптимизма, и я твердо решил продолжать борьбу за медаль.

Дома я очень долго с помощью увеличительного стекла расшифровывал текст объяснения. Потом я напечатал и разместил этот текст на «Рабочем столе» своего компьютера. Затем я написал заявление прокурору. В начале этого заявления я коротко излагал свою версию того трагического случая, потом приводил текст объяснения спасенного. Три пункта из этого объяснения явно говорили о том, что Илья был в смертельной опасности, а именно: друг Ильи находился рядом с ним и погиб; Илья был мокрым и обессиленным, а это было в феврале месяце; от берега Илью отделяла вода, которую было сложно преодолеть. В конце своего заявления я просил прокурора восстановить справедливость и на основании этих трех пунктов из объяснения сделать заключение о том, что в тот момент Илья был в смертельной опасности, и я спас его.

На другой день я понес свое заявление в прокуратуру. Там я попросил помощника прокурора принять это заявление. Прочитав его, чиновник сказал:

– К сожалению, я не могу принять это заявление. В нем речь идет о таких вещах, которые не находятся в компетенции прокуратуры. Вообще, с такой ситуацией я встречаюсь впервые в своей практике.

Потом немного подумав, он спросил меня:

– Скажите честно, зачем вам нужна эта медаль?

Я ответил:

– Об этом моем поступке было написано в газете. Эта газета сохранилась. Все люди, которые читали ее или слышали мой рассказ о том случае, спрашивали меня: «А тебя чем-нибудь наградили за это?» Я отвечал: «Нет». Эти люди возмущались и говорили, что я должен добиваться награждения себя медалью.

Чиновник возразил:

– Это – плохие люди. Какие-нибудь пьяницы или преступники. И вообще, требовать своего награждения некрасиво.

Я сказал:

– Я полностью с вами согласен. Но не награждать человека за спасение тоже некрасиво. Чиновники должны награждать, а они не хотят этого делать.

Подумав, мой собеседник ответил:

– Могу вам посоветовать написать заявление в полицию с просьбой провести повторное расследование того происшествия.

Я ответил:

– Понимаете, в чем дело. Я уже почти год хожу с этим в полицию. Поверьте, полицейские уже смотрят на меня как на врага. Наверняка они побьют меня. А можно через прокуратуру направить им просьбу о повторном расследовании?

Чиновник ответил:

– В принципе, мы можем это сделать. Хорошо, мы перешлем им ваше заявление.

Я попросил его:

– Пожалуйста, приложите к этому заявлению вашу просьбу обратить внимание на противоречия в объяснении спасенного.

Человек обещал мне это сделать. Я поблагодарил его и ушел. По дороге я думал, что действительно я попал в крайне редкую и необычную ситуацию, когда возникает необходимость разрешить спор между двумя людьми – спасавшим и спасенным. При этом спасавший утверждает, что спасенный находился в опасности, а спасенный отрицает это.

Письмо из прокуратуры пришло через 6 дней. Получив его на почте, я тут же вскрыл конверт и прочитал его. В нем сообщалось, что выдача письменных документов о факте спасения человека в полномочия органов прокуратуры не входит. Оснований для принятия в настоящий момент мер прокурорского реагирования не усматривается.

Таким образом, ответ из прокуратуры был отрицательный, причем помощник прокурора даже не выполнил своего обещания переслать мое заявление в полицию для повторного расследования происшествия.

Я вышел из помещения почты в подавленном настроении. Ярко светило осеннее солнце. Деревья были окрашены в характерные цвета увядающей природы. Наверно все это было очень красиво, и мне бы надо было радоваться жизни. Но на душе была ужасная тяжесть. Моя борьба со злом, продолжавшаяся 3 года, никак не приводила меня к победе, и я терпел одно поражение за другим.

Мне пришла мысль: «А может быть я нахожусь не на стороне добра? Может быть требовать себе награду за спасение и является злом? Может быть Илья прав, отказываясь признать, что был в опасности? Тогда работники полиции и прокуратуры тоже правы, став на его сторону. Если человек сделал добро, спасая другого человека, то он не вправе требовать за это награду».

Но через некоторое время я думал уже по-другому: «Но в таком случае и любой работник не вправе требовать за свою работу какое-либо вознаграждение. Ведь он же сделал добро своей работой. Государством однозначно предусмотрена награда в форме медали за спасение погибавшего. Тогда почему государственные органы отказываются признавать факт спасения? Получается полный абсурд».

Я шел по улицам города и все думал об этой уже опостылевшей мне проблеме. Порой мои мысли переходили пределы дозволенного: «Надо было заплатить Илье деньги, за то, чтобы он признал факт спасения. Надо было и полицейским дать деньги, чтобы они выдали справку о спасении. И помощнику прокурора не мешало бы что-нибудь подарить, чтобы он мне помог».

В конце концов я решил обратиться с заявлением в областную прокуратуру. Я был уверен, что и оттуда мне ответят отрицательно. Тогда придется обращаться в Генеральную прокуратуру, потов в Конституционный суд, потом к Президенту и т.д. Я понимал, что все это займет очень много времени. Возможно всей моей жизни не хватит, чтобы решить эту, как мне казалось 3 года назад, элементарную проблему.

Я вспомнил о том случае, произошедшем 200 лет назад, когда один русский мужик спас человека, упавшего в прорубь. Тогда русский царь в тот же день наградил этого мужика медалью «За спасение погибавших». Возможно и тогда упавший в прорубь человек был вне опасности – он надежно держался за края проруби и может быть даже упирался ногами в дно водоема. И в воде ему было более комфортно, чем на открытом морозном воздухе. И, тем не менее, спасавший был награжден. А я вместо награды уже три года получаю только одни неприятности от наших «родных» чиновников.

Я решил, что на этом мне надо закончить продолжение своего рассказа «Медаль», озаглавив его «Медаль-2». Потом возможно будет «Медаль-3», «Медаль-4» и т.д. Ведь действительно это очень редкий и интересный случай из нашей повседневной жизни