По дикому полю
Расчеши меня гребнем, хозяин,
Мою гриву по конской спине.
В знак любви я лизну твою руку,
Если б знал, друг, как дорог ты мне.
Не томишь меня временем в стойле,
И даёшь мне развить свою прыть,
И несусь я по дикому полю,
Не тревожа пшеничную сыть.
А бывает седло мне накинешь,
Чтобы вместе со старта в галоп.
От души нарезвишься со мною,
Что не чую копытистых стоп.
Взял к себе ты меня жеребёнком,
Мама-лошадь слезой изошлась.
И в тебя я доверчиво ткнулся,
Моя новая жизнь началась.
Ты холил меня, пестовал, по’дчивал,
На кормёжку, элитный овёс.
И легонько по холке поглаживал,
Я в любви и внимании рос.
Вот теперь стал я взрослым и статным,
Ты жалеешь меня, как дитя.
Расчеши меня гребнем хозяин,
В мою гриву цветок заплетя.
Светлой христианскою тропою
Светлой христианскою тропою,
Я иду по жизни неспеша,
Веселит славянское раздолье,
И поёт ранимая душа.
Стройный ряд кудрявых тополей,
Молодиц-берёзок тесный круг,
Как же ты, Россия, хороша,
Как чудесно и светло' вокруг.
Окунусь я в хладь родной реки,
Заберёт вода мою печаль,
Эх, Заволжье – Родина моя,
Вновь зовёт меня степная даль.
На закате в заводе поклёв,
Костерок дразни'т седым дымком,
Плещется в садке скупой улов,
Как уха желанна вечерком.
Вспомним с другом детскую пору,'
И по чарке под ухи навар,
И в картинках прошлое пройдёт,
Я уже не молод и не стар.
Светлой христианскою тропою,
К горизонту юношеских грёз,
Я ступаю сбитыми стопа'ми,
Смахивая капли горьких слёз.
Изба
Пирамидки тополей,
Строем у обочины.
Золотистый цвет полей,
Ставни заколочены.
На окраине села,
Серая поникшая,
Кривобокая изба,
К жизни поостывшая.
Вот же время прибрало'
Избу к погребению.
В ней давно не слышан смех,
Всё прида'лось тлению.
Видно бросили тебя,
Как псину шелудивую.
Захирела ты изба,
А была смазливою.
Были, были времена,
Ты уют дарила.
Не одной семье и что ж,
В безмолвии застыла.
Если б знала, как тебя
жалко мне бездомному.
Может выправить и жить,
По-людски, по cкромному.
Иркыс
Жила, знать, девчушечка ладная,
В башкирском селенье тогдать,
Надежда степного народа,
Но грянула вражия рать.
Татаро-монгольские полчища,
Похожи на рой саранчи.
И с дикими гиками воины,
Промчались по телу Руси.
За ними, руины и пепел,
Растоптан народ, в кандалах.
Три сотни лет грозное иго,
Русь в кро'ви, позоре, долгах.
И гордой девчине не спится,
Когда плачет, стонет народ,
Собра'ла башкирское войско,
С бойцами чрез реченьку вброд.
А звали ту лань славным именем,
Иркыс, благородных кровей,
Из знатного рода башкирского,
Погна'ла взашею чертей.
Рубила монгольскую конницу,
Всегда в авангарде Иркыс,
Но жаль, что вот силы неравные,
Всё больше мамаевских крыс.
И вот завязалось побоище,
Пред речкой, что вброд перешли,
Свист сабель и рублены головы,
На поле Иркыс не нашли.
Вода утащила красавицу,
На дно, тем сокрыв от врагов,
Замыла ей раны смертельные,
В бессмертье представила кров.
Легло её войско. Им слава!
И носит названье река,
В честь девушки гордое имя,
Иргиз (Иркыс) навсегда, на века.
Родная река
Я немало видывал рек,
На просторах бескрайней России,
Ты, Иргиз, мне милей и родней,
Исцеленье от мук депрессии.
Стоит в лоно твоё опустить,
Захилевшую плоть от застоя,
Ты одаришь энергией "в рост,"
От неду'га избавишь, изгоя.
Как волнительно в воду смотреть,
Будто в вышние синие своды.
В отраженье реки – караван,
Облаков верблюжиной породы.
Тишина неземная вокруг,
Иногда лишь камыш повзрослевший,
Прошуршит заиграв с ветерком,
Или окунь всплеснёт ошалевший.
На рассвете царит благодать,
Соловейко затянет трезвонно,
Шлёп весла на другой стороне,
В это время рыбалить резонно.
Это было не так уж давно,
Пока жи'ва была баба Аня.
А теперь редкий раз навещу,
Мой Иргиз, свою душу израня.