Дровосек, или Человек, сумевший наломать дров. Книга вторая

– А вот в моём кармане всегда найдётся крошка хлеба для нуждающегося в ней. – Вытащив руку из кармана своего дорогого костюма и, протянув её по направлению пса, проговорил незнакомец, краем своего, с зеленоватым оттенком глаза, посматривая на господина С. Пёс же между тем придерживаясь осторожности, подошёл к протянутой руке незнакомца, после чего посмотрел в его лицо и, получив от него одобрение в виде кивка, наклонил морду к руке, обнюхал её и только тогда принялся аккуратно слизывать крошки хлеба. На что много времени не понадобилось и пёс, слизав все крошки, отстранился от руки, и в ожидании скорей всего добавки, уставился на незнакомца. Незнакомец же звучно усмехнулся, глядя на пса, после чего сказав псу: «На этом пока что всё», – посмотрел на свою руку и со смехом обратился к господину С:

– Зализал всю руку, теперь ищи где помыть или хотя бы влажную салфетку.

И хотя такого рода заявления ни к чему не обязывают слушателя, господин С вдруг вспомнил, что у него как раз есть влажная салфетка – ему сокрушённому новостью об увольнении, в тот момент ничего не соображающему, в карман специально подсунул именно такую салфетку (заодно и пыль с глаз вытрешь) новый начальник отдела аналитики и тестирования игр, Людвиг Свих (в этом отделе раньше ведущим тестировщиком был он). «Новая концепция компании не предусматривает нахождение вас в наших рядах, – на всё про всё у Людвига один ответ». – И господину С не надо объяснять с чьей подачи эта концепция возникла.

– У меня как раз есть. – Протягивая салфетку незнакомцу, говорит господин С. Незнакомец в свою очередь внимательно смотрит на господина С, и после краткого изучения его, улыбнувшись, берёт салфетку. После чего разорвав упаковку, вытаскивает салфетку и, глядя куда-то вдаль, начинает вытирать ею руки. При этом он всё это проделывает не молча, а сопровождая свои действия странным разговором.

– В последнее время заметил за собой странную особенность. Вот ничего не могу с собой поделать, не могу пожимать протянутые мне руки и всё. А с вами такого не бывает? – повернувшись к господину С, спросил его незнакомец.

– Боюсь, что мне это больше не грозит. Мне с некоторых пор не с кем здороваться. – Горько усмехнулся в ответ господин С.

– Так вы счастливчик. – Горько усмехнулся незнакомец. – А мне в отличие от вас не так повезло, и до сих пор приходится вытирать салфетками руки, после этого процесса под названием поздороваться, когда на самом деле, ничего нет более заразного, чем рукопожатие. Ведь через него не только передаются инфекционного характера болезнетворная зараза, но и злокачественные мысли. А ничего так пагубно не действует на человечество, как злокачественная мысль в привлекательной обёртке вселенского счастья и равенства. А идеи, – тут незнакомец наклонился к господину С и доверительно к нему обратился, – скажу вам так, больше чем какая-нибудь самая страшная болезнь унесла людских жизней. Ведь как говорил Ницше: «Безумие единиц – исключение, а безумие народов – правило». – После чего незнакомец вернулся в своё обычное положение и, дотерев салфетку до своих дыр, а руки до красноты, отнял салфетку от рук, изучающее на неё посмотрел и, странно сказав: «Вижу следы стараний человеческих», – выбросил её в ящик для мусора. Затем повернулся к господину С и обратился к нему:

– Что же насчёт вас. То я готов решить ваши проблемы, если вы, конечно, не слишком заняты.

– Знаете, я кажется сейчас полностью свободен и полностью к вашим услугам. – Горько усмехнувшись, сказал господин С. – Ну, насчёт полной свободы, то я бы не был так уверен, а вот насчёт вашего предложения, то я буду не прочь его принять. – Сказал незнакомец, пристально смотря на господина С, который даже поёжился от этого холодного взгляда. После чего незнакомец бросает свой взгляд на пса, который всё также стоит на прежнем месте, и со словами: «Прежде чем перейти к делу, давайте сводим пса покормить. Ведь вы ему обещали. А разбрасываться словами, даже перед бессловесными тварями, никому не к лицу», – поднимается с лавочки, вслед за собой поднимая и господина С, с которым они и последовали вначале к закусочной, а затем по взаимному соглашению, одной дорогой.

И сейчас господин С как раз и следовал на встречу с этим господином, который так и остался для господина С человеком без имени (точнее сказать не названным, имя у него всё же есть, но как-то так назвалось и он стал господином С так значить), где кроме этого правила – никогда не называть его по имени (что не сложно делать, не зная его), строго настрого требовалось придерживаться и второго основного правила – не тянуть руку для рукопожатия.

Ну а господину С этого и не требуется, он с тех давних пор, со времени встречи со своим новым работодателем, кардинально переменился в такой степени геометрической прогрессии, что о ней будет лучше не знать и не догадываться. И он больше не стремился таким образом уделять внимание к чужому здоровью, а вот сбавить его оборотистость, то всегда пожалуйста.

– Если для того чтобы оставаться человеком, – глядя в глаза рыжему псу, которого господин С забрал к себе домой, говорил он, беря в руку телефон, чтобы принять предложение незнакомца, – нужно стать скотом, то я им стану. – И здесь господин С только в одном ошибся – он стал лютым зверем, с обсессивно-компульсивным расстройством.

Между тем господин С, следуя на эту встречу, вначале на метро добрался до нужной станции (он в своих передвижениях всегда использовал общественный транспорт – вероятность того, что такси попадёт в пробку и тем самым собьёт его с точного графика, была крайне выше, нежели у метро), после чего пешком преодолел различного рода переходы и, наконец-то, а вернее строго в соответствии с его расчётами, оказался на площади тысячи экранных огней – телеэкраны в виде вывесок на фасадах зданий уже давно стали частью современного облика городов.

Далее путь господина С лежит по мостовой до самого высотного здания на этой площади, куда он без лишних трат времени на утратившие свой смысл прежние сомнения – столь ли ты значим, чтобы туда зайти – самоуверенно направляет туда свой шаг. И, пожалуй, глядя на то, как уверенно идёт господин С, впору многим людям самим задаться вопросом и они задаются им – а ты сам-то не являешься ли тем, кому здесь совсем не место, когда здесь прохаживаются такие независимые от любого вида реалий, в том числе и от итогов биржевых торгов, господа.

Но господина С всё это совершенно не волнует и он даже не смотрит по сторонам, всё больше наблюдая за тем, как брюки его дорогого костюма развиваются, когда он переносит в шаге свою ногу и вступает ею на пол, отглаженный до блеска и отражения в нём благосостояния вступающих на него господ, чьи старания при топтании по нему и привели его в такое чувствительное состояние. И это не такая уж и метафора. Ведь когда нога влиятельного господина вступает на этот пол, то у многих людей в этом здании в тот же момент содрогается и начинает бешено колотиться сердце, в волнении интересуясь только одним – что он им несёт, прибыль или банкротство.

Что же касается господина С, то с ним всё было несколько иначе, а всё по причине того, что он был практически никому в этом деловом центре неизвестен и находящиеся на входном контроле сотрудники этого центра, ничем не могли порадовать или наоборот огорчить тех деловых людей наверху, кто приносил прибыль, а кто свои убытки, всем влиятельным людям этого и других городов.

Но господину С и до этого нет никакого дела, и он ни на кого не обращая внимания, доходит до лифта, куда после небольшого ожидания, он вместе с другими ожидающими людьми вскоре входит, чтобы спустя столько-то этажей выйти там где нужно.

– Ни одного достойного для запоминания лица. – Сделав свой подсчёт, вышел из лифта господин С, который на этот раз больше принимал в расчёт свою субъективность, нежели придерживался объективности – он стоял лицом к спинам пассажиров лифта и поэтому не мог отличимо видеть их лица. Хотя если он говорил со всей свойственной ему прямолинейностью, то, пожалуй, он прав. Раз он не видел лиц пассажиров, то и запоминать ему некого.

Но всё это остаётся за дверьми лифта, а господин С по паркетному полу направляется в распахнутые для любого человека при деньгах или на крайний случай кредитной карты, двери ресторана. Где к его услугам будет всё, если он, конечно, пройдёт через встречающее лицо администратора, которое, конечно же, никого мимо себя не пропустит, и уже с распростёртыми руками, а вернее сказать, с широко открытыми глазами, стоит перед вами и на вас изучающее смотрит.

И не успевает господин С выразить надежду на своё понимание, как администратор уже по своему всё поняла и, растянув на своём лице ещё больше улыбку, что очень сложно, когда в соответствии дресс-кодом этого делового мира постоянно приходиться улыбаться, заявляет, что в их ресторане именно этого, пока что неизвестного для них господина, как раз для полного комплекта не хватало. Ну а заводить разговор о том, что они ему бесконечно рады и говорить нет большого смысла, одна её улыбка чего только стоит.

– Сумме твоего оклада, дура. – Не сводя своего взгляда со рта администратора пока что женского пола, а дальше кто знает, как его назовут политики радужных мастей, мгновенно подсчитал господин С, поражаясь современному уровню образования, где всему надо учить эту молодую поросль. Правда такая целеустремлённость господина С на рот администратора почему-то смутила её, заставив прикрыть рот рукой. И тут господин С посчитал, что она, как оказывается, достаточно пробивная дура.

Впрочем, он сюда пришёл не для того чтобы считать или не считать администратора за того, кем она может быть и не является, и он своим обращением к ней прекращает все эти домысливания. – У меня здесь заказан столик.

– Ваше имя? – немедленно спрашивает его администратор, покоробив своим вопросом господина С. А всё потому, что он с тех пор как познакомился с человеком без имени, видимо начал перенимать его привычки на себя и теперь не выносил, чтобы его имя звучало вслух. – Срочно нужно его изменить. – Стиснув зубы, проговорил про себя господин С, без движений в лице продолжая глядеть на ожидающее от него ответа лицо администратора.

– Ваше имя? – еле удерживая улыбку на лице, администратор попыталась дозваться до онемевшего в лице господина С. Господин же С после небольшого раздумья даёт ей свой ответ. – Давайте я скажу вам номер столика, а вы к нему меня проведёте. – Ну а это предложение господина С, хоть и находит отклик у администратора, но только не в том качестве, на котором настаивал господин С. И администратор, продолжая улыбаться, стараясь не ранить чувства господина С подозрением на его не честность, ловко ссылается на то, что она и сама всего лишь инструмент в чьих-то руках, а так бы она давно его пропустила. А если так, начистоту, то это не в правилах их заведения. И если господин С действительно делал заказ, то он делал его на чьё-то имя, а это значит, что он его знает и ему не будет страшно его ещё раз назвать.

И, пожалуй, это логично и трудно опровержимо, да и судя по времени, которое показывают часы господина С, на которые он время от времени поглядывает, то его у него почти что нет и придётся не считаться с жертвами на его пути к цели (а такой счёт для господина С ещё больше по своей убиенной душе).

И господин С сейчас бы с неимоверным удовольствием лишил бы эту пустую улыбку администратора главной его составляющей, зубов (а они до своего скрежета любят свой пересчёт), если бы из-за спины администратора вдруг не выплыла высоченная тень, тёмного как сама тень человека. Который в своём наклоне к уху администратора мгновенно убеждает её в чём-то, а вернее, в том что господина С можно и без этих формальностей пропустить в зал, и он пропускается.

Далее господин С, сам того не заметив, при подсчёте количества столов в зале и видимых людей за ними, теряет из виду человека-тень, отчего он не много и теряет. Хотя всё же было бы легче, если бы он показал ему нужный стол, а то господину С приходиться не так легко в поиске нужного стола – человек без имени, уже можно догадаться, не любит выделяться и всегда находится в тени.

Но вот вроде бы нужный стол найден и, господин С, подойдя к нему, представляя себя на обозрение, ждёт своего приглашения – стол как можно было и ожидать, находился в самом отдалении от всех других столов, в своей вип-зоне, где можно под прикрытием свисающих с потолка и взявших в свой плен стол занавесей, не отвлекаясь на посторонние взгляды на тебя, в основном, конечно, поговорить.

А прибывший ранее и занявший своё место за столом человек без имени, между тем не спешит приглашать за свой стол господина С, а всё по причине своей большой занятости – он намазывает на кусок хлеба сливочное масло и ему никак нельзя ошибиться с толщиной слоя масла, а иначе будет приторно масляно, в случае если он переборщит, или же будет недостаточно питательно и сухо, если он себя так обделит. И господин С, отлично понимая насколько важен любой процесс, где присутствует своя математика, ни единым звуком не отвлекает человека без имени, внимательно наблюдая за тем, как тот ловко управляется своим столовым ножом.

– Я бы сказал, что это настоящий шедевр, но не могу этого сделать, пока не выслушаю мнения моего друга. – Спустя совсем немного, а точнее может сказать только один человек, но он не скажет этого по причине своей занятости, выставив перед собой бутерброд наполненный красными икринками, обратился к господину С человек без имени.

Ну а господину С два раза напоминать не нужно и он отлично понимает о чём идёт речь.

– Сорок девять. – Даёт ответ господин С.

– А ты знаешь, что это значит? – спросил его человек без имени.

– Нет. – Еле выговорил это отрицание господин С, в чьём лексиконе при общении с человеком без имени такого слова не существовало. И это по своему импонировало человека без имени, который в редкие моменты отклонения от самого себя – это достаточно сложное для понимания явление, с его расслоением, а не раздвоением личности, когда всё так перемешано, что и не понять, что происходит, но что-то точно происходит с этим человеком ли – называл господина С господином Си. Здесь в первую очередь подразумевалось, что он по-итальянски безотказный человек, а также во вторую, но главную очередь, намекалось на то, что господин С не просто человек, а целая ходячая система СИ. И в этом человек без имени был в большей отчасти прав.

Сейчас же человек без имени ничего в ответ не говорит, а откусив кусочек от бутерброда, начинает тщательно его прожевывать. А как только он его прожевал, то он вновь спрашивает господина С. – А теперь сколько осталось?

– Девять. – Даёт ответ господин С. И на него тут же следует вопрос со стороны человека без имени. – А это что значит? – И вновь господин С вынужден сказать ненавидимое им всем сердцем слово «нет». На что человек без имени на этот раз не откусывает свой бутерброд, а к изумлению господина С вдруг начинает смеяться, и со словами: «А это значит, что в соседний рот неприлично заглядывать!», – указующим кивком руки, весело садит его на стул. После чего человек без имени заканчивает все свои дела с бутербродом, а господин С ждёт, когда он освободится и обратит своё внимание на него – конечно не с той же плотоядной целью, что к бутерброду, хотя среди хищников не без этого.

Человек без имени тем временем видимо вошёл во вкус и, взяв с хлебницы ещё один кусочек хлеба, приготовился проделать с ним те же действия, что и с первым куском хлеба. Правда сейчас человек без имени не так одинок за своим столом и он уже не так голоден, как был до первого бутерброда, а это всё вместе даёт свой повод для мысленной деятельности, которая придаёт особую остроту приготовляемым бутербродам.

Ну а так как человек без имени собирался строить, а не разрушать, то и течение его мыслей обратилось к самому первому строителю мира, творцу всего и вся.

– На самом деле, – сняв с лежащего в тарелочке куска масла тонкий слой масла, заговорил человек без имени, – творец не создал человека, как все ошибочно думают, в доказательстве своего утверждения ссылаясь на домысливания друг друга и авторитетные ветхозаветные издания. А творец всего лишь выделил его сущность из уже существующего бытия, единой частью которого он тоже был, и придал ему форму согласно своему подобию и видению. – Человек без имени положил нож с маслом на кусок хлеба и принялся намазывать масло. После же того как первый слой масла был уложен, он посмотрел на господина С и, заговорив, в такт своих слов начал водить из стороны в сторону нож.

– А форма это образ… – тут человек без имени специально сделал паузу, чтобы зафиксировать внимание на сказанном и на том, что будет дальше. И уже после этого продолжил, – тут творец специально умолчал, что мышления. О чём он уже ранее намекал, говоря, что создал человека по своему образу… (уже догадались) да, мышления. Где образ есть форма (вот оно как всё взаимосвязано – одно из другого вытекает и обратно втекает) самовыражения человеческой сущности. А вот что из себя представляет эта сущность, то на этот вопрос вот так просто не дашь ответа, а можно только строить косвенные догадки. Хотя подсказки для этого очевидны – та форма, в которой выведена в мир… – человек без имени сделал задумчивую паузу, во время которой он окинул взглядом господина С, и только после этого продолжил говорить, – скажем так, жизненная единица. Создатель или вездесущий, играет с нами, как дети в песочнице с её содержимым, строя из своих форм различные фигурки. Ну а крепость этих фигурок, слепленных кто на скорую руку, а кто самым тщательным образом, зависит не только он приложенного к ним усердия, но и от самого использованного для их создания материала – в песочнице ведь кроме песка и глины, может попасться и другой минеральный элемент. Не зря же говорят, что человек вылеплен из глины. – Человек без имени подытожил свой рассказа тем, что завершил строительство своего бутерброда, насыпав ложкой на хлеб икры. После чего он бросил испытывающий на крепость бутерброд взгляд и, не желая вдаваться в детали, то есть не интересуясь у господина С о количестве икринок, откусил его и принялся методично разжёвывать откусанный кусок.

И на этот раз человек без имени всё это проделывает не молча, а продолжая вести беседу с господином С, а точнее, свой монолог.

– И теперь каждая из созданных форм жизни борется за собственную форму существования. Так звери готовы загрызть любого во имя выживаемости своего вида, а люди изо всех сил стараются выжить, ради продолжения своего рода. А ведь между формой бытия в виде человека и зверя, есть одна знаковая общность – каждый из них пропускает момент своего становления человеком или же зверем, а затем так и живёт с этим непониманием практически до конца своей жизни. Если, конечно, в его жизни не случится что-нибудь такое из ряда вон выходящее и ему не укажут на его звериную сущность.– Здесь, на этом моменте, господин С напрягся от этих прозвучавших слов, а человек без имени застекленев в своём взгляде и, смотря сквозь господина С в неизведанную даль, вновь сделал паузу, чтобы остыть от внутреннего перегрева и запить возникшую сухость во рту минеральной водой из бокала.

Ну а как только человек без имени нормализовал внутреннее состояние и бокал был отставлен обратно, то он продолжает свои размышления вслух. – А ведь существование бытия в таком своём бесконечном разнообразии форм, косвенно указывает на свою вечность, где лишь только сами формы бытия имеют свою временность существования.

– Ну а то, что нам так бесконечно, – а как иначе, – хочется сохранить своё Я, эту свою временную форму своего бытия на данном временном отрезке бесконечности (целесообразность его существования я не буду сейчас рассматривать), то этому есть простое объяснение – в этом заложен основной принцип самосохранения человека, который таким образом выполняет функцию защиты этой формы своего бытия. Ведь перестань человек себя любить и ценить, то он вскоре погибнет, а так любовь к себе сохраняет и поддерживает в нём жизнь. И, наверное, то, что со временем человеческая оболочка саморазрушается, есть свой смысл – человек постепенно отходит от любви к себе и к дальнейшему самосохранению в этой своей форме для того чтобы более спокойно принять неизбежное, со своим переходом в иные формы бытия. – Человек без имени мельком бросил свой взгляд на внимающего ему господина С и, заглотив последнее, что осталось от бутерброда, начал его прожёвывать. После чего быстро справился с ним и, положив свои руки перед собой на стол, с некоторой резкостью в голосе сказал:

– А кто решит проявить самоуправство, предав большее значение форме своего выражения, чем своей сущности, то тот непременно поплатится за своё пренебрежение законами бытия и выживаемости (а некоторых так и распирает в форменное безобразие – оттого, наверное, так плачевно выглядят те формы личности, кто всё поставил на внешнюю изнанку; а так только и бывает). – А вот эта последняя часть монолога-размышления человека без имени, навела господина С на единственную, как ему кажется, верную мысль – человек без имени таким образом намекает, что нет смысла себя беречь, если эта его оболочка временна и дана человеку лишь как инструмент для решения поставленных перед ним задач.

Между тем человек без имени заметил некоторую возникшую в господине С отстранённость от внимания к нему, что было им воспринято по своему не однозначно и он поспешил развеять у господина С возникшие вопросы, которые мешали ему беспрекословно принять то, что он ему сейчас рассказал – но это только человек без имени так думал.

– Но если форма прекращает своё существование, то у кого-то может возникнуть вопрос, то как быть с осознанием человеком самим себя и куда девается его разум? – человек без имени пристально посмотрел на господина С, как бы спрашивая его – а не ты ли тот самый неблагоразумный человек, который суёт свой длинный нос куда не следует. Ну а господин С, конечно, не такой неблагоразумный человек, и даже если бы он им был, то никогда бы не признался в этом, и поэтому он не сдвигаемо молчит.

Что ж, господин С умеет быть убедительным (даже молча), и человек без имени возвращается к своему монологу. – Но для того чтобы ответить на этот вопрос, нам нужно вспомнить то, что мы часто забываем. А забываем мы, и часто просто не придаём своё истинное значение тесной связи между мысленным и реальным миром. А она, несомненно, существует. Да и в таких количествах, что мы подчас не можем отличить материальную реальность от её мысленного представления. Из чего я смею предположить, что послужившая источником для формирования нашего самосознания субстанция, родом всё оттуда же, из нашего сущего. Где она всего-то имеет несколько отличные качественные характеристики, определяемые своими границами возможностей и способностей. Но всё это всего лишь свои субъективные, зрительного характера представления окружающего нас мира, где его мыслимость служит лишь для того, чтобы на предварительном этапе, в своих будущих взаимоотношениях с окружающей средой под названием миром, в проекте рассматривать свои замыслы, а вот реальность уже служит для того, чтобы в действительности материализовать все эти задумки. Как, например, я сейчас. – Сказав это, человек без имени отнимает свою руку от стола, не спешно просовывает её во внутрь своего пиджака, немного, самую малость там задерживается, и вскоре оттуда вместе с рукой на свет появляется револьвер. Чей вид почему-то сильно удивляет человека без имени и он, покачав головой, возвращает руку с револьвером обратно, откуда на этот раз им вынимается совсем маленькая, но зато живая птичка.

Что несомненно необыкновенно и очень удивительно, и не может не вызвать вопросов у господина С, безотлагательно желающего знать, как такое вообще возможно. – И как она там смогла поместиться? – глядя на этого воробышка на руках человека без имени, про себя задался вопросом господин С. Ну а человек без имени в свою очередь кладёт свою руку с воробышком ладонью вверх на стол и вместе с господином С принимается наблюдать за тем, что себе позволит сделать эта птица.

Воробышек же хоть всего и боится, но в тоже время любопытство берёт своё, и он начинает потихоньку пододвигаться к выходу с ладони руки на стол, где, несомненно, интересней. И так пока он не оказывается на более твёрдой поверхности стола, после чего он уже начинает более осмысленные движения в сторону хлебницы. Что со стороны человека без имени вызывает замечание.

– Вот я смотрю на это божье творение и сам того не желая, спонтанно начинаю насчёт него и себя мыслить. – Тут человек без имени вдруг замолчал, и господин С подумал, что его слова неожиданно материализовались – он сам того не желая, спонтанно начинает насчёт него и себя мыслить. – Но только господин С так подумал, как человек без имени как будто очухивается из глубин свой мысленной сути и обращается к нему. – Ты уловил самую суть.

И хотя господин С уже не раз был свидетелем проявления человеком без имении такого рода экстрасенсорных способностей, всё же к этому трудно привыкнуть, а чтобы поставить барьер перед этим проникновением в глубины своих мыслей и речи быть не может – человек без имени в раз об этом узнает и потом даже не думай, что тебя может ждать – мысленная закупорка, как минимум. И господина С в очередной раз опять внутренне покоробило.

– Но я тебе не это хотел продемонстрировать. – Сказал человек без имени и, взяв со стола пустой бокал, в один момент прикрывает им воробышка. После чего он берёт со стола тряпичную салфетку, накрывает ею бокал, затем смотрит на господина С и задаёт ему вопрос. – Ну а теперь осталась самая малость. Ответить мне, где птичка?

И, конечно, господин С не спешит идти самым простым путём, на который указывает очевидность. – И если бы тут не было никакого подвоха, то зачем бы человек без имени задавался этим вопросом? Но тогда какой смысл? – задаётся про себя вопросами господин С и не может на них ответить. И не потому, что не знает ответа, а хотя бы потому, что человеку без имени спокойно не сидится и он специально накаляет обстановку, сбивая господина Сс мысли. – А может и нет тут никакого фокуса. – Вставляет свои замечания вход размышления господина С человек без имени.

– Тогда в чём секрет? – почему-то так спрашивает человека без имени господин С, в первые за время своего нахождения за столом решившись на открытый вопрос.

– Секрета никакого нет. А всё это было продемонстрировано лишь для того, чтобы показать тебе на собственном примере, как зыбки наши представления о реальности, где тебе лишь одной, не понятно на чём основанной (на каких-то смутных предположениях, построенных на логических умозаключениях) неуверенности, уже хватило для того чтобы отвергнуть, казалось бы, вот она, несомненную очевидность. – Человек без имени досадливо покачал головой и, отодвинув стоящий перед собой бокал, которым был прикрыт воробей, в сторону, на край стола, заговорил. – А ведь реальность воробья, по мне так, совершенно не очевидна. Откуда ему спрашивается, здесь взяться? Ещё скажи мне, что ты сам видел, как он появился из моего внутреннего кармана. На что я скажу, что этого никак не может быть, потому что не может быть никак. И получается, что некая неочевидная реальность, чуть ли не выдуманность твоего воображения, взяла и запросто сумела разубедить тебя в реальности происходящего и вместе с этим окружающего мира. А что будет тогда, если сама действительность возьмётся за то, чтобы разубеждать тебя в реальности происходящего? – человек без имени своим вопросом чуть ли не вдавил господина С в свой стул.

Но тут господин С видимо уже весь изошёлся от этого всего нагромождения на себя мыслей, которые на него навалил человек без имени, и он, не сдержавшись, своим вопросом перебивает человека без мыслей. – Так птичка там или её там нет? – На что немедленно следует жёсткий ответ его оппонента:

– В таких случаях, всегда надо иметь в виду третий вариант. И спрашивать. А она там изначально была? – И теперь господин С оказывается окончательно придавлен человеком без имени, который вдруг резко переменяется и со странной доброжелательностью делает дополнение. – Давай оставим ответ на этот вопрос до лучших для птички времён. Тем более у нас есть масса других нерешённых дел. – И первое, требующее для себя незамедлительного решения дело, видимо находилось как раз очень близко, на впереди стоящей тарелке, прикрытой крышкой из серебра, к которой и потянулась рука человека без имени, чтобы освободить то, что там под крышкой заждалось его.

Ну а что там так сильно ждало человека без имени, то это для господина С сквозь вырвавшийся из под крышки пар так и не прояснилось, а всё потому что господин С был далёк от знаний таких кулинарных изысков, которыми балуют себя и посетителей ресторанов шеф-повара этих ресторанов. Да это и не было столь важно, когда он сюда не есть пришёл, а слушать то, что ему скажет человек без имени, который в отличие от него был не прочь соединить два в одном, полезное с приятным.

И если за приятное отвечал обед в ресторане и сопутствующий ему разговор, то за полезное уже отвечал последовавший за предварительным разглагольствованием человека без имени, его более обстоятельный разговор.

– И вот тут я подхожу к самому главному. – Стянув с вилки кусочек мяса, проговорил человек без имени. – Целесообразности существования этой жизненной формы под названием человек. – Человек без имени, прожевав, проглотил положенный в рот кусочек мяса и, нацелившись на что-то на своей тарелке, начал блоками выдавать мысли.

– Так одна часть человечества обосновывает своё существование тем, что именно оно придаёт смысл своему существованию (по мне так, тавтология сплошная). Другая же часть человечества считает несколько шире – мол его существование придаёт смысл этому миру. Ну а третьи пошли дальше, и решили, переосмыслив реалии мира, переделать его под новые реалии жизни. И мне кажется, что я отчётливо вижу, к какой из этих категорий людей ты себя причисляешь, мой друг. – Обратился к господину С человек без имени. И человек без имени не ошибся в своём проницательном предположении – господин С причислял себя к тем, к кому следует причислять себя. А раз так, то человек без имени может довериться ему и он, отодвинув тарелку, теперь может поделиться с ним некоторыми соображениями насчёт переустройства этого мира.