Источник

– А я нет,– убито произнес Ивар, – я совсем перестал что-либо понимать. Еще сегодня утром я твердо знал, кто я такой и в каком мире живу. То, что произошло потом, сокрушило мои представления, но взамен, хотя и не сразу, я получил новое понятие, которое ты уничтожила единственной короткой фразой, попросив рассказать, как я жил без тебя.

Это была хотя и тонкая, чертовски непрочная, но все же спасительная нить, и Франсуаза немедленно ухватилась за нее.

– Ивар, я действительно хочу знать, как ты жил без меня, – проговорила она самым бархатным голосом, на какой только была способна. – Расскажи мне, пожалуйста.

Появление Ивара она почувствовала по запаху. От него отвратительно пахло хорошим коньяком. (Марго не переносила его запаха, и за все время жизни там Ивар так и не уговорил ее попробовать тамошний самый коньячный коньяк). «Как хорошо, что Франсуаза не курит и не употребляет сильных духов», – весело подумала Марго, отчетливо ощущая приближение чудовищного аромата. Открывать глаза не хотелось, не хотелось видеть его несчастное-счастливое лицо, озаренное тем светом, который она сама уже давно не могла в нем зажечь. Не хотелось слышать измученных слов, произносимых голосом, еще дрожащим от недавно пережитой радости. Не хотелось прикасаться к рукам, увенчанным длинными тонкими пальцами, которые еще час назад крепко держали другую женщину. Не хотелось совсем ничего, но одним из самых страшных грехов Марго полагала притворство, и потому она приподнялась на диване и посмотрела на Ивара, торчавшего как одинокое беспомощное привидение посреди комнаты.

– Иди спать, – машинально посоветовала она. – Тебе же завтра на работу.

– И ты, ты тоже об этом, – завопил Ивар смешным свистящим шепотом; долгая жизнь там приучила его, что ночью шуметь нельзя.

– О чем? – не поняла Марго.

– О том, что завтра я должен быть в институте, хотя еще сегодня утром («Вчера, это было уже вчера», – мысленно поправила Марго) у меня не было никакой работы в этой стране. И вообще, я только сегодня приехал сюда.

– Тебе вредно допоздна работать с Франсуазой: ты начинаешь путать время суток, – произнесла она с видимым спокойствием. («Не злись, Маргоша, ну, пожалуйста, не злись», – мысленно уговаривала она себя.)

– При чем здесь Франсуаза? – казалось, Ивар искренне изумлен ее непонятливостью. – Я же не об этом сейчас говорю…

– А я об этом, – холодно перебила его Марго. – Иногда я спрашиваю себя (не тебя: ставить перед тобой вопросы, на которые ты не только отвечать не хочешь, но и обдумать отказываешься, разумеется, бесполезно), почему ты там с ней хоть на немного не можешь забыть обо мне и повеселиться в свое удовольствие, почему ты не сбежишь от меня денька на два (не говорю уже насовсем, такого подарка она от тебя никогда не дождется), почему ты вообще возвращаешься ко мне? Почему?.. – она безнадежно махнула рукой и отвернулась.

Ивар сердито плюхнулся на стул. Вечно она хочет, чтобы ей объяснили необъяснимое. У нее всегда все просто, как молекула воды: атом кислорода и два атома водорода. Точка. Ее конкретный ум признает только однозначные истины, все же, что имеет оттенок двойственности, она обозначает коротким и колючим словом «ложь». Но бывают вещи, для которых нет жесткого определения.

– Скажи мне, – неожиданно спросила Марго. – Ты и в других жизнях такой же?

– В других жизнях что? – смысл вопроса не сразу дошел до него. Затем он беспомощно развел руками:

– Не знаю.

– Ты что же, сосем ничего не помнишь? – допытывалась Марго. Неожиданно возникшая тема разговора, казалось, чрезвычайно занимала ее.

– Напротив, я помню много, даже слишком много, – голос Ивара обрел некоторую твердость. – Только толку от этого мало.

– Почему же? – искренне недоумевала Марго. Ивар искоса взглянул на нее: издевается она, что ли? Впрочем, нет, непохоже.

– Изобилие информации затемняет общую картину, – туманно ответил он с явной неохотой. «Знаю я, кто тут затемняет картину», – мысленно констатировала Марго, но озвучивать эту мысль не стала.

– Может, ты все-таки объяснишь, в чем твоя проблема? – стараясь придать своему голосу мягкое звучание, произнесла она. Ивар молча смотрел на нее полными отчаяния глазами. «Я разговариваю со стеной, у которой красивые жалостливые глаза», – беззлобно отметила Марго.

– Спокойной ночи, – устало произнесла она, отворачиваясь к стене. «Или утра, или дня, или еще чего-нибудь, лишь бы поспокойнее, – добавила она про себя. – Провалиться бы сейчас в какое-нибудь тихое место».

2

Почти у самой проходной «Источника» Ивара окликнул благодушный раскатистый бас:

– Ивар, щучий сын, где ты пропадаешь?

Недовольно обернувшийся на зов Ивар поспешно сменил выражение лица: представительного мужчину, обладателя роскошного баса и не менее роскошного костюма звали Антонио. Ивар учился с ним в одной группе в университете. Честно признать, Антонио никогда не блистал особыми знаниями, и только после окончания учебы отчетливо обнаружился основной его талант: умение пристраиваться в спокойных сытых местах и – самое главное – умение вовремя исчезнуть еще до того, как все остальные ясно почувствуют запах паленого. Может быть именно потому, что собственное благополучие давалось ему исключительно легко, был он малым добродушным и не жадным, всегда готовым помочь любому из своих друзей-приятелей.

– А я, знаешь, теперь служу в органах, – радостно пророкотал он, не дожидаясь ответа. – Ну, в тех самых, в общем, ты меня понимаешь.

– А как же комитет по госимуществу? – глупо улыбаясь, спросил Ивар. Вопрос был явно неуместен, но ничего более умного просто не приходило в голову. Однако Антонио сделал вид, что ничего не заметил.

– Понимаешь, у этой конторы возникли определенные проблемы, – сообщил он доверительным громким шепотом. – И мне пришлось исчезнуть оттуда раньше, чем там все начало трещать по швам.

– Надеюсь, ты сделал это без ущерба для себя? – тем же доверительным тоном поинтересовался Ивар.

– Разумеется, мой друг, разумеется, – хохотнул Антонио. Казалось, он несколько позабавлен столь наивным вопросом.

– Ну а как ты поживаешь? – в его голосе больше не было смеха. – Кто-то из наших девчонок говорил мне, что ты как бы эмигрировал?

– Было дело, – усмехнулся Ивар. – Но потом мне предложили приличную работу здесь, и я вернулся.

Отвечая так, он нисколько не лукавил: еще утром за чашкой кофе он принял решение не мучить себя более бесплодными размышлениями, взять за основу своего нынешнего существования реальность из позавчерашнего сна, а с остальным разбираться по ходу дела.

– И где же ты теперь работаешь? – вкрадчиво полюбопытствовал его собеседник.

– А вон там, – рука Ивара, описав нарочито большой круг, уперлась указательным пальцем в проходную института. Антонио судорожно глотнул воздух:

– Как, ты работаешь в «Источнике»?

– А почему нет? – вопросом на вопрос ответил Ивар. «Не объяснять же ему, в самом деле, как я туда попал», – добавил он про себя.

– Послушай, друг, – неожиданно голос Антонио обрел не очень свойственные ему просительные нотки, – у меня есть к тебе одна просьба…

– У меня к тебе тоже, – жестко отреагировал Ивар.

– Значит, заметано, – бурно обрадовался Антонио. – Встречаемся еще раз и обсуждаем наши проблемы. Только хотелось бы побыстрее…

– Давай прямо сегодня вечером, – Ивар ненадолго задумался. – Ты случайно не в курсе, функционирует еще «Каракатица» или нет?

– А что ей сделается? – весело последовал Антонио за мыслью друга. – Она по-прежнему живет и побеждает.

– Тогда встречаемся там сегодня в восемь вечера, – решился Ивар. – Раньше меня все равно не выпустят из этого сумасшедшего дома. – Он небрежно кивнул в сторону института. – Сейчас много работы.

«Подозрительно удачная встреча», – подумал Ивар, здороваясь на проходной с охранником. Мысли Антонио, несмотря на всю его службу в компетентных органах, весьма отчетливо читались на его физиономии, однако уходящий Ивар ни разу не оглянулся в его сторону.

Кабинет Мелани практически ничем не выделялся среди прочих апартаментов чиновников такого ранга, разве что особой нарочито грубой безликостью, выражавшейся в тяжеловесной, монстрообразной форме письменного стола, в невыразимо вульгарном настенном календаре с картинкой на патриотические темы и в бездарном огромных размеров портрете президента, нависавшем над ее головой. Президент лениво разглядывал Марго с видом сытого хищника, которому нет никакого дела до столь жалкой и ничтожной дичи, каковой, в сущности, и является посетительница сего кабинета. Мелкая хищница под портретом также пребывала в благодушном настроении, поскольку плотно позавтракала дома, а по прибытии на рабочее место уже успела принять изрядную порцию хорошего кофе.

– Итак, вы утверждаете, что посетили господина Бьёрна и его супругу согласно полученному вами от них приглашению, но не застали их дома, – миролюбиво проворчала Мелани. – Что ж, закон не запрещает детям навещать своих родителей, даже если дети проживают слишком далеко от них. (Слово «слишком» она произнесла особым металлическим тоном). Однако вы не можете объяснить причину отсутствия ваших родственников и ссылаетесь при этом на каких-то мифических (это трудное слово Мелани выговорила с особым удовольствием) ремонтников.

«Ничего себе мифических, они же нам ключи дали», – чуть было не сказала Марго, но вовремя сдержалась. Чутье подсказало ей, что именно об этом говорить не надо.

– Да, именно мифических, – словно услышав невысказанное возражение Марго, продолжала Мелани. – Ибо абсолютно точно известно, что по причине отсутствия финансирования ремонт в этом доме, да и вообще в районе последний раз производился еще до вашего отъезда туда.

«Ох, и трудно же быть дурой», – весело подумала Марго, хотя слова Мелани подтверждали самые худшие ее предположения.

– В любом случае, – твердо сказала она, – мой муж согласно генеральной доверенности, полученной от своего отца, имеет полное право распоряжаться его квартирой, равно как и находиться в ней. А это полностью снимает поставленный вами вопрос.

– И вы можете предъявить документ? – уточнила Мелани.

– Один экземпляр хранится в нотариальной конторе господина Николя, и для вас не составит труда убедиться в этом, – очаровательно улыбнулась Марго.

– А где же ваш экземпляр? – гнула свое Мелани. Быстро сменить тему разговора, по-видимому, было свыше ее возможностей.

– Там, – с плохо скрываемым чувством превосходства произнесла Марго.

– Там, – задумчиво повторила Мелани. – И зачем только люди оттуда возвращаются сюда?

Однако Марго предпочла пропустить мимо ушей этот, на сей раз риторический, но все же весьма надоевший вопрос.

Едва он успел приземлиться за столом и мысленно со всем свойственным ему ехидством поздравить самого себя с началом нового рабочего дня, как в комнату ввалился Жан-Поль (в данном случае это, безусловно, был он), заполняя своей массивной фигурой все свободное пространство.

– Итак, мой дорогой, – громогласно провозгласил он, – я должен тебя поздравить («Я уже сделал это», – подумал Ивар): «двойка» прошла на «ура». Но прежде чем перейти к третьей серии, необходимо отработать вариант 2а.

– Не переживай, – добавил Жан-Поль, заметив на лице собеседника легкую тень сомнения и истолковав ее по-своему. – О тебе будут заботиться лучшие женщины нашей организации.

– Да, тебе так не жить, – проворчал в ответ Ивар. Это было грубое, жестокое, но точное замечание. Оба близнеца вызывали устойчивую антипатию у всей женской половины «Источника». Общее ощущение однажды сформулировала Лили, секретарша Этьена, девушка, известная своей прямолинейностью суждений: «Рядом с ними я чувствую себя существом среднего рода». Это был окончательный приговор, не подлежащий никакой апелляции.

Выпалив свою бестактную фразу, Ивар не без удовольствия наблюдал, как меняется лицо Жан-Поля. Теперь, когда с него без следа стерлась маска напускного благодушия, оно несколько удлинилось, побледнело и стало абсолютной копией физиономии его брата Жан-Пьера.

– Что на тебя нашло? – Жан-Поль наконец обрел дар речи. – Может быть ты чем-то недоволен?

– Возможно, – сдержано ответил Ивар.

– В таком случае тебе необходимо или откровенно объясниться, – взвился на высоких нотах Жан-Поль, – или покинуть наше учреждение.

– О да, я, конечно, могу покинуть «Источник», – жестко рассмеялся Ивар. – А вы, вы можете покинуть меня?

По лицу толстяка было видно, что такая постановка вопроса до сих пор не приходила ему в голову, и теперь он не знал, как на нее реагировать. А еще на нем было ясно написано, что сам Жан-Поль никогда бы не решился покинуть «Источник» вне зависимости, нуждается ли в нем эксперимент или нет.

– Послушай, если у тебя есть какие-то проблемы, ты можешь обсудить их с Морисом, – проговорил он тоном помягче.

– Да, я все могу, – согласился Ивар; он говорил с такой интонацией, будто беседа с толстяком безмерно утомила его. – А теперь, пожалуйста, оставь меня, мне нужно посоветоваться с моими женщинами.

Жан-Поль послушно попятился к двери. Уже приоткрыв ее, он осторожно спросил:

– Мне прислать их?

Уткнувшийся было в компьютер Ивар поднял на него глаза:

– Не утруждай себя. Своих сотрудниц я могу вызвать сам.

Едва за Жан-Полем закрылась дверь, Ивар уронил голову на руки и негромко горько рассмеялся.

«А теперь соберись с мыслями, дорогая», – приказала себе Марго. Что нам достоверно известно? Что бредовый сон Ивара не замедлил (по крайней мере частично) превратиться в настоящую реальность, родители Ивара куда-то исчезли, а в их квартире парни, выдававшие себя за строителей, провели образцово-показательный обыск, хотя возможно, так и не нашли того, что искали. Но что можно искать в доме, где живут два весьма немолодых университетских преподавателя, не связанные с перспективными научными направлениями? Подожди, давай посмотрим, с чего все началось. Марго порылась в своей сумочке и извлекла оттуда письмо родителей Ивара. Написанное твердой рукой господина Бьёрна и по обыкновению многословное, оно, казалось, тоже ничего не проясняло. Но в нем было одно очень странное место. Марго еще раз перечитала этот абзац.

«В последнее время почти ежедневно вокруг нас происходят события, которые явно не в нашу пользу. Я даже не имею в виду нас лично, хотя мы с матерью и другие подобные нам люди предугадываем результат этого процесса раньше прочих уже потому, что еще не разучились чувствовать. Ведь многие просто не заметят необратимых перемен своей жизни и будут жить дальше, словно ничего не случилось. Все это ужасно похоже на те идеи, которые ты, мой мальчик, обсуждал некогда в компании „молодых волков“. Видимо, у твоих братьев по стае выросли крепкие зубы. Поэтому я хотел бы, чтобы вы посетили нас как можно быстрее, пока не произошло окончательное изменение, которое исказит все. Приезжайте так скоро, как сможете, нам о многом нужно успеть поговорить. Кстати, кое-кто из прежних ваших знакомых настойчиво интересуется каким-то архивом по совместным разработкам, который ты якобы хранил дома и не вернул в институт перед отъездом».

Именно эти строки заставили их настойчиво добиваться отпуска, а затем первым же самолетом мчаться сюда, чтобы в конце концов опоздать. В то время их поразил мрачный тон письма (в отличие от собственного сына господин Бьёрн страдал отменным оптимизмом), и они не придали значения отдельным деталям. Правда, Ивар как-то странно усмехнулся, прочитав фразу о молодых волках, но по обыкновению промолчал.

Впрочем, однажды Ивар упоминал о них. Было это примерно за год до отъезда, когда Марго обнаружила существование Франсуазы и, естественно, захотела обсудить с Иваром эту проблему. Обсуждение получилось бурное и, конечно же, безрезультатное. И в конце его Ивар, вероятно, чтобы переменить тему, упомянул о компании молодых чудаков, собиравшихся в благословенные студенческие времена вместе (ну прямо как волчья стая, которая воет на луну) и обсуждавших весьма бредовые идеи. «Бредовые в смысле неосуществимые?» – уточнила тогда Марго. «Да нет же, – раздраженно пояснил Ивар. – Идеи были как раз вполне осуществимы, только (на мгновение он запнулся) нужно быть достаточно чокнутым, чтобы захотеть их реализовать». А потом он упомянул о старом волке, который подзуживал молодняк. Самое интересное заключалось в том, что этот старый волк, до сих пор не забывающий давние молодежные затеи, оказался Марго очень хорошо известен: он был ее прежним научным руководителем. «Кто бы мог подумать, до чего широки творческие интересы этого весьма упертого в своих мыслях администратора от науки», – усмехнулась она про себя. Но никто из них не придал тогда этой теме серьезного значения.

Итак, предположим, что здесь по-прежнему любят заглядывать в чужие письма, но, тем не менее, мы получили его. Это означает, что организация, страдающая болезненным любопытством, хотела, чтобы мы все-таки приехали сюда, но не желала нашей встречи с авторами письма. Любопытная логика, если только не предположить несколько иной цепочки событий. Они перехватили письмо, и оно по каким-то пока неясным мотивам подтолкнуло на решительные действия по отношению к авторам письма. Когда же эта акция не принесла желаемых результатов, письмо было отправлено по назначению, чтобы, используя нас, добиться поставленной задачи. А парни, на которых мы наткнулись в доме (это их прокол, не ожидали, что мы примчимся так быстро) уже ничего не искали. Они просто наводили порядок.

Следовательно, то, что разыскивают «строители», связано не столько с родителями Ивара, сколько с нами, вернее с Иваром. Один он знаком с «молодыми волками», если… если только сам не был одним из них.

Марго припомнила, как год назад Ивар получил письмо, кажется от Мориса. Ивар быстро пробежал глазами это послание, а потом принялся методично рвать его на мелкие клочки. «Неприятные известия?» – полюбопытствовала Марго, изумленная столь нетипичным зрелищем. «Нет, просто старые глупые юношеские бредни», – отмахнулся от нее Ивар. «Опасные бредни?» – не отставала Марго. Ивар замер с недоразорванным письмом в руках. «Глупость всегда опасна», – проворчал он секунд через двадцать таким тоном, что Марго не настаивала на продолжении разговора.

В любом случае «строители» ищут нечто, не имеющее отношения к документам, которые Ивар вывез или мог вывезти туда. Нет, их интересует что-то, оставшееся здесь. Но где? И тут в голове Марго мелькнула одна абсолютно сумасшедшая идея.

От центральной улицы надо было повернуть налево. Прямо впереди располагался автовокзал, а за ним на пригорке местная церковь. Если оттуда оглянуться назад, будет хорошо виден цементный завод на противоположном берегу бухты, а также верхние части кораблей, стоявших в порту. Вдоль левой руки тянулся бесконечно длинный рынок, вдоль правой – сквер, где нередко как бы невзначай встречались будущие продавцы и покупатели из числа тех, что предпочитали неофициальное общение за пределами рынка. Справа претенциозной шишкой на ровном месте торчало вычурное здание гостиницы с романтичным названием «Бригантина». В ней обычно останавливались состоятельные командировочные и прочие заезжие гастролеры, не имевшие корней в городе, и потому у входа вечно толкались ценители иностранной валюты, а также иные любители половить рыбку в мутной воде.

Здесь Ивар был безусловно самим собой, полномочным представителем фирмы-заказчика, и потому, как и положено представителю солидной организации, жил в «Бригантине». Разумеется, подлинное имя фирмы, истинный смысл заказа, а также некоторые иные подробности умалчивались, что, впрочем, нисколько не мешало делу. Поскольку заказ был нелегальный, приходилось искать специалистов в соответствующих кругах. Исполнители нашлись быстро, однако они кроме весьма солидной оплаты (что предполагалось изначально) выдвинули еще одно весьма своеобразное условие: они хотели быть невидимками. На этом твердо стоял на переговорах шеф исполнителей, который в действительности не только не был шефом, но даже третьим заместителем шефа. Человек весьма представительной внешности, одноразово наделенный всеми мыслимыми полномочиями, он исполнял всего лишь роль ширмы, которой при необходимости и пожертвовать не жаль. Согласно этому требованию встречу назначили на воскресном городском рынке, где она могла пройти почти незаметно как для посторонних, так и для ее участников.

В сущности, предложенные правила игры были предельно просты: ты идешь вдоль торговых рядов в непрерывном потоке зевак и покупателей, а из встречного потока некто, хорошо понимающий, как ты должен выглядеть, хотя и не знающий тебя, незаметно от всех и даже от себя самого передаст тебе все необходимое. На твою же долю остается лишь самая малость: не увидеть его.

В этой реальности Ивар был как бы слепым. Поскольку глазам было запрещено видеть, пальцы смотрели в оба. Приняв условия исполнителей, заказчики потребовали и заставили согласиться с тем, чтобы каждая передача-сообщение была определенным образом упакована, и принимающий сразу на ощупь мог понять, какого рода информацию он получает.

Небольшой тяжелый продолговатый предмет легко скользнул в левую ладонь Ивара. Чувствительные пальцы сжали его, и тут вся ладонь покрылась холодным потом: это было долгожданное сообщение об окончании работ. Сунув полученный предмет во внутренний карман пиджака, Ивар приостановился и, обернувшись, пристально посмотрел в спину уходящему связнику, лица которого он так никогда и не увидел. Разумеется, он знал, что нарушает основной договор и тем самым обрекает на смерть человека, к теплым рукам которого он уже успел привыкнуть, ибо помешанные на секретности боссы подполья скорей всего уничтожат связника (в том, что за их встречей наблюдают со стороны, Ивар нисколько не сомневался). Инструкция же, выданная Ивару, однозначно предписывала связника «засветить». (Ивар не без оснований предполагал, что данная научная задача была поставлена по настоянию Карлоса, имевшего на сей счет какие-то свои, разумеется, секретные, соображения.)

Знал он также и то, что, грубо нарушая договор, сам он пока ничем не рискует; боссы исполнителей жаждут законной прибыли и, не получив ее, не посмеют даже косо взглянуть на представителя заказчиков, и потому он, Ивар, пользуясь только что полученными сведениями, сможет без помех убедиться в полной готовности машины и только после этого выплатит треть условленного гонорара, оставив деньги в тайнике недалеко от машины. Остальные две трети (и это было единственным способом уцелеть) будут доставлены в тот же тайник практически в момент запуска установки. А после запуска ему уже никакой черт не страшен.

Покинув рынок через боковой неприметный и малопосещаемый выход, Ивар нырнул в ближайший переулок и, достигнув первого перекрестка, свернул направо. По обеим сторонам улицы бесконечной лентой тянулись вереницы частных односемеек с их тесными двориками и маленькими садами, делавшими их невыносимо похожими друг на друга. «Пятнадцатый с левой стороны, ключ за почтовым ящиком», – мысленно повторил Ивар, разыскивая взглядом нужный дом. Машина, стоявшая в углу последней комнаты, не имевшей окон, была почти точной копией той, с которой работала Франсуаза. Только все рабочие характеристики были иными, более мощными, поскольку с помощью этой установки предстояло совершить то, для чего, собственно, и существовал «Источник». Ивар пробежал по клавиатуре тонкими как у пианиста пальцами, вызывая программу тестирования. Через полторы минуты на центральном мониторе появилась надпись: «Система к работе готова. Начать запуск?»

«Вот и все», – подумал Ивар. Как ни удивительно, никаких эмоций не было, не было даже усталости, какая обычно появляется, когда отступает нервное напряжение. Было лишь странное ощущение, что все происходящее сейчас не имеет к нему, Ивару, никакого отношения, и даже более того, это не он, а некто совершенно ему незнакомый проводил сейчас тестирование новой машины, а сам Ивар наблюдал за сим действом откуда-то издалека, из иного мира, или же просто видел во сне.

Ивар вышел во двор, без труда отыскал тайник и аккуратно вложил в него заранее отсчитанную треть гонорара. Подняв голову, увидел, как съежились, словно увяли еще недавно строгие очертания дома. «Сейчас появится синий туман», – успел подумать он.

Поднимаясь по старым обшарпанным ступеням, Марго безуспешно пыталась изобрести причину посещения своей бывшей квартиры. Вот еще четыре пролета, дверь направо, дверь раскроется под напором пронзительного писка звонка, и что тогда говорить моложавой тетке, которой ты несколько лет назад продала это жилое помещение за 18 тысяч тамошних. Какой выдумать предлог? Так и не придумав ничего приличного, Марго решительно надавила кнопку звонка.

Новая хозяйка мало изменилась за прошедшие годы. Несмотря на немалые трудности здешней жизни, она старательно (как бы сказали раньше, героическими усилиями) поддерживала однажды избранный весьма моложавый образ. Она величаво стояла в дверях и смотрела на Марго с тенью легкого любопытства, но без малейшего удивления.

– А я и не надеялась, что вы когда-нибудь у нас объявитесь, – наконец сказала она. Марго промолчала, ожидая развития этой мысли.

– Когда мы сюда переехали, стала я вещи раскладывать и нашла в кладовке картонку с какими-то бумагами, – продолжала хозяйка размеренным повествовательным тоном. – Сперва подумала, ненужное что-то брошено, заглянула внутрь на всякий случай, а там все записи какие-то, расчеты. Значит, думаю, забыли в спешке. Хотела отдать вам, да как отдать, если вас уже и след простыл. А пересылать вам туда дорого, да и адреса вашего не знаю.

Она замолчала, выжидательно глядя на свою гостью.

– Я могу на них взглянуть? – соответствующим образом отреагировала Марго. Хозяйка молча посторонилась, пропуская ее в глубь квартиры, затем, бочком пробежав вперед, нырнула в кладовку и вскоре выволокла оттуда средних размеров картонную коробку, доверху набитую исписанными тетрадями и просто разрозненными листами. Вытащив ее на середину комнаты, хозяйка одним легким движением придвинула к коробке мягкое кресло, чтобы гостье удобнее было разбираться с бумагами. Марго тут же с благодарностью плюхнулась в него и нетерпеливо раскрыла картонку.

Часть бумаг была исписана рукой Ивара, часть исчеркана детскими каракулями Мориса, но большинство тетрадей и листов были заполнены записями, выполненными аккуратным бисерным почерком, некогда хорошо знакомым Марго. От внезапно пришедшей мысли по спине пробежал холодок, и Марго зябко передернула плечами.

– Холодно? Сейчас я прикрою балкон, – истолковав этот жест по-своему, сказала хозяйка и, не дожидаясь ответа, бросилась к балконной двери.

– Спасибо вам, что сохранили эти бумаги, – задушевным тоном произнесла Марго. – Если можно, пусть они полежат у вас еще несколько дней, а потом я или мой муж приедем за ними.

– Что ж пусть полежат, – благодушно согласилась хозяйка. – Несколько дней ничего не меняют.

«Напротив, несколько дней решают все», – чуть было не крикнула Марго, но вовремя прикусила язык. Еще раз поблагодарив хозяйку, она чинно направилась к выходу. Уже открыв дверь, Марго остановилась и неожиданно для себя самой спросила:

– Ничего, если я приеду вечером попозже?

– До десяти можете приезжать смело, – отозвалась хозяйка.

Марго торопливо сбегáла по ступенькам, а в голове ее колоколом бился один-единственный вопрос: «Как появился в их доме этот архив?»

«Каракатица» была небольшим уютным кафе, расположенным в глубине тихого сквера. Это заведение некогда пользовалось особой популярностью среди студентов естественнонаучных факультетов (гуманитарии предпочитали «Аквариум», модерновое сооружение из стекла и металла, со всех сторон открытое посторонним взглядам, которое вызывающе торчало на одной из центральных улиц). «Каракатица» же, напротив, привлекала всех, кто не стремился афишировать свои встречи. Новый хозяин, полгода назад перекупивший заведение у прежних владельцев, распорядился повесить на окнах шторы из как бы прозрачной ткани, обладавшей хитрым свойством: посетители кафе могли свободно обозревать его окрестности, оставаясь совершенно невидимыми снаружи. Это новшество оценили не только студенты, которых, кстати, в последнее время стало значительно меньше, но и другие любители уединенных встреч.

В восемь вечера в кафе было уже достаточно многолюдно, но для Антонио, который, по-видимому, был (и не только здесь) своим человеком, быстро нашелся удобно расположенный столик в углу зала, стоявший в некотором удалении от прочих. К тому же посетители заведения, расположившиеся там, могли свободно рассматривать весь зал, не привлекая к себе особого внимания. С первого момента встречи и до начала застолья приятели, придерживаясь молчаливого уговора, развлекали друг друга милыми пустячками. Настоящий разговор начался только после второй рюмки первоклассной водки, которая прежде была принадлежностью высокого начальства, а теперь была доступна любому, имеющему достаточно денег.

– Итак? – Ивар вопросительно посмотрел на Антонио. Взгляд был столь холоден и непроницаемо сер, что даже Антонио ненадолго почувствовал себя немного не в своей тарелке. Нервно плеснул водки в свою рюмку, забыв предложить собеседнику, медленно маленькими глотками выпил (время тянул, что ли?) и только после этого заговорил.

– Ты наверное знаешь о наших неприятностях в Восточной провинции? (Ивар молча кивнул. Мятеж на востоке страны начался уже после его отъезда за границу, но он собирал всю доступную информацию об этом и даже спрогнозировал возможный вариант развития событий, но в том спокойном мире здешние страсти мало кого интересовали). – Сначала там было очень горячо: они рвались вширь, а мы старались их потеснить. Обложили их со всех сторон, а вот сломить не смогли. Уж не знаю, почему так вышло. («Приказа не было», – мрачно подумал Ивар). В общем, началась позиционная война. Некоторое время назад мы забросили туда одного парня, и он не вернулся. Только позавчера достоверно узнали: мертв, а прикончили его на обратном пути.

– Ну и? – проговорил Ивар, уже догадываясь, в чем дело.

– Устрой мне с ним встречу, – торопливо проговорил Антонио. – Я должен знать, с чем он шел к нам.

– Рандеву с мертвецом? – усмехнулся Ивар. – Ты думаешь, такое возможно?

– Еще как возможно, – Антонио залпом опрокинул еще одну рюмку. – Ваша контора и не такое может. Мне об этом Мэтр говорил…

– Кто-кто? – тихо переспросил Ивар.

– Один тип, – поморщился Антонио. – Консультант наш по науке.

– А почему ваше ведомство не обратится к нам официально? – Ивар почувствовал, что его несет туда, куда он и не думал забираться, но остановиться не мог. – Свяжитесь с нашим Карлосом и все дела.