Щедрость русского танкиста
Набитый битком пассажирский вагон не спеша катился за паровозом, по Румынии, которая очень вовремя превратилась из врага в союзника. Сами румыны пока еще к русским как следует не привыкли, но выданные в качестве денежного довольствия леи брали охотно. Брали и рубли, так что вина было хоть залейся и занявшие три купе возвращающиеся из госпиталя офицеры культурно бухали второй день, не обращая особого внимания на румынскую публику.
Они специально выбрали местный поезд. Старшего по команде надоумил земляк в комендатуре: "Езжай на этом!" Военные эшелоны гнали сквозняком, без задержек, а "трамвай" подолгу стоял на разъездах, пропуская теплушки с пехотой и платформы с танками. "Куда спешить? Войну без нас не закончат, а если и закончат, так мы не обидимся. Приедем, отметимся у коменданта, дальше – в полк резерва офицерского состава, потом снова в танки, ну а в танках уже – как повезет." Деньги пока были, беречь их по дороге на фронт никто не собирался. Выданный на дорогу сухпай даже не трогали. Ели сероватый румынский хлеб, запивали красным вином и общее мнение было таким, что так можно бы ехать хоть до Берлина.
– Паша у нас в Бухаресте ихнем отличился, – рассказывал коротко стриженный старший лейтенант, державший в руке большой кувшин с вином. – Эй, Паха!
– Чего тебе? – донеслось из соседнего отсека.
– Расскажи, как ты без очереди в кино пролез.
– Да ну тебя!
– Ну расскажи! А я тебе стаканчик налью…
В проходе появился здоровенный лейтенант, которого непонятно, как вообще в танковые войска взяли. Еще немного – и плечи не вошли бы в люк.
– Стаканчик? – спросил он.
– Ага…
– Давай, наливай.
Лейтенант уселся на сиденье, взял маленький румынский стакан, до краев полный красного, отломил горбушку и начал:
– Бухарест мы заняли, как сейчас помню: 31 августа. Последний день лета был. Немцы там конечно еще кусались, но ясно было, что город им назад никто не отдаст. Там мне и прилетело в бочину пара мелких осколков от мины, во время разведки. Фигня, за две недели зажило. И тут мне один кент предлагает в город сгонять. Я: "Зачем? Они же союзники, их даже на предмет выпить не тряханешь." А он сказал, что они тут рубли берут!
– Я тогда тоже удивился, – подтвердил сидевший у окна капитан. – Рубли, оказывается, даже в сорок третьем тут ходили. У нас один пацан был из партизан, родом с Молдавии, он рассказывал.
– Во! А мне незадолго до того за два подбитых танка выписали в финчасти. Полный карман бумажек, а куда их деть? Разве что в карты продуть. Сел в госпитале – масть пошла, еще выиграл! Ну и что? Решили сделать марш-бросок. Зашли в какой-то кабак, на пальцах растолковали, чего хотим. Притащил он бутылку водки ихней, закуски всякой. Сидим, отдыхаем, табак местный курим, официант на цырлах вокруг бегает, чего-то бормочет… Я думаю: "Денег хочет. Сколько ему дать?" Вытащил из кармана сотню, сунул ему. Он убежал, вернулся еще с одной бутылкой. Нормально! Теперь цены знаем…
– А кино-то когда было?
– Терпение! Сидим мы, значит… Одну бутылку уже уговорили. Смотрим: напротив кабака какая-то вывеска и туда стоит очередь, несколько мужичков. Мне зема говорит: "Там кинотеатр, наверное!" Мне сразу захотелось кино посмотреть. Хрен с ним, не пойму ничего, зато с полным правом потом у себя в бригаде похвастаюсь, что культурный уровень повысил. Нам к тому времени уже на хвост пара летчиков сели. Добили мы с ними второй пузырек по-быстрому, чтобы с собой не таскать, они остались, а мы пошли через улицу. На очередь конечно внимания не обратили никакого. Заходим… Мать честная! Я думал, такое только в старых книжках про буржуйскую жизнь бывает. Никакое это не кино оказалось, а самый настоящий… не знаю даже, как назвать. Короче: бабу там за деньги снять можно было.
Купе заржало в восемь здоровых глоток.
– Это вы удачно зашли!
– Еще бы! И без разведки, вот что самое главное! Потом туда весь госпиталь бегал, пока особист не прочухал это дело, а тогда я поначалу слегка того… как будто с "тигром" нос к носу столкнулся в городе. Сидят три девки на диванчике, смотрят, улыбаются… Потом думаю: "Триппер не ловил – значит и не жил!" Достаю из кармана еще одну сотенную. Девки смеются и тычут пальцем на окошечко в стене. Там у них касса была. Я сотню сунул, два пальца показал, кассирша сразу всекла, что без сдачи. Дает мне два билетика. Я врубился в систему. Значит билетик даешь той, что понравилась и идешь с нею. Ну я рыжую выбрал и мы пошли. И знаете что?
– Давай, рассказывай!
– После меня она сразу домой отправилась, вот такой походкой – он приподнялся и показал некое подобие ходьбы в раскорячку. – Работать в тот день не смогла больше. Но я ей еще один стольник на память дал. Пусть помнит щедрость русского танкиста.
– А что замполит? – спросил тот же капитан. – Он с тобой потом то же самое не сделал?
– Пытался. Но я уже выписывался и мне по щиколотки были и замполит, и на его предъявы. Пусть на фронт за мной с ними бежит.
1945, август
В середине августа 1945 года на побережье Японского моря было тихо. Маленький корейский поселок, расположенный на побережье южнее Сейсина, обезлюдел. Часть жителей японцы увели на работы на линиях обороны, часть попряталась. Передовую роту двадцать пятой армии никто не встречал цветами, да танкистам не больно-то этого хотелось. Оно и хорошо было на самом-то деле. Если тебя встречают (хоть добром, хоть гранатами), значит тебя ждали, а их здесь ждать были не должны. Севернее пехота и артиллерия добивали окруженный японский укрепрайон, а танки ушли дальше, хозяйничать на коммуникациях.
Теплый августовский день был уже на исходе, когда “тридцатьчетверки” с десантом на броне обошли деревню и взлетели на небольшую, покрытую деревьями, высотку, с которой дома были как на ладони. Автоматчики, развернувшись в цепь, двинулись вниз по склону, а один танк съехал по дороге вниз, к пристани.
Гусеницы вспороли песок на обочине. Башня развернулась в сторону хлипких дощатых бараков, над одним из которых ветер развевал небольшой белый флаг с красным солнцем. Пятеро десантников спрыгнули и рассредоточились, а их командир постучал прикладом по люку. Крышка приоткрылась и старшина крикнул, стараясь переорать дизель:
– Дай один раз фугасным по конторе!
Люк открылся полностью. Младший лейтенант высунулся, глянул вперед и снова исчез в башне, оставив его открытым. 85-миллиметровое орудие плавно наклонилось, башня шевельнулась, нащупывая цель стволом пушки. Старшина пригнулся, прикрыв уши руками.
Пушка рявкнула, подняв с дороги облако белой пыли. Крайний домик взрывом целиком приподняло в воздух. Он развалился на части, крышу унесло в море, а японский флаг сорвало с флагштока и ветром потащило к танку. В ответ никто не стрелял. Старшина спрыгнул с машины, выкрикнул команду и автоматчики перебежками начали приближаться к строениям. Танк слегка пошевелил башней, как бы намекая на то, что лучше им не мешать.
Намеки оказались излишними. Внутри никого не было. У японцев хватало времени вывезти все отсюда и они этим временем воспользовались. Не осталось ничего интересного ни с точки зрения разведки, ни для самих солдат. Даже паршивой зажигалки в ящиках столов не нашлось. Только стояли в прихожей, оставленные как будто в насмешку, два драных ботинка, которые видимо долго таскал какой-то японский рядовой. Судя по ним, у японца было две правых ноги.
– Никого и ничего, – сказал лейтенанту вернувшийся к танку старшина.
Тот кивнул, наклонился вниз, что-то сказал радисту. Потом опять высунулся.
– Приказано держать берег. Могут попробовать прорваться отступающие с севера.
Пехотинец посмотрел на тянущийся на север пляж и хмыкнул. Ползать по песочку под огнем танковой пушки и пулемета – приятного мало. Пусть пробуют.
– Часовых выставим.
– Да… – лейтенант выбрался из люка и присел пару раз, разминая ноги. Потом спрыгнул на землю и посмотрел на багровеющее на западе небо. – Ставь часового, а у меня в танке наводчик останется. Пожрать ничего не нашли?
– Голяк.
– Ясно… Леха! – танкист постучал по полуоткрытому люку мехвода. – Давай вчерашнюю добычу.
Изнутри ему передали какой-то сверток. Старшина присмотрелся и разглядел торчавшие из под промасленного брезента куриные лапы.
– Ха! Когда успели добыть?
– Вчера какой-то курятник переехали. Птичек слегка расплющило, но это ничего… Ощипать надо. У тебя умеет кто? А то времени совсем не было.
– Да у меня все деревенские.
Старшина заорал в сторону домиков:
– Петька!!! Хорош рыться там! Комм цу мир!..
Подбежал рыжий ефрейтор.
– Бери мешок. Танкисты добычей поделились. Наберите досок сделайте костерок вон там, в простенке, чтобы с моря и с берега не видно было. С берега – особенно, а то наши сразу на хвост сядут, как учуют.
Ефрейтор кивнул и потащил мешок к домикам. Через полчаса костер уже горел, огороженный с трех сторон брезентом и плащ-палатками. Двое пехотинцев ловко ощипывали куриц. В двух больших кастрюлях, подвешенных над огнем, грелась морская вода, а солдаты расселись вокруг костра на деревянных ящиках и принесенных из домиков скамейках. Танк тоже подогнали поближе.
– Вот так воевать можно, – сказал старшина. – Не то, что в сорок первом.
– Ты с самого начала? – спросил лейтенант.
– Да. Как под Ржевом начал, так и до самой Польши… Иван! – старшина приподнялся и посмотрел на одного из своих бойцов. – Иди, смени Ушакова.
– Дык он…
– Иди давай, не спорь!
Он снова откинулся спиной на стену.
– Я с сорок третьего, – продолжил лейтенант.
– Я и гляжу: молодой совсем. Но тоже срок почтенный. Под Курском был?
– Был… У меня тоже Леха с сорок первого воюет. Леха?
– А?
– Ты когда в сорок первом призывался?
– В сентябре. Но я не сразу на фронт попал. Сначала учебка была…
Второй бой мехвода
Призвали Леху осенью 1941 года. Попал в танковую учебку, механиком-водителем. По тем временам это было круто. Механизация шла, но многие сельские парни трактор видели только на картинках, а уж чтобы водить уметь, да еще и чинить… В танке командир – бог, механик – полубог. В общем было, чем гордиться.
Выпуск из учебки был ускоренным. Под конец года они обкатали свои Т-34 и БТ. Был один КВ, его командир полка себе забрал, потому что в нем была рация. Их дивизию сразу погрузили в эшелоны и отправили на запад. Лехе достался восстановленный Т-34 одного из первых выпусков, о чем он впоследствии нисколько не пожалел. Ехали, как сразу стало понятно, под Москву. Уже в поезде им зачитали обращение Сталина, значит это было примерно в первых числах ноября. Бойцы одновременно и боялись, и надеялись. Немцы наступали, но на железных дорогах было видно, какая мощь стягивается к столице с востока. Ехали две недели. Высадили под Клином.
Сразу в бой их не бросили. Поступила команда окопаться и замаскировать технику. Выполнили. Танки покрасили мелом. Командир полка лично опечатал все рации в части (у Лехи в танке ее и так не было). Запретили писать письма и его потом дома три месяца считали погибшим. Сидели, ждали, изучали историю ВКП(б) с политруком.
* * *
В начале декабря началось! С запада – непрерывная канонада. Немецкие самолеты перестали летать, видимо авиации хватало дел на передовой. Пришел приказ выдвигаться к Клину и в середине декабря город взяли. Вот под Клином первый бой у него и вышел. А второй бой запомнился лучше первого потому, что в первом он ничего и не видел. Ведешь танк, остановка, пушка стреляет, снова ведешь, порохом воняет так, что люк пришлось приоткрыть. К вечеру машина цела, все живы и вспомнить нечего…
После прорыва немецкой обороны техники у полка осталось не очень много. Три Т-34 и один БТ поврежденный. Но их оставили на передовой. Немцы постоянно контратаковали и отдыхать было некогда. Наоборот: сразу пришел приказ: выдвигаться и поддержать пехоту.
Заправились, а вот боеприпасов не подвезли. В танках оставалось по 3-4 орудийных выстрела. Патронов, правда, много было, пехота поделилась. Выдвинулись. Старшим был командир первой роты, молодой лейтенант. Его танк и шел первым.
Все были молодыми, опыта не было. Нельзя командирский танк первым пускать. Когда он подорвался на мине и съехал с дороги на целину, это сразу стало ясно. Сразу вслед за этим по танкам открыла огонь немецкая батарея. Командир упал в люк, Леха получил от него пинок в левое плечо, развернул машину и погнал ее по полю прямо на пушки.
Позже выяснится, что атаковал-то он один. Задней "тридцатьчетверке" немцы сбили гусеницу, каток и заклинили башню, а ее экипаж вылез и побежал в лес. Но Леха тогда этого не знал. Танк шел, по башне то и дело как будто кувалдой молотили. Немецкие "колотушки" не могли пробить лобовую броню, а он как мог, пытался вести машину так, чтобы немцы не видели корпус. "Попадут в баки – хана" – только эта мысль в голове и сидела. Он не стал даже закрывать смотровой люк, чтобы видеть поле.
Ясно было, что немцев придется давить гусеницами. На ходу из пушки не постреляешь, а останавливаться нельзя, потому что если немцы пристреляются, то все равно слабое место найдут. С трехсот метров прямо в люк всадят. Командир то и дело пинал его по шлемофону, "быстрее", а он в ответ матерился. Леха уже прикинул, как надо обойти батарею и как можно, не подставляя борт, вломиться на огневую.
Потом под гусеницей хлопнуло. Не особенно громко. Наша, советская противопехотная мина, как потом определили по остаткам деревянного корпуса. Рядом еще две штуки сидело, они тоже сработали, когда танк вертелся по кругу. Встали мордой к немцам. Корпус им по-прежнему не был виден и все снаряды так и летели в башню. Внутрь сыпались горячие осколки от брони.
Он выбрался наружу через свой люк. Т-34 много раз отруган за конструкцию люка мехвода, но в тот раз она им показалась вполне удачной. За ним вылезли остальные. Никто не был ранен, разве что кровь была на лицах от осколков брони. На четверых – два пистолета. Немцы били без толку по торчавшей из-за бугра башне. Под конец уже видимо от бессилия всадили несколько осколочных снарядов. Леха чуть не оглох. Хорошо, что шлемофон не снял.
Т-34 первых выпусков разные попадались. Какие-то нормально были сделаны, а у каких-то прямо на ходу броневые листы трескались. Этот был из "удачных".
Точку в бою поставил подорвавшийся на мине командирский танк, который остался сзади. Контуженный мехвод в нем пришел в себя, на одной гусенице и матюках выпрямил машину, башнеры повернули башню и выпустили по немцам все снаряды, что оставались. Немцы на этот танк внимания не обращали и они отстрелялись, как на полигоне. Одну пушку разбили, вторая была повреждена, третью немцы уволокли на руках. За горкой заревели моторы грузовиков и они смотались. Трупы и раненых тоже забрали. Бой кончился.
Заменили пару траков, натянули гусеницу и все-таки доползли до немецкой огневой. На башне потом насчитали с десяток отметин от бронебойных снарядов. Краска была счищена до металла, а ствол пушки погнут, так что полк боевую задачу далее выполнять не мог за отсутствием исправных машин. Потерь в личном составе не понесли.
Неподалеку была деревня, в нее до вечера отбуксировали оба танка с дороги. Отправили посыльного в штаб. Тот вернулся на следующее утро и передал приказ чиниться. К вечеру подошла машина из рембазы, привезли новую пушку и катки. На их танке зацепили башню сзади крюками, тросы от которых перебросили через блок на балке. Танк сдал назад. Башню приподняло и она наклонилась вперед. Через образовавшуюся щель вытащили кривое орудие, запихнули на его место новое. Первому танку ремонтники подшаманили ходовую и сказали, чтобы быстро не ездил. Третьему выбили из стыка застрявшую болванку и заменили один каток.
Выдвинулись согласно предпоследнему приказу, но пехоту на месте уже не застали, а их ждал приказ дожидаться. Подъехал их командир полка с еще одним офицером. Тот осмотрел танки и кивнул. Им приказали передать машины другим экипажам, а самим пешим порядком отправляться обратно в Клин. Дивизия, потерявшая половину состава, направлялась на переформирование.
* * *
– Наградили хоть?
Мехвод только рукой махнул.
– Какое там “наградили”? До нас награды и не доходили вовсе. Все по штабам расползалось. Да и давали-то тогда не шибко. Медаль – и то редко кому.
– Это точно…
Старшина вздохнул.
– Куда перья? В костер? – спросил автоматчик.
– Я те дам “в костер”! Завоняет паленым – сразу прибегут из роты. “Чем это у вас тут пахнет!?” А потом: ротному одну, замполиту одну, а мы тут будем лапу сосать без масла и хорошо, если лапу. Оставь в мешке пока.
– Ну тогда все. Ощипали и выпотрошили. Варим?
– Конечно! Пять цыплят, нас, пехоты, пятеро и пятеро танкистов. Как раз по полцыпленка на каждого. Сразу и порежь пополам.
– Сейчас сделаем!
Солдат вытащил из чехла саперную лопатку и уверенными, ловкими ударами разрубил тушки.
– Сухпай еще позавчера, слышь, доели.
Старшина посмотрел на автоматчика снисходительно.
– Ну так в наступлении всегда так и бывает, Петруха! Какая же кухня за танком успеет – сам подумай? Когда по сорок километров в сутки делаешь – тут не до жиру, а мы сегодня и вчера даже больше прошли.
– Да я все знаю. Однако живот подвело!
– Знал бы ты, как у нас четыре года назад все подвело! Но ты тогда еще мелким совсем был…