Источник

– Нет проблем, – ответила Франсуаза на тамошнем языке и одарила Марго столь ясным невинным взглядом, что та почувствовала себя несколько неловко, словно ей за пазуху сунули маленькую холодную и мокрую лягушку.

Путь к нынешнему месту обитания Марго они проделали молча. Только когда автомобиль остановился во дворе дома, в котором еще недавно жили родители Ивара, Франсуаза соизволила открыть рот:

– Иди отоспись, тебе это не помешает. И пожалуйста, больше так не путешествуй. А мне еще эту телегу надо вернуть.

– Как это вернуть? – не поняла Марго. – Этих типов поедешь искать?

– Нет, – Франсуаза сладко зевнула. – Я отгоню машину их хозяину. Кстати, ты не помнишь, окна его квартиры выходят во двор или на улицу?

– Во двор, – проворчала Марго и, не прощаясь, шагнула в темноту подъезда.

Сначала он услышал медленные усталые шаги, затем в дверном проеме, словно в замедленной съемке прорисовалось знакомо-незнакомое лицо. За годы совместной жизни Ивар ни разу не видел ее такой. Нижняя губа была основательно разбита, лоб украшен изрядной ссадиной, а под левым глазом неторопливо, но неизбежно созревал синяк. Впрочем, одежда, хотя она была и несколько испачкана, оставалась в полном порядке (практичная Марго всегда отдавала предпочтение маломнущимся тканям). Но хуже всего была ее страшная неживая улыбка, странно преобразившая израненное лицо.

– Что с тобой произошло? – бросился к ней Ивар.

– Не утруждайся, – выставленная вперед правая рука как бы отталкивала его. – Тебя это не касается.

– Не касается?! – Ивар застыл на полпути к ней в позе, которая в любой другой ситуации показалась бы невероятно смешной.

– Именно так, – спокойно подтвердила Марго. – С этого часа все мои дела не имеют к тебе ни малейшего отношения. Когда я закончу все здесь, я вернусь в наш милый заграничный университет, а тебе оставлю письменное согласие на развод, и поступай как знаешь.

– И ты бросаешь меня здесь? – растерянно произнес Ивар.

– Нет, радость моя, – терпеливо пояснила Марго. – Я предоставляю тебе свободу выбора, и ты более не сможешь упрекать меня в том, что все наши проблемы я решаю сама. У тебя появится бездна возможностей проявить инициативу.

– Постой, я чего-то не понимаю, – на смену недоумению постепенно приходило раздражение. – Какая связь между твоим сегодняшним происшествием (ты так и не сказала, что с тобой произошло) и твоим желанием разорвать наши отношения?

Марго одарила его взглядом, какие обычно достаются особо непонятливым детям:

– Никакой. Просто у нас все закончилось.

Выносить этот взгляд, исполненный принципиального непонимания, не было ни желания, ни сил, и Марго отправилась в ванную комнату, небрежно бросив на ходу:

– Извини, мне нужно привести себя в порядок.

Холодная вода вернула ей способность рассуждать трезво. Итак, войдя в дом, где она жила прежде, Марго оказалось в иной нереализованной действительности, а выйдя на улицу, вернулась в свою основную реальность. Несложно предположить, что все это представление было устроено для того, чтобы помешать ей забрать архив, и устроили его никак не «строители», которым, имей они такую возможность, незачем было бы портить физиономию Марго. Вряд ли изменение реальности потребовалось только чтобы навести тень на плетень. Скорее всего, архива в бывшей квартире уже нет, и находится он теперь… у Франсуазы. А что если…

Марго пулей вылетела из ванной комнаты, на бегу подхватила свою сумочку, где лежали ключи, немного денег и прочие необходимые дамские мелочи, и бросилась к выходу.

– Ты куда? – крикнул ей вдогонку Ивар, но она не удостоила его ответом.

Входная дверь распахнулась сразу же, едва запищал звонок, словно Ивар стоял за дверью, ожидая ее визита. Выглядел он несколько непривычно: такой одежды у него прежде не было. Бывший почитатель почти строгого стиля носил теперь весьма пеструю рубаху и не менее пестрые брюки. «Быстро же она его перевоспитала», – с легким удивлением отметила Марго.

– Привет, Франси дома? – стараясь держаться непринужденно, спросила Марго.

– Что тебе от нее нужно? – поинтересовался Ивар, всем своим видом выражая недоверие к незваной гостье.

– Не волнуйся, тебя отбирать у нее я не намерена, – любезно сообщила Марго.

– Она еще не вернулась: у нее сегодня вечерние занятия с новичками, – неохотно признался Ивар.

«Браво, – мысленно одобрила Марго, – Франсуаза тоже готовит свою гвардию. Бедные они все будут, когда настанет ее время атаковать». Она светло улыбнулась и посмотрела прямо в глаза Ивару. Он топтался на пороге, явно не зная, что делать дальше: захлопнуть ли дверь перед носом бывшей супруги или же впустить ее.

– Может быть, ты позволишь мне войти, – мягко сказала Марго. До возвращения Франсуазы оставались считанные минуты, и Ивар с удовольствием продержал бы до этого момента свою бывшую половину на лестничной площадке, но не решился на это и потому молча пропустил Марго внутрь квартиры.

Комната, в которой Марго прежде встречалась с Франсуазой, претерпела некоторые изменения: в ней стало больше мебели, теперь ее освещала со вкусом выбранная люстра, да и телевизором, судя по всему, пользовались регулярно. Марго неторопливо пересекла наискосок комнату и с удовольствием вытянулась в кресле, старательно не замечая Ивара, топтавшегося где-то в пределах досягаемости.

– Ты ко мне? – услышала она бархатное рычание и подняла голову: Франсуаза стояла в дверях комнаты, одаривая всех находящихся в ней безмятежной улыбкой. Одета она была в тот же черный костюм, в котором лихо воспитывала мальчиков Мэтра. Впрочем, с абсолютной уверенностью утверждать это было нельзя, поскольку Франсуаза, любившая черное, имела несколько похожих нарядов.

– Ну не к нему же, – мило улыбнулась Марго.

– И я могу тебе чем-нибудь помочь? – с сомнением поинтересовалась Франсуаза.

– Безусловно, – решительно произнесла Марго. – Если сможешь объяснить мне, куда исчез архив из нашей бывшей квартиры?

– А разве он принадлежал тебе? – ехидно осведомилась Франсуаза. – Сейчас он находится здесь у своего владельца (она небрежно кивнула в сторону Ивара), к которому ты в этой реальности не имеешь уже никакого отношения.

– Впрочем, – продолжала она, оценивающе оглядывая Марго, – ты можешь приходить к нам как в библиотеку и читать, не делая при этом никаких записей. Мы с Иваром всегда тебе рады, не правда ли, милый?

Потревоженный Ивар пробурчал в ответ что-то невнятное. На Марго он старался не смотреть.

– Вот видишь, он практически согласен, – радостно воскликнула Франсуаза и тут же добавила тоном радушной хозяйки: – Я могу еще что-нибудь сделать для тебя?

Марго устало покачала головой.

– Спасибо за предложение, непременно им воспользуюсь, – она выдавила из себя светскую улыбку.

– Если конечно успеешь, – с отменной любезностью заметила Франсуаза.

– Ну что ты, у меня впереди вечность, – повторила Марго любимую присказку своего научного руководителя, подражая его интонации. За спиной Франсуазы жалким призраком промелькнуло бледное от ужаса лицо Ивара. Смотреть на это было смешно и чуточку тошно, и Марго молча направилась к выходу. У дверей ее настиг жаркий шепот Франсуазы:

– Я жду тебя завтра, не забудь!

– Я никогда ничего не забываю, – вежливо отозвалась Марго.

– Какое замечательно опасное качество, – прошептала ей в спину рыжая богиня.

4

Человек, доставивший Ивару материалы по делу Жозефа, несмотря на свою богатырскую фигуру был существом абсолютно безликим. Ивар принял из его рук папку, отвернулся и в то же мгновение напрочь забыл, как он выглядит, так что даже под страшными пытками не сумел бы описать его внешность. Хотя поздно вернувшаяся домой Марго (впрочем, Ивар понятия не имел, когда наступило это «поздно») еще спала, Ивар решительно преодолел искушение немедленно заглянуть в папку. Пора было уходить в институт.

Налетев у светофора на регионального представителя центрального телевидения, Ивар мысленно чертыхнулся. В незабвенную послеуниверситетскую пору, когда Шарль был еще начинающим журналистом, а Ивар – начинающим ученым, они чувствовали себя друзьями. Их привлекало друг в друге умение мыслить на стыке гуманитарных и естественнонаучных проблем. Затем начался период активного строительства карьеры, и дороги их разошлись. Окончательный разрыв произошел незадолго до отъезда Ивара, и причиной его стала Шарлотта, сестра Шарля.

Ивар, всегда неохотно распространявшийся об обстоятельствах своей жизни, никогда не интересовался подобной информацией у других. Поэтому он не имел ни малейшего представления, как Шарль попал в этот город, а о существовании его сестры узнал, только увидев однажды Шарля в обществе черноволосой красавицы, поразительно похожей на своего кавалера. Как и ее брат, Шарлотта одинаково ловко владела и микрофоном, и камерой, и вскоре этот родственный дуэт не только стал самой известной журналистской командой в регионе, но и приобрел популярность в стране, когда появилась еженедельная передача «Шарль и Шарлотта», состоявшая обычно из нескольких репортажей, где тонко, со вкусом подобранный великолепно отснятый видеоряд сопровождался ироничным и немного грустным комментарием.

Всех хотя бы немного знакомых со звездной парой удивляло и озадачивало одно обстоятельство. С появлением сестры Шарль заметно отдалился от своих прежних друзей, но не завел новых. Он не был женат, похоже, не имел подруги, а его сестра быстро распугала всех не только реальных, но даже потенциальных кавалеров. Кроме одного. Этим единственным был Ивар. Поначалу казалось, что его постигнет участь незадачливых предшественников: любому даже самому невнимательному наблюдателю было видно, что Шарлотта всего лишь терпит присутствие Ивара рядом с собой, поскольку это необходимо для очередного выпуска авторской программы. Однако к тому времени, когда съемки были завершены и передача пошла в эфир, выяснилось, что Шарлотта уже привыкла к общению с Иваром, по-своему оценила его, и для продолжения знакомства не требуется официальных предлогов.

Развязка наступила неожиданно. На очередную встречу вместо Шарлотты явился ее брат и устроил Ивару безобразную сцену, после которой о примирении бывших друзей не могло быть и речи. Сама Шарлотта куда-то исчезла, хотя передача с ее участием продолжала выходить в эфир. Ивар больше не встречался с ней до своего отъезда за рубеж. Впрочем, он и не пытался увидеть ее.

Их взгляды встретились, и Ивар заметил, что лицо Шарля принимает озадаченное выражение.

– Ты вернулся? – вместо приветствия спросил он.

– Как видишь, – не слишком дружелюбно отвечал Ивар, намереваясь пройти мимо.

– Погоди, – рука Шарля легла ему на плечо. – Если ты вернулся, значит ты тоже один из этих.

– Из каких? – неприязненно переспросил Ивар, стряхивая чужую руку с плеча.

– Из Молодых Волков, Хранителей Источника, – ответ Шарля прозвучал резче, чем ему хотелось. – Выбирай название по вкусу. Смысл все равно не меняется.

Ивар внимательно посмотрел на него.

– Ну и что? – осведомился он на чужом языке.

– Есть разговор, – легко ответил Шарль на том же языке.

– Так скоро? – Ивар посмотрел на него с интересом. – Тогда отойдем в сторонку, а то на нас уже начинают прохожие пялиться.

Едва они пристроились на низенькой скамеечке в чахлом скверике, где обычно молодые мамаши выгуливают своих юных отпрысков, как Шарль без лишних слов перешел к делу.

– Предлагаю обмен ценной информацией.

– Например? – отреагировал без особого энтузиазма Ивар.

– Дорогой отец-основатель, ты когда-нибудь слышал об эксперименте «Дубль-2»? – иронически поинтересовался Шарль и, встретив непонимающий взгляд Ивара, пояснил: – Это делалось не в «Источнике», его тогда еще не существовало в природе, но к возникновению «Источника» сей опыт имеет непосредственное отношение.

– Что ты хочешь взамен? – по возможности равнодушно спросил Ивар.

– Дату проведения третьего эксперимента, – быстро проговорил Шарль. Героическим усилием Ивар удержал в рамках приличия свой рот, стремившийся от удивления раскрыться как можно шире. Этот человек, сидящий напротив, вот так, походя, продемонстрировал знание того, что наверняка далеко не каждому известно даже в их чрезвычайно закрытом институте, и сейчас спокойно ждал ответа.

– А где гарантия, что я не обману тебя? – попытался усмехнуться Ивар. В ответ Шарль лениво пошевелил плечами, словно речь шла о чем-то совершенно несущественном:

– Ты просто не станешь этого делать.

Столь простодушный и одновременно уверенный ответ слегка разозлил Ивара. Он и сам понимал, что почему-то не может отказаться от сделки. Нелепо-фантастическая ситуация, в которой он пребывал уже третьи сутки и с которой отчасти (но лишь отчасти!) смирился, побуждала его выяснять все, что имело какое-либо отношение к «Источнику». Ивар приподнялся, делая вид, что собирается уходить.

– Тебя не устраивает предложенный товар? – не двигаясь с места, осведомился Шарль.

– Просто я почему-то не люблю сдавать свое начальство, – как бы нехотя пояснил Ивар. – Особенно если в награду мне предлагают кота в мешке.

– Речь идет об эксперименте, – голос Шарля был чудовищно спокоен, – по раздвоению личности во времени-пространстве.

Внезапно Ивар отчетливо услышал мимолетное замечание Лили, секретарши Мориса, о близнецах: «Вы замечали, что наши толстяки (презрительная гримаса красивой кошечки) никогда не появляются вдвоем?» Ивар с ужасом посмотрел на собеседника. Лицо Шарля искромсала горькая улыбка:

– Ты правильно догадался, но боюсь, далеко не обо всем.

– Когда это началось?

Шарль снова пожал плечами:

– Это явление было обнаружено после первого же эксперимента по формированию вторичной реальности. Помнишь, как твои хитроумные приятели по теории назначили дату первой экспериментальной проверки как раз на день твоей предзащиты, когда ты не мог в ней поучаствовать? Что тебе тогда сообщили о результатах?

– Ну, ничего особенного, кроме того, что эксперимент прошел в основном успешно. Да ты сам должен знать об этом больше моего, это ведь ты благодаря протекции Жерара занял свободное место четвертого участника.

– Да, твои приятели были изначально достаточно тщеславны, чтобы с радостью ухватиться за предложенную Жераром мысль пригласить молодого честолюбивого журналиста, не чуждого интереса к естественным наукам. Тем более, что все мы когда-то были одним клубом веселых и находчивых спорщиков, способных за кружкой пива совершить революцию в мироздании. А поскольку ни я, ни давно отошедший от ваших научных споров Жерар не имели понятия о том, в чем мне предстояло участвовать, я не придавал большого значения априорному условию оставаться только пассивным наблюдателем. Случайно нарушив в ходе эксперимента запрет, я, видимо, спровоцировал проникновение в наш мир элемента синтезированной реальности.

– Шарлотта… Но как же с остальными участниками не произошло ничего подобного? Ведь, насколько я понимаю, никто из них до сих пор не стеснялся активно вмешиваться в процессы «там».

– Это уже по твоей части, догадаться о мерах защиты для избранных, – вымученно усмехнулся Шарль. – Кто же мог подумать о степени моей недисциплинированности. А посвящать постороннего человека в свои секреты никогда не входило в планы отцов-основателей.

– Но почему, почему эти двое ничего не сказали мне? – возмущенно спросил Ивар.

– Они считали тебя теоретиком-идеалистом. А кроме того, твое пристрастие к женщинам с изюминкой общеизвестно, и эти молодые шалопаи не могли удержаться, чтобы не опробовать на тебе результат своих трудов, – устало вздохнув, Шарль продолжил: – Тогда все произошло совершенно случайно. Но, по моим сведениям, потом этот эффект был исследован целенаправленно.

– Жан, – полувопросительно-полуутвердительно констатировал Ивар. «Хотел бы я знать, насколько его жертва была добровольной и сознательной», – подумал он про себя.

– Да, Жан-Поль, или Жан-Пьер, или сколько еще их там на сегодняшний день, которые просто физически не могут выйти за пределы института, – для заинтересованного лица Шарль казался чересчур спокойным. – Тебе не хуже чем мне известно, что эксперимент идет полным ходом, и все побочные эффекты тщательно исследуются. Вот только, действительно ли все? И насколько несанкционированное использование машины Франсуазой учитывается в ваших теоретических расчетах?

– Что ж ты ни разу не предупредил меня?! И как ты сам оказался свободным?

– Да пойми же ты, идиот, – наконец разозлился Шарль, – я не принадлежу вашему эксперименту, я стою в стороне, и даже просто добывать информацию для меня сложная задача. В отличие от тебя и Жана я разделен окончательно и сразу. Слава Богу, меня с перепугу оставили тогда в покое. А часть меня, ставшая Шарлоттой, живет полностью самостоятельной жизнью. Я за ее дела не в ответе.

– И где она сейчас? – быстро спросил Ивар.

– Шарлотта погибла. Две недели назад, на восточном фронте, – буднично сообщил Шарль и, не дожидаясь расспросов, пояснил: – Она была военной журналисткой, а заодно агентом Карлоса. Ее нашли у наших позиций с пулей в затылке.

Ивар потряс головой, отгоняя кошмарное наваждение. Просто невозможно представить эту черноволосую красавицу мертвой.

– Почему ты отпустил ее? – Ивару казалась, что он захлебывается в крике, а на самом деле он говорил еле слышным шепотом. Однако Шарль понял его.

– Это был ее добровольный выбор, – ответил он, глядя в лицо Ивару своими сухими мертвыми глазами. – Кто я такой, чтобы препятствовать ему?

Пожав плечами, Ивар повернулся и молча побрел к выходу из сквера. Уже в самом конце аллейки он повернулся к неподвижно сидящему на скамье Шарлю и устало произнес:

– То, что тебя интересует, состоится послезавтра.

Добравшись наконец до своего кабинета, Ивар достал полученную утром папку и тут же отключился от всего мира.

Картинка вырисовывалась довольно занимательная. Отчисленный из университета сразу же после первого курса по причине катастрофической неуспеваемости Жозеф все-таки получил высшее образование, правда, в университете другого региона. Этому предшествовало начало его сотрудничества с компетентными органами, что, вероятно, и помогло ему благополучно завершить свое образование, поскольку и на новом месте учебы Жозеф, человек весьма способный, блистательно демонстрировал полное отсутствие интереса к систематическим занятиям. Теперь, задним числом, было невозможно определить, что в этом поведении было подлинной его натурой, а что всего лишь маской, надетой в угоду работодателям. Впрочем, сия тонкость мало волновала Ивара, поскольку не имела решающего значения.

Важней было другое: после окончания университета Жозеф работал в том же городе в одном закрытом исследовательском институте, завел хорошие связи в научных кругах, считался подающим надежды (несмотря на свое не блестящее студенческое прошлое) и потому часто ездил в командировки в столицу. Разумеется, все это время он честно сотрудничал со своими первыми работодателями.

Все шло замечательно, но в один прекрасный день Жозеф положил на стол директора института заявление об уходе по собственному желанию, мотивированное каким-то явно надуманным личным предлогом. Неизвестно, как он убедил начальство расстаться со своей ценной персоной, но заявление подписали в тот же день, а на следующий – Жозеф уже покинул город и вообще регион. Вскоре выяснилось, что сей поступок был вершиной благоразумия: ровно через неделю началось то, что простодушные патриоты назвали «подлым мятежом», а либеральные аналитики «войной без победителей». Город же, в котором сначала учился, а затем трудился Жозеф, являлся столицей отныне и вовек мятежной Восточной провинции. Более того, супруга его была местного происхождения, что ранее открывало ему многие двери, наглухо задраенные для других инородцев, теперь же сие обстоятельство стало почти расовым преступлением.

Несмотря на этот самоочевидный и весьма своевременный драп, Жозеф не утратил своих связей ни в самой провинции, ни в столице, где прочно обосновалась мощная диаспора восточного происхождения, состоящая в значительной степени из людей влиятельных, с известным положением в обществе. Там Жозефа и его супругу по-прежнему принимали с распростертыми объятиями, благодаря чему он оставался для своих работодателей чертовски ценным сотрудником. Кроме того, он успешно приобретал новые столичные знакомства, где среди прочих числился некий Роберто. (На этом месте Ивар внезапно запнулся, поднапряг память и вспомнил, что какой-то Роберто проходил в свое время по делу отрядов К. Впрочем, это могло быть и случайным совпадением.)

Теперь Жозеф официально трудился в одном из третьесортных столичных НИИ (чтобы не привлекать к себе лишнего внимания и не перегружаться научной деятельностью в ущерб основной работе) и регулярно ездил в командировки на юг страны, как можно ближе к местам боевых действий, где его зачуханный институтишко имел пару-тройку своих микроскопических филиалов.

Бросить же Жозефа в самое пекло безумной, ведущейся вопреки здравому смыслу и даже элементарной логике войны его начальников заставили обстоятельства просто чрезвычайные. Когда один за другим при попытке внедриться в круг мятежников провалились пятеро высококлассных агентов, даже самому тупому из руководителей стало ясно, что успешно сию задачу может исполнить человек не просто хорошо знающий местные условия, но бывший там своим. Впрочем, самого умного из начальников осенила одна жутко крамольная мысль (Ивар, будучи с детства натурой весьма политизированной, угадал ее в единственном смутном, почти призрачном полунамеке): если наших агентов сдают наши же из столицы, надо отправить на восток того, кого не сумеют сдать.

Поначалу все шло просто чудесно: Жозеф в короткое время смог пробраться далеко и высоко, поскольку агентом он был великолепным, а в местной обстановке как никто другой чувствовал себя как рыба в воде. Проблем с передачей добытой информации тоже не существовало, пока Жозеф не раскопал нечто такое, что не решился переправить через своего карманного двуликого Януса, полевого командира, бывшего его агентом еще с мирных времен. Покинуть мятежную провинцию, не разрушив там свой образ, созданный огромными стараниями, он не мог. Через другого агента, которого Жозеф держал вне действия на черный день, он сообщил, что появится в поезде, вывозящем беженцев, и проедет до пропускного пункта, но никак не далее того. Посланный на встречу связник аккуратно обшарил весь состав, но не только не нашел там Жозефа, но даже кого-либо хотя бы отдаленно на него похожего.

Обнаружили тело Жозефа совершенно случайно несколько дней назад. Впрочем, не заметить его было практически невозможно: кто-то заботливый вынес труп с пулей в затылке прямо к позициям правительственных войск и выложил на самом видном месте. Самая восхитительная подробность состояла в том, что никто из бойцов, бывших в ночном дозоре, решительно ничего не видел. И хотя сие обстоятельство грозило им немалыми неприятностями, все они с завидной твердостью стояли на своем.

Ивар отложил папку в сторону и задумался. Прежде всего, необходимо превратить этот детектив в безупречно корректный текст, на основе которого будут делаться дальнейшие расчеты. И работу эту (что весьма досадно!) нельзя поручить никому, так как нельзя никому показать эту папку. Ивар вспомнил, как поморщился Антонио, услышав имя Карлоса. Вероятно, в столице Жозеф попутно разрабатывал и эту жилу, так сказать, на всякий случай. И вообще, кто знает, какие счеты у компетентных органов с бывшими лидерами отрядов К. Впрочем, все это никчемные, уводящие в сторону рассуждения. Ивар вздохнул, открыл папку в самом начале и принялся выбирать из текста полезную для дела информацию.

Когда отзвучали все радостные приветствия, воздух разрезал вопрос, к которому Марго заранее готовилась как к неизбежному злу.

– А почему не приехал Ивар?

– Не отпустили в университете, – не моргнув глазом соврала Марго и для пущей убедительности изобразила декана факультета. – Я полагаю, что госпожа Марго в состоянии сама справиться с проблемами, возникшими у вас на родине. К тому же в ее отсутствие аудиторию может занять господин Олаф, который хотел бы освободить себе время в конце семестра. Однако господин Ивар совершенно незаменим.

Импровизируя эту дискуссию, якобы состоявшуюся в деканате, Марго краем глаза заметила, как дрогнуло каменное лицо госпожи Гудрун; этой сильной, всегда державшей при себе собственные эмоции женщине все же было приятно, что ее сын хотя бы на чужбине оказался незаменимым человеком.

На круглом столе в гостиной незаметно появились чайник с хорошим, для гостей, чаем, домашнее варение и всевозможная сдоба, мастерить которую госпожа Гудрун научилась у матери.

– А тебе, Марго, твой бывший наставник привет передавал, – неожиданно произнес господин Бьёрн, и по тону высказывания Марго поняла, что теперь начинается серьезный разговор.

– Он звонил вам? – осторожно спросила она.

– Нет, он почтил нас посещением, – саркастически усмехнулся старик. – Примерно за неделю до того, как я отправил вам свое последнее письмо. Впрочем, его интересовали не столько наши скромные персоны, сколько твой муж, и даже не столько он, сколько какие-то разработки, которыми его сиятельство изволило заниматься вместе с нашим сыном. Интересовался, не оставил ли Ивар каких-либо научных черновиков нам на хранение.

– И Мэтр так прямо об этом и спросил? – ахнула Марго.

– Ну, конечно же, нет, – вступила в разговор госпожа Гудрун. – Ты ведь прекрасно знаешь своего научного руководителя, Маргерит (она всегда называла Марго так, как было принято произносить это имя в ее родной провинции). Он долго и нудно ввинчивался в нас как… (она замялась, подыскивая подходящее слово).

– Как штопор, – подсказал господин Бьёрн.

– Да, именно как штопор, – госпожа Гудрун благодарно кивнула головой. – И все никак не мог взять в толк, что мы понятия не имеем об этих разработках. Он все нам твердил, что незадолго до своего отъезда Ивар с Жераром вынесли из института целый ящик какой-то документации и даже расписались на проходной. Но ты же знаешь, Ивар не любит говорить о своей работе, если он и оставил какие-то бумаги, то, ясное дело, не у нас.

– Однако он вам не поверил? – на всякий случай спросила Марго.

– Разумеется, нет, – возмущенно выдохнула госпожа Гудрун. – Прямо этого он не сказал, но продемонстрировал достаточно ясно. Мэтр и раньше был весьма недоверчив, а новая должность и вовсе сделала его подозрительным.

– Новая должность? – озадаченно переспросила Марго.

– Ах, ты не знаешь?! – спохватилась госпожа Гудрун. – Он оставил науку и теперь трудится в компетентных органах в качестве научного консультанта. Когда Мэтр сидел у нас, во дворе болталось четверо молодых людей весьма характерного вида. И знаешь, после его визита мы стали замечать, что за нами как бы наблюдают. Конечно, никто за нами по пятам не ходит, но часто возникает неприятное ощущение, словно невидимые глаза сверлят затылок. Ты понимаешь меня?

Марго задумчиво кивнула.

– Честно говоря, – вновь заговорил господин Бьёрн, – мы кое-что знаем об этом деле. Месяца за три до вашего отъезда Ивар зашел к нам в середине рабочего дня. Я был несколько удивлен, а Ивар раздраженно ответил, что на работе сумасшедший дом, и он сбежал оттуда немного подумать в спокойной обстановке. И еще он сказал, что ему должны позвонить. Взял чистой бумаги и закрылся в моем кабинете. Примерно часа через два ему действительно позвонили.

– Обходительный женский голос, – встряла в разговор госпожа Гудрун.

– Словно бархат, – безо всякой иронии уточнила Марго. – Это его ближайшая сотрудница, – добавила она и тут же отметила тень облегчения в глазах обоих собеседников.

– После разговора Ивар вернулся в кабинет, взял пару листов из того, что успел написать, остальное скомкал и швырнул в корзину для бумаг. Когда он ушел, я вынул их оттуда (там было пятнадцать листов). Не потому, что мне было очень любопытно. Просто подумал, что нужное дело выброшено сгоряча. А вдруг потом пригодится. Но он ни разу не вспомнил об этих записях.

– Но вы все-таки посмотрели? – вопрос против желания Марго прозвучал утверждением.

– Не сразу, дочка, не сразу, – лицо господина Бьёрна приобрело виноватое выражение, и Марго не поняла, к чему, собственно, это относится: винил ли себя отец Ивара за то, что вообще заглянул в эти бумаги, или же за то, что сделал это слишком поздно. – Через год после вашего отъезда нас пригласили на день рождения к господину Алессандро. Ты, кажется, тоже знакома с этим ученым бегемотом?

– Я недолго работала в его отделе, – кивнула Марго.

– Гудрун как назло накануне простудилась, и мне пришлось идти одному. На юбилее сего мученика карьеры собралась весьма пестрая компания, среди них довольно много молодежи, в том числе и известный баламут Жерар. В свое время Алессандро был руководителем его дипломной работы, а позднее имел какое-то отношение к бизнесу Жерара. Этот удалец изрядно набрался; он вообще не дурак выпить, а тут и вовсе занесло за пределы обычного. Публика уже расползлась по маленьким группкам по принципу «кто против кого дружит», и все принялись вдохновенно перемывать косточки ближним своим из противоборствующих кланов. Я уж совсем собрался покинуть по-английски это высокое собрание, но тут ко мне подсел Жерар и со счастливой пьяной улыбкой осведомился, как поживаете вы с Иваром. Я со всей возможной сухостью отвечал, что у вас все хорошо. «Да-да, все хорошо, – покивал он своей непутевой головой. – Кто он там такой? Профессоришка университетский, вечный мучитель студентов, а здесь у него была такая идея в руках». (Он с досадой махнул рукой.)

Не знаю уж почему, но мне эта реплика показалась столь любопытной, что я даже перестал мысленно изобретать вежливый предлог для благопристойного отступления в прихожую. Между тем Жерар принялся с жаром рассуждать о светлой голове Ивара (я и сам знаю, какая голова у моего сына), а также о его идеях. К сожалению, излагал он все это несколько бессвязно, но кое-что я все-таки понял. Жерар заявил, что бывшие приятели Ивара, с которыми он когда-то разрабатывал одну весьма перспективную идею, развернули под нее целый институт. «Впрочем, – развязно хихикая, продолжал Жерар, – ваш сын тоже парень не промах: ходят слухи, – это слово он произнес особенным тоном, – что, покидая прежнее место работы, он унес с собой почти все записи, связанные с разработкой этой идеи, и никто не знает, – это слово он тоже выделил, – куда Ивар спрятал эти конспекты». Произнеся эту тираду, Жерар одарил кого-то насмешливой улыбкой. Проследив за его взглядом, я увидел, что он смотрит на Мэтра, сидевшего наискосок от нас в компании с Алессандро. Они оживленно беседовали и, похоже, совсем не видели нас.