Czytaj książkę: «Винтер 39. Нулевые», strona 2
Класс засмеялся, и Скворцова Лера тоже.
Киля посмотрел на класс, на Апачу, на меня, задержался взглядом на Лере, взял в руку мел и спокойно подошёл к доске.
– На ленту транспортёра, перпендикулярно направлению её движения, соскальзывают консервные банки. Путь банки по ленте… – диктовала Апача условие задачи.
Киля стоял за спиной учителя, всё яростнее сжимая мел в своей руке. Напряжение в классе нарастало. Было видно, что Киля совсем не собирается решать задачу. Апача тоже ощутила что-то неладное, и как только она оторвалась от учебника с условием задачи и обернулась к доске, Киля заорал на весь класс:
– А вот так ваш Джордано Бруно может!!! – крикнул он и в одно движение запрыгнул своими белыми кроссовками на подоконник окна.
Не успели все мы опомниться, как Киля уже летел вниз, прыгнув в открытое окно класса.
В воздухе снова повисла гробовая тишина. Бледная Тамара Викторовна молча подошла к окну, посмотрела в него, и пытаясь не поддаваться панике без единого слова быстрым шагом вышла из класса.
В директорском кабинете, что был на первом этаже нашей школы, царила атмосфера дружбы и немного веселья. Ольга Петровна и Константин Петрович, сидя за столом, громко смеялись, пили чай с бергамотом и немного «Рижским бальзамом». Инспектор пожарной охраны – Павел Егорович – ходил перед ними и, эмоционально жестикулируя руками, рассказывал о подвигах своей профессии:
– Огонь всюду стеной, тут горит, там горит, а руководитель пожаротушения мне вдруг и говорит, бросила она меня, бросила, женщины глупы, но кроме телеведущей Дарьи Златопольской, а кругом огонь и …, – произнес Павел Егорович, но, так и не смог довести смою мысль до логического завершения, так как с криком, за окном, приземлился Киля.
Прыжок с третьего этажа школы обошелся Киле сравнительно легко. Приземлившись на клумбу с цветами, он всего лишь сломал ногу. Однако, его подвиг ещё долго обсуждался в ученических кругах. Что послужило истинной причиной Килиного поступка осталось неизвестным. Быть может, мальчик не смог стерпеть насмешек всего класса над собой, или такими действиями он хотел проучить Апачу, но мне почему-то кажется, что своим прыжком Киля просто хотел привлечь к себе внимание самой красивой девочки класса, за которой все мы пытались ухаживать, и которая, ни на кого из нас никогда не обращала никакого внимания.
4. ОПЕРАЦИЯ «ТОТАЛИЗАТОР»
Школьные дни шли своим чередом, беспощадно уничтожая отрывной календарь моей рудиментарной жизни. Всё было, как всегда. В длинных крашеных коридорах шумели первоклассники, а за кирпичным углом спортзала, с кое-где отбитой на стенах штукатуркой, старшеклассники дымили карамельными сигаретами «Винстон». Сложившуюся гармонию привычных серых будней нашего общеобразовательного учреждения нарушила завуч Зарецкая, вдруг вспомнившая о переоборудовании компьютерного класса, которое началось ещё в прошлом учебном году, но так и не завершившееся к началу этого учебного сезона.
– Класс информатики совершенно пустой, – сказала Зарецкая, гордо встав в полный рост во время очередного педсовета. – Старые ламповые компьютеры, согласно предписанию свыше, мы демонтировали по санитарным соображениям, а новых машин у нас до сих пор нет.
Зарецкая подняла указательный палец своей правой руки вверх и пристально посмотрела на директора школы – Константина Петровича, что восседал во главе стола перед собравшимися сотрудниками в своем раритетном кожаном кресле с облезлыми подлокотниками. После услышанных слов, директор, в свою очередь, не менее пристально посмотрел на завуча Зарецкую, а затем задумчиво перевёл свой взор в сторону окна. За окном природа откликнулась на ход мыслей Константина Петровича, и сентябрьский ветер своим порывом моментально сорвал остатки жёлтой листвы с крохотной осинки, притаившейся на школьном дворе, чуть в стороне от размашистых зарослей дикорастущих кленов.
Собрание учителей накрыла атмосфера абсолютной тишины, которую нарушила завуч Зарецкая, громогласно продолжив свой монолог:
– Педагог Зоя Семёновна жалуется на невозможность проводить уроки по информатике, – сказала Зарецкая, – по этому важному и нужному для ребят предмету. После окончания школы наши ученики на вступительных экзаменах в городские техникумы, и ВУЗы просто не смогут конкурировать с другими выпускниками области. Вы это понимаете, Константин Петрович?
Константин Петрович, сохраняя олимпийское спокойствие, встал со своего директорского кресла, неспешно заложил руки за спину и задумчиво подошёл к окну кабинета. В воздухе снова повисла тишина. После возникшей минуты молчания Константин Петрович развернулся лицом к педсовету и, обращаясь непосредственно к завучу Зарецкой, спокойно произнёс:
– Все деньги, предназначавшиеся на переоборудование кабинета информатики, ушли на покупку фасадной акриловой краски, а эта штука, смею вас заверить, совсем не дешевая.
– И что вы теперь предлагаете? – ни без ехидства спросила Зарецкая у директора.
К такому абордажу Константин Петрович теперь уже явно был готов. Он отошёл от окна, сел в своё кожаное кресло и ещё более спокойным тоном произнёс:
– Будем проводить уроки информатики без использования персональных компьютеров, – произнес Константин Петрович.
– Как вы себе это представляете? – возмутилась Зарецкая.
– Пусть ученики пишут алгоритмы программ на листках в клеточку, – произнёс Константин Петрович, – а затем сдают их на проверку учителю. Зоя Семёновна будет проверять эти работы, как любые другие, письменные, и ставить соответствующие оценки. Вот и всё.
Зое Семёновне роль суперкомпьютера явно по вкусу не пришлась. Даже в советское время на своих уроках она использовала перфокарточную технику, и поэтому теперь, на рубеже нового тысячелетия, на фоне того, как персональный компьютер уже шагал семимильными шагами по всей планете, по интеллигентному робко учительница решила протестовать. На первом нашем уроке информатики, когда, согласно программе обучения, мы должны были знакомиться с устройством персональной ЭВМ, Зоя Семёновна отвела всех нас к единственному существующему на тот момент в школе компьютеру, что находился в директорском кабинете, и на его примере объяснила новую тему урока.
В тот раз Константин Петрович послушно впустил нас в свои апартаменты, но из такого внезапного визита он всё же сделал соответствующие выводы, и уже второй наш урок информатики потерпел полное фиаско. Зоя Семёновна, как и в первый раз, привела весь наш класс к директору, но его кабинет вдруг оказался теперь закрыт на ключ.
– Константин Петрович уехал в центр по административным вопросам, – сообщила нам худосочная секретарша директора, что сидела за столом перед его кабинетом и медленно наносила тоненькой кисточкой чёрный лак на один из длинных ногтей своей левой руки.
Зоя Семёновна не сдавалась, и на следующем уроке информатики мы снова навестили директорский кабинет.
– Уехал на семинар по вопросам образования, – спокойно ответила секретарша, в этот раз уже докрашивая ноготь на другой своей руке.
Каждый урок информатики Зоя Семёновна предпринимала всё новые и новые попытки проникнуть к директорскому компьютеру, но все они одна за одной терпели крах. Несмотря на все усилия, кабинет директора по-прежнему оставался неприступным бастионом, а сам Константин Петрович всё время находился в разъездах и всевозможных полезных общественных нагрузках. Постепенно учительский энтузиазм сошёл на нет, а для нас, сельских учеников, словосочетание «персональный компьютер» превратилось во что-то далёкое и неизведанное, подобно полёту Гагарина в космос в 1961 году.
Нет, конечно, мы знали, что где-то есть такой американский гражданин Билл Гейтс, который покорил весь мир со своим «Windows», знали, что началась эпоха интернета, но всё это было где-то там, далеко, а мы были где-то здесь, на окраине родины, в приграничной полосе, среди камышовых зарослей залива, кустов низкорослого боярышника и нескольких километров до железнодорожной станции с надписью «1317 километр».
Обычно во время школьных контрольных по информатике мне всегда приходилось решать сразу два варианта задания: один – для себя, другой – для моего товарища по прозвищу Медведь. Но в этот раз я справился лишь наполовину. Результаты оценки моих знаний не заставили себя долго ждать. Зоя Семёновна проверяла контрольные работы мгновенно. Она брала в руки сданный ей на проверку тетрадный лист в клеточку, бросала свой острый взгляд на алгоритм программы, что был на нём изображён, затем смотрела на фамилию ученика, и громогласно на весь класс произносила оценку.
Когда дело дошло до работы Медведя, которую легко можно было опознать по пауку, нарисованному на оборотной стороне листка, символу электро-панк группы «THE PRODIGY», что весь урок мой друг дотошно выводил вместо алгоритма контрольной.
– Это вообще что? – спросила Зоя Семеновна у всего класса, и покрутила в воздухе пустой листок с изображённым на нём насекомым.
Медведь, предчувствуя беду, вжался в парту.
– Это что? – переспросила Зоя Семёновна, на этот раз обращаясь уже не ко всему классу, а конкретно к Медведю.
– Это мозг Медведя, – пошутил с последней парты Киля.
Класс дружно взорвался смехом, а некоторые ученики даже стали показывать на Медведя пальцем. Реакция на слова Кили не заставила себя долго ждать. Своей длинной ручищей, прямо за соседнюю парту, Медведь отвесил говорливому однокласснику звонкую оплеуху. Класс замер в ожидании, а Киля вскочил из-за своей парты и бесстрашно рванул с кулаками на обидчика. Я вклинился между воюющими сторонами, и уже через минуту все мы дружно были выставлены в коридор Зоей Семёновной.
В коридоре Киля, прислонившись спиной к крашеной до середины зеленой стене, произнёс:
– Вот ты нервный, – сказал Киля, адресовав свои слова Медведю.
– За языком своим следи, – насупившись, ответил ему друг.
– Заверни клюв, тормоз, – язвительно сказал Киля.
Подобная перепалка продолжалась ещё пару минут, ровно до того момента, когда Медведь снова не выдержал и опять рванул к Киле, чтобы учинить над обидчиком физическую расправу, в которой он явно превосходил своего оппонента. Однако Киля не растерялся: он отскочил от стены, раскинул свои руки в стороны, подобно крыльям аиста, и начал изображать кумира нашего общего детства, героя боевиков – Брюса Ли. Мне ничего не оставалось, как снова превратиться в рефери и встать между друзьями.
– Вы запарили! – попытался притормозить я обоих товарищей. – Хватит уже!
– Я спокоен, задачи по информатике решать умею, – съязвил Киля.
– Что ты там умеешь? – обиженно ответил Медведь. – Умеет он, сопли распускать, малахольный.
После этих слов уже Киля зачем-то бросился с кулаками на Медведя, но тут же осознал, что его шансы против рослого противника не равны, отступил, обратившись в бегство, но тут же врезался в завуча Зарецкую, мирно шагавшую по коридору. Зарецкая из стойки на ногах перешла в партер, лежачее положение, и уже через минуту наша общая судьба сделала ещё один логичный поворот, в результате которого я, Киля и Медведь очутились в кабинете директора.
Константин Петрович, стоя у окна, молча выслушал рассказ Зарецкой о случившемся, по обыкновению заложил свои руки за спину, и посмотрел на дикорастущие клены, что самосадом наплодились в школьном дворе. В комнате возникла тишина. Поскрипывая на расшатанных стульях в ожидании решения своей судьбы, мы виновато склонили головы вниз и терпеливо принялись ждать участи.
Немного поразмыслив, Константин Петрович вернулся в себя и с философской ноткой в голосе произнёс:
– Драка возле вазона с фикусом – это не способ разрешения конфликтов, – сказал нам директор. – Правоту своей точки зрения нужно доказывать знаниями на уроке, а не кулаками. Идите, и чтобы больше такого не повторялось.
Не отрывая своих взглядов от замысловатого переплетения рисунка на красном синтетическом ковре директорского кабинета, мы, друг за другом, спина в спину, покорно вышли из помещения, и затем ещё минут пять молча брели по коридору.
– А ведь директор прав, – произнёс я, нарушив общее молчание.
Медведь и Киля удивлённо посмотрели на меня.
– В чём же? – переспросили друзья.
– В способе разрешения конфликта, – ответил я.
– Поясни? – сказал Киля.
– Почему бы вам не решить свой спор, посоревновавшись в знаниях? – предложил я.
– Это как? – спросил Медведь.
– Очень просто, – ответил я. – Ваш спор состоит в том, что каждый считает, что он умнее другого, вот и выясните это на следующем уроке информатики.
– Не понял, – пробурчал Медведь.
– Идея состоит вот в том, что перед следующей контрольной работой по информатике вы оба отдаёте мне в общий котёл ваши обеденные деньги, – произнес я, – А затем каждый из вас самостоятельно решает задачи Зои Семёновны и сдаёт их ей на проверку. Кто сдаст первым и решит всё правильно, тот и забирает всю кассу.
Киля искоса посмотрел на меня и произнёс:
– Денег мало, – сказал Киля.
– Боишься проиграть? – обратился к нему Медведь.
– Нет, просто предлагаю усовершенствовать идею Гоги, – ответил Киля.
Мы с Медведем не возражали.
Киля сразу же развёл бурную деятельность. Сначала он провёл активную рекламную кампанию грядущего поединка среди учеников, сидящих в нашем классе на последних партах, так называемых «двоечников». Затем ставки пошли и со средних парт, и лишь отличники остались безучастными к планировавшемуся мероприятию, за исключением очкарика Мамочкина, который, вопреки общей тенденции, вдруг, почему-то, решил сделать двойную ставку на Медведя. На это троечница Лаврентьева Лиза, активно симпатизировавшая Киле, ядовито заметила:
– Медведь не решит эту контрольную, даже если от этого будет зависеть его жизнь, – сказала Лиза и сделала ответную ставку в десять рублей на Килю.
Время шло, состязание было назначено на конец недели. Никогда ещё 10-В класс так не жаждал урока информатики, как сейчас. Ждали все, кроме Медведя, который при виде в моей тетрадке рейтинга ставок с каждым днём всё больше и больше печалился. Ученики класса явно отказывались верить в его силы и в основном ставили на Килю. Однако Медведь не сдавался и с упорством обречённого изо дня в день просиживал в школьной библиотеке с цветастым задачником по информатике в руках, пытаясь честно подготовиться к состязанию. Киля же, напротив, в сложившейся ситуации вёл себя крайне неспортивно и всячески пренебрегал подготовкой.
К намеченной дате все ставки были сделаны, и соревнование началось.
– Буду решать сначала твой вариант, так что не дрейфь Медведь, победа у тебя в кармане, – тихонько прошептал я другу, когда мы с ним уселись за парту.
– Я сам буду, – ответил мне Медведь.
Я немного растерялся, так как, говоря, по правде, тоже не очень-то доверял математическим способностям Медведя.
– Медведь, не тормози, – шёпотом настаивал я. – Сам ты не вытянешь.
– Я сам буду, – категорично ответил мне друг, – Я не тупой.
– Никто и не говорит, что ты тупой, просто… это… – попытался я реабилитироваться, но Медведь уже не смотрел в мою сторону, а только ближе пододвинул к себе свой одинарный лист в клеточку.
Зоя Семёновна начала диктовать условия задачи:
– Создать файл, содержащий информацию о лошадях ипподрома, – произнесла Зоя Семёновна. – Каждая запись содержит поля: кличка, возраст, жокей, количество побед и количество поражений. Требуется написать программу, которая будет выдавать следующую информацию: рейтинг побед, рейтинг поражений, возраст всех лошадей и самый результативный жокей.
Я ещё раз вопросительно посмотрел на Медведя в надежде, что тот одумается, но, увы, мой сосед сделал вид, что вовсе меня не замечает. Киля, напротив, поймав мой растерянный взгляд, подмигнул мне в ответ.
Контрольная работа, как началась, так и закончилась, и отличник Мамочкин, сидящий за первой партой перед учительским столом, по указанию педагога отправился собирать для проверки наши работы.
– Всё написал? – недовольно спросил я у Медведя.
Медведь виновато пожал плечами в ответ. Перед ним лежал беспощадно исписанный лист с задачей, которая так и не была решена.
Мамочкин взял наши контрольные и положил их в общую стопку. Проверку работ Зоя Семеновна по обыкновению откладывать не стала. В какой-то момент она добралась до листка Кили.
– Килин, – сказала Зоя Семёновна, – ну тут всё ясно. Артём, в следующий раз условия задачи три раза подряд можешь не переписывать. Одного будет достаточно. Двойка, Килин.
Весь класс недовольно посмотрел на Килю, но тот в ответ только развёл руками.
– Винтер, – произнесла Зоя Семёновна, взяв в руки мою работу. – Вижу, что писал, вижу, что не успел. Не до конца, Винтер, не до конца. Оценки у меня, как известно, только две. Какую будем ставить? Винтер?
Я молчал, а учительница продолжила:
– Информатика – суровая и точная наука…
Зоя Семёновна заглянула в следующую работу, принадлежавшую Медведю, и внимательно с ней ознакомилась. Затем опять обратилась к моей.
– Двойка, Винтер. В следующий раз будешь успевать, – констатировала учительница.
Через какое-то время очередь дошла и до контрольной работы Медведя, на которой Зоя Семёновна остановилась несколько дольше, чем на предыдущих. Проверив, на всякий случай, наличие знака электро-панк группы «The Prodigy» на оборотной стороне листка, она сказала:
– А вот Азарнов молодец, – сказала учительница. – Всё правильно решил. Ведь можешь, Коля, если захочешь. Пятёрка.
Весь класс с удивлением посмотрел на Медведя, а тот, в свою очередь, вопросительно посмотрел на меня.
В этот раз я, как и всегда, решал оба варианта контрольной, только сначала взялся за работу Медведя, а потом уже за свою. Отличник Мамочкин во всей этой операции был ответственен за ликвидацию из общей стопки контрольных того листка, на котором наш будущий чемпион пытался решить свою задачу, и, разумеется, как и Киля, он тоже получил свою долю прибыли от организованного тотализатора. Фирменный знак электро-панк группы «The Prodigy» я собственноручно, заранее, на отдельном листке в клеточку, заготовил дома. Впереди нас ждала общешкольная олимпиада.
5. ПОДВИГ
В полуподвальном помещении, своеобразно переоборудованном под учебный класс, стояли разноцветные парты, трехногие стулья с фанерными спинками, стенды, увешанные красными вымпелами с надписями «Будь Готов», «Лучшей бригаде ХТЗ от коллектива ВТЗ», и прочей геральдикой, делавшей кабинет «Трактороведения» самым уютным местом нашей поселковой школы. Домашняя атмосфера этого подземелья поддерживалась не только атрибутикой ушедших в историю времен, но и правящим здесь педагогом-трактористом, добродушным седым бородачом – Сергеем Сергеевичем, которого все мы сокращенно называли – СС, или на латинский манер – SS.
На своих занятиях СС официально разрешал нам делать все что угодно, кроме шума. Получив свободу от навязчивой системы образования, все мы, ученики 11- «В» класса, на уроках трактороведения стали познавать другую стопроцентную истину. Она заключалась в том, что оказалось, что гораздо тяжелее просто сидеть на стуле и бездельничать в течение долгого периода времени, чем изучать любой из предложенных нам ранее школьных предметов. Это открытие каждый из нас рано или поздно сделал для себя, так или иначе нарушив договоренности о тишине в классе, и уже в последствии оказавшись перед Сергеем Сергеевичем, вынужденно беседуя с ним в течении двух учебных часов на любые отвлеченные от трактороведения темы. Как и любой русский, Сергей Сергеевич лучше всех разбирался в политике, футболе и кино. Кроме того, он был неплохо начитан газетами и журналами из нашей школьной библиотеки, что давало ему неисчерпаемый источник тем для задушевных разговоров с нами. Мой друг с прозвищем Медведь, был единственным из нашего класса, а возможно даже и всей школы, кто искренне любил уроки трактороведения в том виде, в котором их и подобает любить. В отличие от всех нас, он не стал искать себе постороннее занятие во время уроков Сергея Сергеевича, а вместо этого просто увлеченно пропитывал свою тетрадь-конспект любовью к тракторному делу, старательно вписывая в неё предложения из учебника, и дотошно врисовывая туда же черно-белые иллюстрации с разрезами двигателей, трансмиссий и коробок передач.
Среди неисчерпаемого количества человеческих достоинств нашего педагога – Сергея Сергеевича, был у него и один существенный недостаток, повредивший в молодые годы его карьере стахановца-тракториста. Сергей Сергеевич пил горькую, пил много, запойно и начинал он это делать весьма неожиданно для окружающих. Когда-то, еще во времена брежневской оттепели, этот недуг сыграл с ним весьма злую шутку. Тогда, по обыкновению, Сергей Сергеевич внезапно ушел в запой, напрочь пропустив тем самым посевную компанию, чем сильно опечалил директора местного колхоза. Вернувшись из своего алкокруиза, Сергей Сергеевич был отправлен на товарищеский суд, обязательное в те времена мероприятие для провинившихся работников полей. Собрание проходило в актовом зале местного Дома Культуры с незамысловатым названием «Хлебороб». Здесь присутствовало всё руководство колхоза, партийные, и комсомольские активисты, а также обычные полевые труженики. Все было как обычно. После выслушивания речей о важности посевной компании, успехов колхоза, и скорой победе пролетариата в мировой революции, провинившиеся работники должны были покаяться в содеянном, и поклясться, что исправятся. Вместе с остальными своими коллегами по злобному недугу Сергей Сергеевич, подобно нерадивому школьнику, стоял в строю на сцене и молча пытался визуализировать в своем сознании рассказ председателя колхоза, пытавшегося всеми красками обрисовать светлую картину коммунистического будущего, и не менее светлого социалистического настоящего. Слушал Сергей Сергеевич про страну, основа которой партия, про закрома Родины, в которые партия вкладывает все свои силы, про долг коммуниста, которому партия – мать родна, и пытался соотнести окружавшую его действительность с высокими целями и благородными задачами, стоявшими перед каждым советским человеком, и что-то как-то не складывалось. С одной стороны были слова про равенство, братство, и справедливость, а с другой, маленькая жизнь Сергей Сергеевича, в которой он уже много лет подряд стоял на очереди за автомобилем «Жигули», и эта очередь все никак почему-то к нему не приближалась, но зато, очень быстро она добралась до сына директора колхоза, который теперь лихо рассекал по району на новенькой вазовской «шестерке», пугая деревенских уток и гусей. Был у Сергея Сергеевича персидский ковер, купленный им втридорога по «блату» через кума сестры, был хрусталь, подаренный родителями на свадьбу, был местком, с доступными для избранных путевками в Адлер и Сочи, а жизни почему-то при этом всем не было. Вместо неё был некий муляж, за которым пряталась печаль, бескрайняя, как пшеничное поле, уходящее за утренний туманный горизонт. Сергей Сергеевич толком не понимал причину этой свой грусти, он просто жил, и чувствовал, что что-то не так, что нет никакого равенства, и нет справедливости, а есть только приспособленчество, и теплые места, за которые каждый день идет нескончаемая борьба. В юности Сергей Сергеевич искренне верил, что он живет в самом правильном государстве, где каждому по потребностям, и от каждого по способностям, но теперь эти ощущения куда-то исчезли, им на смену пришло что-то монолитное и серое, которое только и можно было, что заливать «горькой». И вот теперь, после длительного запоя, стоя в шеренге обвиняемых, Сергей Сергеевич вдруг «прозрел», весь тот долгий нарратив его жизни, что копился в душе годами, вдруг, наложился на пафосные слова председателя колхоза, и будущему педагогу-трактораведу всё стало так ясно, и понятно, что он даже сам удивился всей той простоте открывшейся для него картины.
– Не верю, не в такую партию я вступал! – громко сказал Сергей Сергеевич на весь актовый зал дома культуры «Хлебороб», достал из кармана партбилет, и звонко положил его на трибуну перед председателем.
Может быть тогда Сергей Сергеевич неудачно вышел из запоя, может и не вышел вовсе, или неумело вошел в колею своей трезвости, только, после совершенного подвига, для него это уже перестало иметь хоть какое-то значение. После случившегося инцидента, ни в своем, ни в соседних колхозах, достойной работы для Сергей Сергеича теперь не находилось. Никто не хотел трудоустраивать к себе опального тракториста, и СС продолжал пить горькую ровно до тех пор, пока, по чьей-то милости, не оказался в поселковой школе в качестве педагога так называемого «начального профессионального образования».
С момента «подвига» Сергея Сергеевича в Доме Культуры с названием «Хлебороб», прошло уже весьма немало времени, сменились и правительства в стране, и даже эпохи, но привычки педагога-трактороведа, несмотря ни на что, остались прежними.
Наступила осень. Сергей Сергеевич получил от директора школы деньги на «солярку» для трактора, а точнее, финансовые средства для проведения практических занятий с учениками в «полях», и, неожиданно, исчез. Чтобы не подводить педагога мы усердно продолжали посещать его уроки, изо всех сил стараясь на них не шуметь, и по-прежнему, ничего не делать. Так бы и шла наша самоподготовка по трактораведению если бы ее вдруг не нарушила завуч школы – Зарецкая Раиса Васильевна. Когда её строгое выражение лица, одетое в очки с громадными линзами, обнаружилось сверху над кругом, составленным из наших короткостриженных голов. Завуч Зарецкая обладала одной суперспособностью, она всегда появлялась там, где её никогда не ждали, и путала все карты разом, в прямом, и переносном смыслах. Этот раз тоже не стал исключением, и совпал с тем моментом, когда ученик Киля покерными картами выложил на парте свой победный «флеш-рояль». При появлении завуча ученики расступились, а Раиса Васильевна молча протянула открытую ладонь своей длинной худощавой руки. Киля вздохнул, обреченно сгреб со стола игральные карты, и после чего отдал их завучу. Спорить с Раисой Васильевной не имело никакого смысла.
– Где Сергей Сергеевич? – спросила Зарецкая у класса, и указала колодой карт на пустующее кресло педагога.
Класс молчал.
– И давно у вас нет занятий? – продолжила расспрос завуч.
– Только сегодня, – произнес кто-то из толпы учеников.
– В общем так, – сказала Раиса Васильевна, – Разыщите, и передайте Сергей Сергеевичу, что если он не появится на следующей неделе в школе, то я отменяю ваш экзамен, будете выпускаться без удостоверения машиниста-тракториста, в конце концов у нас тут тоже, не ПТУ.
Сказать по правде, всем нам, ученикам 11-го «В» класса было глубоко плевать на это удостоверение машиниста-тракториста, ибо никто из нас особо не мечтал ни о работе в полях, ни о службе в танковых войсках, но был один среди нас человек, который по понятным только ему причинам грезил о заветной корочке.
– Как без удостоверения! – вдруг оживился Медведь, одиноко сидя за партой в углу кабинета.
Медведь не участвовал в нашем покерном состязании, а все это время по обыкновению увлеченно писал свой конспект.
– Очень просто Коля, очень просто, – ответила Медведю завуч Зарецкая, и вышла из класса.
Из всех нас троих на поиски Сергея Сергеевича, естественно, хотел отправиться только Медведь. Ни я, ни Киля, не имели объективных причин для этого мероприятия. Зная о пагубном пристрастии Сергея Сергеевича, свои предполагаемые часы тракторной практики мы с Килей давно уже проиграли в карты, но дружба есть дружба.
В конце тенистой улицы, по обоим сторонам которой росли, размашистые липы, высаженные ещё когда-то немцами, стоял дом Сергея Сергеевича. Обнаружить его не составило никакого труда, ибо наш школьный трактор, который был наполовину перекрашен из синего в темно-синий цвет, стоял тут же, припаркованный рядом с кирпичным жилищем педагога. Сам же учитель, пригреваемый осенним солнцем, расположился в глубине двора. Он царственно восседал в автомобильном кресле, когда-то снятом с «Жигулей», и теперь прислоненном к деревянной стене сарая, с покосившейся крышей.
Обнаружив отдыхающего педагога, мы с Килей переглянулись, и вопросительно посмотрели на Медведя.
– Что и требовалось доказать, – произнес я, резюмируя увиденное, – Идем парни обратно. Его нам точно теперь не раскачать.
– Может все-таки разбудим? – настойчиво предложил Медведь.
– Медведь, не думаю, что это хорошая идея, – предостерег я друга, – А если он с просонья буянить начнет?
– Может, не начнет, – не унимался Медведь, – Попробуем все-таки…?
Медведь умоляюще посмотрел на Килю.
– Иди пробуй, – предложил Киля, – Раз так хочется.
Медведь направился к педагогу, а Киля стал карабкаться по колесу трактора МТЗ-80. Забравшись в кузов, которого, он выпрямился в полный рост, сладко потянулся, и затем произнес:
– Как знать, может и прокатимся хоть разок на этом пылесосе, – произнес Киля.
– Ага, – ехидно ответил я другу, – Аж два раза прокатимся, держи карман шире…
Я сел на ступеньку трактора и стал наблюдать, как Медведь осторожно подходит к Сергею Сергеевичу. Приблизившись в плотную, он склонился к посапывающему педагогу, и тихонечко произнес:
– Сергей Сергеевич, – сквозь зубы напевно процедил Медведь.
Учитель никак не прореагировал на слова своего ученика, как будто того и вовсе здесь не было.
– Так у тебя ничего не получиться, – командовал Киля из кузова трактора, – Он ничего так не услышит, ты громче, громче спроси.
– Сергей Сергеевич!!! – вдруг, резко заорал Медведь, но в ответ получил лишь длинный протяжный храп, который безучастно к ситуации издал педагог, так и не открыв при этом ни единого глаза.
– Что ты там телишься с ним, – не унимался Киля, стоя в кузове трактора, – Рявкни на него как следует, и ближе подойди, а то так он ничего никогда в жизни не услышит.
Медведь вплотную приблизился к Сергей Сергеевичу, и только он успел произнести:
– Сергей Се…, – как гнилое яблоко, брошенное Килей из кузова трактора, издав громкий шлепок, врезалось в голову педагога, а затем, подобно осколочной гранате разлетелось в разные стороны на мелкие кусочки.
При виде всей этой картины, я вскочил со ступеньки трактора на ноги, и словно в замедленном кино прокричал:
– Киля, неееет…!!! – крикнул я.
От полученного от яблока удара, Сергей Сергеевич откинул свою голову на подголовник автомобильного кресла, затем издал протяжный храп, но так и не проснулся.
– Ты совсем спятил! – заорал я на Килю.
– Я в Медведя целил, – виновато произнес Киля.
– Вешайся Киля!!! – крикнул Медведь, и подобно молодой рыси стал карабкаться в кузов трактора МТЗ-80.
