Страж

Дамас кивнул.

– Только я хотел бы просить не убивать его непременно, – спохватившись добавил он, – я не хотел бы этого.

– Почему ты об этом просишь? – удивился старец, – Ты свободный человек и волен сам решать, что тебе делать. Правда…, твоё решение никак не продлит его жизни в случае его проигрыша.

– Но, почему?! – воскликнул Дамас.

– Если Марзук не сможет убить тебя, – старец задумчиво погладил бороду, – он должен убить себя. Не забывай – мы торговцы. Смерть всегда получает своё. Что бы ни случилось.

***

Три месяца минуло с того момента как Дамас и Перье засели в библиотеке, а дело так и не сдвинулось с места. Нет, конечно же, это время нельзя было назвать потраченным впустую (были изучены тысячи трудов древних и современных учёных), но искомое упрямо не хотело попадаться на глаза. Они перелопатили немыслимое количество самых различных книг и свитков, но так казалось лишь до тех пор, пока глаза не поднимались на ещё не изученную часть библиотеки. Она была огромна! Под книгохранилище была отведена большая пещера под крепостью, высеченная в скале (как говорят) по приказу Старца именно для этих целей. Всё свободное пространство было использовано для стеллажей под книги, свитки и пергаменты.

В первый свой визит в библиотеку (с целью ознакомления с её размерами) Дамас даже видел стеллажи, на которых лежали глиняные таблички, испещрённые странными незнакомыми знаками.

Поначалу было решено, что Дамас будет изучать лишь ту часть библиотеки, которая хранила книги, написанные на европейских языках (коих было весьма немало), а на долю Перье полагалось просматривать труды, исполненные арабской вязью, но очень быстро от такого разделения пришлось отказаться. Книги размещались на стеллажах не по порядку, а потому организовать свою работу выбранным способом никак не получалось. Чтобы хоть как-то продвигаться вперёд, библиотеку начали изучать постеллажно, отмечая уже проверенные, белыми тряпицами, повязанными на них.

Старца Горы они с последней встречи не видели и, похоже, что их судьба его ни капли не интересовала. Однако, Дамас неоднократно отмечал, что смотритель библиотеки (сухой мерзкий старикашка с огромной чалмой на голове) ни разу не спустил с них своих цепких глаз и это, без сомнения, указывало на то, что Шейх аль-Джабаль знает о каждом их шаге.

Тем не менее, запал, с каким наши странники приступили к поискам, неумолимо иссякал и в конце концов сошёл на нет. Лишь долг заставлял их продолжать перелистывать пыльные страницы и разворачивать свитки в поисках хоть каких-нибудь картографических изображений. Но их не было…

Как раз за этим занятием их и застал смотритель в очередной, ничем не примечательный, (а вернее будет сказать похожий как две капли воды на десятки других), день.

– Alsyd yadeuk³¹, – сообщил он скрипучим голосом.

– Что он сказал? – безразлично поинтересовался Дамас.

– Их Величество хотят нас видеть, – хмуро проговорил Перье, – видимо решил удостовериться, что мы на последнем издыхании.

– Ну что же, – вздохнул Дамас, – хоть пройдёмся. Тем более что я уже совсем не против. Умереть.

Они встали и, сложив книги обратно на стеллажи, уныло поплелись по крутой каменной лестнице, ведущей из подземелья.

Дождавшись, когда дверь за чужеземцами закроется, смотритель, мерзко хихикая, неспешной шаркающей походкой направился к стеллажам, отмеченным белыми тряпичными ленточками и принялся их отвязывать.

***

Наверху Дамаса и Перье ожидал стражник, который, молча подав знак следовать за ним, торопливо затопал по запутанным коридорам крепости. Через некоторое время они вышли на уже знакомую площадку, с которой открывался тот самый восхитительный вид, так впечатливший наших странников, когда они были здесь в последний раз. На площадке, опершись на один из квадратных зубьев крепостной стены стоял Старец Горы и задумчиво смотрел вдаль. Одет он был точно так же, как и во время их первой и последней же встречи.

– Приветствуем тебя, Повелитель, – хрипло произнёс Перье и поклонился. – Ты звал нас?

Шейх обернулся.

– Звал, – улыбнулся он, – хотел спросить, как продвигаются ваши дела. Хотя, – он пригладил непослушную бороду, – я и сам вижу, что там, где сабля Марзука была бессильна, весьма неплохо справляется моя библиотека! – он засмеялся, довольный своей остротой. – Видели бы вы себя! Вам нужно чаще выходить на воздух, иначе моя шутка очень скоро перестанет быть смешной. По крайней мере для вас!

Дамас и Перье молчали, хмуро уставившись себе под ноги.

– Но не буду лукавить, – вздохнул старец, отметив, что его насмешки нисколько не трогают странников, – Позвал я вас по другому поводу. Посмотрите-ка, кого я вам привёл!

Он повелительно взмахнул рукой и на площадку вывели человека, одетого в темную паломническую тунику. Поверх неё, практически сливаясь по цвету, был наброшен некогда черный, а теперь совершенно выгоревший на солнце, скапулярий³².

Вид у пленника был невероятно изможденный, глаза мутны, а губы пересохли и растрескались от жажды.

Стражник коротко, со знанием дела, пнул паломника под колено и тот рухнул на каменные плиты как подкошенный.

– Дайте ему воды, – распорядился шейх.

Стражник тотчас достал из-за спины бурдюк и, направив его горловину в лицо паломнику, принялся потихоньку лить воду.

Тот, резко дернувшись, поймал тоненькую струйку ртом и принялся жадно пить.

– Его нашли мои люди неподалёку отсюда, – сказал Старец, задумчиво поглаживая бороду, – он был уже почти мёртв. Так что, можно сказать я его спас от неминуемой смерти. Я приказал привести его сюда, потому что решил, что вам будет приятно встретить своего единоверца вдали от родных земель. Достаточно! – распорядился он и стражник поспешил убрать бурдюк.

– Ну…, – он сделал рукой пригласительный жест, – говорите.

– Кто ты, странник, – спросил Дамас, – и что ты тут делаешь?

Паломник, тяжело дыша, поднял голову и посмотрел на него.

– Я монах, – ответил он, – в паломничестве по Святой Земле.

– Как ты здесь оказался? – удивился Дамас, – эти места стоят далеко от паломнических путей.

– Я со своими братьями был в Эдессе, – хрипло сказал монах, – как, вдруг, на нас напали. Братьев всех перебили, а меня пленили. Потом меня долго куда-то везли по пустыне. Однажды ночью, когда все уснули, я сбежал. Теперь я здесь.

– В каком монастыре ты служишь?

– Лаферте…

– Цистерцианец…, – тихо проговорил Дамас.

Монах поспешно кивнул.

Дамас, поджав губы отошёл от паломника и встал на прежнее место возле Перье.

– Это всё? – удивился шейх, – я ожидал другой реакции.

– Этот человек не монах, – безразлично смотря вдаль ответил Дамас, – и не цистерцианец. И даже более того: никакой он не христианин.

– Вот как?! – нахмурился шейх, – как ты это узнал?

– По ряду признаков, – вздохнул Дамас, – но главное – это руки. Они не могут принадлежать божьему человеку. Это руки воина.

– Sayiy jiddaan³³, – немного помолчав, раздосадованно сказал старец и отошёл обратно к стене, – Sayiy jiddaan.

Разоблачённый «паломник» встал. От его измождённости не осталось и следа: глаза горели, губы были плотно сжаты. Он решительно подошёл к стене и одним прыжком вскочил на неё. С улыбкой посмотрел на своего Повелителя и… прыгнул в пропасть.

Обрадованно заклекотав, стая стервятников чёрными тенями ринулась со скал на дно ущелья.

– Ещё одна ненужная смерть, – мрачно обронил Дамас, морщась от воплей грифов, дерущихся внизу за добычу – теперь мы можем вернуться к своим делам, Повелитель?

– Бесполезная жизнь куда как страшнее смерти, – пожал плечами шейх, оборачиваясь к Дамасу. – Я бы хотел предложить вам прогулку по городу. А что до ваших дел, то они, – он кивнул кому-то позади них и призывно махнул рукой, – подождут. Тем более, что я не вижу в них никакого смысла.

Дамас обернулся. За спиной стоял смотритель библиотеки, согнувшись в почтительном поклоне. Получив знак, он прошаркал мимо них и что-то передал шейху.

– Это ваше? – спросил он, поднимая руку для обозрения.

– Вот же гад! – еле слышно прошипел Перье, метнув злобный взгляд в сторону смотрителя, – голову бы тебе оторвать, мерзкий старикашка!

– Он тут совершенно ни при чём – ухмыльнулся шейх, – это мой приказ, – он разжал пальцы и белые полотняные ленточки, подхваченные порывом горячего пустынного ветра, устремились вдаль.

– Пожалуй, прогулка нам не повредит, – задумчиво сказал Дамас, провожая их полёт взглядом, – да и в библиотеке нам уже, похоже, делать нечего.

Шейх улыбнулся и, заложив руки за спину, неспешным шагом направился к противоположной стороне площадки. Дамас и Перье, переглянувшись, направились вслед за ним.

– Итак, друзья мои, если вы мне расскажете, что же вы всё-таки ищете в моей библиотеке, то я, возможно, смог бы вам помочь, – в такт своим неторопливым шагам проговорил шейх. – Это что-то важное?

– Для нас – безмерно! – воскликнул Дамас, равняясь с шейхом.

– Вот как? – шейх, не сбавляя шага посмотрел на Дамаса, – и что же это?

– Это карта, – буркнул Дамас, – древняя карта этих земель.

– Вы должны благодарить Аллаха! – засмеялся шейх, – если бы не его Воля, вы бы до скончания жизни искали чёрную кошку в тёмной комнате!

– Почему?

– Потому что в библиотеке нет карт! – продолжал смеяться шейх, – но я вам помогу. Разумеется, не даром, – он подмигнул Дамасу, – но об этом позже… Смотрите! Перед вами Аламут!

Внизу, защищаемая со всех сторон неприступными горными склонами, простиралась уютная зелёная долина, разделённая пополам бурлящим потоком горной реки. Вдоль одного из её берегов, расположился небольшой город. Невысокие, но добротные каменные дома образовывали ровные, широкие улицы.

В центре, на площади, величаво возвышался минарет.

Несмотря на палящее полуденное солнце, из долины веяло прохладой и свежестью. Глядя вниз с трудом верилось, что здесь, совсем рядом, за спиной, простирается бескрайняя пустыня, испокон веков, не знающая буйства, представленных взору, красок.

Тем не менее, что-то неуловимо-подозрительное крылось в этой идиллической картинке. Что-то, что заставляло внутренне напрячься и, выискивая причину беспокойства, нервно поглаживать рукоять меча.

«Люди! – озарило Дамаса. – В разгар дня, на улицах ни души»!

– Все жители этого города – воины, – словно прочитав мысли Дамаса сказал шейх, – и сейчас, равно как и всегда, они заняты оттачиванием своего мастерства. Пойдёмте, друзья мои, я познакомлю вас поближе с жизнью хашишинов, – он опять засмеялся, – так, кажется, нас называют?

***

– К сожалению, я редко бываю в городе, – сказал шейх, неторопливо спускаясь по длинной каменной лестнице, ведущей к городу, – государственные дела не терпят отлагательства. Но в такой день как сегодня, посещение города и есть самое важное государственное дело.

– А что такого примечательного в сегодняшнем дне, – поинтересовался Дамас, почтительно отставая от шейха на одну-две ступени.

– Рад, что ты спросил, – ответил шейх, не прекращая спуска, – сегодня фидаи³⁴ покажут, чему научились за год. И сегодня же ряды воинов Веры, пополнятся добровольцами, желающими посвятить свою жизнь служению общему делу. Разумеется, если они достойны этого.

– Достойны ли они стать убийцами? – удивился Дамас, – вот уж не думал, что это благородное занятие.

Шейх аль-Джабаль остановился и, обернувшись, посмотрел на него с изучающим прищуром.

– Учение низаритов, друг мой, проповедует абсолютное равенство, разумность и обдуманность своих действий и не делит людей на «правильных» и «не правильных». А убийство, – он привычным жестом пригладил бороду, – это лишь ответ на действия наших врагов. Не равнозначный, но действенный ничуть не меньше, чем война. Война уносит сотни тысяч жизней. Мы же забираем лишь одну – и война прекращается или, – шейх ухмыльнулся, – не случается вовсе. Безжалостными убийцами нас прозвали от страха перед неизбежностью. Но мы не против, поскольку это, – он поучительно поднял палец, – позволяет нам совершать меньше убийств! Так что же, друг мой? Кого ты видишь перед собой? Убийцу с окровавленными руками или правителя, действующего во благо своего народа?

Дамас промолчал, не зная, что ответить (что и говорить: оратором шейх был превосходным, оттого и возразить ему было нечего. В очередной раз.)

– Вот и я о том же! – шейх повернулся и как ни в чём не бывало продолжил спуск.

Дамас молча двинулся за ним. Больше всего его поразило абсолютное спокойствие шейха во время и после своей речи, несмотря на то, что вопрос разгневал его не на шутку (это было заметно по огню, полыхавшему в его глазах). Мысли кружились в голове как растревоженный пчелиный рой, когда их немногочисленная процессия неожиданно остановилась перед каким-то строением.

– Дом моего отца. Первого правителя Аламута Хасана ас-Саббаха! – шейх почтительно поклонился, – Да пребудет с ним Аллах!

– Как?! – вскрикнул Перье, до этого момента никак себя не проявлявший, – но мы думали…

– Я знаю, что вы думали, – кивнул шейх, с улыбкой осматривая стены дома, – но я всего лишь его сын. Меня зовут Кийя Бузург-Уммид. И хоть я и зовусь Шейхом аль-Джабаль после смерти отца, я не стою даже пыли с его подошв.

– А это что? – Дамас указал на множество бронзовых табличек, закреплённых на стенах.

– Расскажу об одной из них, – шейх указал на самую большую. – Здесь написано: Бу Тахир Аррани³⁵, – он, не глядя на надпись, провел вдоль неё пальцем, – а напротив: Низам аль-Мульк.

– Главный визирь Сельджукидов! – прошептал потрясённый Перье, – Первая жертва!

– Не жертва, – сухо поправил шейх, – но ЦЕЛЬ! Прошу в дом, друзья мои. «Храм первой ступени на пути в Рай» – так его называл отец.

Дамас лёгким поклоном поблагодарил шейха за приглашение и вошёл. За ним, преисполненный благоговейного трепета, тихо проследовал Перье.

Внутри царила всё та же, привычная уже взору, простая обстановка: возле входа стояли обычные (даже слегка грубоватые) стол и стул, у стены напротив был разостлан серый домотканый ковер, на котором лежала небольшая подушка (видимо для редких мгновений отдыха), в центе комнаты, накрытое плотным покрывалом, размещалось что-то скрытое от посторонних глаз. Единственным предметом роскоши в этой комнате была старинная, изящная сабля дамасской стали, висевшая на стене над ковром, но она лишь подчёркивала общий аскетизм, присущий хозяину дома, некогда обитавшему здесь, чей дух и сила продолжали наполнять эти стены, несмотря на то, что его уже не было среди живых.

– Давно умер ваш отец, благородный Бузург-Уммид? – вежливо поинтересовался Дамас, не прекращая осматривать комнату.

– Семь зим назад, – задумчиво ответил шейх, – но отец не умер, он навсегда останется с нами, – добавил он. – Здесь, – он прижал руку к груди, – и здесь, – он коснулся головы.

Отдавая дань памяти, в комнате воцарилась тишина, лишь отчасти напоминающая траурную, но более походившую на торжественную. Потому что слова о том, что Хасан ас-Сабах продолжает жить в сердце каждого человека, считающего Аламут своим домом, были больше, чем просто словами. Это не вызывало сомнений и чувствовалось буквально во всём: в каждой пяди этой земли, в каждом вздохе или глотке воды.

– Но вернёмся к нашим делам, – прервал молчание шейх, – ибо как известно они не ждут, а накапливаются. А вот, кстати, и они! – сказал он, прислушавшись к шуму, доносящемуся с улицы и с каждым мгновением, становящимся всё ближе.

Бузург-Уммид вышел из дома и встал перед дверью, скрестив руки на груди. Спустя миг перед домом возникла толпа горожан, толкающих впереди себя пятерых измождённых и, еле переставляющих ноги, людей. Одежда их была настолько изношена, что можно было сказать, что они и вовсе были не одеты. Лица и тела их были покрыты ссадинами, царапинами и синяками так густо, что создавалось устойчивое впечатление, что их пропустили через мельничные жернова.

Толпа, обступив полукругом дом Старца Горы, оставила бедолаг в центре, лицом к лицу с шейхом.

Он поднял руку, призывая к тишине и, тотчас, все звуки стихли, повинуясь его воле. Казалось, даже птицы смолкли и бурлящий поток реки будто бы тоже притих.

Дамас, приготовившись к самому худшему, опустил глаза в пол (что же ещё имел ввиду Шейх аль-Джабаль, говоря о неотложных делах, если не о смерти этих несчастных!).

Но ничего подобного не произошло. Бузург-Уммид обошёл вокруг истерзанных людей, словно убеждаясь в том, насколько добросовестно над ними «поработали». И, видимо, удовлетворившись, громко спросил:

– Hal aijtazat jmye alaikhtibarat bikarama?³⁶

Толпа одобрительно загудела.

– Это те самые добровольцы, про которых он говорил, – с жаром зашептал Перье, склонившись к Дамасу, – и он спрашивает, как они выдержали испытания.

– Mrhbana bikum fi maebad alkhatwat al'uwlaa 'iilaa aljana, – сказал шейх и сделал пригласительный жест рукой.

– Он пригласил их в дом! – продолжал шептать Перье, нервно ёрзая.

Войдя в дом, шейх предложил присесть своим новым подданным, и они с радостью воспользовались его радушием. Затем он начал говорить, неспешно прохаживаясь перед присутствующими.

Говорил он (со слов Перье, конечно, ибо Дамас, сколько ни бился, знал на арабском языке всего несколько фраз) о трудностях жизни фидаи, о необходимости держать себя в строгости и духовной чистоте. Говорил он и о том, что их испытания только начинаются и, если они сохранят свою душу чистой, а веру твёрдой, то Аллах с радостью откроет им врата Рая, где они смогут пребывать в состоянии вечного, нескончаемого блаженства.

Несмотря на своё состояние, никак не располагавшее к прослушиванию речей и вниманию каких-либо наставлений, новообращённые не сводили со своего Повелителя глаз и глотали каждое его слово, будто от этого зависела сама жизнь.

Наставления шейха продолжались и продолжались и в конце концов Дамас устал слушать своего переводчика и незаметно для Перье отрешился от происходящего, совершенно перестав разбирать, о чем он там шепчет. Чтобы выглядеть хоть сколько-нибудь заинтересованным, Дамас решил углубиться в свои мысли и воспоминания. И вот, когда он уже совсем было определился, о чём ему поразмышлять в его руку с силой вцепился Перье.

– Господи Боже! – прохрипел он от волнения, – неужели…

– Что?! – Дамас собрался вырвать свою руку из стальных клещей соратника, но заметив, что шейх, закончив свою речь, направляется вглубь комнаты, пока отложил свои притязания.

Шейх подошёл к покрывалу и резко сдёрнул его в сторону.

«Господи Боже! – в свою очередь воскликнул Дамас мысленно. – Это ещё зачем?!».

На полу комнаты стояло большое бронзовое блюдо, доверху засыпанное крупным и, уже изрядно подтаявшим, колотым льдом. Поверх льда, слегка приоткрыв рот лежала… отрубленная человеческая голова.

То, что она была настоящей, не вызывало никаких сомнений (уж пришлось повидать за свой недолгий век!): синюшный цвет лица и губ, лёд, окрасившийся остатками крови в нежно-розовый цвет, вывалившийся язык и закатившиеся глаза, мерцающие белками из-под полуопущенных век… Да! Это была самая, что ни на есть настоящая, ОТРУБЛЕННАЯ ГОЛОВА! НА БЛЮДЕ!

Дамас, с трудом проглотив подступивший к горлу ком, оглянулся.

Широко открытые от ужаса глаза и рты указывали на то, что поражён до глубины души не он один. Но то, что произошло дальше, напрочь отметало все представления о жизни и смерти и могло запросто лишить рассудка какой-нибудь нетвёрдый ум.

Шейх, совершенно не обращая внимания на присутствующих, подошёл к блюду и, воздев руки к потолку, громко и нараспев начал произносить какие-то слова, отдалённо напоминающие то ли лай собаки, то ли завывания шакалов.

Все, скованные ужасом, неподвижно смотрели на действа, совершаемые Бузург-Уммидом, тоже преобразившимся до неузнаваемости: чалма слетела с его головы, обнажая короткостриженую голову, борода растрепалась во все стороны, глаза сверкали безумством, на губах выступила жёлтая пена…

Всё закончилось так же неожиданно, как и началось: шейх замолчал, устало опустился на пол напротив блюда, неторопливо поднял с пола упавшую чалму, надел её, пригладил растрепавшуюся бороду и, тихо выдохнув, спросил:

– Ma asmak?³⁷

Голова открыла глаза и облизав пересохшие губы хрипло ответила:

– Mumin. Abn Qasid.³⁸

Что-то глухо стукнуло о пол.

Один из новопреставленных фидаи свалился без чувств. Но никто даже не взглянул в его сторону.

Глава 6

Судьба

Створы ворот медленно закрылись, оставляя двоих странников за стенами крепости. Сухой пустынный ветер, обрадовавшись неожиданному появлению жертв, тотчас набросился на людей, лишенных покровительства каменных стен.

Впереди виднелась узкая извилистая горная тропа – спуск с горы. Путники молча постояли, думая каждый о своём, и, не сговариваясь, одновременно двинулись к проходу, ведя за поводья нагруженных дромадеров. Крутые горные склоны, мрачно возвышающиеся со всех сторон, уже видели этих людей и раньше, но то были события почти годичной давности. Для гор лишь миг, но и они с трудом узнали в путниках своих старых знакомых. Неудивительно, ибо Аламут перекраивал людей до неузнаваемости и за меньший срок.

Боязнь сорваться в пропасть, которая сопровождала этих двоих при их подъеме в крепость тогда, теперь, во время спуска, сменилась полной безучастностью к смертельной опасности.

Стервятники, как и всегда восседавшие на скалах, в ожидании добычи, словно почуяв, что им сегодня ничего не перепадёт, досадливо хохлились и демонстративно отворачивались от путников, уверенно преодолевающих опасную тропинку.

Подойдя к последнему повороту, с которого можно было увидеть крепость, караван остановился и люди одновременно повернулись, пристально разглядывая строгие линии крепостных стен, четко очерченные в голубой лазури неба.

«Прощай Аламут, – подумал Дамас. – Прощай Старец Горы».

«Прощай, чужеземец», – Бузург-Уммид привычным жестом пригладил бороду и, дождавшись, когда они скроются за поворотом, с задумчивым видом направился по своим делам, коих, как всегда, было немало.

***

Обратный путь через опасные земли занял время, чуть ли не вдвое меньшее и тому было единственное разумное объяснение: им покровительствовал Старец Горы и этим было всё сказано. Навлекать на себя его гнев ради сомнительной наживы никому не хотелось. Вопрос был в другом: как лихой народ, промышляющий грабежами и разбоями в бескрайних пустынных барханах, определял, что путники находятся под защитой Аламута?

Этому объяснений Дамас найти так и не смог. Помимо всего прочего, в любом селении они без труда находили еду и ночлег (чего раньше замечено не было), хотя и трудно было не заметить настороженность на лицах местных жителей.

Вооруженные до зубов отряды сельджуков хоть и с сожалением, легко читающимся в их хмурых взглядах, но всё же пропускали путников повсюду беспрепятственно, не задавая вопросов. В конце концов Дамас и Перье приняли такое положение дел как должное и просто наслаждались путешествием, не забывая, впрочем, и об осторожности.

Как бы то ни было, к исходу третьей недели, их мытарства в царстве песка и солнца вознаградились видом большого города, внезапно выросшим на горизонте.

– Эдесса, – тихо сказал Перье и уже одними губами добавил, – наконец-то…

Дамас кивнул и машинально потрогал тюк с картами, подаренными им Бузург-Уммидом (он регулярно повторял это действо во время всего пути, словно желая удостовериться, что происходящее вовсе не сон и груз, ради которого пришлось столько пережить, действительно на месте).

Немного постояв, они двинулись по направлению к стенам, которые видели в последний раз больше года назад. Не доезжая до вожделенной цели льё с небольшим, Дамас заметил, как от городских стен отделился небольшой отряд всадников и, вздымая облачка пыли, начал быстро к ним приближаться.

«Передовой дозор, – безрадостно подумал он. – Хорошего не жди: этим лишь бы кого-нибудь ограбить».

Перье, похоже, одолевали мысли, ничуть не радужней Дамасовых, поскольку он многозначительно поправил перевязь и придвинул поближе рукоять меча.

Всадники, меж тем, хода не сбавляли и уже очень скоро отряд, окружив наших странников, вынудил их остановиться. Два воина, вооруженные арбалетами, спешившись без команды, незамедлительно взяли на прицел Дамаса и Перье.

По слаженным действиям дозорных было понятно, что дело это для них привычное и отточенное многократно: каждый знал своё место и порядок действий. Блокирование каравана было завершено настолько быстро и проделано настолько грамотно, что любые попытки противодействия (если бы вдруг они и случились) немедленно закончились бы, не успев и начаться.

Последним неспешно подъехал командир отряда. Остановив жеребца, он легко спрыгнул с него и принялся медленно обходить вокруг верблюдов, внимательно осматривая поклажу.

– Мы…,– начал было Перье, но командир взмахом руки остановил его.

Завершив осмотр, он остановился напротив дромадера, на котором сидел Дамас и не поднимая головы сказал:

– Ты. – Указал он него, – Слезай.

Дамас молча подчинился. Ловко соскользнув по крутому боку животного на мягкий песок (уроки Перье не прошли даром), он встал перед командиром.

– Кто вы? – скучающим тоном начал он заученную речь (всем своим видом давая понять, что надоело уже, конечно, но служба есть служба). – Откуда вы следуете, зачем вам в Эдессу и что вы везёте?

Дамас, ухмыльнувшись, начал:

– Я – рыцарь Ордена Храма Дамас Бонне, это, – Дамас указал на Перье, – монах-пилигрим Тибо Перье, следуем мы из предгорий Ирана, с другого края пустыни, в Эдессе у нас важное дело к графу, а вот что мы везём, – он наклонился к командиру поближе, – тебя не касается. Вот! – он протянул командиру отряда, предусмотрительно приготовленную (не лезть же за пазуху, под прицелом арбалетов!) папскую охранную грамоту. – Здесь всё изложено!

Командир брезгливо взял из его рук изрядно помятый пергаментный свиток, нехотя развернул и мельком пробежал глазами по содержимому. Устало вздохнув, он медленно разорвал пергамент пополам и небрежно уронил обе его части себе под ноги.

– Как это следует понимать? – сквозь зубы прошипел Дамас.

– Так и следует, – натянуто улыбнулся командир, – нынче у нас целых два Понтифика³⁹. И ни одного из них не зовут Гонорий. Твоя грамота – фальшивка, а сам ты –шпион! Вот как это следует понимать! – он махнул рукой, – Убить их!

Перье рывком выхватил из ножен меч, одновременно спрыгивая с верблюда.

Звонко тренькнула тетива арбалетов.

Весь отряд (восемь всадников, не считая спешившихся командира и арбалетчиков) одновременно попадали с лошадей и те, словно внезапно обезумев, с испуганным ржанием умчались в пустыню.

Перье достигнув земли, ловко перекатился и застыл с мечом в руке, приготовившись к схватке.

– Где моё оружие? Куда оно делось? – приговаривал кто-то из бойцов, недоуменно шаря у себя на поясе.

– И моё! – вторили ему остальные.

Дамас, неторопливо, с нарочито протяжным скрежетом, вынул из ножен меч и приставил его к горлу командира.

– Прикажи своим людям отойти, – тихо потребовал он.

Тот, судорожно сглотнув слюну, вскинул руку, приказывая дозорным не вмешиваться.

– Вслух, – мрачный, словно грозовая туча, проговорил Дамас.

– Отойти на десять шагов, – срывающимся от волнения голосом выкрикнул командир.

Бойцы нехотя подчинились.

– Мы направляемся в Эдессу, – повторил Дамас, убирая меч в ножны. – Вы, – он ткнул пальцем в грудь командиру, – занимаетесь отловом своих лошадей и ни в коем случае не пытаетесь нам помешать. В противном случае, – он приблизился вплотную к лицу побледневшего собеседника, – всё закончится плохо…

Не дожидаясь ответа, Дамас круто развернулся и пружинистой походкой направился к верблюдам.

Отпустив на должное расстояние странных путников, командир дозорного отряда повернулся к своим воинам, продолжавшим нерешительно переминаться в отдалении.

– Ну-ка идите сюда, – поманил он их пальцем. – Кто-нибудь может мне объяснить, что здесь произошло? Как возможно промахнуться с трёх шагов?!, – внезапно заорал он на арбалетчиков, в ярости отвешивая им пинки. – Как можно упасть со стоячей лошади?! – переключился он на остальных воинов, стоявших с виноватым видом. – А?! Я кого, чёрт побери, спрашиваю?!

– Подпруги⁴⁰ разрезаны…, – буркнул один, в подтверждение своих слов протягивая командиру седло, – все до единой.

– И мы бы не промахнулись, – шмыгнул носом один из арбалетчиков, – но болты все пропали…

Дамас, краем уха слышавший все эти вопли у себя за спиной, улыбнулся и незаметно покосился на Перье.

Тот, нахмурившись, ехал молча и в его сторону не смотрел.

«Ладно, – вздохнул Дамас. – Позже ему всё объясню. Как время будет».

***

В городе они пробыли совсем недолго. Вообще, они и заезжали-то сюда только лишь для того, чтобы справится о судьбе Жака, оставленного ими здесь на попечении лекарей. Дамас очень обрадовался, узнав, что болезнь, всё же, отступила и их друг остался жив. Как рассказал придворный лекарь, Жак, едва только справившись с болезнью и ещё не успев толком окрепнуть, порывался отправиться вслед за ними (и даже начал собираться в дорогу), но Жослен I де Куртене граф Эдесский отговорил его от этой авантюры (Хвала Господу!) и убедил дожидаться товарищей здесь – в Эдессе. Кроме того, граф попросил Жака о помощи при дворе и тот, согласившись, некоторое время активно участвовал в государственных делах.

Так продолжалось до тех самых пор, пока судьба не выкинула свой очередной злодейский фокус. В битве с данышмендами⁴¹ граф был смертельно ранен и вскоре после этого умер. На трон взошёл его сын Жослен II, в отличие от отца, не питавший к Жаку тёплых чувств. Не связанный более никакими обязанностями и обязательствами, Жак отбыл в Антиохию, не взяв с собой ничего кроме одежды и еды (жалованье, полученное им во время службы, он раздал нищим). Остался Жак в Антиохии или подался куда-нибудь ещё, лекарь сказать не мог по причине отсутствия каких-либо известий на этот счёт.

Искренне посокрушавшись безвременному уходу в мир иной благородного и справедливого правителя, наши странники, вежливости ради, поручили стражнику сообщить нынешнему графу Эдессы о своём намерении покинуть город. Не дождавшись в течение всего вечера и ночи хоть какой-нибудь реакции на своё послание, Дамас и Перье уже утром отбыли из города, так и не удостоившись аудиенции у монаршей особы.

Впрочем, этот факт их настроения нисколько не испортил и у обоих оно было приподнятое, поскольку дальнейший их путь пролегал по землям, принадлежавшим христианам, а это означало, что прежде чем тебя попытаются убить, хотя бы поинтересуются кто ты такой и куда направляешься (а это по нынешним временам уже, ох, как немало!). Настроения, также, прибавила совершенно неожиданная встреча с небольшим отрядом братьев-храмовников, направляющихся в Эдессу с дипломатической миссией, которые после радостных объятий сообщили, что тот, кого они ищут, теперь находится не в Антиохии и даже не в Триполи, а в самом Иерусалиме и что не далее, чем неделю назад, он их лично провожал в дорогу, находясь при этом в добром здравии и прекрасном расположении духа.