Пираты Изумрудного моря

Выйдя на окраину Давенхафена, Йунус приблизился к обширной усадьбе, откуда доносился грохот молота и несло дымом.

Подойдя, ударил висевшим кованым билом в хитро изогнутую бронзовую пластину у ворот, и она зазвенела, запела долгим звоном.

– Друг Йус, давно не видел! – громадный мужчина, в котором белые волосы изобличали потомка нордландцев, большой горбатый нос – арбонна, а покрытые старыми ожогами руки – кузнеца, заключил пирата в объятия. – По делам пришел или как? Лилиана, тащи выпивку, свинину…

Молодая мулатка, согнав с колен белоголового мальчишку лет трех, унеслась выполнять мужнину волю.

– Благодарю, – осушил поднесенный стакан вина пират. – Но я ведь по делу. Взгляни-ка, мастер, – он развернул холст и протянул Ларсу обломок капитанской шпаги. – Что ты насчет этого скажешь?

– Ну, что сказать, – повертев сломанное оружие, сообщил кузнец, пожимая плечами. – Клинок толеттской ковки, клеймо, правда, не припомню, но с тремя крестами, значит, вроде как лучший мастер, королевскими интендантами аттестованный. Закалка отличная, воздушная – не конная, пожалуй, а в ветровом колодце… Ты разницу-то разумеешь, моряк?

Йунус кивнул. Он хорошо помнил, как в детстве, отец совал только что откованный ярко полыхающий клинок в стальную «лапу» с рукоятью, обмазанной обожженной глиной, и десятилетний Йунус, одевая толстую кожаную рукавицу хватал саблю или ятаган, вскакивал но коня и мчался что есть сил, высоко подняв над головой пышущее жаром оружие, дабы придать ему наилучшую для булата закалку.

– Так что оружие доброе… было. А вот дураку досталось – это ж как надо было ухитриться, чтобы его сломать-то? Не иначе в мачту или в фальшборт вогнать, да ещё сверху алебардой или секирой рубануть. Вот тоже ещё: нет, чтобы по дурной голове врезать – добрую шпагу испортили.

Кузнец сокрушенно покачал головой.

– Ну чего ещё – эфес само собой снять не штука, а вот перековывать пользы нет, потому как твердости уже не будет, отпустит закалку-то. Но могу выточить острие на камне точильном – будет тебе добрый кортик или ландскнетточка. Пару золотых всего возьму, а за готовый-то куда больше сдерут. Ну так как? Если эфес мне отдашь, даром сделаю!

«Вот старый перец! – усмехнулся про себя танисец, – в эфесе серебра на пять, на шесть золотых и будет».

– А скажи, мастер, руками такой клинок можно сломать? – как бы между прочим спросил он.

– Шутишь? – хохотнул Ларссон, и наморщил лоб, так что выжженное на нем каторжное клеймо сложилось в некое подобие улыбающейся рожицы. – Нет, ну ежели у кого матушка с троллем или там лесным великаном согрешила, то тогда можно конечно – хотя и то не побожусь… А что?

– Да просто… друг, который мне ее отдал, говорит, что как раз руками сломали, чтобы нам не досталась.

– Врет как сивый мерин! – припечатал оружейник. – Я тридцать лет с железом работаю – ты уж мне поверь.

– Ну а может просто – тот… идальго сильный очень? – с удивлением ощутив в своем голосе неуверенность, переспросил Йунус.

– Ох, ну что с тобой делать, брат Йус? – пожал плечами Ларс. – Слышал я про людей, что зубами стволы аркебузные на потеху народу в балаганах перекусывали да цепи рвали, какие и слону не одолеть. Только вот скажу про то, что сам видел.

Когда я ещё кузнецом в Аронже был, поймали у нас одного шевалье, который девушек молоденьких насиловал и убивал. А по таким злодействам полагалось не только смерть позорная, но и лишение дворянства.

Ну само собой помост, лошадки там, палач, чтобы жилы надрезать, да рвать побыстрее. Полагалось ещё в костер его герб и все грамоты дворянские швырнуть, и клинок его сломать над головой перед казнью, а железка была почти такая же – даже и похуже: тут видишь, излом мелкозернистый, а там покрупнее – известное дело, рейбахское оружие толеттскому не чета.

Так вот, шпагу ломать само собой палачу полагалось, а вот подпиливать меня назначили. Я, конечно, не будь дураком, подпилил не на две трети, как обычно положено по артикулу, а на три четверти. Так и то мэтр Годо, палач наш присяжный, на семь потов изошел, а не одолел. Ну судья меня и погнал – так и то с трудом сладил. Вот…

Может с того дела у меня все наперекосяк и пошло, – Ларс вздохнув, потер изуродованный лоб, – потому как ещё с древности идет, чтобы кузнецу да пахарю, да прочим честным работникам дела палаческого не касаться… Мне бы дураку упереться да вот… Ну так чего, будешь кортик делать? Сделаю честь по чести – сам понимаешь, тут с этим строго: «Святой Джио не мошенничает»!

– Знаешь, дружище, оставь себе – вместе с эфесом, – вдруг буркнул Йунус.

Сидя в кабачке «Свинья и апельсин» – не самом худшем заведении Давенхафена, и поглаживая сидевшую на коленях прелестницу Хану (а может – Хэлен) чинно хваставшуюся, что она не простая потаскуха, а дочь самого настоящего дворянина, и что свои марки она отработает честно, Йунус размышлял об услышанном.

Нет, он не усомнился в своем реисе. Наоборот, он думал, что, идя с этим человеком, может быть удастся достигнуть тех высот, о которых даже и помыслить сейчас страшно.

* * *

…На него смотрело сразу три пистолетных дула.

– Ну, чего вылупился? – недовольным тоном спросил стражник.

По раскрасневшемуся лицу его было видно, что он долго бежал и запыхался. Тут же неподалеку находились и четверо его товарищей:

– Мы уж устали тебя ловить. Вставай и пошли. И чтоб больше без шуточек, а то… – говоривший многозначительно кивнул на пистолет.

Х'Анта подняли и потащили в сторону городка. Теперь уже пятеро конвоиров держали его на прицеле, не давая ни малейшего шанса улизнуть.

Вскоре он оказался в подвале гарнизонной кордегардии, причем не в камере, а сразу в пыточной. Пыточная тут была весьма убогой, даже дыбы не имелось, так что его просто прикрутили к кольцам, вмурованным в стену.

Еще через четверть часа к Х'Анту спустился высокий грузный человек в мундире флота Хойделла.

Еще до того как при свете факела разглядел широкий золотой галун на вороте, Х'Ант догадался, кто это.

Лицо адмирала было спокойным, однако то и дело подергивающееся веко выдавало крайнюю степень взволнованности.

– Ты, кто? – не очень-то дружелюбно обратился он узнику: – Тебя зовут Х'Ант? С какого ты корабля? Как мне связаться с твоим капитаном, чтобы он мог за тебя поручиться? – ухмылка стала совсем издевательской.

Молодой человек исподлобья глянул на Оскара ок Л’лири и молча сплюнул себе под ноги. Конечно, он был неприятно удивлен тем обстоятельством, что хозяину Стормтона откуда-то известно его имя. Но внешне мулат остался невозмутим.

– Я хочу знать только одно, – сообщил адмирал. – Кто надоумил ваших черножопых вождей подставить меня? Кто вам дал эти бумаги?

Перед носом избиваемого возник распечатанный конверт и лист бумаги с печатью из зелёного сургуча.

– Кто поручил меня скомпрометировать и зачем?! Впрочем, зачем – понятно! Место мое понадобилось. Кому?! Ок Гедао? Арбонну? Кому нужно, чтобы меня убрали отсюда? Кто так глуп, воображая, что его величество король Руперт поверит грязным бумажонкам, а не своему старому другу? Может, ты не знаешь? Так я тебе и поверил! Отвечай, ты, пикаронская ищейка, кто тебя послал?! – ревел, выходя из себя, адмирал. – И побыстрее, потому что иначе тебя будут бить, пока ты не сдохнешь!

Мулат молчал. Он знал из поучений старших, что под пытками лучше молчать, ибо стоит начать говорить – уже не остановишься, да и палачей раззадоришь.

– Ничего, ничего, ты у меня живо заговоришь!

Оскар был взбешен молчанием Х'Анта.

– Зовите профоса, под кнутом молчать не станет!

Приказав подручным бить чёрномазого, пока тот не побелеет и не признается, губернатор удалился почивать.

…Удар следовал за ударом.

В краткие мгновения передышек он твердил одно и то же: он простой рыбак, и он, Х'Ант, сроду не дотронулся ни до одной белой барышни.

– Какие барышни, идиот?! – возмущался офицер. – Тебя спрашивают, кто дал тебе эти бумаги?

– Подобрал, абуна, – отбрехивался мулат. – Не помню, где. Хотел использовать по нужде. Что в тех бумагах – мне неведомо, потому как читать не обучен.

И снова свист кнута и обжигающая плечи и ребра боль.

Такого отчаяния, такой безнадежности Х'Ант не испытывал со дня своего освобождения с эгерийского рудника. И дело было не в побоях. Пришло понимание того, что никто его не выручит. А эти усердствующие дурни тем временем забьют Х'Анта насмерть…

Но до чего же больно, мочи нет.

Надо что-то делать. А что?

Ладно, сволочи… все сделаю… уже на все согласен… Только скажите толком, что от меня нужно…

– Будешь говорить? – обрадовался тот стражник, который изловил его.

Мулат кивнул, показывая, что ворочать языком он уже не в состоянии.

– Да, – покачал головой офицер, оглядев жертву, – похоже, перестарались мы чуток. Какой от тебя прок нынче?

Он погрозил кулаком кнутобойцам. Те виновато развели руками.

– Ладно. Отправим тебя до утра в камеру. Там отдохнешь, придешь в себя. Тюрьма у нас хорошая…

Подручные дружно заржали.

Сейчас или никогда!

Если дать этим негодяям отвести себя в форт – это конец! Можно сплести сколько угодно небылиц, можно тянуть время, выкладывая все новые и новые вымышленные подробности…

Но долго ли можно вести игру, заранее обреченную на поражение?

Нет, побег – единственный выход. И именно сейчас, по дороге. Из форта не убежишь…

Х'Ант ссутулился, его походка стала тяжелой, неровной. Со стороны взглянуть – каждый шаг давался ему с трудом.

– Ты чего это за танцы тут устроил? – строго спросил один из двух приставленных к нему конвоиров.

– Т-танцы? – тяжело выдохнул Х'Ант. – Тебя бы так избили… посмотрел бы я на твои танцы…

Не договорив, он вдруг пошатнулся и рухнул на пыльную дорогу.

– Змей-Шаггор! – с досадой глянул конвоир на своего товарища. – Нам его что, на себе дальше тащить?

– Погоди, – озабоченно ответил тот, сейчас я ему рому принесу…

И нырнул в дверь ближайшего кабака. Второй конвоир нагнулся над лежащим пленником, тряхнул его за плечо:

– Эй, парень, ты смотри, не сдохни! Сейчас Генри тебе рому…

Этой фразе не суждено было закончиться.

Согнув ноги, Х'Ант изо всей силы ударил конвоира в живот. И тут же, пружиной взлетев на ноги, перемахнул через рухнувшего солдата и кинулся наутек. Откуда и силы взялись.

Заборы, крыши, опять заборы, крики, выстрелы позади…

И задний двор трактира «Загляни – не пожалеешь».

– Зизи, это я… За мной погоня… спрячь, солнышко…

Беглеца искали основательно.

Прочесали практически весь остров, обшарили от чердака до погреба «Рыжую плясунью», в которой, если верить страже, Х'Анта видели дольше всего.

Но айланец как в пучину канул…

Глава 9

3342 год от Возведения Первого Храма, 12 число месяца Аркат.

Стормтон, Ледесма.

Вечером двери особняка Оскара ок Л’лири вновь распахнулись перед капитаном.

К восьми часам перед домом выстроилась целая очередь экипажей прибывших гостей. Домналл прошел к столу, где уже стояла огромная хрустальная чаша с глинтвейном. Зачерпнув литым серебряным ковшом с гербом Эгерии, наверняка каким-то пиратским трофеем, он наполнил бокал синеватого генустийского стекла и сделал неторопливый глоток.

Горячий глинтвейн, терпкий и пряный, напомнил командору детство, зимние праздники – Самхайн, или новолетье, когда они с отцом торопились по заснеженным улицам родного городка домой, где у украшенного ветвями ели очага их ждало приготовленное мамой и бабушкой горячее вино, для которого не жалели дорогих пряностей.

Эти воспоминания были особо приятны, и особенно горчили – ибо напоминали о самом невозвратном. Поэтому Домналл прогнал их и заставил себя сосредоточиться на происходящем.

Наместник прислал ливрейного лакея, сказав, что примет офицера позже, или пригласит на званый вечер, но пока пусть командор обождет.

В ожидании он устроился на уголке дивана.

Бригитт появилась в сопровождении новой горничной, шурша юбками. На ней было яблочно-зеленое чесучовое платье с драконами и удивительными рыбами – хэйянский шелк.

– Бригитт, – капитан, наконец, повернулся, осторожно взял ее за локоть, мягко потянул за собой, – позвольте мне сказать вам несколько слов наедине.

Он подвел ее к кожаному диванчику в углу, отметив, как ярко блеснули золоченые гвоздики на тисненой коже крокодила, но она не дала себя усадить – высвободила руку.

Молодой человек решился.

– Бригитт!

Она обернулась и остановилась, недоумевающе глядя на командора.

– Я хотел обсудить с вами нечто очень важное…

– Я слушаю вас, милорд.

– Как бы вы отнеслись к тому, если бы я пригласил вас на завтра к себе на обед?

Девушка пожала плечами:

– Пригласите, но ведь есть ещё и мой отец. Я бы не хотела огорчать вас, потому что он может не позволить мне пойти в гости к стороннему мужчине, не являющемуся моим помолвленным женихом…

– А разве вам уже не семнадцать?

Бригитт посмотрела в его блестящие от волнения глаза.

– Что с вами, милорд Домналл?! Вы… в своем уме??

– Что со мной?! – командор нервно усмехнулся. В своем ли я уме? Если чувства испытываемые мной…

– Милорд, – оборвала его Бригитт, – я вижу, что вас мучают какие то непонятные мысли. Причем тут мой возраст?

– Да, верно, все верно… Простите, леди…

Откланявшись, он ушел прочь, унося в груди горечь и волнение.

На душе у Бригитт тоже было неспокойно. Ей и в самом деле было уже семнадцать, точнее, уже девятнадцать (целых девятнадцать!)

И она понимала, прекрасно понимала, что происходит с Домналлом, но от сознания того, что в нее страстно влюблен этот блестящий офицер, можно сказать, без пяти минут адмирал, и даже того, что и она к нему неравнодушна, на нее нападала легкая растерянность. Юная ок Л’лири догадывалась, что если между нею и Домналлом что-то произойдет, то это очень удивит и огорчит отца. А она слишком любила его, чтобы думать о чем-то подобном спокойно. Ей не хотелось быть неблагодарной дочерью, а именно так оценивала она свою влюбленность – пусть и самую невинную – в милорда ок Ринна. Да как вообще можно благовоспитанной и благородной девице помыслить о том, чтобы нарушить волю отца?!

Много, много лет назад, когда она была маленькой девочкой, старая няня рассказывала ей истории о прекрасных принцессах, запертых в башнях своими злобными мачехами. В каждой из тех историй появлялся юный благородный герой, храбростью и отвагой проникавший в башню и спасавший принцессу. Видимо поэтому принцессы никогда не теряли присутствия духа, зная, что рано или поздно придет верный рыцарь, и тогда все будет хорошо.

Конечно, она не была принцессой, ничего подобного… ее отец всего лишь барон.

Обуреваемая всеми этими мыслями, Бригитт вошла в парк.

Домналла вывел из раздумий голос мажордома – тот появился в дверях и, повысив голос, торжественно объявил:

– Уважаемые леди и лорды, прошу в столовую, обед будет сию минуту подан.

Гости начали допивать вино и продвигаться к дверям, ведущим в столовую. Последовал за ними и командор, даже слегка толкнув управляющего канцелярией – пожилого толстяка, разодетого в красный бархат с кружевными оборками.

Обед был подан на славу – устрицы с лимоном, суп из омаров с пряностями, молодой нежный тунец и креветки, телятина в вине и каплун с трюфелями. Холодные закуски представляли паштет из перепелов, спаржу и недавнее арбоннское нововведение – «золотое яблоко» в сметане – этот занятный овощ, прежде выращивавшийся аборигенами северного материка, красный и кисловатый, пришелся по вкусу сеговезским придворным гурманам.

Домналла впрочем, адмиральская кухня занимала мало. Он попытался подсесть ближе к Бригитт и дамам, но это не удалось – и соседями его оказались двое мужчин – один уже в годах, весь в чёрном, с кружевным воротником вокруг короткой толстой шеи, и с золотой цепью, свисавшей на большой живот; второй – молодой, с одутловатым бледным лицом и срезанным подбородком.

Кажется, оба были из Хойделльской компании заморской торговли.

Во время бесконечной перемены блюд в зале появились девушки – гибкие и грациозные, как газели. Оркестр, состоящий из маленьких барабанов и цитр, на которых играли чёрнокожие музыканты в туниках алого хлопка, играл все громче, выбивая на барабанах зажигательный ритм. Девы быстро задвигались по кругу. Плавные движения и нежные всплески рук были совсем не похожи на западные танцы.

– Как вам представление, командор? – осведомился сосед слева. – Не ожидали?

Признаться, Домналл и в самом деле был удивлен – вроде за Оскаром таких склонностей, как содержание дома танцовщиц, не водилось.

– За возможность лицезреть этих чудесных созданий, нам нужно благодарить Маджио Ардживетти! – пояснил сосед, опорожняя чарку с вином. – Он демонстрирует свой новый товар – только на прошлой неделе этих танцовщиц привезли из Тингиса: на корабле почтенного Урдагана. Узнав о праздновании у губернатора, он вызвался помочь развлечь гостей.

После того как трапеза закончилась, гостей провели в главный зал, предоставив развлекаться в меру их разумения. Вокруг мэтра Ардживетти тут же возникла стайка юнцов и седовласых щеголей вперемешку – видать, договариваться о покупке показанного «товара».

Другие бродили по залу, сбиваясь в группки по двое, по трое, обсуждая прошедший пир, или предстоящие дела.

В углу кто-то уже раскинул карты. Лакеи не успевали расставлять на столиках бокалы с вином и легкую закуску – блюдечки с чищеными орешками.

Дамы изящно флиртовали с кавалерами, и кое-кто из них уже проскакивал мимо бродящего в одиночестве Домналла, бросая на него многозначительные взгляды.

Но мысли его были заняты совершенно другим.

В конце концов, командор решил действовать напролом.

Поймав за рукав выглянувшего в зал мажордома, он сурово осведомился, где можно увидеть хозяина.

Тот, как всякий вышколенный опытный лакей, поняв, что дело тут серьезное, жестом пригласил следовать за собой. Пройдя анфиладой комнат, они оказались в другом крыле дома, в Малой гостиной. Тут мажордом поклонился и оставил Домналла наедине с хозяином.

Тот неподвижно стоял у стены, изучая старинные часы, стоявшие на полу. Как помнил командор из рассказа Бригитт, эти часы были единственным, что он повелел привезти из родового поместья.

Бесшумно ступая по начищенному восковому полу, вошла мулатка в синей юбке и белом тюрбане на голове. В руках у нее был серебряный поднос, на нем – большой серебряный же кофейник и три микроскопические чашечки.

Поставив кофе на стол, она удалилась.

– Зачем вы искали встречи со мной, командор? – без обиняков спросил адмирал. – Вы ведь пришли не для того, чтобы поесть за мой счет и поглазеть на полуголых девок, которых привез этот торговец человеческим мясом?

Командор подумал, что хуже уже не будет, а рано или поздно этот момент должен был все равно настать.

– Я хочу попросить у вас руки вашей дочери, милорд вице-адмирал.

– Что?! – уставился на него Оскар.

– Я прошу у вас руки Бригитт! – почти выкрикнул Домналл.

– Что?!! – вновь переспросил губернатор, также донельзя повышая голос. – Нет, я все понял, – забормотал он, словно растерявшись, – просто… И… зачем это вам нужно, офицер?

Теперь уже пришла очередь растеряться командору.

– Но, ваше превосходительство, я… я люблю Бригитт, и…

Он запнулся.

– Во-первых, раз уж решил сделать предложение – делай его по всей форме и установленному порядку – то есть будь любезен именовать мою дочь, как положено. Ты ведь не забыл, как положено?

– Я, – речитативом начал капитан, – эсквайр Домналл ок Ринн, законнорожденный и свободнорожденный, офицер службы короля Четырех Островов Хойделльских и иных владений Руперта Сторма, прошу руки девицы Бригитт ок Л’лири ар Фармут, старшей дщери вашей.

Глаза адмирала мрачно уставились на командора.

– Мог бы добавить также титул баронессы Эрхолл, и виконтессы Марнайской, перешедший к ней после смерти ее деда по матери, как к единственной живой из его потомков. Это во-первых.

Он помолчал.

– А во-вторых, я, отец вышепоименованной девицы, вынужден огорчить рекомого эсквайра Домналла ок Ринн отказом.

Домналл стоял, не шевелясь.

– Прежде чем схватишься за шпагу или упадешь передо мной на колени, начав бессмысленные мольбы, выслушай меня для начала, – как ни в чем ни бывало продолжил адмирал Оскар.

Командор ещё на что-то надеялся мелкой глупой надеждой – ведь по старым обычаям право на обращение на «ты» возможный тесть приобретает, если дает согласие жениху.

Но видимо наместнику его величества было не до всяких условностей.

– Прежде всего – не знаю, любишь ли ты Бригитт, но она тебя не любит. Это не было бы так важно… Но ты, командор, не слишком подходящая ей пара.

– Может, у вас есть на примете кто-то получше?! – хрипло бросил Домналл, сглатывая тяжелый ком в горле. – Не иначе, это тонконогий сынок управляющего вашей канцелярии?

– Нет, конечно, – пожал Оскар могучими плечами. – Эннио ок Стамп хотя и графский сын, но кроме долгов у его отца нет ничего… Что вообще-то странно для такого взяточника, – он усмехнулся. Это не говоря уже обо всем прочем… Но если тебе угодно, у Бригитт действительно есть более подходящий жених – гоф-регистратор министерства двора граф Эрдвин Саргсонн ок Баррир. Юноша достойны во всех отношениях.

– Ничего не понимаю, – машинально молвил все ещё растерянный капитан-командор.

– Хочешь сказать, что его нет на острове? Верно, именно поэтому вскоре Бригитт отправится в Хойделл, где и состоится помолвка. Чтобы ты не мучил себя, добавлю, что с его отцом мы договорились ещё четыре года назад, когда я отбыл из метрополии. Так что не казнись, все было решено задолго до того, как ты увидел мою дочь.

– И чем он лучше меня?! – вспылил вдруг ок Ринн, скрипнув зубами.

И тут же устыдился – выходка была бы под стать зелёному юнцу.

– Начать с того, что он хотя и моложе тебя, но более выдержан – иначе бы не смог находиться при дворе, – подпустив в голос ледяной иронии, буркнул адмирал. – Кроме того, у него годовой доход уже сейчас почти восемьсот тысяч скеатов, а после свадьбы Эрдвину по завещанию перейдет ещё и приданое его матери – имения, лесопилки, рыбные промыслы у Ранкейских островов, виноградники в Тэре – всего примерно триста тысяч. Твой же доход, если я не ошибаюсь… Извини, запамятовал, – ухмыльнулся барон.

– Мое жалование и арендная плата за имение, – сухо обронил командор. – Может, когда стану адмиралом, начну зарабатывать на контрабанде и поставках флоту…

Он не смог удержаться от того, чтобы не ответить ударом на удар – милорду Оскару не нужно было так унижать его.

– Милейший ок Ринн, – покачал губернатор головой, – в том-то и дело, что адмиралом вам, скорее всего не стать, хотя я не далее как месяц назад подписал на вас второе представление. Поверьте человеку, который на двадцать с лишним лет старше вас и служит на королевском флоте столько, сколько вы живете на свете. Такие люди, как вы, получают эполеты лишь если начинается большая война, или… удачно женившись.

– Так вы считаете… что я из-за этого?! – вскочил командор, и рука его сама собой прыгнула на эфес палаша.

– Оставить! – рявкнул на него Оскар, даже не пошевелившись. – Или я похож на дурачка? Дослушай, что говорит тебе человек, годящийся тебе в отцы, и не устраивай истерику, как брошенная шлюха! Да, я не хочу такого мужа для своей дочери, который не сможет купить ей даже приличного дома в столице королевства. Не хочу ей мужа, которого она будет видеть хорошо, если три или четыре месяца в году или вообще ждать из плаваний годами! Ты знаешь, что пока я был женат, у меня родилось пятеро детей – и лишь Бригитт я могу видеть, потому что они рождались и умирали, пока я болтался в море? Ты знаешь, что даже последний вздох моей жены приняли чужие люди? А умерла Алинтия потому, что в той гнилой крепости, где стояла моя эскадра, не было нормального лекаря, а только пьяный коновал, у которого и здоровая матросня дохла, как мухи осенью! И Всевышний свидетель – такой судьбы дочери я не хочу…

В комнате повисло тяжелое молчание.

– Послушайте, милорд Оскар, – глядя прямо ему в глаза, процедил ок Ринн. – Вы можете говорить и думать, что хотите, но Бригитт предназначена мне Небесами, и я просто так не отступлю!

– И что ты сделаешь? – рассмеялся адмирал. – Украдешь мою дочь из моего дома и обвенчаешься насильно, потому что она согласия не даст? А потом? Сбежишь в Кадисту или к эгерийцам – или вообще к Миледи Ку?

Домналл вновь вскочил.

Как бы там ни было, но ничто не дает права этому бывшему галернику пусть он и барон, его оскорблять!

– Ну что ж… – глядя на его пылающее лицо, вдруг усмехнулся барон. – Возможно, ты и прав, говоря, что тебе ее предназначило Небо. Это даже можно проверить.

Он трижды громко хлопнул в ладоши, и в кабинете появился слуга-мулат.

– Сорс, красную шкатулку из моего Малого кабинета – в библиотеку. Идемте, командор…

Библиотека в доме адмирала была довольно странная. Веселая мебель в стиле Кронала III, золото, гобелены, всякие там секретеры, бронзовые аллегорические статуэтки, ниспадающие занавеси с кистями, подсвечники и карликовые пальмы в кадках, – как будто их снаружи мало…

Пол покрывали ковры, а низкий стол красного дерева сверкал зеркальной полировкой поверхности, в которой отражались серебряные приборы, восточный фарфор и генуситийский хрусталь.

Книг было немного, стояли они в шкафах в идеальном порядке, и Домналл почему-то подумал про библиотеку всуе помянутой Миледи Ку – чуть не самую большую в Изумрудном море.

Губернатор щелкнул пальцами, и старый слуга, стоящий за его спиной, подал хозяину ту самую красную шкатулку. В ней оказались два многогранника, каждая из граней которых была длиной и шириной в две трети дюйма.

Ок Ринн узнал их – то были кости для старинной игры «норн». Не какие-то вульгарные кубики с точками, изображавшими очки. Нет – из благородного серого жадеита, подобные ограненным самоцветам, и на каждой из двадцати четырех граней было выгравировано свое изображение.

– Попытаем удачу, дружище? – осведомился Оскар.

Командор буквально окаменел.

– Вы хотите сыграть? Сыграть на… свою дочь?! – прошептал Домналл, чувствуя, как сжимаются кулаки. – На Бригитт?!

– Нет, – адмирал добродушно улыбнулся.

«Что ты понимаешь, мальчишка?!» – говорил между тем его ледяной взор.

– Предлагаю лишь испытать судьбу. Как известно, Элл с Благословенной Девой предоставили этот мир своим творениям и судьбе их, как гласит «Книга Света». Я и не спорю с мудростью ее. Мы не станем играть – мы будем гадать, спрашивать судьбу. Кстати, ведь «норн» и значит судьба на языке наших предков.

Оскар бросил игральные кости на стол.

– В древности, когда наши предки были язычниками, и не знали Элла, а молились ложным богам, то они не делали ничего, не бросив кости. Когда король выбирал воеводу для войска, или купец – капитана своего корабля, или отец одного из двух добивающихся руки его дочери, он бросал кости – пять раз. Можно было меньше, но больше – никогда. Эти символы означают что-то важное – силу, разум, смелость, прозорливость. Можно просить по другому, и тогда… Впрочем, будем просить по Новому Кодексу Судьбы – старый, наверное, уже никто не помнит.

– Я не буду в этом участвовать, – отчеканил Домналл решительно. – Если вы доверяете старым костяшкам судьбу вашей дочери, то я ценю ее чуть подороже!!

– Значит, ты готов от нее отказаться?

Кипя гневом, командор шагнул было к двери, но тут же вернулся обратно.

«Может быть, – подумал он, – Господь и в самом деле дает мне шанс получить Бригитт?».

– Итак, – между тем цедил лорд Оскар. – Символы ты, думаю, знаешь, кодекс тоже, может, помнишь – этому ещё обучают в наших рыцарских академиях.

– Да, помню, – уже бодрее ответил капитан. – Давайте, бросайте, и покончим с этим побыстрее.

Губернатор покачал головой.

– Бросать будешь ты. Точнее, спрашивать судьбу! Хорошенько помолись, если ты и в самом деле хочешь вымолить удачу!

Домналл не помнил, как бросил кости первый раз. Удрученно оценил результат.

«Дракон» и «кинжал». Неважный символ.

Он приуныл.

И в самом деле – кто же сражается с драконом кинжалом? Вот если в паре с первым знаком выпал бы «меч» или «копье»…

Потряс кости в ладонях, и бросил второй раз.

Выпала «дева» и «корабль».

Молодой человек несколько приободрился. Сочетание можно было толковать двояко – или как символ верного ожидания, или как неудачный выбор – женщине не слишком пристало командовать кораблем.

Третий раз – недурно: «меч» и «щит». Но меч не обычный, а длинный. Стало быть – «трудный, но успех».

Четвертый бросок.

«Башня» и «лестница». Штурм – тяжелый и непредсказуемый, вспыли в памяти строки из «Кодекса Норн», читанного когда-то. У капитана сильнее забилось сердце.

Два раз подряд выпал знак, означающий то же самое – тяжелую борьбу, но с надеждой на успех.

Чувствуя, как выступает испарина на лбу, он долго тряс кости в пригоршне, все не решаясь бросить.

Если у него выпадет еще один сомнительный расклад – например «лёд» и «солнце», дела его станут совсем плохи… Но очень важно сделать этот ход. Пятый бросок мог закончить игру – но гадание отличается от нее тем что метать можно до однозначного и определенного результата. Но с другой стороны – тут не о медных риэлях или золотых кронах речь идет – о судьбе и всей его жизни!

И когда, наконец, разжал ладони, почудилось, что сердце остановилось.

– Небеса и святейшая задница!! – выругался губернатор.

Обреченно смотрел капитан-командор Домналл ок Ринн на кости, чувствуя, как непонятный холодок ползет по спине. Перевел взгляд с одной грани на другую, потом зажмурился, и вновь открыл глаза, словно думая, что дьявольские знаки исчезнут.

«Ночная кобыла»! Дважды!

Смерть, угроза, полная неудача, потеря всего, немилость небес, болезнь… Что ни загадай, все будет правдой.

В азартных играх она не просто лишала игрока ставки – отнимала сумму его очков от результата.

В гаданиях же – в сочетании с любым другим знаком просто уничтожала его. А удвоенная – распространяла все эти угрозы и на тех, кто был рядом с неудачником.

Он поднял взор на адмирала.

И мельком удивился – тот был и в самом деле испуган. Старый, прошедший огни и воды вояка испугался выпавших костей?!

– Как в тот раз… – прошептали помертвервшие губы.

Обреченно махнув рукой, наместник сгреб кости со стола и швырнул в шкатулку.

Домналл не возражал – похоже, смысла продолжать разговор не было. Да и что тут можно было сказать? Он принял условия отца Бригитт, и проиграл.

Судьба сказал свое слово.

– Слуги проводят тебя через чёрный ход, – изрек адмирал, обтерев испарину. – Не надо тебе видеть Бригитт – сейчас, по крайней мере.

И вдруг добавил совсем простецки, как какой-нибудь плотник или матрос:

– Поверь, сынок, мне теперь и самому жаль, что так получилось… Но что сделано, то сделано. Их, – он почем-то ткнул пальцем куда-то вниз, – не обманешь…