– Интересно получается, – Семён остановился перед дверью, ещё раз оглядел заинтересовавший его герб и решительно постучал бронзовым кольцом, торчащим из пасти льва, который своей оскалившейся мордой-улыбкой украшал дубовую входную дверь.
Семёна как будто ждали. Щелкнул негромко замок, и дверь открылась.
16. Рейс из Тель-Авива
Борис наклонился поближе к зеркалу и внимательно всматривался в незнакомую ему рожу. Он с детства недолюбливал ортодоксальных иудеев, их вечную погруженность в чтение Торы, отстраненность от реального мира, а главное – этот внешний вид! И вот теперь несуразная пейсатая физиономия смотрела на него из зеркала. Да-а-а! На такие жертвы его, солидного московского инженера, могло сподвигнуть только беспокойство за брата. Уже несколько часов подряд его “шестое чувство”, заключенное по иронии судьбы в “пятой точке”, многословно пророчило ему все возможные неприятности.
И всё из-за того, что он согласился на предложение Суламифь отправиться в Чехию по не вполне легальным документам – в составе группы ортодоксов, посещающих знаменитую Старо-Новую синагогу в Праге. Это самая старая в Европе синагога, построенная в незапамятные времена, в 1270 году в Пражском гетто, в Йозефове. Десяток одетых в черное мужчин, в одинаковых чёрных кипах, с одинаковыми Книгами в руках привлекали внимание окружающих только в первый момент. Потом окружающие о них забывали, и странники воспринимались уже как часть пейзажа. На это и был сделан расчет коварной Суламифь, связанной каким-то боком с организаторами данной поездки. Она раздобыла документы на имя Баруха Левина, притащила соответствующий прикид, а легкий макияж завершил дело.
Борис старался не думать о том, что за нелегальное пересечение границы вполне может получить срок. Вероятно, недавние события с покушением и стрельбой несколько раздвинули рамки его жизненного опыта.
Тяжело вздохнув, Борис умылся и, взяв с полочки ужё надоевшую ему книгу, вышел из самолетного сортира. Направляясь на своё место в центре салона он как бы невзначай покосился на стриженую головку Суламифь. По легенде они были не знакомы и путешествовали независимо.
До посадки лайнера “Эль-Аль” в Праге оставалось около двух часов.
– Чай, кофе? – вопрос стюардессы разбудил задремавшего Бориса.
Отрешённо замотав головой, он вспомнил, что в данный момент является верующим ортодоксом, и значит надо соответствовать.
– У вас чай кошерный? – важно спросил он стюардессу.
Смуглая, красивая брюнетка в фирменном “Эль Алевском” приталенном чёрном костюме с белой блузкой и шелковым шейным платком в сине-зеленых тонах на мгновение удивлённо замерла, мол, все чаи – кошерные, а Борис продолжал играть роль ортодоксального еврея:
– Тогда мне, пожалуйста, кофе: чёрный… без молока… без сахара, а сидящий внутри Бориса москвич-пофигист язвительно добавил… и без кофе.
Стюардесса согласно кивнула головой – всё понятно. За свою лётную службу она видела много чудаков – и простых, и на букву “М”, и среди евреев, и среди неевреев. С невозмутимом лицом, с соответствующим вопросом “Чай, кофе?” она обратилась к другому пассажиру, а Борис очумело уткнулся в Книгу, запоздало соображая, как он будет пить такую кошерную гадость.
Лёгкая суматоха с раздачей напитков затянулась. Борис выхлебал невкусный и не освежающий напиток, бросил пластиковый стакан в полиэтиленовый пакет, с которым красавица стюардесса быстро прошлась по проходу между кресел, и услышал, как из скрытых динамиков салона прозвучал голос командира корабля:
– Уважаемые пассажиры, через несколько минут наш лайнер совершит посадку в аэропорту города Прага. Прошу вас оставаться на местах, не отстёгивать ремни, не вставать и не включать мобильные телефоны до полной остановки двигателей. Спасибо за пользование самолетом компании “Эль Аль”.
Борис подтянул ремень кресла, ещё раз взглянул на стриженый затылок Суламифь и вдруг расхохотался – вспомнил старый самолётный анекдот: “Контроль над самолётом потерян, самолёт падает, и командир вызывает стюардессу: Валечка, дорогая, пожалуйста, пойди и успокой пассажиров, чтобы они без паники встретили свой последний момент. Валечка поправила причёску, взяла поднос с леденцами, входит в салон и с милой улыбкой на устах выдаёт: “Ну что, пососем напоследок, покойнички!”.
– Ведь лезет же в голову всякая чушь, – Борис перестал по-идиотски хохотать, и уставился в иллюминатор.
Их лайнер уверенно шёл на посадку. Самолёт несильно встряхнуло, пассажиры захлопали в ладоши. Рейс “Тель-Авив – Прага” завершился.
17. Непонятно где (Семён)
В помещении было темно и довольно прохладно. Глаза Семёна были плотно завязаны его же галстуком, но что-то говорило ему, что света всё равно нет. Пахло сухой землей и какой-то странной пылью. Отсутствие каких-либо внешних звуков наводило на мысль о глубоком подвале. Даже, вполне вероятно – о подземелье, которыми богаты старинные чешские городки. Спрятать тут человека – пара пустяков.
На память Семёну пришел рассказ Эдгара По про бочонок амонтильядо и по спине пробежала нервная дрожь. Он ещё раз попробовал разогнуться и наконец, догадался, что сидит в каком-то массивном кресле, его руки привязаны к подлокотникам, а ноги – к поперечине у ножек кресла. В таком положении не особенно удаётся пошевелиться. Да и ноги уже довольно сильно затекли. Он окончательно пришел в себя и был огорчен, обнаружив собственную персону в столь невыгодной ситуации. А главное – Семён совершенно не помнил, что с ним произошло.
– Странно. Перегара и похмельных явлений вроде не наблюдается. Голова тоже в порядке, по ней явно никто не бил, – пытался анализировать тайный агент Охранителей, – Как же это я так попал?
Ответа на столь сакраментальный вопрос не последовало.
– Отсюда нужно выбираться, и похоже, что времени у меня совсем немного, – Семён пытался усилиями рук ослабить веревки.
Он ритмично раскачивался, напрягая и ослабляя мышцы. Массивное кресло даже не шевелилось, но путы начали понемногу ослабевать. Минут через сорок таких упражнений Семёну удалось высвободить правую руку. После этого дело пошло веселее. Первым делом он сорвал с глаз повязку и тут же убедился, что в помещении темно, хоть глаз выколи.
– Как у негра в… – ассоциация о негритянской заднице напомнила Семёну, как люди в подобных ситуациях выбирались из подземелий, – Надо, касаясь рукой, идти по одной стороне стены, левой или правой, глядишь куда-нибудь кривая и выведет. “Не догоню, так согреюсь” – терять мне нечего.
Наметив план “эвакуации”, Семён, вытянув руку, решительно двинулся вперёд и буквально через 15 шагов уткнулся в стену. Он постучал по ней кулаком, поводил рукой, поскрёб ногтём. Стена как стена, очень даже прочная. Наощупь он смог определить, что сооружена она не из кирпича, а из дикого камня. Кончики пальцев просигналили о похожей каменной кладке камина его приятеля Михаила Фиша. Всего год назад Мишка облицевал камин в своей новой квартире, и Семён очень хорошо запомнил шероховатую поверхность неполированного камня.
– Ну, что – “вперёд и с песней”, – Семён, изредка касаясь стены кончиками пальцев, вышел “на оперативный простор” и повернул направо.
Он шёл медленно, боясь на что-нибудь наткнуться. С каждым шагом в абсолютной темноте Семён прокручивал в своей голове единственный вопрос – как это он очутился в столь необычном месте, но ответа не было.
– А подвал здоровенный… Только странно, что он пустой. Ничего пока я ещё не нащупал, и никуда пока не вляпался… хотя нет, уже вляпался… попал хрен знает куда, “кус ахта, бен-зана”.
Арабское ругательство сделало своё дело. Рука Семёна наткнулась на железное кольцо, вмурованное в стену.
– Это что ещё за “хрень”? Mинотавра к нему, что-ли, привязывают? Хотя нет, тот монстр, полубык – получеловек, бегал по Лабиринту сам по себе. Mифы Древней Греции это не наш случай… У нас тут Чехия, блин, – Семён постучал кольцом по стене.
Негромкое, гулкое эхо отразилось от каменных стен и заглохло. Ничего не произошло. И вдруг, совершенно неожиданно даже для себя, Семён с силой повернул железное кольцо по часовой стрелке. Раздался тихий скрежет, и часть стены с кольцом медленно отошла в сторону. Из образовавшегося прямоугольного проёма потянуло сыростью и холодом. Семён заглянул в проём – там тоже было темно, но не настолько, чтобы ничего не видеть. Обалдевший агент Охранителей отчётливо увидел уходящие вверх каменные ступени.
– Похоже, “тут в город одна дорога”, – Семён пробормотал неумирающую цитату из кинокомедии Гайдая “Бриллиантовая рука” и осторожно вытянув вперёд обе руки, стал подниматься по ступеням.
Дюжина узких ступенек неожиданно закончилась, и Семён оказался в небольшом, но высоком сводчатом помещении, скудно освещенном откуда-то сверху синим отраженным светом.
В первый момент ему показалось, что его окружают поленницы дров, заготовленных кем-то на зиму. Но, приглядевшись в неровном свете, он с ужасом отпрянул к единственной свободной стене. В обступивших его “поленницах” были аккуратно сложены человеческие кости, кое-где перемежавшиеся округлыми поверхностями черепов.
Семён непроизвольно провел рукой по своей кудрявой шевелюре, физически ощутив значение выражения “волосы дыбом”.
И кости и черепа были тусклого серого цвета, что говорило о значительном возрасте останков. Образованные ими штабели высились выше человеческого роста. Кости и черепа образовывали мозаичный узор на отвесных боковых стенках.
– Интересно, что за эстет тут развлекался? – подумал Семён, постепенно обретая утерянное было самообладание.
Он обернулся назад и обнаружил за спиной железную винтовую лестницу, ведущую куда-то вверх. Не теряя времени даром, Семён ринулся по гулко отозвавшимся металлическим ступеням, чуть не расквасив себе нос о перила.
Сделав несколько оборотов, лестница привела его к массивной деревянной двери, из под которой явственно просачивался в помещение свежий уличный воздух. За дверью была свобода.
Семён подергал ручку – дверь была заперта снаружи. Он навалился всем телом – без результата. Толстая, вероятно дубовая, дверь даже не пошевелилась. Тогда Семён заколотил в неё руками и ногами…
Усилия Семёна не пропали даром. Через некоторое время послышались шаги и голоса. Скрежет ключа в замке показался ему заоблачной музыкой. Дверь открылась, и в лицо “пленника подземелья” ударил свет двух карманных фонарей.
– Полиция! – услышал Семён и, прикрыв ладонью глаза от яркого света, разглядел в ночи двух полицейских.
– Help me, please! I am citizen of Israel, – простонал узник.
– Как пан оказался в музее? – услышал он удивленный голос полицейского и потерял сознание.
18. Мелник – дом вдовы Франтишека Леви
– Я пекла их сама, по старинному семейному рецепту, угощайтесь, пожалуйста, – Рахиль Леви, грузная, дородная дама, с породистым носом и маленькими, но умными живыми глазами, подвинула тарелку с миндальными пирожными поближе к гостям.
Её гости, симпатичный высокий блондин в джинсовой куртке, и его спутник, коренастый, бритоголовый крепыш в “коже” вежливо кивали головами.
– Мой покойный муж, пан Франтишек, их очень любил, – вдова грустно вздохнула и стала разливать чай по красивым фарфоровым чашкам.
Глазастый блондин обратил внимание на стоящую на столе старинную сахарницу.
– Позвольте, пане Рахиль… я вижу на сахарнице герб, – и блондин серебряной ложечкой указал на стоящего, на задних лапах льва, – Он очень похож на того, который красуется над дверью вашего дома. Похоже, что эти львы из одной стаи.
– Молодой человек, – вдова не очень обрадовалась подмеченному сходству, – львы в основном живут парами. Очень редко когда они сбиваются в стаи. И всё же, я хочу уточнить, что вас привело в мой дом? История, о том, что вы из общества любителей старинной геральдики, звучит не очень убедительно.
– Пани Рахиль, это так и не так. Мы действительно из общества любителей старинной геральдики и нам вас рекомендовали, как владелицу старинного родового герба. Наше общество с удовольствием поместит ваш семейный герб в обновлённый каталог старинных гербов, который мы собираемся издать в самое ближайшее время… Всё это так, но в настоящий момент мы разыскиваем нашего товарища. Последний раз его видели здесь, у вашего дома, а потом он исчез. Вот он, – и приторно-вежливый блондин положил на стол вдовы фотографию Семёна.
– Первый раз вижу этого человека, – вдова мельком взглянула на фото и нахмурилась, – Очень сожалею, что не могу вам помочь… Надеюсь, что мои пирожные вам понравились.
Затянувшуюся паузу прервал сидевший молча бритоголовый крепыш. Он медленно достал из правого кармана куртки электронное устройство, похожее на большой мобильный телефон.
– Послушай, меня, ведьма старая. Мы тут не с конфетной фабрики. У твоего дома след нашего товарища обрывается, – он постучал пальцем по экрану, – поэтому у тебя есть одна минута рассказать нам всю правду, иначе… – крепыш спрятал в карман “телефон”, a из плечевой кобуры достал пистолет.
Затем он внимательно посмотрел на вдову, и молча стал навинчивать на ствол “Беретты” глушитель.
Блондин сочувственно уточнил, – Он не шутит. У моего друга полностью отсутствует чувство юмора. И он становится очень нервным и неконтролируемым, когда его не слушаются.
– Но я действительно ничего не знаю, – вдова завертелась на стуле, и в волнении стала вытирать выступивший на лбу пот, – Это всё так неожиданно…
– У вас даже платочек с вышитым львом, очень интересно, – блондин аккуратно забрал из рук вдовы платок, – и всё же, где наш товарищ? Я вас очень прошу, просто умоляю, рассказать нам всю правду… Не заставляйте нервничать моего друга. Он страшный человек, порой я сам его боюсь.
Вдова со страхом взглянула на крепыша, а тот, как маньяк-убийца со стажем, с удовольствием, передёрнул затвор “Беретты”.
– Ну, хорошо, только прошу вас, – взмолилась вдова, – все мои слова сохранить в тайне.
– Конечно, пане Рахиль, – блондин кивнул, – можете не сомневаться… Bсе ваши тайны останутся при вас. Как говорится – уйдут с вами в могилу.
Вдова в ужасе замерла. Казалось она перестала дышать.
– Ну, что вы, я пошутил. У меня-то с юмором всё в порядке. Вы нам рассказываете, куда исчез наш товарищ, и мы уходим. Я только в память о нашей встрече возьму ваш фирменный платочек, уж очень он мне понравился. Итак, я вас внимательно слушаю, – блондин посмотрел на крепыша, и тот убрал “Беретту” в кобуру.
– Мой Франтишек был добрым, заботливым мужем. Как говорят, даже кошки не мог обидеть. Жили мы очень дружно, но была у него одна тайна, куда он меня не допускал. От отца ему досталась старая папка с бумагами. Папка эта передавалась по наследству, от отца к сыну, из поколения в поколение. Франтишек периодически рассматривал её, изучал… Я не интересовалась – зачем мне старые бумаги. За год до смерти мужа у нас в доме появились два американца. Не знаю, о чём они разговаривали с Франтишеком, только всё закончилось скандалом… Муж их выгнал. Никогда я не видела его в таком взбешённом состоянии… как будто это не мой Франтишек, такой спокойный и застенчивый, – вдова вздохнула и отпила из своей чашки немного холодного чая.
– А потом мужа нашли мертвым в лесу около Троллей, – глаза вдовы вновь наполнились слезами.
Молодчики, видимо, решили, что старая женщина заговаривается со страху. Они переглянулись и сбавили тон.
– Пани, пожалуйста, ближе к сути, – поторопил блондин вдову, – нас не интересует ваш муж. Я допускаю, что он был достойным человеком, но меня интересует совсем другое, – и он постучал пальцем, по лежащей на столе фотографии Семёна.
– Так я и говорю, – вдова заёрзала и затеребила руками платок, – после того как Франтишек выгнал из дома непрошеных американцев, начались странности. К нам неожиданно заявился начальник местной полиции, который долго рассказывал о гражданском долге, потом зашёл на чай секретарь местного мэра…
– Где наш товарищ? Говори, ведьма, – крепыш громко стукнул ладонью по столу.
Вдова подпрыгнула на стуле, и затараторила, – Я же говорю, начальник полиции, когда уходил, обязал нас информировать о каждом незнакомце… Муж умер, я обо всём забыла, а тут звонок из мэрии – “K вам гость. Когда придёт – перезвони”. Пока гость мыл руки, я позвонила в полицию. Потом мы пили чай с моими миндальными пирожными… Вам они, правда, понравились? – вдова не получила ответа и продолжила, – Затем звонок в дверь. Я пошла, открывать, а гость оставался в гостиной. Я открыла дверь – дальше ничего не помню. Очнулась сидящей в кресле, а гостя уже нет, пропал… Вот и всё.
19. Прага (Борис и Ко.)
Придерживая правой рукой кипу, Борис задрал голову вверх и попытался определить время по знаменитым еврейским башенным часам. Часы, в соответствии с их происхождением, ходили, наоборот – “против часовой стрелки”. Хотя, в данном случае, часовая стрелка никак не могла служить точкой отсчета, так как тоже крутилась в обратную сторону вместе с минутной.
За спиной у Бориса располагалась знаменитая Старо-Новая синагога. Она так вросла в землю от старости, что окошки её первого этажа почти касались земли, а за низенькой входной дверью, выходящей в боковой переулок, были выстроены три ступеньки вниз. Внутри было темно.
– Да, – пробормотал Борис, отвлекаясь от забавных часов, – наша-то получше будет.
Он имел в виду новую синагогу на Большой Бронной, построенную в девяностых на месте Московского дома художественной самодеятельности. Современное здание из стекла и бетона с угловой башней, где в нише сверкала декоративная минора, смотрелось подлинной крепостью иудаизма, в отличие от старого строения с почерневшим фасадом и острой черепичной крышей.
Борис отстал от своих пейсатых компаньонов у входа в синагогу и теперь поджидал Суламифь, которая почему-то немного задерживалась. Вокруг, по узким извилистым улочкам бывшего гетто, сновали многочисленные туристы. Во множестве лавочек продавали картинки из местечковой жизни, глиняные фигурки пляшущих человечков в широких шляпах, серебряные миноры и другую сувенирную мелочь. Все были веселы и нарядны, в соответствии с радостной июньской погодой.
Борис с сомнением осмотрел свой черный лапсердак, коротковатые брюки, старомодные черные штиблеты и уже не вполне свежую белую сорочку. Он определенно походил на одну из глиняных фигурок, продававшихся вокруг.
– В таком виде в приличный ресторан, пожалуй, не пустят, – сокрушенно подумал Борис.
Настроение испортилось. Его не улучшило даже появление Суламифь.
– Привет тебе, странница! – грустно произнес Борис, – Ты только посмотри на меня во что я превратился. Ещё немного, я посыплю голову пеплом и удалюсь в пустыню…
– Пустыня отсюда далековато, сам не дойдёшь, – Суламифь смотрела сквозь Бориса, – но сейчас у нас другие дела. Нашёлся твой брат Семён.
– Семён нашёлся, – Борис обрадовано затанцевал, но вдруг остановился в своём жалком подобии хасидского танца, – Подожди, дорогая Суламифь, а где он потерялся? Мы же с тобой договорились делиться всей информацией.
– Ещё точно не знаю… Кажется, его похитили, а потом обнаружили в здании Музея города Мелник… Интересно, что он там ищет? – Суламифь внимательно глядела на Бориса.
– Да, да, правильно… Семён говорил мне по телефону, что собирается в Мелник, – Борис заметно волновался, но на заданный вопрос, что ищёт Семён – отвечать не спешил, – но чтобы на него напали… Сёмку так просто не возьмёшь. Он в армии в десанте служил и за себя может постоять.
– Ты так и не врубаешься, насколько серьёзная ситуация. Как ты думаешь, почему я с тобой нянчусь? – Суламифь была настроена очень решительно, – Ведь если похитили твоего брата, значит следующим можешь быть ты. Или ты думаешь, что в Чехии нет дорожных катков?
– До сих пор не могу понять, кому я помешал? – Борис удивленно разводил руками, – Но мне кажется, что ответ знает только Семён. Я печёнкой чую…
– Какой ты чувствительный, – Суламифь немного расслабилась, – Ну, ладно, пока у нас есть немного времени, давай перекусим, благо, что только тут, в еврейском квартале, можно найти кошерную еду. Вон ресторан – “У Старой Синагоги”, там обязательно должна быть кошерная кухня. Я очень проголодалась.
Суламифь взяла Бориса под руку, и вдруг резко оттолкнула его в сторону и отпрыгнула сама. Причиной оказался промчавшийся буквально в нескольких сантиметрах рычащий мотоцикл. Он неожиданно выскочил из соседнего проходного двора и устремился прямо на Бориса. Только реакция Суламифь предотвратила неминуемое столкновение.
Мотоцикл с седоком в чёрном блестящем шлеме ещё не успел, скрылся за поворотом, как Суламифь метнулась к неподвижно лежавшему Борису.
– Что с тобой случилось, дщерь моя? – вставая и отряхиваясь, сердито спрашивал ничего не понимающий Борис, – неужели это от голода?
Суламифь молча, развернула Бориса лицом к витрине маленького магазинчика чешского хрусталя, напротив которого произошёл инцидент. На уровне его пейсатой головы в витрине зияли две маленькие, аккуратные дырочки, похожие на следы пулевых отверстий.
– Теперь ты понимаешь, как тут опасно? – Суламифь выговаривала Борису, а сама внимательно осматривала улицу, – Да, дорожных катков у них нет, но зато мотоциклов навалом.
Борис оторопело таращился на простреленную витрину.
– Странно… О том, что мы в Праге, никто не знает – я ведь нелегальный израильский ортодокс, – Борис постепенно приходил в себя и вновь принялся скептически осматривать свою одежду.
После плотного знакомства с пражской мостовой она приобрела уже совсем нетоварный вид.
– Мне кажется, что тебя принимают за брата, Семёна. В отличие от нас, он разгуливает по всему миру совершенно открыто, и вычислить его не составляет труда. Теперь очевидно, что твой брат влез в очень неприятную историю, а так как вы близнецы, то ты принимаешь на себя часть его проблем. Покушение на тебя и похищение Семёна очень близки по времени, а это может означать, что действует не одна команда, а несколько. Отсюда и накладки. Нам надо срочно встретиться с Семёном. Берём машину и немедленно гоним в Мелник, – Суламифь решительно развернулась и потащила Бориса в сторону Нового города.
20. Лос-Анжелес –
Офис компании “Коган энд Коган Энтертейнмент”
– Мне не звонили из Праги? Я жду звонка. Важного звонка, – Марк Коган резко открыл дверь комнаты, одновременно задавая вопрос.
Сидящий на стуле Соломон Коган, младший брат и младший компаньон, вздрогнул от неожиданности и уронил газету. “Los Angeles Times,” ежедневная газета города Ангелов, медленно спланировала на пол.
– Напугал ты меня, братишка, – заворчал Салли, – Никак не могу привыкнуть к твоим появлениям. Настоящий кот.
– Боишься? Значит, совесть нечиста, – Марк, усмехаясь, плюхнулся на вертящееся кресло и вновь обратился к брату, – Не в службу, а в дружбу, плесни виски. Надо расслабиться, я что-то устал.
Младший брат, подошёл к стоящему в углу комнаты низкому бару, бросил в стакан пару кубиков льда и налил туда выдержанный 18-летний “Glenlivet”.
– Может ещё минералочки и сэндвич? – Соломон поставил перед братом стакан с янтарным напитком.
Марк с удовольствием отхлебнул виски, вздохнул:
– Нет, спасибо, Салли. Дождёмся звонка и потом уже основательно перекусим.
– А что это за звонок? Чего ты так дергаешься? – осторожно задал вопрос Соломон.
– Помнишь, два года назад мы были в Чехии, в городе Мельник, в гостях у пана Франтишека? – Марк ещё раз отхлебнул виски.
– Как-то не очень, – “младший компаньон” наморщил лоб, – но кажется Франтишек довольно неприятный тип…
– Я освежу твою “девичью” память. У Франтишека Леви были старинные документы, раскрывающие тайну сорокалетного странствия избранного народа. То-есть наших с тобой предков – всех 13-ти колен. – Марк вгляделся в стеклянные глаза Соломона, – Ну, ладно, не буду тебя грузить… Главное, что эти документы передавались из рода в род, а после смерти Франтишека – пропали.
– У меня конечно с историей не очень, – Соломон встал со стула, пошел в угол комнаты к бару, и налил себе виски, – Но всем известно, что Моисей водил еврейский народ по пустыне, а колен было двенадцать…
– Салли, сорок лет в пустыне могут прожить только бедуины, – Марк раскрыл свой блокнот и сверился с записями, – Не выступай, а слушай старших – У Иосифа были двое сыновей: Манассия и Ефрем, которых Иаков возвёл в родоначальники двух самостоятельных колен вместо их отца Иосифа, что увеличило число колен до 13… Библию надо читать.
– Читать надо Талмуд! – произнес с нажимом Соломон, – А кто тебе доложил, что документы этого Франтишека пропали?
– Во время нашего последнего визита в Мелник, я познакомился с одним местным сержантом-полицейским, – Марк, улыбаясь, смотрел на брата, – Пока ты спал, накачавшись свежим пивом, я договорился с ним о небольшой услуге. Не задаром, конечно. Парень теперь присматривает за вдовой и её визитерами. Вот он и сообщил о некоторых неприятных событиях… Кстати о Талмуде, о котором ты так печёшься. Ты хоть что-нибудь о нём знаешь? Или просто так, как обычно, трындишь? – Марк даже не надеялся получить ответ. Он слишком хорошо знал своего младшего брата, – Ну, тогда давай я тебя немного просвещу. У меня есть пара минут…
– Ты знаешь… во всяком случае, наверно слышал, что Б-г через Моисея передал евреям Тору, свод законов. В своём ревностном желании как можно полнее выполнить всё, что там имелось, мудрецы Израиля в течение веков толковали и комментировали Тору. Некоторые вещи были не совсем понятны… их обсуждали, о них спорили… мнений было много. Так вот, все эти дискуссии, объяснения, выводы, комментарии передавались устно от учителя к ученику. Со временем человеческая память уже не могла вместить этот материал и возникла необходимость записать его. Вот так и возник Талмуд, Устный закон.
– Понятно… – Соломон пожал плечами, – Ещё одна Священная книга, “not a big deal”.
– Да, вот как раз Талмуд и есть “big deal”, из-за которого на евреев все и наезжают. Пророки не переставали твердить истину, что Б-г избрал народ еврейский, дабы сделать из него “избранный народ” и соответственно подобное величие отражено в Талмуде. Часть заповедей там просто расистские. “Ку-клукс-клан” отдыхает. Я не шучу, всё это правда. Один аббат, доктор богословия, употребил 10 лет на полную проверку Талмуда. А после проверки издал эту “Священную книгу” и пообещал вознаграждение в 10.000 франков всякому, кто докажет, что, хотя бы одна из цитат, содержащихся в книге, не верна. С того времени прошло двадцать пять лет, этот Талмуд был распространен в десятках тысяч экземпляров в Бельгии, Франции и Германии. Многие из раввинов прочитали его, и несмотря на жажду наживы, столь свойственную нашим “родичам” никто не рискнул испробовать выиграть эту премию, доказав ложность хотя бы одной приведенной ссылки.
– Ну, и что же там написано? – Салли явно заинтересовался.
– А то, что евреи лучше всех, – Марк опять раскрыл свой блокнот, – Вот, слушай: “Слова Талмуда более сладки, нежели слова завета, и, следовательно, грехи против Талмуда более тяжки, нежели против Библии. Не должно иметь общения с тем, кто имеет в руках Библию, а не Талмуд… Сын мой, относись с большим вниманием к словам раввинов, чем к словам Завета. Кто не исполняет слов раввина, достоин смерти…”. Ты представляешь, как это звучит для неевреев?
Соломон молчал, и только таращил глаза, а Марк, поглядывая в свою книженцию продолжал:
– Вот тебе ещё пример: “евреи более приятны Б-гу, нежели Ангелы, так что дающий пощечину еврею совершает столь же тяжкое преступление, как если бы он дал пощечину Божьему Величию, почему гой, ударивший еврея, заслуживает смерти. Это постановление справедливо, – утверждает Талмуд, – ибо бесспорно существует различие между всеми вещами; растения и животные не могли бы существовать без попечения о них человека, и подобно тому, как человек превосходит животных, так евреи превосходят все народы на земле. Эти последние ничто иное, как семя скотское, так что, если бы евреев не существовало, не было бы благодати на земле, ни луча солнца, ни дождя, и люди не могли бы существовать… Еврейский народ достоин вечной жизни, а другие народы подобны ослам… Вы все евреи, вы люди, а прочие народы не люди, так как их души происходят от злых духов, тогда как души евреев происходят от Святого Духа Божьего…”.
– Всё, хватит! – запротестовал Соломон, – Не хочу я больше слушать этот бред… ближе к делу.
– Нет, нет, слушай… ты же вякал про Талмуд, – и Марк продолжил, – “Если еврей имеет тяжбу с неевреем, то вы дадите выиграть дело вашему брату, и скажете чужестранцу: так требует наш закон! Но если никаких поводов к выигрышу дела евреем не имеется, то надо надоедать чужестранцу всякого рода интригами и этим добиться, чтобы еврей дело выиграл…”. Только одного этого вполне достаточно, чтобы евреям во всём мире был закрыт доступ к судебным и административным должностям. Ну, что, достаточно?
– Вполне… Давай, наконец, уже по делу… Вернемся к нашим бара… ну, то-есть к чехам! – Соломон старался прервать неуместную дискуссию о Талмуде, – Что бы там, в Мелнике, ни происходило – все права у нас. Проект находится в стадии подготовки. Деньги есть. Продюсер в детали не лезет. Расслабься, братец! Мы с тобой люди искусства – с нас взятки гладки.
Он сделал немалый глоток из прямоугольного стакана и открыл резной ящик для сигар, стоящий на низком столике около кресла. На крышке ящика засветился датчик влажности и температуры. Достав толстую короткую сигару, он обрезал ее специальной серебряной гильотинкой и, раскурив сигару от спички, с удовольствием закутался в сизое облако душистого дыма.
– Контрабандой балуешься? – Марк заметил полное отсутствие какой-либо маркировки на сигаре брата.
– Обижаешь! Я патриот! – возмутился Салли, – Это кубинские эмигранты на Ки-Вест делают. От настоящих – не отличить. Ручная работа.
– Ну-ну, – покачал головой Марк, – так я продолжу, с твоего разрешения… Мой сержант выяснил у вдовы, что Франтишек считал себя потомком Рабе Лёва, того самого пражского раввина, что изобрел глиняного Голема. Якобы этот раввин был очень образованный человек и обладал древними знаниями из каббалы. Каббалой, кстати, наша Мадонна увлекается. Только древних знаний там уже – “кот начихал”. Зато в семнадцатом веке – это была наука! А глиняный Голем для раввина был так, мелкой поделкой. Он и стального мог сделать, но времени не было – горожане к погрому готовились. Так вот, у Рабе Лёва хранились старинные манускрипты. Особенный, секретный экземпляр Торы, где было сказано, куда Моисей увел евреев… Утерянный 151-й псалом… и ещё много-много интересного… Ты сам знаешь – в сценарии об этом всё есть.