Вечер отыграл финальный аккорд, наступала ночь.
Нужно было ложиться. Мы снимали тогда однокомнатную квартирку на Витебском проспекте. Кровать, вернее тахта, была одна, но очень широкая. Я хотел лечь на полу. «Да ладно, поместимся!» – рассмеялась она. Так и легли – жена посередине, а мы по краям. Долго я не мог уснуть, выходил курить. Мыслей не было – ватная пустота – внутри, снаружи, словно весь мир погрузился в густой вязкий туман. Наконец уснул.
Проснулся поздним утром. Жена уже убежала на занятия. Она мне очень верила. Очень. И была гордой – не унижала себя сомнениями.
А рядом, на моей руке спала она. Такая горячая, тонкая, в одной коротенькой ночной сорочке, слегка приоткрыв пухлые губы, длинные волосы разметались по подушке. Я почти не дыша, боясь разбудить, смотрел на неё. Смотрел и не мог понять, как случилось, что мы не вместе. Тихо перебирал её густую гриву – так и не начала краситься, да и то сказать, зачем марать такую красоту. Она заворочалась и повернулась набок, обхватив мою руку посильнее. Мне очень хотелось быть с ней. Очень. Рядом со мной спала сама Весна.
Но она так высоко…
Тихо-тихо, что бы не будить, я высвободил руку, встал и пошёл на кухню. Оделся, поставил варить кофе.
Вскоре и она присоединилась, вышла в спортивном костюме, уселась на стул, поджав ноги и обхватив коленки руками, посмотрела как то грустно, а может так казалось…
Говорили ни о чём. Потом я неожиданно для себя, спросил:
– Скажи, а почему ты не ответила тогда на те письма? Испугалась?
– На какие?
– Ну, на те, где я звал тебя, полтора года назад, перед самой зимой – неужели не помнишь?
– Я отвечала тебе… не понимаю… – она смотрела на меня таким честным, пытливым взглядом, – Всегда, на все письма отвечала… Знаешь, я поссорилась сильно с одной девчонкой, и она стала таскать и выбрасывать мои письма с полочки в вестибюле общежития. У нас всю почту раскладывают внизу на такие полочки по алфавиту. А что ты писал тогда? Куда звал? Встретиться?
Подлость! Мелкая человеческая подлость, изменившая всю нашу жизнь!
У меня оборвалось в груди, словно души лишился. Я опустил голову, не мог смотреть в её глаза, пытающиеся понять, что же произошло. Замолчал не отвечая.
Она знала, случилось, что-то очень скверное, сидела расстроенная.
– Что же ты молчишь, а? Что было в тех письмах? Ты что, приехать не мог, если это было так важно?
Она права, права на все сто – я что, приехать не мог? Мальчишка, просто глупый, самовлюбленный мальчишка.
Я продолжал молчать, не поднимая на неё глаз. Так и сидели, пока жена не пришла с занятий. Посмотрела на нас, поняла, произошло что-то, но не подала вида.
На следующий день мы её провожали. Она много шутила, смеялась. Когда нужно было уже идти на посадку, оглядела нас придирчиво: «Счастья вам, ребята!» – поцеловала жену, потом меня, как тогда у взлётной полосы на севере, сильно обняв и крепко поцеловав в сухие губы. Потом отстранилась как то сразу. Глаза у неё заблестели. И не сказав ни слова, побежала на выход, так больше и не оглянувшись.
Тогда я видел её в последний раз…
С тех пор, вот уже сорок лет, приходит ко мне иногда один и тот же сон. Бывает, он исчезает надолго, потом возвращается. Наверное, это случай для психиатра.
Дождь, тёплый летний дождь. Мы идём по городу, взявшись за руки, а вокруг никого. И радуга над нами…
За что мне это, я и так наказан.
«Ночью тёмной, за день умаявшись и нырнув в океаны грёз,
Я гонюсь за мечтой отчаянно, куда свет меня не довёз.
Там могу я гулять по городу, босиком, где журчит вода.
Там спрошу я: «А помнишь, милая?» Ты в ответ улыбнёшься: «Да!»