Хроника событий местного значения (дни «совка»)
TekstРадости и огорчения времен «застоя»
Жильцами нашего кооперативного дома были работники культурных, и медицинских учреждений города. Как член правления кооператива, я познакомился с некоторыми из них.
Нина Павловна Снеткова, автор известной монографии о творчестве М. Сервантеса, работала в издательстве, расположенном на верхнем этаже Дома книги. Из окон издательства открывался чудесный вид на Казанский собор и всегда оживленную часть Невского проспекта. Мама Нины Павловной, энергичная дама с трубным голосом, часто спорила с дочерью о новых публикациях в «толстых» журналах, слушать их было интересно и познавательно. Благодаря знакомствам Нины Павловны, мы с Линой посмотрели почти все постановки очень популярного тогда Театра юного зрителя.
С Людмилой Львовной Каганэ, главным специалистом Эрмитажа по живописи Испании, у нас сложились дружеские отношения. Ее муж, Вадим Самойлович, работал в институте им. И. М. Сеченова, изучая причины нервных расстройств. Общение с этими людьми значительно восполнило пробелы в моих знаниях о живописи и литературе Запада.
По делам правления я бывал в квартире Г. Ю. Берловича, главного администратора Ленинградской филармонии. Один раз я увидел там человека крепкого сложения и с очень сосредоточенным выражением рябоватого лица. Жена Берловича, поговорив со мной в коридоре и приложив палец к губам, почтительно сказала о госте: «Гилельс…» Г. Ю. Берлович одарил меня билетом на концерт знаменитой Марии Луизы Анидо, аргентинской гитаристки.
Но самые близкие отношения у меня сложились с А. М. Левиным, он вел хозяйственные дела нашего кооператива. В молодые годы Левин служил юнкером в штабе Н. Н. Духонина, последнего командующего императорской русской армии. Этот боевой генерал на глазах у всех был убит в Могилеве революционно настроенными солдатами.
Во время Гражданской войны Левина призвали в Красную армию. Он попал в кавалерийский корпус Д. Гая и рассказал мне об этом времени:
– Наше войско было разношерстное. Собирали, как граблями опавшую листву – насильно мобилизованные крестьяне, рабочие, сбежавшие из городов от голода. Были случаи разбоя, мародерства, дезертирства. Но все комиссары были самоотверженными, идейными бойцами. Всегда – в первых рядах наступающих, равно со всеми переносили все тяготы фронтовой жизни. Некоторые из них были интеллигентными людьми из недоучившихся студентов, художников, артистов. Но их призывам верили, за ними шли.
– Интеллигенты были и в «белой» армии, – заметил я, – в том числе – офицеры, имевшие опыт войны. Но их разбили.
– У них не было идеи. Лозунг «за веру, царя и отечество» уже никого не вдохновлял. Воевали они разрозненно – то Юденич, то Деникин, то Колчак. Мы брали количеством, идеей и жесткой принудиловкой.
В войну с фашистами Левин командовал транспортом дивизии, потом, участвовал в ликвидации банд на Западной Украине. Мир тесен, наши с ним пути могли пересечься и раньше…
* * *
В это время у меня началась дружба с Наташей Сирвинт. Знакомство с ней сразу обнаружило близость наших интересов и взглядов на жизнь. Наташа происходила из значительной семьи, ее бабушка по отцу была фрейлиной двора нашего последнего царя, а в советское время стала женой академика архитектуры А. А. Оля. Их квартира на Кировском проспекте впечатляла камином, антикварной мебелью, развешенными на стенах офортами и акварелями Н. Бенуа, А. Лансере.
Наташа была центром компании людей, занятых в разных областях науки и техники. Лев Озерицковский изучал эргономику действий экипажа танка. Дима Ракчеев разрабатывал систему «мягкой» посадки космических кораблей. Боря Устинов, проектировал застройку жилых районов нового города Набережные Челны. Ося, муж Наташи, работал в архитектурном бюро, временами, как опытный альпинист, выполнял строительные работы на высоте. Помню, он участвовал в демонтаже стеклянной сферы реконструируемого Дома книги Ленинграда.
Однажды Ося подрядился красить вышки для специальной связи в Киргизии. Там за его работой наблюдал офицер КГБ, вечерами они пьянствовали, играли в карты. После окончания этой работы офицер задумчиво сказал Осе: «Вы замечены…»
– Не знаю, радоваться этому или подавать на развод, – сказала Наташа.
Для разнообразия она приглашала на наши сборы новых людей, им при этом полагалось рассказать какую-нибудь интересную историю. На одной из встреч приглашенный начальник лаборатории секретного института поведал нам о забавном случае на выставке предприятий оборонной промышленности, проходившей тогда в городке Сетунь.
К очередной выставке в институте сделали очень тонкую проволоку для космического аппарата. Технологически это была сложная задача, но результат ее выглядел весьма скромно – моток проволоки. Как показать значимость этой работы на столь серьезном форуме? И лаборант с фамилией Шульман посоветовал повесить кирпичи на этой почти незаметной глазу проволоке. Парящие без поддержки, они могли вызвать заинтересованность и обсуждение. Так и сделали, а Шульмана отправили на выставку стендистом.
Экспозиция с кирпичами вызвал заметный интерес. Знакомиться со столь удачным представлением технических достижений приходили даже разработчики сложных систем вооружения. В один из дней выставку посетил Генеральный секретарь КПСС. Его знакомили с серьезными разработками и для расслабления провели мимо экспозиции с кирпичами. Но Л. И. Брежнев вдруг остановился, оторопело уставившись на стенд. Постояв минуту, спросил:
– Это – что?
Возникла заминка. Никто не решался сказать что-то вразумительное. Все смотрели на Шульмана. И тот, побледнев от страха, выпалил:
– Это кирпичи и они готовы в любой момент упасть на головы наших потенциальных противников…
Директор института, где сделали проволоку, был близок к инфаркту. На лице Брежнева появилось подобие улыбки, указав на Шульмана и с трудом произнося гласные, он проговорил:
– Вот вам находчивость и смекалка русского человека! Как фронтовик скажу – кирпич может быть и грозным оружием…
После этого почетный гость с трудом зашагал к выходу выставки.
После недолгого молчания Наташа спросила:
– И что было с этим Шульманом?
– Дали премию, а через полгода разрешили выезд в Израиль. Дирекция института даже содействовала этому, сообщив в органы, что от этого работника там будет больше вреда, чем у нас – пользы.
* * *
На встречах у Наташи мы разыгрывали веселые спектакли, обсуждали новые фильмы, театральные постановки, книги. Позже я прочел, что в это время в стране печаталось более миллиарда книг в год. Собирание личных библиотек было почетным увлечением. Не было интернета, где в любой момент можно получить поверхностную информацию. А книги и журналы – это собеседники. Их тематику и тираж в то время определяли издательства, субсидируемые государством. Традиционно печатали тома сочинений отечественных и зарубежных классиков литературы. Большой интерес вызывали книги современных авторов – М. Астафьева, Б. Васильева, В. Гроссмана, В. Быкова, Ф. Абрамова, в них осмысливались события еще недавней войны. В библиотеках читатели образовывали очереди на книги Ю. Нагибина, Д. Гранина, А. Рыбакова, Ю. Трифонова, Ч. Айтматова, Ф. Искандера. Событиями для общества были публичные выступления поэтов Е. Евтушенко, А. Вознесенского, Б. Ахмадулиной, зачитывались стихами Д. Самойлова, Н. Коржавина, Ю. Друниной, Б. Слуцкого. Новой тематикой и стилем произведений заявили о себе В. Аксенов, В. Шукшин, А., Б. Стругацкие, В. Токарева. И значимым открытием для советских людей стали книги зарубежных авторов: Л. Фейтвангера, Т. Манна, Э. Ремарка, Г. Белля, Э. Хемингуэя, Д. Стейнбека, Д. Селинджера, К. Воннегута, Е. Ставинского, Ф. Саган. Художественный уровень их произведений на очень высоком уровне представили советские мастера перевода с иностранных языков.
Это отвлечение сделано, чтобы сказать о многообразии информации и интересов людей нашей страны в период, названном позже «застоем». Думаю, что никогда раньше не пелось столько задушевных песен, не рассказывалось столько еврейских анекдотов, как в это время. В этих анекдотах шутили и по поводу приема на работу тех, у кого «пятый пункт» анкеты автобиографии вызывал трудности с выбором работы, хотя, я не помню нетрудоустроенных соплеменников. Но об одном случае считаю нужным рассказать.
Я близко познакомился с семьей Варнавицких, благожелательных и интеллигентных людей. Люда, по специальности химик, работала в институте, была автором статей и изобретений. Изя, ее муж, работал начальником планового бюро стапельного цеха Балтийского завода. Умница, трудоголик, вежливый и добрый человек, он пользовался большим авторитетом на работе. Его отец в годы войны командовал партизанским отрядом в лесах Белоруссии, был награжден орденами и медалями за боевые подвиги.
Когда освободилась должность заместителя начальника цеха, ни у кого на работе не было сомнения, что лучшая кандидатура на нее – Варнавицкий. Но его представление где-то застопорили, а потом на эту должность назначили второго секретаря райкома КПСС, он чем-то провинился на прежней работе. Не помогли неоднократные просьбы и ходатайства руководства завода к партийному руководству.
Изя очень переживал: двадцать лет безупречной работы, авторитет в коллективе, а в итоге – унижение и полное отсутствие перспективы.
Варнавицкие решили эмигрировать в Израиль. Люда уволилась с работы и устроилась переводчиком в научный журнал. А против Изи началась травля. Было организовано «собрание трудящихся завода», где ему сказали, что он предает страну, воспитавшую его и давшую высшее образование. В «Доме на Литейном»[3] с Изей говорили очень грубо, указав, что при его форме допуска к секретным материалам, о выезде из страны можно и не мечтать. Психологическое давление на Варнавицкого было очень сильным, он держался стойко, но страдал.
К счастью действовали международные организации, помогавшие преследуемым гражданам страны в репатриации. При их содействии фамилия Варнавицкого оказалась в списке обсуждаемых лиц во время переговоров в Москве президента США Р. Никсона и Л. И. Брежнева. Варнавицких выпустили, но в Израиле Изя умер от инфаркта. Вряд ли эту историю можно считать следствием официального антисемитизма, но централизованное управление, правила «номенклатурных» кадров позволяют иметь преимущества подлым, ничтожным и карьеристам.
* * *
Мои друзья достигли в эти годы заметные успехи. Володя Катковник защитил уже и «докторскую» диссертацию. В научной карьере от него не отставал и Женя Гильбо. Саша Найшуль участвовал в разработке системы управления уникального оптического телескопа на ЛОМО. Володя Долгопольский успешно работал начальником лаборатории.
Все одноклассники школы, оказавшиеся в Ленинграде, поддерживали постоянный дружеский контакт. Владик Гаврило после учебы в ЛЭТИ работал в институте Арктики и Антарктики, исследовал физические свойства льда, возглавил полярную станцию СП-24. Непонятно как попавший на эту станцию поэт А. Вознесенский упомянул Гаврило в своей прозаической повести. Миша Павловский, проработав на заводе, выпускавшем отопительные радиаторы, перешел в институт, проявил себя и был направлен консультантом на строительстве литейного цеха в Тунисе. Вадим Белевич, как главный инженер проекта, вел работы по строительству гостиницы «Прибалтийская». Костя Мустафиди, тоже – выпускник ужгородской школы, работавший в лаборатории института связи, рассказал мне, что познакомился с В. Высоцким и записал на магнитофоне полное собрание песен знаменитого барда.
Я рассказываю о времени, когда в стране объявили эпоху построения «развитого социализма». Эта эпоха отметилась повышенным спросом населения на модную одежду, обувь, бытовую технику и стремлением тех, кто имел средства, жить «как на Западе». В то же время, все более частыми стали протесты против «режима тотального государства».
Люди читали и обсуждали политические романы А. М. Солженицына, выступления высланного из Москвы главного «диссидента» страны, академика А. С. Сахарова, слушали песни на запретные темы бардов Ю. Галича, В. Высоцкого, ироничные выступления М. Жванецкого.
После событий 1968 года в Чехословакии и подписания Хельсинских соглашений возникло какое-то затишье в конфликтах СССР с дальним и ближним зарубежьем. С промышленно развитыми странами Европы устанавливалось все более значимое экономическое сотрудничество. К этому времени построили трубопроводы для поставки в Европу газа и нефти, что принесло громадные доходы стране и ее руководству.
Для демонстрации прежнего идеологического единства проводились помпезные годовщины революционных праздников, прежних военных побед и все более непонятных достижений в космосе. После событий на острове Даманском начали строить Байкало-Амурскую магистраль. Она представлялась как всенародная стройка, но людей интересовали слухи о фантастических заработках и обилии импортных товаров, завезенных в места ее строительства. Мобилизующим мероприятием было организация молодежных отрядов для строительства жилья и дорог в отдаленных районах страны, но оно не напоминало духовный порыв комсомольцев при освоении целины, а походило на создание «шабашек» для заработка. В общество все более укреплялось желание потреблять, а не созидать.
* * *
Многие предприятия делали продукцию военного назначения, но при хозяйственной реформе А. Н. Косыгина стали производить и «товары народного потребления». Продавалось все больше холодильников, телевизоров, магнитофонов, машин отечественного изготовления.
Наш завод освоил изготовление соковыжималок, насосов для полива на садовых участках, изделий для коммунального хозяйства города. Но основную часть производственной программы составляли заказы изделий для энергетических систем военно-морского флота. Это определило появление в цехах нашего завода обрабатывающих станков с программным управлением, новых способов гальванических покрытий и сварки. Техническая модернизация завода осуществлялась под руководством Генерального директора В. Г. Карзова и Главного инженера М. С. Кошанского.
В. Г. Карзов в войну лишился родителей, воспитывался в детдоме, но проявил трудолюбие и волю при работе в разных должностях и наш завод пришел уже опытным руководителем. Не всем понравились строгость и требовательность нового директора, но скоро все поняли, что он действует не для личной выгоды и желания выслужиться, а из-за ответственности за предприятие и работающих на нем людей.
Самодисциплина, работоспособность В. Г. Карзова вызывали уважение, он внимательно относился к полезной инициативе любого работника. При нем построили центр обучения молодых кадров и спортивный лагерь для детей работников нашего предприятия, реконструировали и оборудовали дом культуры завода.
М. С. Кошанский окончил механический факультет Политехнического института Ленинграда как раз к 22 июня 1941 года. Во время войны он работал конструктором на авиационном заводе в Рыбинске, приобрел знания разработчика очень сложной техники. У меня с ним сложились хорошие отношения, объясняемые общей склонностью к творчеству в поиске технических решений.
Когда началась реконструкция металлургического производства, меня включили в бригаду проектантов нового литейного цеха. Возникла идея установить в нем современное зарубежное оборудование. Почти год я защищал необходимость этого в согласующих инстанциях. Мало кто верил в успех этой затеи, но решение правительства страны было получено, Внешнеторговой организации «Лицензинторг» поручили закупку технологии и оборудования для нашего завода.
Начались поездки в Москву для обсуждения предложений инофирм. В «Лицензинторге» работали молодые люди с известными фамилиями Шибаев, Гвишиани, Гришин, Черненко. Наш проект вел выдвиженец комсомола, Дима Алексеев, знающий и вежливый в общении человек. Мы с ним сработались, и вскоре было принято решение о поездке группы наших специалистов для ознакомления на заводах с работой оборудования фирм «Феросталь» (ФРГ) и «Фата» (Италия). В группу для зарубежной поездки включили Главного металлурга Министерства Л. П. Егорова, руководителя отдела нашего отраслевого института В. И. Володина, М. С. Кошанского и меня.
Со времени моей командировки в Югославию многое изменилось при оформлении загранкомандировок. Уже не было особых согласований и наставлений. Нам прочитали лекцию о международном положении и выдали необходимые для поездки документы.
* * *
Путь поездом из Москвы в Кельн занял два дня. В нашем торговом представительстве висели стенды, иллюстрирующие экономические связи СССР и ФРГ. Над другими позициями товарооборота между странами парили кривые графиков поставок нефти и газа. Работник с тоже известной фамилией Долгих предостерег нас от упоминания при переговорах с «фирмачами» суммы выделенных для закупки денег, и мы выехали в Эссен, где находится офис фирмы «Феросталь».
В индустриальной земле Рейн-Вестфалия люди живут в небольших благоустроеных городках, связанных удобной сетью автомобильных и железных дорог.
Фирма «Феросталь» находится в здании современной архитектуры, расположенном среди парка. Служащие фирмы работают в большом зале, разделенном передвижными перегородками. Менеджер фирмы Франк Брандау, ведущий наш проект, объяснил: площадь, занимаемая каждым отделом, зависит от состояния его дел. Соответственно этому, ее регулируют перегородками. Просто и наглядно.
Нам понравились организация питания сотрудников фирмы в общей столовой и гараж, где перемещение машин с помощью передвижных платформ обеспечивает экономное использование площади. После обеда нас познакомили с сотрудниками фирмы, которые будут сопровождать нас в поездке.
Шестирядная автострада шла вдоль берега Рейна, реки, в этих местах полноводной, мутной, одним из главных водных путей перемещения грузов между европейскими странами.
Кошанского разочаровал уровень механизации работ в показанных нам литейных цехах. В это время руководители наших предприятий озадачились созданием гибких автоматизированных производств. А здесь, в технически передовой стране, многие трудоемкие операции выполняли «гастарбайтеры», вручную, правда – с помощью удобного инструмента. Использовались автоматические установки изготовления песчаных стержней, и очень много внимания уделялось тщательной подготовке исходных материалов. Везде химический состав металла контролировали приборами экспресс-анализа, а плотность и чистоту поверхности отливок проверяли с помощью ультразвука и оптических эндоскопов. Нас впечатлило качество литых корпусов компрессоров, клапанов и насосов из высокопрочного чугуна.
При продвижении на юг вода Рейна становилась все более чистой, а его приток Мозель напомнил мне задумчивый и спокойный Оредеж.
Индустриальный пейзаж Рура постепенно сменился теснившими Рейн живописными горами, на них террасами размещались виноградники. Сказочного картины природы со средневековыми замками, сельскими пейзажами идиллического вида открывались за каждым поворотом реки. В одном месте, показав на утес над водой, Ф. Брандау сказал:
– Скала Лорелеи…
В Милтенберге мы ночевали в отеле, примечательном своей историей и видом. Здание оформлено в каркасе из темных стволов вековых сосен, это придает ему средневековый вид, но внутри оно обеспечено современными удобствами проживания. В номерах мы обнаружили громадные кровати под балдахином, в них можно было потеряться.
Латунная табличка над стойкой рецепции отеля извещала: «У нас проживали короли Фридрих Барбаросса, Людвиг Баварский, Густав Шведский, писатель Томас Манн, богослов Мартин Лютер». А ниже значилось: «И могут посетить все, кто захочет».
Сказочно выглядел город Мангейм. Там нам показали мастерскую, где сделали первый велосипед и гараж, где собрали первый автомобиль будущей фирмы «Мерседес-бенц». Мангейм – город изобретателей.
Но культурная часть поездки по Германии меня разочаровала. Вечера обычно проходили за выпивкой в дорогих ресторанах. Нам показали музей Круппа, у его входа стоял трехметровый гребной винт, отлитый в 1912 году из нержавеющей стали, рассказали о хороших условиях труда на заводах этого известного промышленника и коммерсанта. В университетском Геттингене мы интересно провели вечер в кафе, где играл студенческий джаз. Однажды нас сводили посмотреть фильм, он был обозначен тремя крестами на световой рекламе. Из кинотеатра мы вышли молчаливыми и растерянными.
После поездки были переговоры на фирме. Услышав предложенную немцами стоимость контракта на поставку оборудования, Кошанский весело брякнул: «Нам хватит!». Долгих посерел.
* * *
Дальше следовало лететь в Италию. Немцы не хотели выпускать из рук работу по контракту, и менеджеры «Феростали» полетели с нами «из уважения к квалифицированным экспертам». В Милане они почти двое суток водили нас по ресторанам и музеям, предупредив этим контакты с конкурирующей итальянской фирмой.
Нам было сказано, что это согласовано с «Лицензинторгом».
Мы посетили замок Сфорца, знаменитый собор Милана, его я видел в фильме «Рокко и его братья». Но наибольшее впечатление произвело посещение небольшой церкви, где торцевую стену занимает фреска «Тайная вечеря». Вдоль боковых стен церкви расположены кресла с высокими подлокотниками, благодаря им снимается усталость, можно сосредоточиться на рассмотрении этого шедевра Леонардо да Винчи. Тишина и прохлада в церкви настраивает на мысли о влиянии красоты на человека. «Окна» над столом, за которым сидит Христос со своими сподвижниками, создают реальность времени первых прозрений духа человечества, которое сейчас представляется нам простым и разумным.
Оказывается, фреска была повреждена ядром французского орудия во время похода Наполеона в Италию. Будущий император Франции приказал художнику исправить повреждение. Тот в спешке не дописал отражение святого Фомы в блюде на столе, этот факт был известен знатокам живописи, а теперь – и нам. Фреска разрушается от времени. Ее укрепили стальной рамой, роспись периодически обновляют, но ее сохранность на долгое время сомнительна.
Обед был на улице Бонапарта, где официанты ресторана организовали целое представление с приготовлением свежего салата, разливкой вин, нарезкой тонких ломтиков сырокопченого мяса.
Наконец нас обнаружило торговое представительство в Риме и фирма «Фата», немцы были вынуждены уехать.
Здание офиса «Фаты» находится в Турине, оно построено по проекту самого Оскара Нимейера, его стиль – причудливый бетон и стекло. Состоялась беседа с директором фирмы, Антонио Рози, обаятельным человеком с внешностью киноактера. Он сказал, что дня два нас будут знакомить с культурными объектами Пьемонта, затем, его самолетом доставят в город Бари, на самом юге Италии, там находится завод, где работает оборудование фирмы.
– И если будете вести себя хорошо, – усмехнулся Рози, – на обратном пути сможете посетить Венецию.
Первым культурным объектом, с которым нас ознакомили итальянцы, была таверна, живописно размещенная на скале. К ней мы ехали по местам, столь напоминающим картины из жизни Римской империи, что воображение представило мужественного центуриона в шлеме, с коротким мечом, проверяющего документы у водителей машин.
Таверна была пуста, нас ждал стол под белоснежной скатертью, на ней стояли столовые приборы и ряд бутылок лучших вин Италии. Еду по выбору каждого из нас подавали несколько официантов. Растроганный таким уважительным приемом, Леонид Егоров сказал:
– Спасибо за прием. У вас столько прекрасных вин, о которых мы и не знали. А когда приедете к нам, угостим русской водкой!
Услышав видно знакомое ему название напитка, официант спросил:
– А вы пробовали граппу?
По его команде на столе появилась запотевшая бутыль с жидкостью синеватого цвета. Леонид отхлебнул из бокала и радостно пропел:
– Самогон!
Утром мы не могли вспомнить ни одного названия знаменитых вин, которыми сотрудники «Фаты» хотели нас удивить. Граппа не вызвала неприятных последствий, на следующий день мы с должным вниманием осмотрели театр Ла Скала, взволновавшую нас скатерть с рисунком Ф. И. Шаляпина и слепок кисти руки Паганини. Во второй половине дня поехали в церковь, где находится плащаница, в которой, якобы, был завернут снятый с креста Христос. Честно скажу, она не вызвала в нас трепетного восторга, быть может, сказался наш наивный атеизм.
* * *
Семиместный реактивный «Боинг» президента фирмы летел на высоте десяти тысяч метров. Очертания Апеннинского полуострова сверху смотрелись, как на географической карте.
В Бари находился ремонтный завод военно-морских сил НАТО. Нам посоветовали не говорить по-русски и без проблем провели на завод. Первое, что я там увидел – литую крышку люка подводной лодки.
Фирма «Фата» больше специализируется на оборудовании для литья из алюминиевых сплавов, нам выдали ее замечательно оформленные проспекты.
Вечером мы долго гуляли по набережной, наблюдая накатывающиеся волны теплого Средиземного моря и удивляясь всему, что происходит с нами в этой командировке.
При подлете к Венеции пилот по-английски сказал кому-то внизу:
– Фирма «Фата». На борту четверо русских экспертов по контракту. Прошу разрешить облет города и посадку.
В то время советские граждане могли попасть в Венецию, лишь имея специальный пропуск – рядом размещалась база 6-го флота США. Самолет президента крупной итальянской компании был вне запрета, и мы приземлились в этом городе, желанной мечты для многих.
О Венеции написано, нарисовано, снято столько, что лишь немногие могут достойно рассказать о ее красотах. Я не пытаюсь это сделать. Скажу лишь, что два дня в этом городе я не мог поверить в реальность происходящего, находясь в состоянии счастливых сновидений.
При виде прекрасных палаццо, к ступеням входа которых подплывали изящного вида гондолы с фигурными носами, благородных очертаний фасада Дворца дожей, богатого оформления собора Святого Марка думалось, как рассказать об этом дома, чтобы дополнить известные описания туристических проспектов и книг по искусству. Я и сейчас не нахожу подходящих для этого слов. Мне почему-то запомнились обычные деревянные столбы привязи гондол, несуразно выглядящие на фоне мраморных тротуаров и парапетов. Перед отлетом из Венеции нам показали еще и производство изделий из художественного стекла в старинных мастерских на острове Мурано.
Завершилась итальянская поездка в Риме, где нас с хмурыми лицами встретили люди нашего торгового представительства. Мы обрадовали их, сказав, что склоняемся к предложению фирмы «Фата».
Поселили нас в отеле «Форум», расположенном у арки императора Константина. Номера в нем небольшие, но чистые и со всем необходимым.
Мы вышли прогуляться по вечернему Риму. Мимо несся поток машин, но вид тысячелетних колонн, древних зданий погружал нас в обстановку романтического прошлого.
На следующий день продолжили знакомиться с Римом, вечер провели в траттории на берегу Тибра. Думаю, понятно, почему обе инофирмы принимали нас столь обходительно, но итальянцы проявили в этом намного больше вкуса и культуры.
* * *
Москва удивила малолюдностью и необыкновенной чистотой. В это время у нас проводились Олимпийские игры. В столице был наведен образцовый порядок, наглядно демонстрирующий счастливую жизнь советских граждан. Из города удалили неблагонадежных, некоторых отправили в отпуска, на углах улиц, в вестибюлях гостиниц, стояли вежливые милиционеры в белых гимнастерках. «Лицензинторг» помог нам посмотреть соревнования легкоатлетов на стадионе в Лужниках.
Нужно сказать, что Олимпийские игры в Москве были организованы так хорошо, что это признали даже недруги из стран, осудивших ввод наших войск в Афганистан.
В «Лицензинторге» возникла некоторая паника, когда узнали о нашем выборе фирмы «Фата». Криво усмехнувшись, Алексеев шепнул мне:
– Принято решение в пользу немцев. Этого следовало ожидать.
Было неприятно, что обошли приятных итальянцев, но предложения обеих фирм были равноценными.
В день подписания контракта Москва прощалась с В. Высоцким.
Я вернулся к своим обязанностям на заводе, счастливые впечатления об этой командировке постепенно сменились текущими заботами. Но осталось впечатление, что наши инженерные знания не уступают и даже несколько шире, чем у зарубежных специалистов по литью. Работа с «Лицензинторгом» определила мои частые поездки в Москву, это способствовало более близкому знакомству со столицей.
На совещания, встречи, переговоры я ездил вместе с начальником информационного отдела нашего объединения Володей Третьяковым. Высокий, красивый, он нравился людям и быстро заводил полезные знакомства. Мы всегда имели номера в солидных гостиницах города.
Москва нравилась энергией горожан, количеством театров, выставок, чисто русской архитектурой церквей, доходных домов прошедшего времени, густыми кронами деревьев в парках и бульварах. Ощущение спокойной, благополучной старины на Патриарших прудах и улочках, прилегающих к Арбату, вызывало приятные размышления. В отличие от Ленинграда, где европейского вида дворцы соприкасаются стенами на берегах Невы и каналов, многие усадьбы вельмож старой Москвы расположены отдельно, среди парка, это усиливает впечатление о прошлой неспешной и размерной жизни их обитателей.
В то же время потоки машин, огибающих знаменитые «высотки» 50-х годов, несущихся по Калининскому проспекту с корпусами из бетона и стекла, удивлявших тогда «американским» видом, возвращали к реальности современного города, столицы нашей страны.
В Москве легче было увидеть выдающиеся театральные постановки.
Однажды после нудного совещания в Министерстве я побрел по Садовому кольцу и, не помню как, оказался у Большого театра. Все тогда стремились попасть на балет «Кармен». Знатоки восторгались исполнением М. Плисецкой, А. Богатыревым главных партий в этом спектакле и оригинальной обработкой Р. Щедрина музыки Ж. Бизе.
На площади перед театром стояли группы людей, желающих с рук купить билет в театр. Я подошел к ним, из интереса лишь посмотреть, насколько удачны их попытки. Тех, кто шел в театр уверенно, и это говорило о наличии у них билетов, атаковали десятки людей.
Я подумал – смог бы Точанский преуспеть в такой ситуации и встал у одной из колонн здания театра. Так, бесцельно наблюдая суматоху, я простоял минут десять, и вдруг ко мне подошли две женщины, одна – пожилая, другая – моложе. Обе – интеллигентного вида, в красивых одеждах. Пожилая сказала:
– Вы хотите билет? У нас есть лишний, но если мы скажем об этом громко, нас растерзают. Если хотите – идите за нами.
Так я посмотрел этот прекрасный балет с великими исполнителями.