– Хорошо, – Франсуаза мельком взглянула на часы. – Последнее желание осужденного – закон. Ты побывала в двух сериях. Как ты думаешь, для чего используются походы в иную реальность?

– Вы изучаете способ перемещения во времени-пространстве и (Марго криво улыбнулась, вспомнив обыск, учиненный Франсуазой) заодно получаете что-то оттуда.

– Умничка, – умильно восхитилась Франсуаза. – Все так, только в обратном порядке: мы экспериментируем в иных реальностях, а заодно совершенствуем методы проникновения туда.

– Главная цель эксперимента, – продолжала она, – это изменение нашей основной реальности, в которой все мы существуем здесь и сейчас. Как функционирует локальное изменение, ты испытала на себе. Но это всего лишь частность, которая непрочна и требует постоянной подпитки энергией. Речь же идет (голос Франсуазы обрел торжественные нотки) о всеобщем и окончательном изменении.

(«Интересно, в чью пользу»,– автоматически подумала Марго, но промолчала, опасаясь ненароком спугнуть откровенное настроение своей тюремщицы.)

– Но здесь мы столкнулись с серьезной технической проблемой, – продолжал звучать вдохновенный голос. – Если частные вариации можно производить, находясь в этой же реальности, то глобальное и окончательное изменение возможно инициировать только извне. Иного решения эта задача, к сожалению, не имеет. Чтобы собрать машину в нужной нам реальности, мы были вынуждены вступить в контакт с ее аборигенами, что и происходило во второй серии. Ну а когда дело было выполнено, потребовалось прибрать за собой. Понятно?

– Но почему Клер все знала заранее?

– Она была умная девочка, – равнодушно пояснила Франсуаза, – и быстро сообразила не столько что к чему, сколько то, чем ей лично это грозит. Но ей все равно нравилось это занятие, точнее, ей нравился Ивар. Только однажды она пристала как с ножом к горлу: я хочу знать, когда. Ну, ей и объяснили, что в тот день к ней вместо обычного связного придет его жена. Клер по достоинству оценила весь юмор этой ситуации.

– Это ты объяснила ей, – жестко констатировала Марго.

– Ну, разумеется, я, – холодно усмехнулась Франсуаза. – Иварчик у нас такой чувствительный.

– Постой, – перебила ее Марго, – ты ведь тоже заранее знала, что я приду к тебе. Значит, вы копаетесь не только в нашем прошлом, но и в будущем?

Улыбка победительницы, которой Франсуаза одарила Марго, лучше всего отвечала на этот, в общем-то, риторический, вопрос.

– И как далеко вы способны забраться? – продолжала выспрашивать Марго.

Улыбка Франсуазы слегка померкла:

– У нас нет ограничений, кроме одного: мы пока не в состоянии проникнуть в то будущее, какое образуется сразу после окончательного изменения.

«Интересно, почему? И какой смысл в незначительном словечке „пока“?» – снова подумала Марго. А вслух произнесла:

– Ничего. Меньше будешь знать, не так скоро состаришься.

– Я – другое дело, – добавила она, разом отметая еще не высказанные возражения. – Мне старость уже не грозит.

– А ты не торопись, – неприятная жесткая улыбка слегка тронула губы Франсуазы. – Машина уже установлена, Ивар проверил ее готовность. И если ты хочешь увидеть измененный мир, постарайся продержаться ближайшие двое суток.

– Опять обманешь? – убийственно улыбнулась Марго.

– Я никогда не обманываю, – нахмурилась Франсуаза. – Разве я обещала отпустить тебя после окончания эксперимента? Просто ты не догадалась об этом спросить. И если я говорю, что ты сможешь увидеть измененный мир, то это вовсе не означает, что ты останешься в нем жить.

– Спасибо, ты все чудесно объяснила, – Марго была сама любезность. – Только мне кажется, здесь есть какая-то существенная ошибка.

– Нет! – лицо Франсуазы исказила гримаса неожиданного гнева. – Нет в наших расчетах никаких ошибок. Все будет так, как мы задумали.

Марго смотрела на нее с недоумением; она высказала свое предположение, вовсе не желая позлить Франсуазу. Марго чувствовала, что в стройной разработке «Источника» действительно скрыта ошибка, ее необходимо найти. Иначе произойдет нечто более страшное, чем так называемое окончательное изменение. Жаль, что для размышления осталось немного времени, да и обстановка, вероятно, будет неподходящая.

Франсуаза еще раз взглянула на часы и сделала приглашающий жест:

– Моя дорогая, добро пожаловать на Голгофу.

Когда вагон тряхнуло на очередной стрелке, Ивар машинально подумал, что здешние дороги явно не лучшего качества. За окном унылой бесконечной лентой тянулись пустынные поля, а затерянные среди них деревни казались совершенно необитаемыми.

Поезд, называвшийся скорым, тащился сейчас не быстрей заурядной электрички, кланяющейся каждому столбу. В купе кроме Ивара находились двое военных и какой-то помятого вида человечек, вероятно, беженец из зоны боевых действий. Он забился в угол у окна и, казалось, спал. Ивару это съежившееся существо напоминало нахохлившегося, насмерть промерзшего воробья. Оба офицера ожесточенно обсуждали какие-то мелкие, непонятные посторонним подробности текущей кампании, не обращая ни малейшего внимания на своих попутчиков.

Дверь в купе со скрежетом приоткрылась, и в проеме возникла скучающая физиономия крупного мужчины.

– Извините, ошибся, – машинально пробормотал человек, исчезая за дверью. Ивар равнодушно проводил его взглядом. В этой реальности они не были знакомы, и корреспонденту регионального филиала столичной газеты, возвращавшемуся из командировки на войну, не было никакого дела до круглолицего типа, с нетрезвых глаз перепутавшего дверь. Впрочем, нет, именно глаза, занимавшие весьма незначительное место на обширной пьяной физиономии, были абсолютно трезвыми. В считанные секунды они обшарили купе, не пропустив решительно ничего.

Ехать было невыразимо скучно. За шесть часов езды Ивар приобрел стойкое отвращение ко всему: к неизменно тоскливому пейзажу за окном, к невыносимо несчастным станциям, на которых поезд считал своим долгом останавливаться, к острому запаху неуверенности в завтрашнем дне, или попросту говоря страха, который густо пропитал еле плетущийся состав. Но более всего Ивара раздражали говорливые попутчики, не умолкавшие ни на минуту. Подобно чудом уцелевшим свидетелям всемирной катастрофы, они испытывали необходимость выплеснуться в словах, вновь и вновь возвращаясь к незначительным, в сущности, подробностям последнего боя. Ивар прекрасно понимал их состояние, что нисколько не мешало ему тихо их ненавидеть.

От тоскливых однообразных разговоров соседей почему-то захотелось есть, однако все взятые в дорогу припасы были уже уничтожены. Оставались еще деньги, а где-то в середине состава должно было находиться богоугодное заведение под названием вагон-ресторан. Ивар неохотно поднялся и двинулся к выходу из купе. В дверях он неожиданно для самого себя оглянулся и встретил уверенный и, как ему показалось, слегка насмешливый взгляд беженца. Взгляд неприятно знакомый.

В тамбуре перед вагоном-рестораном Ивар наткнулся на толстяка, недавно заглядывавшего в купе. Тот посторонился, пропуская Ивара, а затем бросил под ноги недокуренную сигарету и решительно потопал в противоположном направлении.

Внутри ресторана было довольно прохладно, а предложенные блюда оставляли желать лучшего. Старательно пережевывая нечто, символизирующее мясо, Ивар внимательно разглядывал товарищей по несчастью: за столиком напротив три сумрачных личности, в которых любой непредвзятый наблюдатель без труда узнал бы любителей половить рыбку в мутной воде, на пониженных тонах оживленно обсуждали свою затею. Кроме них и джентльмена неопределенного возраста, задумчиво сидевшего над бокалом вина, в ресторане никого не было. Ироническая улыбка, с которой одинокий чудак изучал свой напиток, напомнила Ивару его соседа-беженца. Черт! Бросив на стол деньги, которых наверняка хватило бы, чтобы заплатить за два таких обеда с чаевыми впридачу, Ивар ринулся к выходу.

Едва приоткрыв двери своего купе, Ивар понял, что безнадежно опоздал: оба попутчика-военных сидели, привалившись друг к другу, на лицах, словно приклеенные, висели улыбки победителей, а лоб каждого из них украшало маленькое черное отверстие. Беженца в купе, разумеется, не было, а на полу Ивар заметил недокуренную сигарету того же сорта, что курил толстый соглядатай.

Проклятие! Ехать в одном купе с Жозефом и догадаться об этом, когда уже поздно что-либо делать – это не простая оплошность, это чудовищная ошибка. Ивар осторожно прикрыл дверь и вышел в коридор. Пока есть время, надо что-то предпринять. Убравший агента наверняка был человеком Карлоса, и в поезде его уже не найти. Но слишком тесно все было завязано в этой истории. Ивар не поручился бы, что в том же поезде нет представителей других заинтересованных лиц. И если внимательно поискать по вагонам…

Теперь уже Ивар шел вдоль состава, заглядывая в каждое купе. Неожиданно распахнулась дверь туалета, и Ивар чуть не налетел на выходящую оттуда женщину. Совершенно автоматически, не осознавая еще своих действий, он толкнул ее обратно и мгновенно закрыл за собой дверь.

– Ивар? – гримаса изумленного недовольства на лице Шарлотты быстро сменялась выражением настороженности, если не сказать испуга.

– Да вот, ездил с экскурсией на войну, – Ивар пристально посмотрел на женщину. – Случайно встретил в поезде знакомого, а он что-то решил потеряться.

– А я-то тут при чем? – Шарлотта попыталась проскользнуть к двери.

– Моего приятеля звали Жозефом, – медленно произнес Ивар, внимательно наблюдая за Шарлоттой. По тому, как изменилось ее лицо, он понял, что она еще не знала об исчезновении агента и уж во всяком случае, не была причастна к этому.

– Случайно, говоришь, – она неожиданно подняла глаза и в упор взглянула на Ивара. От жгучей ненависти ее взгляда он чуть не задохнулся. – Что-то слишком много случайностей происходит у вас с Карлосом.

– У нас?

– Ну да, у вас, свихнувшихся на секретности своего проклятого эксперимента. Чем вам помешал Жозеф, зачем вы его убрали?

Неожиданность обвинений на мгновение отбила у Ивара способность соображать. Этого оказалось достаточно, чтобы Шарлотта перешла в наступление по всему фронту:

– Почему вы возомнили себя богами и присвоили себе право решать судьбу человечества без его согласия? На каком основании вы врываетесь в жизни людей, меняете действительность, переворачиваете весь этот мир вверх дном ради собственных целей?

– Ради бога, тише! – Ивар не знал, как утихомирить разбушевавшиеся страсти. – Что тебе вообще об этом известно? И пожалуйста, говори потише, я здесь в таком же положении, как и ты.

Сомнения явно не покидали Шарлотту, но тон она снизила:

– Наверняка не больше, чем тебе. И вообще, почему ты меня об этом спрашиваешь?

– Да просто потому, что завтра тебя убьют так же, как и Жозефа, и ни я, ни кто-либо еще не сможет этому помешать. Я даже не узнаю, что за этим стоит.

– Завтра, говоришь… – неожиданно сорвавшиеся слова странным образом вдруг успокоили Шарлотту. – Значит, вы копаетесь не только в настоящем. А я-то, дура, полагала, что еще есть время что-либо изменить. Как ты думаешь, что мне может быть известно о себе самой? Или о прочих несчастных, которых вы даже не выпускаете за пределы своего экспериментального заповедника? Так я ведь не просто случайная жертва эксперимента, я еще и профессиональная журналистка, способная находить информацию в самых неожиданных местах. А главное, всегда отдающая себе отчет, кто за всем этим стоит и какие цели преследует. И если ты до сих пор чего-то здесь не понял, могу лишь пояснить, что агентом Карлоса я стала вовсе не из любви к шпионским историям. Где-то там, в недрах вашей прелестной организации, скрыта реальная угроза тому миру, в котором я оказалась случайно. Наверное, Жозеф что-то об этом узнал, потому вы и убили его. Но не забывайте вы, повелители истории, что итог ваших стараний может быть слишком далек от ожидаемого. А теперь выпусти меня. Я должна приготовиться к завтрашнему дню.

Не дожидаясь ответа, Шарлотта выскочила вон. Когда пришедший в себя Ивар выглянул наконец за дверь, коридор был пуст. Из дальнего конца вагона к нему приближался проводник, разрываемый в клочья синим туманом.

Дверь за ней бесшумно закрылась, и, не почувствовав напряженного дыхания за спиной, Марго поняла, что доставившие ее сюда громилы остались в коридоре. Человек, сидевший за столом, поднял голову и внимательно посмотрел на нее.

– Проходи, Марго, присаживайся, – ласково предложил Мэтр. – У меня сразу возникло подозрение, что нам предстоит еще одна встреча. Такие как ты, моя милая, нередко воображают, что они сильнее обстоятельств. (Он сделал паузу и укоризненно посмотрел на Марго, но та никак не реагировала на этот педагогический прием.) Что ж, теперь самое время подвести итоги твоих исканий. (Он снова сделал паузу, но Марго и на этот раз не изъявила желания вступить в разговор.) Я понимаю, что ты все-таки добилась своего и теперь знаешь, почему должны были исчезнуть родители Ивара. Возможно, ты выяснила не только это. Но результаты твоих исследований различных реальностей волнуют меня не в первую очередь. Прежде всего я хотел бы узнать, где находится архив Ивара, и полагаю, что ты сейчас об этом подробно расскажешь.

– А зачем мне это рассказывать? – поинтересовалась Марго.

– Чтобы иметь надежду на жизнь, – охотно пояснил Мэтр.

– Уважаемый профессор, разве вас не учили в детстве, что врать нехорошо? – беззлобно осведомилась Марго. – Что бы я сейчас ни рассказала вам, результат будет один, потому что из вашего заведения не возвращается никто.

– Твоя беда, Марго, состоит в том, что ты неизменно стремишься все узнать до конца, и потому нет у тебя ни надежды, ни утешения в твоей беспокойной жизни, – Мэтр говорил нравоучительным тоном, но Марго заметила, что ему стоит некоторых усилий сохранять видимость полного безразличия. – Хорошо, будь по-твоему. У тебя действительно нет шансов выжить, но есть возможность умереть быстро и безболезненно.

– Вы опоздали со своим предложением, профессор, – перебила его Марго. – Если бы я хотела быстрой смерти, то осталась бы у Франсуазы. Она предлагала мне ее безо всяких условий. Но я, как видите, не спешу умирать.

– И она действительно не спросила тебя, где он находится? – усомнился Мэтр.

– А зачем? – усмехнулась Марго. – Она и так все знает. Просто в ее интересах, чтобы бумаги пока оставались там, где они есть.

– И ты не хочешь мне помочь? – с неожиданной обидой в голосе произнес Мэтр.

– Зачем мне помогать одному гангстеру против другого? – пожала плечами Марго.

– Что ж, это твой выбор: ты хочешь еще немножко пожить и имеешь на это право, – равнодушно констатировал Мэтр. – Но я должен предупредить тебя: оставшаяся жизнь будет недолгой, но достаточно мучительной. У меня есть хорошие специалисты, в том числе и по общению с дамами. Ты только не надейся, секса не будет. Такой подход к делу излишне примитивен, а кроме того, женщин твоего типа подобными штучками не сломить.

Он подождал немного реакции пленницы, но Марго молчала, полагая любые дальнейшие дискуссии никчемным сотрясением воздуха. Не дождавшись ответа, Мэтр демонстративно вздохнул и нажал кнопку вызова конвоя. Когда дверь распахнулась, он сказал кому-то, стоявшему за спиной Марго:

– Дороти, забирай новенькую. Выполнишь все формальности, а дальше по обычной процедуре.

Тяжелая рука легла на плечо Марго, и основательно прокуренный голос выдохнул в ухо:

– Пошли.

Комната, куда Дороти – рослая, крепко сбитая женщина в камуфляжной форме – привела Марго, отчасти напоминала небольшой склад. На стеллаже вдоль стены в определенном порядке были расставлены коробки различной величины. Дороти остановилась у широкого абсолютно пустого стола и скомандовала:

– Скидывай сюда свои вещички.

– Что, опять досмотр? – возмутилась Марго. – Меня еще в «Источнике» всю ощупали.

– Что делали с тобой в другой организации, нас не касается, – дружелюбно пояснила Дороти. – А свои порядки мы соблюдать обязаны. К тому же твоя одежда тебе уже все равно не понадобится.

Когда все до последней мелочи было собрано на столе, Дороти нехотя приблизилась к Марго и бегло, для порядка, осмотрела ее, затем извлекла из ближайшего ящика комплект тюремной униформы. Марго опытным глазом сразу определила, что одежда несколько велика, и потому юбка будет постоянно стремиться вниз, а куртка болтаться как на вешалке. («Замечательное пугало из меня получится», – машинально отметила она.) Ничего другого в этом наборе не было. Заметив непонимающий взгляд, Дороти добродушно пояснила:

– Нижнее белье тебе не полагается, чтобы не создавать ненужных помех во время допросов.

Взглянув на преображенную тюремным нарядом Марго с видом художника, изучающего результат собственного труда, Дороти задумчиво покачала головой. Затем подошла к Марго и, неожиданно взяв ее за руку, повела к выходу. Приоткрыв дверь, она легонько толкнула Марго в спину и почти ласково сказала:

– Иди, там тебя уже ждут.

Телефонный звонок настиг Ивара у раскрытой двери. Рабочий день был окончен, и он собирался уходить. Нехотя он вернулся к столу.

– Ивар, – услышал он тихий голос Мориса, – зайди ко мне, пожалуйста, нам нужно поговорить.

– Рабочий день уже окончен, шеф, – холодно возразил Ивар. Перед уходом он собирался зайти к Франсуазе, и перспектива замены свидания с богиней скучной встречей с начальством ему нисколько не улыбалась.

– Это неслужебный разговор, – загадочно проговорил шеф. – Мы уже собрались и ждем тебя.

– Кто это мы? – сердито спросил Ивар, чувствуя, как стремительно тает надежда на встречу с Франсуазой.

– Приходи – увидишь, – усмехнулся Морис и положил трубку.

Ивар тут же набрал номер Франсуазы.

– Франси, извини, но не смогу к тебе зайти, – торопливо проговорил он. – Меня срочно вызывает начальство.

– Что ему от тебя нужно? – Франсуаза быстро сообразила, о ком идет речь.

– Не знаю, – Ивар не скрывал своего раздражения. – Вероятно, потянуло на душеспасительные беседы.

– Ладно, я тебя подожду, – после короткой паузы сказала Франсуаза. – Мне есть чем тут заняться. Только ты обязательно, слышишь, обязательно после зайди ко мне. Даже если будешь пьян до умопомрачения.

«Что-то на меня сегодня большой спрос», – невесело подумал Ивар, поднимаясь на третий этаж, где располагалось начальство. В кабинете Мориса его действительно ждали: рядом с шефом внушительно восседал Этьен, отец машины, а чуть в стороне в удобном кресле вальяжно развалился черноволосый красавчик Карлос, начальник 1-го отдела. Ивар нехотя присел на первый попавшийся стул. На столе мгновенно появились бутылка великолепной водки, маленькие изящные рюмки и двухсотграммовая плитка отчаянно горького «мужского» шоколада. «Эстеты окаянные, – неласково подумал Ивар. – Даже надраться не могут по-человечески».

– За что мы пьем? – лениво осведомился он, поднимая первую рюмку.

– За судьбу! – провозгласил из своего угла Карлос.

– За чью судьбу? – уточнил слегка заинтригованный Ивар.

– За нашу общую, конечно, – зловеще пояснил Карлос, выговаривая слова с едва заметным акцентом. И тут Ивар впервые осознал, что Карлос родом из Восточной провинции. Эта мысль почему-то показалось важной, но додумать ее не удалось.

– Ивар, – вступил в беседу Морис. – Мы наконец подошли вплотную к эксперименту третьей серии и как никогда близки к источнику Великой Перемены. Ты, как и мы, один из основателей эксперимента, однако нам представляется, что ты не вполне осознаешь нынешнюю ситуацию…

Ивар аккуратно поставил пустую рюмку на стол, встал и молча направился к выходу. У двери он обернулся:

– У меня сегодня личное свидание, а производственная дискуссия может подождать и до завтра.

– Ты не понял: наша встреча – это частный обмен мнениями между своими, – резко возразил Морис. – И если тебе нечего сказать нам, то нам есть что сообщить тебе.

– Слушаю, – отозвался Ивар, стоя в дверях.

– Сядь и не устраивай ребяческих сцен, – потребовал до сих пор молчавший Этьен. – Послезавтра начало новой серии экспериментов, по окончанию которой мы планировали произвести окончательное изменение. Однако в столичном руководстве существует мнение, что в проведении третьей серии нет никакой объективной необходимости, и мы хоть сейчас можем, ничем не рискуя, приступить к окончательному изменению. Что ты об этом думаешь?

Ивар заметил, как разливавший водку Карлос внимательно посмотрел на него, прямо как удав, выбирающий себе кролика на закуску.

– Ну, что скажешь? – нетерпеливо переспросил Морис.

– Я думаю, столица по-своему права, – медленно проговорил Ивар (краем глаза он заметил мимолетную гримасу удовлетворения на лице Карлоса). – Машина установлена и проверена, и нет никаких технических проблем, которые не позволяли бы нам произвести окончательное преобразование. Разумеется, путь постепенных изменений представляется нам более надежным, но если существует необходимость ускорить эксперимент, это можно сделать.

– Но существует также риск, – начал Морис, – что при тотальном одномоментном изменении возникнут неуправляемые побочные процессы, которые не наблюдаются при локальных изменениях реальности.

– Это ничем не подтвержденное подозрение, – отрезал Ивар. («Неужели эти напыщенные павлины до сих пор не поняли, что своим вмешательством в настоящее уже давно сделали эти изменения необратимыми», – отвращение к происходящему было настолько сильно, что не хотелось даже додумывать, как далеко все зашло на самом деле.) Сделав паузу, он опустошил свою рюмку и брезгливо закусил шоколадом. – Кстати, ваш осторожный (он произнес это слово с оттенком презрения) путь вовсе не гарантирует от сбоев практически на любом этапе.

– Но ведь это будут частности, – возмутился Морис, – которые тут же можно будет устранить.

– Вы в этом уверены? – ласково осведомился Ивар, одарив собеседников самой очаровательной улыбкой, на какую только был способен. Двое из них озадаченно молчали. Только Карлос, разливая очередную порцию водки, еле заметно улыбался каким-то своим мыслям, и казалось, совсем не интересовался возникшим спором.

– Нет, мы не можем пойти на такую авантюру, – начальственным тоном произнес наконец Этьен. Морис согласно кивнул головой.

– Вы просто боитесь того, что придет после окончательного преобразования, – Ивар рассмеялся; смех был сухой и жесткий, как песок, гонимый пустынным ветром. – Вы просто боитесь завершения эксперимента.

Глядя на их одеревеневшие, похожие на старинные маски южных народов лица, Ивар спросил себя, из-за чего, собственно говоря, он ввязался в этот спор. Разве у него самого недостаточно оснований предполагать, что скорейшее завершение эксперимента приведет к итогу, которого никто из этих, включая Карлоса, не ожидает? Да и нужен ли ему вообще этот эксперимент, о котором он еще несколько дней назад не имел ни малейшего представления?

Из оцепенения его вывело странное хихиканье. Подняв голову, он увидел искаженную смехом физиономию Карлоса.

– Господа, кто-нибудь хочет соленых огурчиков? – давясь смехом, выговорил тот. – Я совсем о них забыл.

Ивар пристально вгляделся в это растаявшее от хохота лицо и произнес на языке Восточной провинции единственное известное ему слово. Разумеется, это было ругательство.

Против обыкновения Франсуаза оказалась так любезна, что даже после безуспешных попыток выудить у Ивара причину столь несвоевременного внимания к нему со стороны институтского начальства не вышла из себя. На все ее настойчивые вопросы следовало только раздраженное рычание человека, впервые в жизни взбунтовавшегося всерьез. Озадаченная этим взрывом, она сама предложила подвезти его домой, надеясь по пути все-таки прояснить интересовавшую ее ситуацию. Но Ивар напряженно отмалчивался всю дорогу. Только войдя в подъезд дома, он вдруг сообразил, что напоминал ему автомобиль Франсуазы. Такие доморощенные джипы выпускал во время славной революции один нелегальный заводик неподалеку от города, и на них любили разъезжать боевики из отрядов К.

Карлос?! Но при чем тут Карлос? Голова гудела, и думать совершенно не хотелось. Ивар добрел до квартиры, машинально открыл ключом дверь и провалился в темноту.

Сейчас квартира родителей представлялась ему чем-то средним между заброшенным кладбищем и замком, густо заселенным призраками, где сам он был одновременно и сторожем, и туристом. С отвращением взглянув в сторону кухни, прошел в гостиную. На беспощадно голом столе лежал тот самый телефонный справочник для служебного пользования, с которого начался весь этот кошмар. Вспомнился страх, мелькнувший в глазах Антонио, когда он, Ивар, упомянул об отрядах К. Значит, действительно ничто никуда не исчезало, просто змея поменяла кожу. Но что хочет Карлос от эксперимента, и какое отношение к этому имеет Франсуаза?

Ивар криво улыбнулся, вспомнив словечко, которым он ответил на любезное предложение Карлоса отведать соленых огурчиков. Ответил… Улыбка медленно растаяла на его лице. Карлос является уроженцем Восточной провинции, лидеры которой в свое время активно поддержали Славную революцию, а затем вступили в жестокий конфликт со своими недавними союзниками. И началась война, длящаяся до сих пор, странная война, в которой, похоже, ни одна из сторон не стремится к решительной победе.

Постой-постой, а не с этим ли связана его, Ивара, сегодняшняя неудача? Ведь в таких хорошо просчитанных вылазках в иную реальность неудачи исключены в принципе, не узнать нужного человека практически невозможно. Если только такой результат не был запрограммирован заранее. И Жозефа перехватил толстый тип, подозрительно похожий… на одного из близнецов. Ну, конечно же, Жан-Поль! Интересно, чем они его держат? Они?! Карлос и Франсуаза? Опять Карлос и Франсуаза! А этот дурацкий разговор о путях эксперимента.

Теперь Ивар, не имея, впрочем, ни малейших доказательств, был необъяснимым образом уверен, что инициатором дискуссии выступил именно Карлос. Ему зачем-то потребовалось срочно узнать, действительно ли возможно произвести окончательное изменение с помощью единственного эксперимента. Сам-то Карлос не специалист в этом вопросе.

Снова мучительно захотелось спать, и уже проваливаясь в бездонную темноту, Ивар подумал, что в этой беседе было еще одно весьма интересное место: тост Карлоса за общую нашу судьбу.

В это утро Ивару показалось, что охранник на проходной посмотрел на него с особым уважением. «Вероятно, я становлюсь излишне мнительным», – мысленно прокомментировал он и шагнул во внутренний коридор. Ему навстречу бросилось искаженное смесью гнева и ужаса пятно, отдаленно напоминавшее Жан-Пьера.

– Что с тобой случилось? – Ивар удивленно смотрел на беснующуюся фигуру.

– Он еще и спрашивает?!! – истерично завопил Жан-Пьер. – Вышвырнул меня из «Источника», а теперь интересуется самочувствием. Скажи лучше, куда вы дели Мориса и Этьена?

– Мы? – еще больше удивился Ивар.

– Да, вы! – Жан-Пьера трясло от злости. – Ты, твоя девка и Карлос уничтожили «Источник»!

Ивар был настолько озадачен, что пропустил мимо ушей тот ласковый термин, которым Жан-Пьер обозначил Франсуазу, за что в другой ситуации близнецам пришлось бы немедля поплатиться. Он просто отодвинул потерявшее разум пятно брезгливым движением правой руки и продолжил путь по коридору.

– Ты только скажи, почему ты это сделал? – истеричный вопль перешел в рыдания. – Карлос сказал, что ты лично вычеркнул меня из списков. Ты понимаешь, что теперь меня не выпустят отсюда?!

Инга стояла лицом к Ивару, заслонив собой вход в его кабинет.

– Теперь вы довольны? – ее огромные глаза смотрели с гневом и жалостью. – Карлос – директор института, вы – его зам по науке, фактически руководитель эксперимента, Франсуаза – хозяйка машины, и нет никакой Марго.

– Если это Мэтр, я заставлю освободить ее, – угрюмо ответил Ивар.

– Мэтр не получил бы ее, если бы ему не помогла Франсуаза, – улыбка Инги была снисходительно горькой. – Заметьте, что она вовсе не добивается смерти вашей супруги. Напротив, она надеется, что Марго доживет до того момента, когда вашему победоносному чудовищу понадобятся свидетели злодеяний прежнего «антинародного» режима.

– Только не делайте вид, что я сообщила вам великую новость, – холодно сказала она, заметив немое изумление, крупными буквами обозначенное на лице Ивара. – Вы все отлично видели изначально, просто вы не желали этого знать. Даже ваша супруга понимала больше. Почему вы и теперь не думаете о возможности той ошибки в расчетах окончательного эксперимента, которая беспокоила Марго?

– Впрочем, лично мне надо благодарить вас, – добавила она. – Меня тоже хотели вычеркнуть, но ваша милая Франси сказала: «Оставим праведницу, без нее Ивару будет некомфортно».

– Если ты полностью высказалась, позволь мне пройти в свой кабинет, – с ледяной вежливостью произнес Ивар. Ему в лицо ударила волна нервного смеха.

– Ну нет, теперь ваше место не здесь, – задыхаясь, кричала Инга. – Извольте подняться двумя этажами выше. Лили уже ждет вас в приемной. Ее тоже сохранили для вашего комфорта: вы ведь любите языкастых девушек.

– А говорили: стальная Инга, – досадливо пробормотал Ивар и побрел прочь по коридору.

У дверей лифта его настиг взволнованный голос Инги:

– Возьмите меня с собой!

– Ты желаешь занять место Лили? – не понял или притворился непонимающим Ивар. В ответ Инга лишь коротко рассмеялась. Когда лифт мягко поплыл вверх, она вдруг спросила:

– А вы знаете, что этой ночью поймали террориста?

– Террориста? – не понял Ивар. – Где?

– У нас, в институте, – казалось, Инга озадачена его непониманием. – Он сумел вывести из строя машину Анжелы (эта влюбленная дурочка решила похвастаться своей работой) и собирался проделать то же самое с машиной Франсуазы, когда случайно столкнулся с внутренней охраной.

– А как же внешняя охрана? – недоумевал Ивар. – Как он вообще попал в институт?

– Не знаю, – Инга пожала плечами. – Карлос так рассвирепел, что вычеркнул из списка всю ночную смену внешней охраны.

– Анжелу тоже? – осторожно спросил Ивар.

– Не совсем, – поморщилась Инга. – Он же такой предусмотрительный.

– Выяснили, кто это был? – Ивар задержался в дверях лифта.

– Вы, наверное, знали его, – тихо ответила Инга. – Его звали Шарль.

В бывшей приемной Мориса кроме Лили, несколько более бледной, чем обычно, но изо всех сил старавшейся скрыть страх, Ивар нашел Франсуазу. Черная фигура ее возвышалась посреди комнаты, всем своим видом подчеркивая важность и торжественность момента. Ивар досадливо поморщился и обошел ее как неприятное, но вполне преодолимое препятствие. Уже в дверях кабинета он обернулся и произнес, обращаясь к Лили: