Четыре шага. Проходя мимо «трупа», подобрал валяющееся копье. Еще два шага. Удар сзади в шею раненому. Я, может, и не боец, но тому хватило. Выпустил копье из руки, нащупал в колчане оставшиеся два «фугаса». Одну стрелу в зубы – я не могу сейчас ошибиться. Вторую на тетиву.
Останавливаюсь буквально в трех метрах от последнего противника. Скрип натягиваемого лука, орк пытается оглянуться. Поздно! Стрела бьет точно в голову, на которой нет шапки, видимо, потерял в бою. Взрыв! Я слишком близко, чувствую, как меня на излете достает ударная волна. Орк отшатывается, рука с щитом рефлекторно тянется закрыться, но не успевает. Последняя стрела влетает орку прямо в лицо, его отбрасывает назад, на землю с грохотом падает щит и копье.
Рядом со стоном на землю опускается Рус:
– Фес, ты успел.
– Жив? Двигаться можешь? Где Аня?
– Жив. Была сзади.
Я поднял взгляд. Шагах в трех позади Руслава, свернувшись калачиком, лежала Анахита. Из–под ее тела растекалась большая темная лужа. Слишком большая. Внутри что–то оборвалось, и холодная тоска сдавила сердце. На миг мир вокруг остановился. Захотелось выть. Кажется, у меня подкосились ноги, уровень земли неожиданно подрос и оказался где–то рядом, так что я смог опереться рукой.
Глава 28 После боя
– Как?!
– Меня оттеснили с узости и стали зажимать. Аня бросилась на помощь, пропорола одному ногу. А потом нарвалась на удар копьем.
– Как же ты…
Я не договорил: мне было достаточно, что лежащее калачиком тело пошевелилось. Подскочил, коленки глухо стукнулись об камень, рывком развернул на спину. Лицо бледное, губы синюшные, глаза закрыты. Мое тело работало на рефлексах: ухом почти уткнулся в нос девушке, взгляд на грудь, мысленный отсчет до десяти. На третьем счете уха коснулось теплое дыхание, потом заметил слегка вздымающуюся грудную клетку. Жива!
Правая сторона платья в складках и густо залита кровью. Рывком разорвал ткань от горла до пояса, и откуда только силы взялись! Мельком отметил высокую, правильной формы левую грудь с небольшим ореолом вокруг соска и рассеченную страшным ударом правую с раскрывшимися краями раны, откуда толчком выбросило еще одну порцию алой крови. Ступор на мгновенье, перед глазами со скоростью ускоренной перемотки сотни картинок. Эх, сейчас бы гемостатик! Да где его здесь взять то? Что тогда? Тампонирование! Только чем?
Взгляд рассеянно заскользил по сторонам, наткнулся на спокойно сидящего Руса, пьющего что–то из небольшого флакончика. Где мой мешок?!
– Феникс, ты чего? – еле различимый слабый голос.
Руки что–то оттолкнуло. Я опустил взгляд на распростертую девушку: глаза открыты, сколько же в них изумления!
– Молчи, тебе нельзя говорить, истечешь кровью. Не дай бог задето легкое. Сейчас я тебя перевяжу.
– Феникс, – голос окреп, и в нем послышались нотки укоризны: только сейчас заметил, что Анахита прикрывает грудь ладонями, – мы же в игре. Отвернись… и дай мне мою сумку.
Господи! Накатила слабость, будто из перекачанного матраса вытащили клапан. Ну конечно! Будь она мертва, здесь сейчас бы лежала полупрозрачная тушка, имеющая черты Анахиты, и мои руки проходили бы сквозь нее. Вот баран!
Пошатываясь, я встал и огляделся. Лекарская сумка эльфийки валялась шагах в пяти. Нетвердой походкой сходил за ней, старательно отворачиваясь, протянул владелице. Потом два шага в сторону и, рухнув на землю, сел, уставившись куда–то перед собой.
Со стороны раненой раздалось бульканье, затем приглушенное шипение:
– Как жжется–то! Долбанный реализм!
С характерным звуком открылся еще один флакончик.
– Ну вот, теперь я буду жить! – констатировала эльфийка. И секунду погодя добавила: – Черт, Феникс, ну зачем платье–то было рвать? Как я теперь пойду, у меня же нет другого!
О женщины! Ей копьем грудь разворотили, а она переживает за тряпки!
Раздался голос Руса:
– Платье зашить можно, у меня есть нитки. Но сейчас отсюда нужно уходить. И чем быстрей, тем лучше. На вот, накинь пока мою рубаху.
– Ты давай тоже отвернись.
Несколько секунд за моей спиной ничего не происходило. Потом эльфийка спросила, как выглядит.
– Нормально. Великовата она тебе, но идти можно. Фес, а ты что расселся? Идем, пока сюда оставшиеся орки не нагрянули.
Я поднялся на ноги, повернулся: Анахита в русовой рубашке выглядела весьма привлекательно. Подол доставал ей до середины бедра, рукава пришлось закатать до локтей. Талию перехватил тонкий поясок. В рубашку можно было засунуть двух эльфиек, поэтому плечи съехали, а широкий ворот превратился в откровенное декольте.
– Феникс, а ну прекрати меня раздевать похотливым взглядом! Рус, я его боюсь, он и эту рубашку разорвать хочет, маньяк сексуальный!
Подсознание без моего участия отметило, что вариант интересный. Расценивать как предложение? В тоне Анахиты я уже не слышал обиды или злости.
– Аня, прости. Честное слово, без задней мысли, я совсем–совсем ничего не видел.
– То есть ты хочешь сказать, что там и смотреть не на что?
Ну вот, традиционный девичий троллинг. Понимаю, после драки и всего пережитого начинает отпускать и на кого–то надо спустить пар. Но сейчас совершенно не было сил изображать подушечку для булавок, куда эльфийка могла запускать свои остроты. Как–нибудь потом дам ей такую возможность.
– Рус, а с чего ты решил, что будут еще? Я, между прочим, троих со склона снял. Значит, остался один часовой да шаман где–то шарится. Кстати, а может они вообще без него пришли?
Закономерно недоверчивый взгляд в ответ. Этот недомерок – уделал троих терминаторов?
– Троих?
– Ну да. Да не смотри ты так подозрительно, я просто оказался выше, а они на отвесной стенке. Не так уж и сложно в подобной ситуации.
– Их так же, как и последнего? Кстати, чем это ты его?
Кольнула совесть: можно подумать, я нарочно зажмотил!
– Представляешь, забыл про них, – я вытащил из мешка оставшиеся ампулы, – вот, взял еще в лавке у алхимика и забыл напрочь. Помнишь, вы тогда в лесу на взрывы побежали? Вот они и есть.
Рус отмахнулся: ну забыл и забыл, бывает. Принялся прикидывать:
– То есть трое на склоне, двое на тропе вначале, и сейчас трое?
– Ну да. Получается как раз девять с тем типом, что на посту остался. Правда, шаман…
Парень несколько мгновений молчал, что–то соображая, глаза разве что не мигали как у компьютера.
– Тогда еще хуже.
– ?
– Как думаешь, почему часовой пост не покинул и не присоединился к веселью? Еще один боец с их стороны, и нам хана.
– Откуда ему знать? Боя не видел, стоит ждет, когда кореша вернутся и расскажут.
– Вполне возможно, – Рус окинул нас взглядом. – А может он там, потому что отвечает за пост не только перед своей девяткой?
Неприятный холодок опять пробежался по телу.
– Так ты думаешь… – я не закончил фразу.
– Точно! – кивок в ответ.
– Вот блин! – я мимоходом отметил, что наконец–то парень сменил стереотип движений головой, вот только это кивание меня нисколько не обрадовало.
– Надо уходить. Если эти, – Рус кивнул в сторону «трупов», – были не одни, то скоро их придут искать. А когда найдут, то будут искать уже нас. И искать будут до тех пор, пока не найдут.
– Тогда… – эльфийка вопросительно уставилась на нас с парнем, – уходить совсем?
– Да, и лучше к людям. Надо сообщить, что здесь орки. Пойми, Аня, орки – это очень серьезно. Так далеко на юг они еще не забирались. По–хорошему, о них надо сообщить на ближайший пост стражи.
– Ближайший пост – это который на южном отроге? Где вы лошадей оставляли?
– Да, – ответил Руслав. Затем перевел взгляд на девушку и добавил: – Эх, жалость. Оставался один цветок…
– Так, подождите, – я обвел взглядом попутчиков: не сказать, чтоб у меня появился план, но некая еще не оформившаяся мысль забрезжила. – Подождите хватать мешки, вокзал отходит. Согласен, что прямо здесь рассиживаться нельзя. Но и пускаться в дальнюю дорогу без того, чтоб подготовиться и восстановиться тоже неправильно. Нам ведь нужен небольшой привал? Ане вон платье зашить, да и тебе, Рус, не мешает амуницию подправить. Не дай бог еще на кого–нибудь наткнемся.
– Да кто же спорит!
– Ну вот. А пока вы будете отдыхать, я по–быстренькому сгоняю наверх за цветком. Ну что вы так уставились – когда б я его поисками занимался?
Ребята переглянулись:
– Хорошо. Ты прав, остановку нам сделать придется. Тогда поступим так: мы уйдем вниз по склону и немного назад, вот таким азимутом, – Руслав махнул рукой градусов под сорок пять к кромке леса. – Расположимся как раз напротив того провала, что вершину от основного массива отъединяет. Ты после восхождения четко вниз спускайся. Костра зажигать не будем.
Подождав, пока ребята отойдут подальше в лес, я вышел на то же место, с которого взлетал в предыдущий раз. Отметил про себя, что нужно держаться чуть ближе к лесу. Никого? Плащ и сапоги в мешок. Холщовую одежду сменила кожа. Подвязал мешок, чтоб не болтался. Готов? Мысленно пробежался по «чек–листу»: подвязано, затянуто, проверил. Несколько раз подпрыгнул: ничего не болтается? ноги пружинят? Пара взмахов проверить, как работают суставы. Готов.
Разбег, толчок, полетели. Набирать решил по той же схеме – сначала протяну вдоль склона, потом развернусь.
Крылья равномерно рассекали воздух, набегающий поток холодил лицо. Мысли крутились вокруг произошедших событий. Почувствовал жалость, что не забрал цветок в первый раз: сейчас бы не махал крыльями в одиночестве, а шел в компании с ребятами к месту будущего ночлега.
И в ту же секунду, как осознал эту мысль, в сознание вонзилась другая: это что получается? Да я же только что пожалел, что лечу!
Возможно ли такое?! Я, для которого каждый полет, что в реале, что здесь, в игре, – это событие! Я даже когда стал летать уверенно, все равно я летал чтоб лететь. На время, на дальность, как угодно. Да я живу только ради этого!
А сейчас? Я поднялся в воздух просто «сгонять» за цветком, сейчас цель полета – не полет? По правде говоря, предыдущий был таким же. Да и вчерашний (как же давно это было!), на западную вершину. Хотя нет, там все же я был больше сосредоточен на полете.
Блин, блин, блин! Во что я превращаюсь?! Память тут же подсунула давний случай. Приехал как–то давно к своим старикам в деревню, где отец обосновался после выхода на пенсию. Разумеется, на машине. Мать попросила что–то купить в магазине. До ближайшего сельпо километра четыре по проселку, или два, если по тропе через лес. Вот я и собрался пойти пешком. Видели бы вы моего отца при этом! Как он удивился! Еще бы, ведь с младых ногтей я буквально бредил машинами. Отец даже сажал меня к себе на колени, когда я до педалей еще не доставал, но уже рулил во всю. Позже, научившись водить самостоятельно, я готов был сесть за руль по любому поводу, неважно куда ехать, лишь бы дорога стелилась под колеса, мимо мелькали дома, столбы, деревья, а в открытое окошко задувал встречный ветерок.
И тут я заявляю ему: «Пап, дай хоть здесь пройдусь, а то так пешком ходить разучусь. Тошнит уже от руля». Вообще–то, моего отца сложно удивить, но тогда я сумел.
Да, последние годы вождение превратилось в рутину: на работу, с работы, на физиопроцедуры, к врачам. В магазин в конце концов! Когда я последний раз наслаждался вождением? Уже и не помню, наверно, в ту злополучную поездку. Все–таки предвкушение от нового крыла, нескольких дней свободы, хорошая компания, отличная дорога…
Ну нет! Я не хочу, чтоб полет для меня превратился в рутину. В то же самое, что сейчас поездка на автомобиле. Только не это!
А раз так, я заложил крутую спираль, ввинчиваясь в воздух до скипа в суставах. Дыхание перехватило, в ушах засвистел ветер, из глаз потекли слезы. Да когда же я наконец очками обзаведусь?!
Вывод: я распрямил сжатую пружину спирали, выстреливая себя вдоль стенки, с которой совсем недавно сшибал беззащитных орков. Хотя таких ли беззащитных?
Переворот, сложил крылья за спиной, ухнул вниз. Раскрыл крылья, выходя из пике, чуть не растянув сухожилия при этом. Опять пульс бабахает в висках: что там с выносливостью? Еще есть на пару «безобразий». Набрал высоты в широкой спирали, а вот и тот перегибчик, с которого я стрелял по орку. Разворот через крыло, оттормаживаюсь, на мгновенье зависнув над краем и поджав крылья, так чтоб торчали самые кончики, бросаюсь вниз параллельно стенке. Скала серым смазанным полотном несется в полуметре от меня, при желании можно чиркнуть по ней рукой. Перед глазами всплыл мультик про бескрылую птицу киви и ее тягу к полету, помоему так и называется. Нет только прибитых к стенке деревьев и у меня, в отличие от киви, крылья есть! Потихоньку раскрываюсь, выходя из пикирования. Со скоростью пушечного ядра просвистел над уступчиком и двумя туманными фигурками почивших орков. Хорошо–то как! Захотелось заорать что–нибудь, распугивая тишину леса внизу. Понятно, что не стал. И в завершение заложил пару бочек. Все! Теперь можно и по задаче, тем более что выносливости половина шкалы, а мне еще наверх махать.
Памятуя об орках, перед посадкой на вершину облетел ее на приличном удалении. Вроде никого, можно приземляться. Наверху тоже предпочел не отсвечивать, передвигался пригибаясь, разве что не ползком, постоянно напрягая слух в надежде сквозь порывы ветра расслышать чужие шаги.
Эдельвейс нашелся как–то буднично, он опять выглядывал из трещины в камне. Вот чем он здесь питается – солнечным светом? Неужели реальные эдельвейсы тоже растут в голом камне? Надо будет загуглить потом, а то меня терзают смутные сомнения.
Давай–ка, икар, осмотримся, что ждет нас за этим отрогом? Уселся прямо на камень, в верхней точке вершины, похожей на покатый купол. Подобрал под себя ноги по–турецки, а крылья раскинул в стороны и опустил по бокам. Обычно, когда в плаще, я их подкладываю под себя, благо ниже задницы они уже весьма гибкие. Такое вот допущение игры. Не представляю, чтоб в реальности птичье крыло можно было так изгибать. Но если бы разработчики пошли по пути реализма, то икарам или стоять, или лежать: сложенные крылья достают кончиками перьев до середины голени.
Впрочем, сейчас нет необходимости прятаться, да и без подстилки перья по камню карябать не хочу. Тем более в такой позе, как у меня сейчас, человеческий силуэт не угадывается – всего лишь еще один холмик поверх вершины.
Взгляд заскользил вперед, ощупывая раскинувшийся подо мной лес и возвышающийся над ним северо–восточный отрог. Кстати, отрог оказался очень коротким, но в отличие от покатого северо–западного, где я совсем недавно оттягивался в компании с орлом, достаточно высоким, скалистым, утыканным острыми пиками, изрезанным трещинами. Вот уж точно, его лучше облететь вокруг.
Правда, лес под ногами при более внимательном рассмотрении оказался менее проходимым, чем тот, по которому мы шли сегодня. Проплешины ветровалов, заросшие молодняком–мордохлестом, утыкали его, как лишайные пятна на бродячей собаке: сказывается близость моря с его ничем не сдерживаемыми ураганами.
Как я ни вглядывался, какого–то движения внизу углядеть не смог. Либо Руслав перестраховывается, думая, что, помимо убитых нами орков, есть еще. Либо я их просто не вижу. Все же предположу, что внизу затаился отряд–другой серокожих, с которыми нам точно не справиться. Значит, придется обходить их по широкой дуге, через лес.
А может?.. Искра азарта заставила пульс участиться. Задумался, прикидывая: на этот раз мешок со мной, кое–какие запасы имеются. Сейчас восстановлю выносливость полностью, до северо–восточного отрога долечу по–любому. Тем более северный ветер сам меня снесет туда, куда мне нужно. Там я или нахожу динамик, или, что более вероятно, отдыхаю на какой–нибудь вершине. Не могут же орки занять все тамошние пики? Оттуда рывок на восточную оконечность, забираю цветок и возвращаюсь героем. Да, это было бы эпично!
Но сомнения остудили пыл. Заманчиво, конечно, вот только как я это объясню? Ребята, представляете, здесь росли сразу два эдельвейса! Нам не нужно на восточный! Ага, как там в задании говорилось? «С четырех сторон света»? Или, может, сказать, что тут оказалась потайная тропка, по которой я волшебным образом за пару–тройку часов туда–обратно успел пешком смотаться и теперь мы можем со спокойной душой возвращаться по известной дороге назад. Да ну, бред, самому смешно.
Какая–то дурацкая ситуация. Принести цветок я могу, а объяснить, как это сделал, не получится. Ребята и так на меня косятся, рано или поздно количество странностей превысит некий порог и появятся вопросы, на которые я пока не могу дать ответов. И тогда… Тогда нам придется расстаться.
Сердце сжало тоской: нет, этого я не хочу. Вот не хочу, и точка! Открыл чат, сообщение Глебу висит непрочитанным. Странно.
Ну да ладно, солнце вон уже клонится к закату, а нам бы сегодня хоть сколько–нибудь пройти. Чувствую, завтрашняя дорога будет долгая и непростая. Пора мне возвращаться.
Глава 29 Идем на восток
– Фес!
Я аж вздрогнул, явственно дернув плечами и полуобернулся на источник звука.
– Спокойно, это я.
Из–за ближайшего дерева вышагнул Руслав. В лесу царил полумрак, а зеленая рубаха и штаны неплохо маскировали на фоне растительности. Надо бы и мне такие же, а то хожу в светлом и с вышивкой, как какой–то лубочный крестьянин.
– Тебя караулю, чтоб мимо не протопал.
– Спасибо. Честно говоря, я уж и сам подумал: как найдемся? Нельзя на карте метку поставить?
– Можно, но только для участников группы.
– Понятно. Аня где?
– Платье зашивает, – подмигнул Руслав, – поминая недобрым словом одного сексуального маньяка. Пошли, надеюсь, уже закончила.
Я вздохнул, скрипнув зубами: блин, сколько мне теперь оправдываться?!
Приземлился там же, где взлетал, предварительно осмотрев тропинку. Движения не заметил, но все же по лесу шел осторожно, прислушиваясь на каждом шагу. Как и договорились, спускался точно под девяносто градусов к тропинке от точки разлома. Честно говоря, если бы не встроенный в интерфейс компас, вряд ли бы выдержал азимут: лес хоть и хвойный, но с разросшимся подлеском. Тем не менее вполне мог промахнуться, если бы Рус не расслышал топот моих сапог. Вот тебе и «крадучись»!
Вдвоем вышли к временной стоянке. Анахита, снова в платье, перебирала содержимое лекарской сумки. Пошутил, что в рубашке она выглядела значительно лучше и предложил вообще выкинуть платье. Как в пустоту… Хм…
– Держи, – протянул ей цветок.
– Спасибо, конечно, – не поднимая глаз, девушка кивнула и рефлекторно упаковала его к остальным.
У меня создалось впечатление, что она с трудом сдерживает слезы. Уставился в спину Руса. Тот сосредоточенно разглядывал кольчугу. Чего там разглядывать? Не знаю скилл нашего воителя в починке доспехов, по мне так проще в переплавку. Блин, мы кого–то хороним?
– Так, послушайте, пожалуйста, меня.
Две пары глаз выжидательно уставились.
– Давайте исходить из того, что нас ищут. С этим согласны?.. Хорошо. Кроме того, ты, Рус, говорил, что про орков надо сообщить?
– Да, это слишком серьезно. Они никогда так далеко на юг не забирались.
– О'кей, о'кей, – я выставил перед грудью руки, ладонями вперед, – я тебя услышал. То есть нам надо на южный отрог, ведь это ближайший пост стражи?
– Да, Фес, но я тут подумал, что именно на пути туда нас и будут искать…
– О как! Мы, похоже, думаем одинаково, – перебил я парня, – и куда, по–твоему, тогда нам лучше рвануть?
– Ну… места здесь глухие, малоосвоенные… – Руслав тянул кота за хвост, – к тому же боеспособность наша теперь совсем аховая. Он развел руками и продолжил: – В общем… я думаю, надо двигать прямиком в Коровий Холл. Это долго, но более безопасно!
Да уж, наконец–то разродился.
– Без дорог по лесу мы туда и завтра не доберемся. Добавь всякую живность, что в лесах должна водиться… Хочешь мое мнение? Плохая идея, – я скривился, как от лимона.
– Тогда пост южного отрога, – парню вроде как даже полегчало от определенности.
– Хорошо, Феникс, значит, идем на южный, – заявила эльфийка. Она перекинула лямку сумки через голову и добавила: – Я, в принципе, готова.
– Пять минут, ребята, и идем, – парень ускорил сборы.
– Погоди, Рус, я недоговорил, – я обвел взглядом попутчиков. – Нам на южный, так? Мы на северном, так? Нам по–любому нужно крутануть половину длины окружности. Так почему бы…
– Назад дорога уже хоженая, – перебил Руслав.
– Но как раз там–то нас и будут искать, – отпарировал я. – Послушайте, я смотрел сверху, в открытую орков не видно. Лес впереди труднопроходимый. Северо–восточный отрог короткий, но я предпочту обойти его по большой дуге. Тем не менее это реально. Рус, ты же сам говорил, что лес – это непривычная среда для орка, и нам останется только незаметно залезть на восточную оконечность. Но это оставьте мне.
– Что думаешь? – после некоторого раздумья, в течение которого несколько раз переводил взгляд с меня на Анахиту и обратно, воин наконец обратился к девушке.
– Русик, если пойдем назад, квест не завершится. Уже сорванная трава не будет храниться вечно. Пока соберем новую… если соберем, Снорри умрет. Если он умрет, цепочка заданий прервется, и когда я смогу получить новую?.. Не знаю, – эльфийка, с виду спокойная, говорила ровным, ничего не выражающим тоном. – В общем, если есть хоть малейший шанс закончить квест, я пойду хоть в лагерь всей орочей армии.
Но я представляю, что творилось у нее в душе! Теперь две пары глаз уставились на воина. Тот пожал плечами:
– Ну значит, идем к восточному отрогу.
***
И вот мы шагаем по лесу. Северный отрог обогнули, держа его вершину в поле зрения, сквозь кроны деревьев. Когда Руслав поинтересовался, не посмотрел ли я сверху, на месте ли часовой, я соврал, что с вершины площадка не проглядывается. И мысленно обозвал себя ослом, уж дать круг над краем я мог бы. Впрочем, это с дивана мы все такие умные.
Теперь шли по азимуту, в расчете выйти чуть севернее восточного отрога, и из леса его осмотреть.
– Сильно снаряга пострадала? – меня начало раздражать молчание попутчиков, топали мы уже около часа.
– Сулицы в хлам, и щит пришлось бросить – прочка кончилась, – начал перечислять Руслав, тащивший теперь орочий щит и одно из копий серокожих, – шлем меньше пострадал: к счастью, нет у них ни мечей, ни палиц.
– Интересно почему?
Руслав хмыкнул:
– Насчет палиц согласен, странно. А что касается мечей, так это только писатели всякой фентезийщины насыщают ими какие–то отсталые народы. У разрабов нашего мира явно были неплохие консультанты.
Взглянув на мою вытянувшуюся физиономию, усмехнулся:
– Ну откуда полудикий народ, живущий в северных горах, где по легенде никаких месторождений, возьмет железо? Обрати внимание, у них даже металлические детали встречаются очень редко. Ты не заметил, у четверых из напавших наконечники копий были каменные.
Я против воли покосился на копье парня:
– Да, взял это, потому что наконечник металлический, – заметив мой взгляд, пояснил Рус, – так еще и пластинки в их замечательных безрукавках роговые. А при такой редкости металла откуда такая роскошь, как килограмм–полтора отлично выделанной стали?
Теперь очередь хмыкать пришла мне. Никогда не задумывался!
– А что с кольчугой?
– Плохо, – парень вздохнул, – фактически уничтожена, с моим уровнем ее не починить. Теперь это двенадцать килограммов металлической проволоки. Считай, я остался без брони на тело.
– Слушай, а почему ты не взял одну из орочих безрукавок?
– У них? Как это? – Рус даже пальцами пощелкал, слово забыл. – Короче, их другая раса надеть не может. В слот не поместить, только в инвентарь. Продать, конечно, можно, берут хорошо, но не тащить же ее отсюда?
– Кольчугу же тащишь!
– Фес, эта кольчуга стоит… стоила как десяток безрукавок, если не больше. Положу пока в Личной Комнате, как накоплю – отдам в починку: это всяко дешевле, чем новую. Прости, но я, как ты, швыряться сотнями золотых не имею возможности.
Мне показалось, или он метнул взгляд в сторону сосредоточенно бредущей девушки? Ладно, не буду лезть в их отношения. Но от ответной реплики не удержался:
– Знаешь, я тоже такой возможности не имею. На траве много не заработаешь.
Дальше, вплоть до остановки на ночевку, мы шли молча.
Шли до темноты, остановились только тогда, когда сгущавшийся сумрак оставил не более метра для обзора. Еще миг – и ночь зальет все вокруг непроницаемой тушью. На мой взгляд, этот момент в игре – перебор, никогда даже в лесу не встречал такой непроницаемой темноты. Но зато антуражненько. Обустраивались уже на ощупь, огонь решили не зажигать. Конечно, по идее мы в лесу и орки далеко, но, как говорится, береженого бог бережет. Ну а не береженого – орк стережет. Судя по карте, мы почти прошли траверз северо–восточного отрога, но долина здесь понижалась, а с верхотуры должно быть видно далеко. Коллективно согласились, что костер в такой ситуации не лучшее решение. Наскоро погрызли сухари, я поделился сушеным мясом и сыром, и стали укладываться спать. Подъем ранний, дежурства распределили как обычно – я под утро. Пожелав спокойной ночи, завернулся в плащ и нажал выход.
***
Крышка кокона, поручни, разминка. Перекинул ноги через край кокона, прислушался к ощущениям в теле. Интересно, и как к такому привыкнуть? Сегодня я много летал, много ходил по пересеченке, – в общем, день получился насыщенным. И что? Да, моя нервная система потрудилась на славу, я чувствую себя опустошенным, как хорошо отжатая тряпка, но вот мышцы… Конечно, после четырнадцати часов лежания тело плохо слушается, в мышцах слабость, но это не идет ни в какое сравнение с тем, каким я возвращался с тренировок, особенно зимних! Опять накатили воспоминания…
Сначала всей толпой в глубоком снегу мы выкапывали «взлетную полосу» – площадку метров тридцать–сорок длиной и не уже размаха крыльев дельтаплана для разбега. Потом наступала очередь троса – неотъемлемой части лебедочных полетов. После каждой затяжки его нужно возвращать на старт, чтоб прицепить следующего пилота. Для этих целей в клубе была мотособака – гусеничная штука со слабосильным китайским движком. Она постоянно застревала в сугробах, нужно было спрыгивать и шагать рядом в снегу по колено. Иногда витой синтетический трос вмерзал в снег, тогда приходилось возвращаться и выдергивать.
И вот моя очередь лететь: стойки на плечи, трос зацеплен за подвеску. «Готов?» – «Готов!» —«Тяга пошла!» Трос тащит за грудки, стараюсь изо всех сил успевать переставлять ноги. Иногда трос тормозится о снег, тяги не хватает. Тогда разбег затягивается, очищенный участок кончается, и я мчусь, как лось по глубокому снегу, ожидая, что же произойдет раньше – крыло наберет скорость или я в конце концов споткнусь.
Наконец–то отрыв! Чувствую, как трос поднимаясь вслед за мной, освобождается из снежного плена, лебедке все легче тянуть, тяга нарастает – и вот я возношусь над заснеженным миром. Горизонт убегает в стороны. Где–то вдалеке крошечные машинки ползут по тонкой темной ленте асфальта; лес, с земли такой далекий, оказывается совсем рядом. Из–за ближайших домиков коттеджного поселка, примыкающего к полю, выступают следующие участки. Взгляд выхватывает опустевшие по зимней поре дворы, заснеженные качели, круги и овалы бассейнов, скелеты парников.
Но вот верхняя точка подъема. Взглядом успеваю заметить, как где–то на горизонте проступают высотки далекого города, а трос еще немного, и станет тянуть вниз – блок почти под мной. Отцеп! Высвобожденная синтетическая нить резко сжимается и улетает вниз, весело маша на прощание большой красной тряпкой, прицепленной для облегчения ее поисков на земле.
Если прошляпил, не зажал ручку перед отцепом и дельт еще в наборе, то, лишенный тяги, он подвисает на какие–то мгновенья, заставляя сердце ёкнуть, а воображение – представить беспорядочное кувыркание вниз. Но вот кивок носом, разгон, и я в свободном полете! Взгляд на прибор: четыреста, ну максимум пятьсот метров. Для активной лебедки неплохо.
Взгляд привычно обегает ориентиры: вон ЛЭП. Проводов на фоне земли, как обычно, не видно, но вижу мачты и знаю – туда не надо! Жареные дельтапланеристы – плохое блюдо для всех. Вон дорога, где мы побросали свои машины. А значит, где–то рядом старт, до которого от машин тащили все свое барахло. Потоков нет – зима, над заснеженным полем ничего не держит, лечу прямиком к старту.
Чем заняться? Можно постараться максимально экономно расходовать высоту, все развороты – блинчиком, и тогда смогу провисеть минуты три–четыре. А можно, разогнавшись в пикировании, быстренько скрутить пару спиралек–восьмерок, – и все, на посадку.
На посадку захожу по–самолетному – по «коробочке», как говорят. Сначала тяну обратным курсом по отношению к направлению старт–посадка, по ветру и немного в стороне. Взгляд бегает между приближающимся справа стартом и надвигающимся прямо в лоб лесом. Блин! Опять старт почти от деревьев, а все жадность – лишние метры затяжки. Значит, предпоследний, третий поворот у деревьев, за них залетать нельзя: учебный крыл медленный, если придет усиление ветра, я против него не пробьюсь и буду гнездиться прямо на макушки, приятного мало. Сыграть могу дистанцией между третьим поворотом и четвертым, так чтобы при выходе из четвертого оказаться на пятнадцати–двадцати метрах высоты. Тогда, учитывая довольно крутую глиссаду учебного крыла, плюхнусь как раз на старте. Вот и деревья, кренюсь вправо, ручку от себя, аппарат бодро ввинчивается в поворот. Ну да, это учебный, в крене он сыпется, то есть быстро теряет высоту. Выхожу из поворота, подо мной восемьдесят метров – это много, до четвертого всю высоту не растеряю. Слегка подныриваю, разгон–торможение. Старт уже справа, кручу четвертый разворот, выход. На прибор смотреть некогда, взгляд прикипел к точке выравнивания, но по ощущениям получилось! Все, я в глиссаде, доворот против ветра, ноги вон из кокона подвески – пора в вертикальное положение переходить. Перехват за стойки, ноги болтаются снизу, готовлюсь встречать поверхность. И в этот момент краем глаза замечаю, как колдунчик–ветроуказатель, стоящий у старта, безвольно опадает. Ветер выключили! Меня ничего не тормозит!
Подомной проносится «взлетка», начинаю удаляться в поле, а скорость все еще велика. Вот блин! Наконец лицом ощущаю, что скорость упала до нужной, стойки толчком от себя, срыв. Буквально останавливаюсь в воздухе, но носки моих ботинок почти касаются поверхности снега. Хр–р–русь! Вертикально пробиваю тонкий наст и проваливаюсь в глубокий сугроб. Сел!
Разворачиваюсь, стараясь не зацепиться консолями за снег. Вот зараза, все–таки перелетел метров сто! От старта что–то кричат, машут руками в сторону. Чего? Ах ты ж, я же сел прямо по линии затяжки, на старте уже следующий пилот ждет, пока я ему освобожу место! Почти бегом… ну как бегом? Проваливаясь выше колена в снег, цепляя сугробы ручкой трапеции и консолями, стараюсь быстро–быстро освободить взлет: по–крабьи перемещаюсь в сторону шагов на тридцать. В конце без сил валюсь в сугроб. Достаточно. Теперь, чтоб стартующему угодить в меня, надо крупно накосячить.