Римская сага. Битва под Каррами

ГЛАВА ЛЮБОВЬ И ОРУЖИЕ

Две недели пролетели, как один день. Эмилия с удовольствием слушала рассказы Лация об иудейских храмах и садах Палестины, о финикийских торговцах и красивых пейзажах между городами Тиром и Сидоном и, конечно, об оружии. Она даже уговорила Лация взять её с собой на рыночную площадь, где торговали своими изделиями мастера из разных городов. Там, по словам его друзей, скоро должны были продавать свои мечи сирийцы, которые делали их лучше всех. Однако те не приехали, зато на третий день, когда Лаций уже отчаялся найти что-нибудь подходящее, Эмилия вдруг заметила одного оборванца, который сидел рядом с кузницей и не был похож ни на торговца, ни на ремесленника. У него на коленях лежал красивый длинный меч. На земле, в тени фигуры, прятались железные ножны. Это было странно, потому что оружие обычно так не продавали.

– Кажется, это – очень красивый меч, – тихо прошептала она и улыбнулась хитрой улыбкой, полной любви и нежности. Лаций кивнул в ответ и с сожалением покачал головой, чувствуя, что с трудом может оторваться от её глаз, потом приказал слугам подождать и подошёл к неподвижно сидевшему продавцу.

– Твой меч? – спросил он, с первого взгляда оценив качество клинка. Мужчина в длинной серой накидке и таких же штанах, не спеша поднял глаза и окинул его внимательным взглядом. На нём не было обуви, хотя ноги не были стёрты и на коже не были видны следы от ходьбы по камням. – Ты продаёшь его? – ещё раз спросил он молчуна. Тот кивнул и медленно протянул ему клинок и ножны. На них был нанесён тонкий рисунок, и уже одно это говорило о том, что это было не простое оружие, а ценный подарок. – Сколько? – коротко спросил Лаций, перекинув меч из одной руки в другую, не в силах оторваться от треугольных насечек по всей длине лезвия. Затем сделал несколько взмахов и с удивлением заметил, что рукоятка удобно лежит в руке и клинок не кажется тяжёлым. Взяв у одного из сопровождавших его ликторов палку, он без усилий разрубил её прямо в воздухе. Лезвие разрезало её, как стебель травы.

– Нравится? – тихо спросил продавец.

– Да, – ответил Лаций с удовольствием. – Сколько?

– Десять монет, – задумчиво произнёс хозяин и погладил ножны.

– Десять?.. – вырвалось у Лация от удивления. – Хорошо… А почему продаёшь? – ему стало интересно, откуда у такого неказистого человека такой роскошный меч.

– Деньги нужны, – ещё тише ответил босоногий незнакомец.

– Этот – не его меч, – раздался голос другого человека. Вытирая грязные руки о фартук на животе, к ним подошёл старый мастер из находившейся рядом кузницы. Он со знанием дела покачал головой. – Это – меч его отца. Он с Тиграном Великим воевал. Хороший меч! Очень хороший. Но, видишь, у него четыре дочери и один сын. Жена недавно умерла. Любил её очень. Красивая была и работящая. Теперь ему совсем трудно. Сапоги продал. И всё равно всем должен. Остались только дочери. Совсем маленькие. За них много не дадут. Верблюда у него украли, склада нет, торговля не пошла. Зато меч остался. Хороший. От отца.

– А сколько твой отец отдал за него? – спросил Лаций.

– Не знаю. Говорил, что Тигран подарил после битвы.

– Да, такие вещи сейчас не делают, – снова вставил своё слово старый кузнец. – Наверное, железо в крови закаляли. Точно в крови. Видишь, как гнётся и не ломается! – он согнул лезвие почти пополам и снова со знанием дела покачал головой.

– Первый раз такой вижу! – с удивлением хмыкнул Лаций. – Как тебя зовут? – спросил он попавшего в беду хозяина меча.

– Сахиб, – пробормотал тот.

– Слушай, Сахиб, вот тебе десять монет. За мечом пришлю слугу. Позже.

– Благодарю тебя, щедрый римлянин! – став на колени, поклонился продавец. – Ты спас меня. Теперь хватит, чтобы накормить дочерей и расплатиться с долгами!

– Хорошо, хорошо, только не кричи об этом на весь базар, – негромко произнёс Лаций и, похлопав несчастного отца по плечу, направился прочь. На торговую площадь он так и не вернулся, только отправил ликтора сказать, чтобы продавец оставил себе деньги и никогда больше не продавал этот меч. Эмилия долго не могла понять, почему он был так задумчив, но когда услышала историю Сахиба, так расчувствовалась, что не смогла сдержать слёзы и нежно обняла Лация за плечи. Ещё никогда она не любила его так, как в этот момент, и готова была остаться с ним в Азии, если бы он только попросил.

Однако на следующее утро ликторы сообщили Лацию, что у входа в дом его ждёт вчерашний продавец меча. Когда того привели, он долго благодарил его, а затем попросил пойти с ним к одному кузнецу на окраине города, который мог бы сделать для него такой же меч. Кузнец, по его словам, приехал сюда несколько лет назад из новой римской провинции Галатии⁶ и владел тайнами древних мастеров Он изготавливал мечи, которые могли рубить металл и камень. Эмилия ещё спала, и Лаций с двумя ликторами отправился на окраину города. Там он познакомился с невысоким жилистым кузнецом по имени Хазор и, перепробовав все его мечи и ножи, с удивлением заметил, что они действительно были очень хороши. Вернувшись к Эмилии, он с восторгом стал рассказывать ей об этом мастере.

– Мы разговорились с ним о мечах, и он знает не меньше меня! Ты представить себе не можешь, какой это мастер! Он понимает меня с полуслова, – восхищённо говорил Лаций.

– А я? – шутливо спросила Эмилия.

– Ты? – он на мгновенье замолчал, сбитый с толку её кокетством, но потом ответил так, чтобы она не обиделась: – Ты понимаешь меня не с полуслова, а с полувзгляда. Это даже быстрей, чем стрела Купидона. Хотя, порой, ты понимаешь меня даже без взгляда, – он красноречиво вздохнул и закатил глаза вверх, изображая блаженство. Эмилия весело рассмеялась и стала игриво бить его веером по плечам.

Когда они подъехали к кузнице, все мужчины и юноши стали оборачиваться и показывать на них, провожая Эмилию удивлённо-восхищёнными взглядами. Женщины здесь одевались совсем по-другому и не появлялись в бедных кварталах в носилках, да ещё открытых. У кузницы, которая располагалась в дальнем конце улицы, собралась небольшая толпа. Люди больше глазели на открытое лицо Эмилии, чем на Лация и кузнеца Хазора.

– Как-то он молодо выглядит, – одними губами прошептала Эмилия и улыбнулась, чтобы никто не услышал.

– Да что ты! Настоящий мастер! Ему много лет! – уверенно ответил Лаций. – Смотри, у него есть интересный меч из Галатии. Он на конце тяжелее, чем у рукоятки.

– Да? Ну и что в этом такого? – она с сожалением наблюдала, как у него при виде оружия загорались глаза и он полностью преображался, воодушевляясь и, к сожалению, становясь неподвластным ей. – Ты больше любишь свои мечи, чем меня, – ревниво проворковала она ему на ухо, когда Хазор отошёл за очередным клинком.

– Не преувеличивай, – ответил Лаций, – боги дают нам возможность воевать и пахать землю, а не проводить весь день в молитвах, как жрецы. А о тебе я всегда помню вот здесь, – он приложил ладонь к груди и улыбнулся. Эмилия польщено опустила взгляд. Но через мгновение он уже смотрел не на неё, а на Хазора – тот с лёгкостью перерубил висевшую на воротах верёвку. Лаций, не отводя взгляда, шепнул: – Смотри, в ближнем бою этот меч бесполезен. Его неудобно держать, он оттягивает кисть, – Лаций взял у кузнеца меч и вытянул руку вперёд, показывая, как она двигается вправо и влево. Эмилия с грустной улыбкой наблюдала за ним. – А теперь – так! Вот, смотри на удар сверху! Этот меч особенно силён, когда его вращаешь из стороны в сторону, по кругу. Тогда тяжёлый конец может разрубить даже лошадь. Надо немного привыкнуть к рукоятке. Она – маленькая. Но можно заменить на более удобную, – Лаций не видел лица Эмилии, он был весь занят вращением меча. – Если сесть на лошадь, то всё, смерть любому врагу! Представь, что это молния Юпитера! От человека ничего не останется. Вот! Я попросил Хазора сделать такой же для меня. Там – очень интересное железо. Меч гибкий и твёрдый. Но не тупится от ударов. Смотри, нет желобков и царапин. Просто ровная поверхность. Как вода в бассейне. И острое, очень острое лезвие. По всей длине. Мы ещё не пробовали ударить лезвие в лезвие. Но, думаю, он мог бы перерубить простой римский меч. Да… – Лаций остановился, представляя, как перерубает железо, а Эмилия только покачала головой. Она взяла его за локоть, но он машинально кивнул и продолжил: – Сейчас, сейчас. Кузнец ещё предложил мне сделать пару кинжалов с таким вот длинным острым концом. Для метания. Говорит, что с тяжёлым лезвием нож должен лететь лучше, – он поднял восторженный взгляд на Эмилию, но, заметив выражение её лица, запнулся. – Прости, тебе это не очень интересно…

– Нет, почему же, интересно. Я бы хотела стать твоим мечом, чтобы ты любил меня так же, как своё оружие.

– Эх, женщины, – вздохнул Лаций. – Прости, Хазор. Приду завтра. Лучше с утра. Обсудим накладки на затылке потом. Сейчас, похоже, не до шлема… Ты пока приготовь пластины, – с кислым выражением лица закончил он.

В этот момент в толпе кто-то громко крикнул, то ли выражая свой восторг, то ли ещё что-то, и конь Лация, который слуги привязали к столбу у кузницы, испугался и резко дёрнулся в сторону. Но вокруг было так много людей, что они практически прижались к животному вплотную. От его неожиданного рывка несколько человек полетели в пыль, кто-то закричал от боли, и конь, ещё больше испугавшись, вырвал из земли деревянный кол. Тот зацепился за открытые ворота кузницы, и они с грохотом рухнули вниз. Стена дрогнула, на сухую холодную землю посыпались лепёшки твёрдого навоза и сена, куски глины и кучи мусора, из которых строились почти все дома бедняков. Этот, видимо, был построен очень давно, поэтому и оказался таким ветхим. Зеваки кинулись в разные стороны, началась паника. Четырёх ликторов Лация снесли вместе с носилками за считанные мгновения. Деревянная балка над проёмом у входа угрожающе повисла в воздухе – она соскочила с опоры и могла упасть в любой момент. Он бросился туда и поднял её вверх. Внутри дома кто-то громко застонал. Лаций не видел, как Эмилия, услышав этот стон, бесстрашно поспешила вглубь, к стене.

– Эй, Хазор, ты где?! – крикнул Лаций. – Дай бревно или палку! Быстрей! Где ты? Я не удержу!

Но вместо улыбчивого и словоохотливого Хазора рядом вдруг появился сморщенный старик с редкой бородкой и сухим вытянутым лицом. В руках он держал длинные тонкие жерди. Висевшая в воздухе пыль попала Лацию в глаза и нос. Он не мог говорить и только фыркал и чихал, стараясь не выпустить из рук большое бревно. Старик тем временем стал подпирать балку хлипкими, как казалось Лацию, палками, пока они не превратили весь проход в клетку. После этого незнакомец похлопал его по спине и сказал на греческом:

– Отходи. Не упадёт. Десять тонких палок выдержат одну толстую.

– Ты кто? – спросил Лаций, но его вопрос остался без ответа. Старик направился вглубь кузницы, где была видна светлая палла Эмилии. Лаций последовал за ним, подозрительно покосившись на жерди. Но тяжёлая балка оставалась неподвижной. Когда он подошёл к старику и Эмилии, те стояли на коленях возле пожилой женщины. Она лежала на земле и громко охала. Правая нога была неестественно вывернута внутрь.

– Кто это? – снова спросил Лаций, но вместо ответа услышал, как женщина что-то говорит, обращаясь к мужу и показывая на него пальцем. Тот повернулся и посмотрел на Лация.

– У неё сломана нога. Ниже колена, – сказала Эмилия. – Наверное, этот камень упал на ногу, – она показала на высокий тёмный кусок известняка, который лежал рядом. Эмилия коснулась колена женщины, и та вскрикнула. Подоспевшие слуги переложили её на большой кусок ткани и вынесли из дома. Когда они проходили под балкой, Лаций зацепил одну жердь ногой и в ужасе замер, но старик буркнул ему:

– Иди, иди. Не стой! Выдержит…

На улице сразу же подбежал Хазор. Он что-то причитал и кричал, тыча пальцем в Лация и показывая на небо, но старик одним резким словом прервал его, и тот замер, как изваяние.

– Что там? Только нога? – спросил Лаций.

– Да. Крови нет, – тихо ответил старик. – Я посмотрю сам. Это – моя жена. Отойди!

– Хорошо, как знаешь, – он отошёл в сторону и огляделся. Потом подхватил упавшую жердь и разломал её на короткие палки.

Пожилой незнакомец о чём-то поговорил с женой и после этого разрешил Эмилии осмотреть её рану. Там была неглубокая царапина и большое тёмное пятно. После недолгих пререканий Лаций объяснил, что надо срочно приложить две палки по бокам. Обмотать их пришлось платком Эмилии и несколькими кожаными ремешками, которые быстро принёс из кузницы Хазор.

– За ней надо смотреть каждый день. Я пришлю специальное масло. Оно поможет. Кровь отойдёт. Пятна не будет. Но надо лежать. Это будет долго. Трогать её нельзя, – сказала Эмилия старику. Тот поджал губы и прищурился.

– Эй, Хазор, её надо положить на ровное место. Не разрешайте ей ходить. Слышишь? – крикнул Лаций.

– Говори мне. Я тебя слушаю, – прервал его старик. – Меня тоже зовут Хазор. Это – мой сын.

– Твой сын? – удивился Лаций. – А кто ты?

– Я – кузнец. А он мой сын. Тоже кузнец. Только он ещё учится. Приходи завтра, я сделаю для тебя меч.

– Но ведь он уже сделал мне отличный меч и ножи… – пробормотал Лаций.

– Смотри! – старик принёс сделанный сыном меч и пару ножей. Потом достал грубый чёрный клинок и несколькими ударами разрубил их на куски. Лаций от удивления даже открыл рот. – Приходи завтра, – коротко бросил тот. – Сейчас надо поставить ворота.

– Хазор, – вдруг вмешалась в разговор Эмилия. – Это наша лошадь сломала ворота и стену твоего дома. Прими от нас несколько монет в знак помощи. Они помогут тебе построить новую кузницу, – с этими словами она протянула старому кузнецу небольшой мешочек, и тот, поколебавшись, взял его, но в ответ так ничего и не сказал. Мужчины здесь редко разговаривали с женщинами на улице. Эмилия вздохнула и решилась спросить ещё: – Скажи, а что говорила твоя жена там, внутри, когда показывала на него? – она кивнула на Лация. Старик поджал губы, опустил глаза и ответил:

– У него знак силы. Эта сила сломала наш дом, – он показал на кожаный ремешок у Лация на шее. – У него есть знак на плече. Как на медальоне. Медальон – это власть. Он охраняет сокровища. Кто носит медальон и знак на плече, тот сильный и богатый.

– Ох, и ты туда же! Какая власть? Какие сокровища? – криво усмехнувшись, произнёс Лаций. Затем перевёл взгляд на Эмилию. – Вот моё сокровище!

– Нет, не она, – упрямо возразил кузнец. – Золото. Много золота. Медальон охраняет золото.

– Ладно, золото – значит, золото, – со вздохом согласился Лаций, чтобы не спорить. – Ты бы лучше сказал, где оно. А то все говорят одно и то же, а на самом деле ничего нет.

– Приходи завтра! – недовольно буркнул Хазор. – Меч будет завтра.

– Мы придём вместе, – ответил Лаций. Старый кузнец повернулся и пошёл в дом.

На следующий день они приехали к кузнице около полудня и не поверили своим глазам: рухнувшая стена была почти полностью восстановлена, а рядом со входом лежали доски для новых ворот. К вечеру всё должно было быть готово.

– Как ты быстро работаешь! – искренне похвалил его Лаций.

– Это – не я, а золото твоей женщины, – всё ещё хмуро, но уже менее сурово ответил тот. Они прошли в небольшое помещение рядом с кузницей, где лежала его жена. Она с улыбкой посмотрела на Эмилию и что-то сказала мужу. Тот переспросил и повернулся к ним.

– Что она говорит? – взволнованно спросила Эмилия.

– На тебе тоже есть знак силы. Его медальон оставил на тебе след, – ответил старик. Эмилия удивлённо посмотрела на Лация. – Он у тебя на боку, там! – кузнец показал на рёбра.

– Это – шрам, – изумлённо прошептала Эмилия. Женщина кивнула и что-то добавила.

– Два знака силы не могут жить вместе. Твой мужчина – сильный. Ты должна стать слабой. Эта слабость уже внутри тебя.

– Я ничего не понимаю, – Эмилия нахмурила брови.

– Я – тоже, – пожал плечами Лаций.

– В тебе есть и сила, и слабость. Ты скоро узнаешь. Тебе надо сходить в свой храм и принести жертву богам.

Больше жена Хазора ничего не сказала, а сам кузнец пообещал сделать Лацию такой меч, который будет крепче любого металла.

– Только камни рубить не сможет, – добавил он.

Вернувшись в дом, Эмилия загрустила, и Лаций никак не мог её развеселить.

– Тебе не кажется странным, что все знают об этом медальоне, кроме тебя? – задумчиво спросила она.

– Не кажется. Потому что это – кусок дерева, а не золота.

– От которого гибнут люди, – тихо заметила Эмилия.

– Да, это – правда. Но к золоту это не имеет никакого отношения, поверь. Я бы знал. Отчим ничего не говорил о знаке на плече. А медальон мне дали в другом месте. Так что тут ничего общего, – Лаций уже устал думать о странностях висевшего у него на шее амулета. Для него будущее богатство и благополучие были связаны с армией Красса и тем золотом, которое тот обещал. Медальон пока ничего, кроме проблем ему не принёс, поэтому лучше было о нём не вспоминать.

Но на следующий день в порт приехали Кассий и Октавий, поэтому он вынужден был оставить Эмилию на некоторое время одну. Та, воспользовавшись случаем, решила принести жертву своим богам-покровителям и провести гадание. Два жреца-фламина согласились ей помочь. Когда глубокой ночью всё закончилось и они вынесли последние угли из гадальных урн, она вернулась в свою спальню и свернулась калачиком под большим одеялом. Лаций не приехал, поэтому эту ночь она провела одна. Месяц близости с ним оказался самым приятным временем в её жизни. И расставаться с этим ощущением Эмилии не хотелось. Поэтому она хотела узнать у жрецов, сможет ли это счастливое время повториться? Однако фламины сообщили ей совсем другую новость. И для неё она была важнее, чем для Лация. Теперь весеннее безоблачное счастье превратилось для неё в сладкую муку, воспоминание о котором заставляло сердце сжиматься от горячей любви, а знание о будущем вызывало горькую боль и отчаяние.

«Неужели правда?» – крутился в голове один и тот же вопрос, и впервые в жизни Эмилия не знала, что делать дальше. А принимать решение надо было очень быстро.

ГЛАВА НЕЛЁГКИЙ ВЫБОР

Худая, сутулая фигура Гая Кассия, размахивавшего руками и что-то отчаянно объяснявшего розовощёкому Октавию, который хмурился и только вздыхал, иногда поддакивая и соглашаясь, раздражение на их лицах и неловкое напряжение – всё это было для Лация неново. Они в очередной раз обсуждали, что может придумать непредсказуемый Марк Красс. Они предлагали консулу сменить лагерь, пойти в Армению, спуститься вниз по Евфрату, но любое их решение упиралось в его нежелание уходить с этого места. Золото текло рекой, и консул пока не спешил от него отказываться. Хотя не отказывался и от войны с Парфией. И эта неопределённость действовала на всех удручающе. Потому что тот действительно мог изменить своё решение в течение одного дня, если не быстрее. И будущее это подтвердило.

– Где был? – спросил Октавий, увидев приближающегося Лация.

– У консула. Марка Валерия Мессалы Руфа.

– Слышали. Причём, давно. Всё отдыхаешь? Не слишком ли долго? Смотри, вдруг ты ему понравишься! – съязвил Октавий.

– Вряд ли, – ответил за него Кассий. – Сенатор любит мальчиков и юношей. Из других народов. Римлян почему-то не жалует.

– А ты откуда знаешь? – Октавий изобразил наигранное удивление. —Был опыт?

– Прекрати! – Кассий недовольно нахмурился. Затем в его глазах проскользнула искра иронии. Он погрозил легату пальцем в тон ему ответил: – Мы с тобой уже столько времени провели вместе, что давно должны были стать любовниками. Но ты – не в моём вкусе! Нудный и противный.

– А Лаций? Наверное, тебе нравится Лаций, раз я – уродец, – Октавий скривил лицо.

– Лаций не нравится. Слишком много мышц и упрямства, – окинув оценивающим взглядом боевого товарища, произнёс Кассий. – Всё время занят своим оружием. То пояс ему не тот, то пластины не на том месте, то нагрудник жёсткий, то меч тяжёлый. Скоро даже свой любимый шлем поменяет.

– Ты – прав, – кивнул Лаций. – Поменяю.

– Вот, видишь, какой он стал! – улыбнулся Кассий и потрепал его по плечу. – Денег не жалеет. А квестор должен всё оплачивать! Как тут быть? Ладно, скажи, ты нашёл мастера для шлема? – спросил он. – Здесь тебе не Рим. Никто не предложит сто мечей и шлемов на выбор.

– Да, нашёл. Хороший мастер… – вспомнив о старом Хазоре, ответил Лаций. – Сделать пока не успел. Сказал, неделю надо. Потом покажу. Сейчас я немного занят.

– Ничего себе! – воскликнул Октавий. – И что же тебе мешает? Или кто-то? Кто посмел прислать Купидона со стрелами к нашему другу? – он с пониманием посмотрел на квестора Кассия, и тот подмигнул ему в ответ.

– Только не говори, что это – женщина, – поднял вверх брови Гай Кассий.

– Почему нет? Что в этом плохого? Даже не знаю, как вам объяснить, – замялся Лаций и виновато улыбнулся. – Голова всё понимает, а вот тут, – он показал на грудь, – всё огнём горит. Увижу её, и всё, конец.

– О, дружище, кажется, ты действительно попал в сети Купидона. Причём он постарался не один, а вместе со своей матушкой Венерой, – с издёвкой произнёс Октавий. – Заманили они тебя и подстрелили. И даже не стрелой. А молнией. Украли у Юпитера самую большую молнию и сразили наповал! Пропал легат! – Октавий обратился за сочувствием к Кассию. Но тот был серьёзен.

– Говорят, она уедет через несколько дней, – Кассий пристально посмотрел на него и добавил: – Может, это и к лучшему.

– Да, уедет. Откуда ты знаешь? – удивился Лаций.

– Ха, а кто же этого не знает? Тебе осталось только всех легионеров ночью в город пригласить, чтобы ещё послушать её вздохи. О ваших встречах и прогулках уже давно всё известно. И как ты дома рушишь, и как потом местный плебс лечишь.

– Ты серьёзно? – Лаций был удивлён, но не очень сильно. Октавий был прав – его наверняка видели вместе с Эмилией во многих местах.

– Послушай моего совета, – обратился к нему Кассий, – не говори ей ничего о своих чувствах. Попрощайся завтра и сделай вид, что даже не помнишь. Поверь, будет намного легче. И лучше…

– Ты шутишь? – удивился Лаций.

– Нет, – Кассий был серьёзен. – Эмилия Цецилия свела с ума десятки мужчин. И очень сильных, и очень богатых. Вот только бедные ей не нужны.

– Это – точно! – подтвердил Октавий. – Прости за подробности, но я два года назад видел, как за ней со слезами на глазах бегал сам Марк Катон! И знаешь почему? Она не хотела с ним общаться, потому что он не стал сенатором и не служил у Помпея. Представляешь? Так и сказала: «Как мы можем встречаться с тобой, Марк», – подражая голосу Эмилии, нежно протянул Октавий, – «если ты не можешь защитить меня от ночных бандитов? У тебя же нет даже своего дома. А мне нужен бассейн. Маленький фонтанчик у тебя во дворе скорее похож на тазик для ног, чем на усладу для тела. Говорят, ты даже в термы не ходишь и просто пудришь лицо», – Октавий от смеха закашлялся, схватился за грудь и покраснел.

– Да, я тоже слышал об этом, – подтвердил Гай Кассий. – Причём, жена Марка, Сестерция, приняла эти слова как подтверждение их тайной связи. После этого сына Катона целый месяц не было видно. Говорят, лечился от побоев ревнивой жены. Ты ведь служил в Квинтом Цицероном в Галлии у Цезаря, так?

– Да, – кивнул Лаций.

– Он тоже предлагал ей выйти за него замуж и стать матерью его детей. Представляешь?

– Но я пока не собираюсь жениться, – пробормотал Лаций, хотя в душе очень этого хотел. Он опустил взгляд, чувствуя, что впервые в жизни краснеет.

– Естественно! Где найти столько золота? – продолжал давить на больное место Октавий. – Если она таким денежным мешкам отказывает! Кстати, никто её так и не смог приручить, кроме Мессалы Руфа. Говорят, он её единственный любовник.

– Он не любовник, – покачал головой Лаций. – Это – точно. Я знаю.

– А чего тогда так переживаешь? – спросил Кассий.

– Не знаю. Она… она – очень красивая и понимает меня.

– Лаций, похоже, ты пропал…

– Наверное, да, – опустил глаза он, благоразумно решив больше не рассказывать товарищам о своих чувствах.

– Послушай, у тебя сейчас проблем больше, чем надо – нет ни дома, ни имения, ни денег. Надо как-то уладить дело с судом и смертью Клавдии Пизонис, – жёстко и беспощадно рассуждал Кассий. Лаций не стал спорить. Тот продолжил: – Сейчас тебе надо накопить достаточно денег, чтобы нанять хорошего адвоката и свидетелей в Риме. Доказать твою невиновность будет сложно. Придётся её покупать. Поэтому унижаться перед Эмилией не стоит. Не обижайся! Прими мои слова, как слова друга.

– Я не обижаюсь. Но почему унижаться? Я не собираюсь ей ничего обещать.

– Ну тогда прости! Считай, что мы погорячились. Просто нам всем показалось, что ты попал в ловушку и не можешь из неё выбраться из-за денег. Мы думали, что тебе нужны деньги Эмилии. Ладно, тогда поехали в лагерь! У Красса там какие-то новые желания, – сказал он и встал. Уже тогда Лацию бросилась в глаза эта черта Гая Кассия – практичность. Этот молодой и способный квестор всегда и во всём стремился добиться ясности и чёткости. Его всегда раздражали пустая трата времени и пустословие. Размышляя над этим, Лаций невольно поймал себя на мысли, что этими качествами Гай Кассий очень напоминал ему Юлия Цезаря, только моложе и беднее, а потому – вспыльчивее и резче.

В лагере Лация сразу вызвали к Крассу. Как оказалось, консул тоже хотел поговорить об Эмилии. Обычно тщательно приглаженные седые волосы консула были на этот раз взлохмачены, брови сошлись на переносице и на лице застыло непонятное напряжение.

– Садись, – без приветствия сказал он.

– Благодарю тебя, – Лацию бросилось в глаза, что Красс даже не посмотрел на него, расхаживая по палатке и нервно теребя подбородок.

– Ко мне тут заходил Марк Валерий. Говорит, что у него есть для тебя хорошее место на Сардинии. Его связи помогли бы тебе с назначением в Сенате. Ну а проблемы в суде он сам решит, – Красс замолчал, но выражение лица у него не изменилось. Какая-то мысль по-прежнему не давала ему покоя.

– Что значит, сам решит? – не понял Лаций.

– При помощи денег.

– И что я должен сказать? – спросил он.

– Хочешь ли ты уехать через два дня в Рим и стать наместником на Сардинии? – открыто спросил Красс.

– Наместником?! – Лаций удивлялся всё больше и больше. – Я ничего не понимаю. Здесь что-то не так. Зачем Мессале Руфу беспокоиться о моей судьбе? Он мог бы назначить туда своего сына или одного из своих этих… э-э, как бы это сказать… – Лаций замялся.

– Мальчиков? – подсказал Красс с презрительной усмешкой.

– Да.

– Дело в том, что своего сына он хочет назначить наместником на Сицилии. Ну и ты прав, Марку Валерию действительно до тебя нет никакого дела. Его просто попросили. Причём, настойчиво. Надеюсь, не надо говорить, кто. Ты и сам догадываешься, – Красс поднял глаза на Лация, и тот в замешательстве отвёл взгляд в сторону. Но консул, казалось, не обратил на это внимание.

– Но я же не просил… – запнулся он.

– Я дам тебе совет, – решительно произнёс Красс. – А ты решай, что делать. У тебя нет сейчас дома и имения. У тебя пока мало собственных средств. Пока ещё никто не знает о Парфии и Индии. Когда мы придём туда, будет другое дело, ты станешь богаче половины римских сенаторов. Но сейчас ты – беден, прости за правду, никому не нужен. Сардиния – прекрасный вариант. Надёжный и стабильный. За пару лет сможешь извлечь оттуда достаточную сумму, – консул вздохнул и о чём-то задумался. Лаций тоже молчал. Уже второй раз за день ему говорили о сложном положении, поэтому сейчас надо было понять, что это значит. Какой знак посылают ему всесильные боги? Или не боги? Что от него хотят?

Консул, тем временем, продолжил:

– Эмилия Цецилия – очень обеспеченная женщина. Но это сегодня. А через год или два, не говоря уже дальше, её имение тоже может постигнуть неурожай или засуха, как запад Италики два года назад. Деньги под процент она не даёт, торговлей не занимается. А на подарки от богатых покровителей долго не проживёшь. Кстати, с ней сейчас пытается наладить связи Помпей. Поэтому мой тебе совет: постарайся сделать так, чтобы она не рассчитывала на тебя в будущем, – Красс замолчал. Эти слова решили всё. Лаций мог пойти против Красса, но тот спас его в порту Брундизия, взяв с собой в Азию. Эмилия тоже спасла его, но, в отличие от Красса, не могла обещать надёжное будущее, славу, победы, деньги и место в Сенате – всё то, ради чего он жил и готов был пожертвовать жизнью. Зачем было становиться простым наместником на Сардинии? Ведь тогда все будут обсуждать его неудавшееся прошлое и никчемное настоящее. Мог, но не сумел. Нет, выбор был очевиден.

– Я всё понял, консул, – твёрдым голосом ответил Лаций. – Я не поеду с сенатором в Рим и Сардинию. Я останусь здесь.

– Парфия, Парфия, а потом – Индия. Да, ты прав, это не Сардиния! Надеюсь, что это твоё собственное решение, а не моё давление? – на всякий случай спросил Марк Красс.

– Да, это – моё решение. Я не гонюсь за попутным ветром и ценю твою помощь.

Лаций вышел из палатки консула и некоторое время стоял на месте, подставив лицо холодному ветру. Эмилия уезжала через два дня. И ему надо было поговорить с ней об этом до отъезда.