Особняк очень примечателен сам по себе, поскольку в нём до революции проживал господин Полежаев – председатель правления Петербургско-Московского коммерческого банка. Парадные покои русского банкира и владельца золотопромышленной компании на Енисее до сих пор сохранили роскошь ручной искусной лепнины на потолках, шик высоченных каминов с подлинными керамическими изразцами второй половины девятнадцатого века.

Покрытая красной ковровой дорожкой парадная лестница с узорчатыми коваными перилами вела на второй этаж, в роскошный офис международной юридической фирмы. Её претенциозный логотип с разорванным на две части глобусом и надписью «ИЛьФ энд Партнерс» грозно – «Ты заплатил по счетам?!» – нависал над клиентами фирмы, поднимавшимися по нескромной лестнице. Они, кто с нескрываемым восхищением, кто с благоговейным трепетом, а кто с неприкрытой ревностью, понимали, что гонорары здесь принято платить нескромные и что им тоже придётся раскошелиться.

Времена были тогда примечательные, и не только из-за сказочных и редко оспариваемых – не то что сейчас – гонораров. Это было время «раннего интернета», когда факс всё ещё держал монополию в международных деловых коммуникациях, а интернет только робко нащупывал свою нишу. Каждое утро юриста начиналось с религиозного похода к личному ящику с факсимильными сообщениями, накопившимися за ночь и уложенными секретарём. И такой «намаз» отбивался регулярно по несколько раз в день, тогда как интернет-сообщения сводились к мелкой бестолковой переписке ни о чём. Никто не спешил доверять интернету конфиденциальные документы по сделкам или контракты. Все хоть сколько-то значимые меморандумы отсылались по факсу.

Но интернет не спеша, но набирал-таки свою клиентуру. Иногда «конкуренция» между факсом и интернетом приводила к забавным «ситкомам».

Помнится, однажды раздосадованный и недовольный управляющий партнёр Джордж Боумен позвонил Тараканову по внутренней линии:

– Игорь, ты где?

– На месте, работаю! – а сам про себя подумал юрист: «Где-где! В… офисе, ну где я ещё могу быть, если отвечаю по внутреннему телефону!»

– Я тебя хотел видеть (это он Тараканова вызывал, оказывается, к себе в кабинет!) ещё три часа назад! – продолжал Джордж.

– Как три часа? – Тараканов недоуменно посмотрел на экран своей телефонной станции от Honeywell, на котором не было информации о пропущенных вызовах.

Вообще ни от кого, тем более от босса!

– Я с утра сижу в офисе, пишу договор для нашего финского клиента и никуда не отлучался! – прокомментировал, не понимая ничего, младший тогда юрист Игорь Тараканов. – Ни одного пропущенного звонка, мистер Боумен! Так в чём дело?

– Я тебе три часа назад послал e-mail, чтобы ты пришёл ко мне с докладом по клиенту! – по-прежнему раздражённо, переходя с английского на русский с жутким жующим акцентом, сказал американский управляющий партнёр.

Ах вот оно что! Оказывается, в электронной почте нужно сидеть постоянно и отвечать на сообщения моментально, как по телефону; как минимум подтвердить его получение и сообщить, когда можно ожидать ответа по существу. Тараканов же совсем недавно перешёл из финского адвокатского бюро и по старой финской памяти бегал к своему ящику проверять факсы чуть ли не ежечасно, а свои мейлы проверял как придётся: утром, в обед, после него и перед уходом с работы, пока ему не позвонил Джордж Боумен.

Одного «огурца» от начальника было достаточно, чтобы понять, что наступила новая эра – интернета и электронной связи. Ну, эра, может быть, слишком громко сказано, но время наступало новое – точно! За временем не поспевали не только люди, но и техника. В офисе на полную мощность работали, жгли электричество, пережёвывая тонны и километры бумаги, телетайпы, факсы и ксероксы, способные только на примитивное копирование. Ни о каком сканировании документов никто ещё не знал. Любая сделка по слиянию и поглощению автоматически означала бесконечные «затыки» и очереди у факсов и принтеров.

Когда все многочисленные и многостраничные документы по сделке – устав, акционерное соглашение, договоры займа и залога, меморандумы и прочее – были в конце концов съедены факсом и выплюнуты им обратно без кода ошибки, юрист Ирина Бове, вздохнув с облегчением, забрала все бумаги у своего секретаря, так как не доверяла ей, и перешла к единственному ксероксу, чтобы сделать копии всех документов по сделке одного своего клиента.

Клиент как клиент. Только вот его слоган: «Инвайт – просто добавь воды!» – не сходил с экранов телевизоров. Сделка как сделка. Только вот вкладом иностранного инвестора – партнёра осетинских, помнится, предпринимателей – был вексель на один миллион долларов. Каждый юрист в офисе если не подержал его в руках, то посмотрел точно! Ведь когда ещё в жизни придётся увидеть целый миллион долларов!

И лежал этот «лимон» зелёных на фирменном нотариальном бланке строгой отчётности теперь среди прочих бумаг по сделке, в том числе специально расшитых над паром от кипящего чайника уставах и договорах. Ну кому охота стоять у принтера несколько часов, вручную копируя более тысячи страниц? Тем более что у ксерокса есть устройство для автоматической подачи листов для копирования.

Вот всю эту кипу Ирина самолично аккуратно и уложила в приёмник чуда автоматики в виде вращающегося валика, который должен захватывать один лист за другим и отправлять их на копирование.

Принтер зажужжал ровным звуком, раскручивая вал. Тот начал привычно хватать листы и отправлять их внутрь, куда-то в глубину механического чрева чудо-аппарата. И пошло-поехало! Автоматика! Никакого тупого ручного труда! Можно даже кофе попить, да?

Да, конечно, можно! Благо кухня рядом, через стенку! Давай, Ирочка, не мешкай, ты заслужила небольшой отдых с чашкой растворимого кофе Jacobs! Чайную ложечку коричневого пахучего порошка в именную кружку. Можно ещё одну – день же был тяжёлый! Кипяточку добавить крутого для пеночки! И можно, сначала вдохнув аромат напитка, сделать первый глоток. Нет, ещё пару раз ложечкой дзинь-дзинь по краю кружки, разгоняя пену!

Приятный звук «дзинь-дзинь». Кто бы спорил. Если бы только за стенкой, где на всю мощь раскрутился маховик ксерокса, тоже не послышалось эхом другое дзинь-дзинь, а потом сразу…

Кряк!

Дрынь!

Бздынь!

Миллион в ксероксе… был, да сплыл

В общем, понятно, что «Стоп, машины!» кричать было уже поздно, да и некому – автоматика же!

Xerox, даром что фирменный японский, заклинило! Ну и что? Подумаешь, заклинило! С кем не бывает! Да вот только в его нутре копировались подлинники документов. Ира, поставив на кухонный стол свою чашку с кофе, пошла к принтеру, предчувствуя недоброе и моля бога: «Только бы не он! Только бы не он!»

Нет, всё-таки он, вексель на миллион долларов США, застрял внутри ксерокса! Вот ведь невезение так невезение! Из тысячи страниц машина зажевала именно его!

– Позовите Петю, – тихо сказала, почти простонала Бове.

Петя – это питерский главный айтишник и скорая помощь для всей офисной техники – быстро вскрыл нутро японского монстра и достал оттуда застрявший вексель.

– А теперь зовите Джорджа! – подал голос кто-то из юристов – новость моментально облетела весь офис, и только управляющий партнёр пока ничего не знал.

Через минуту американец держал в своих руках жёстко помятый вексель из двух разорванных частей, с весьма условным номиналом по пятьсот тысяч долларов каждая. Боумен ещё не до конца осознал, что и как произошло с векселем и что будет потом, так как ему только предстояло познакомиться с кавказским темпераментом и гостеприимством.

Постепенно все разошлись. Сначала по офисам, потом по домам. Пришёл и ушёл вечерний секретарь. За ним управляющий партнёр. Наконец, уборщица выключила везде свет и закрыла офис. Только на кухне осталась в полном одиночестве Иркина чашка с остывшим кофе.

Осталась, чтобы утром напомнить ей про разорванный вексель и… наступившую новую эру интернета и продвинутой офисной техники, мобильных телефонов.

А уже не за горами, где-то совсем рядом – по правде говоря, они давно были готовы и просто ждали своего часа, пока компании отобьют свои бабки за старые игрушки – прятались социальные сети, смартфоны iPhone и iPad, мобильные приложения к ним, Skype и интернет-ТВ, Gettaxi и Uber, Google Maps и Yandex, TripAdvisor и Booking.com, и много ещё чего, без чего будет сложно представить начало двадцать первого века.

А пока задачка для студентов юридических вузов: чем и как склеить две части векселя и будет ли пятьсот тысяч плюс ещё пятьсот тысяч долларов по-прежнему равняться заветному миллиону?

А стажёрам различных международных юридических фирм, прежде чем с воплем «Меня взяли в M&A!!!» бежать к Xerox – да-да, они ещё пыхтят в офисах, стали умнее и функциональнее, но всё равно ломаются в самый неподходящий момент, – поинтересоваться у партнёра, продлена ли страховка профессиональной ответственности фирмы на текущий год…

Санкт-Петербург, 1997

Не может быть!

1991 год. Что это было? Никто не знал.

Может быть, кризис? Не, не может такого быть, потому что кризис – это там, у них, а у нас здесь… А здесь почти триста миллионов людей одновременно уставились на карту, пытаясь понять, куда вдруг подевалась великая страна – та, что от Балтики до Тихого океана.

Что ещё сидит в нашей исторической памяти?

Забыли про билеты «МММ», сертификаты «Хопра-Инвест» или павловскую денежную реформу с нестираемым штампом в паспорте «выдано 300 рублей»?

Танковые обстрелы Белого дома с Новоарбатского моста? Да, было дело. Но потом как-то стрельба становилась всё тише и тише, и к девяносто седьмому совсем стало тихо. Но, видимо, чтобы было не скучно, отцы новой русской демократии объявили в девяносто восьмом государственный дефолт.

Честно говоря, до него все девяностые воспринимались как один сплошной кризис.

Потом был ещё финансовый кризис. Кажется, в 2004 году.

Потом ещё что-то лопнуло, кто-то из неприкасаемых и неубиваемых потому, что «он слишком крупный, чтобы упасть», взял да и навернулся! Да так, что насмерть и без посторонней помощи… А коллеги по Уолл-стрит очень даже заинтересованно наблюдали за падением в бездну бедных «братьев Лиман», своих же единоверцев по конфессии. Почему заинтересованно? А потому, что они же самолично упаковали, то есть секьюритизировали, и рассовали «фантики» по карманам различных лохов, которых гордо – наверное, специально, чтобы помассировать тщеславие – по-прежнему называют инвесторами, несмотря на повторяющийся из кризиса в кризис «лохотрон».

Другая характерная черта кризиса – бизнес-гороскопы в «КоммерсантЪ’е», которые всегда обещали всем знакам зодиака приличный upside по всем операциям и инструментам.

И только телевизор при слове «кризис» продолжал честно каркать: «…а в критические дни рекомендуем прокладки Alldays», и вообще на каждый день тоже сойдут.

Чем запомнился кризис 2008 года? А тем, что он всё ещё продолжается!

И как доходчиво объяснить работникам, почему их зарплата не растёт, и это не плохо, а даже совсем наоборот – очень хорошо, потому что могли бы и уволить? Исторических баек, удачно предваряющих неудобный и жестокий разговор, почти не осталось.

Хотя постойте, кажется, есть одна…

* * *

Спасск-Дальний.

Упаси вас господь там оказаться! Почему? А потому что название не врёт, и городок этот действительно очень далеко. Где-то у озера Ханка, что на российско-китайской границе.

Как там можно было оказаться?

Благодаря магии двух английских, в те времена ещё не очень распространённых, слов.

«Due diligence», – произносил мягким вкрадчивым шёпотом партнёр, и под гипноз попадали все.

Одни – а это были, конечно, боссы-партнёры – замирали в предвкушении немалого барыша, а другие…

Другие, то есть всякие младшие юристы и стажёры, столбенели от внезапности приглашения посетить какую-нибудь дыру, которая оказывалась, как назло, очень далеко не только от Парижа или Сыктывкара, но и от Комсомольска-на-Амуре.

Вылетать всегда нужно было с пятницы на субботу, чтобы в понедельник уже наверняка быть на месте готовым к труду. Поездки на проверку предприятий, которые клиент планировал прикупить, преподносились как невероятный сюрприз и удача для всех. Но что подозрительно – так это то, что билеты всегда оказывались заказаны заранее.

Пятничное вероломство порождало массу вопросов и проблем. Во-первых, как одеться и сколько барахла брать с собой. Во-вторых, если попадаем на выходные, то чем будем заниматься. И в-третьих, какая там, в пункте назначения, погода.

Поисковиков Google или Yandex, да и вообще информации в интернете с примерным прогнозом погоды или хотя бы указанием на время года, ещё не было. Большинство вообще не знали, где находится «энский» городок. Поэтому приходилось обзванивать знакомых, в том числе из конкурирующих фирм.

Диалоги с конкурентами были весьма занятны:

– А, и вы туда же! А мы уже оттуда. Улетели только на третий (или, если хотели напугать, пятый) день.

Как правило, это была правда – добраться до некоторых местечек было действительно трудно, а вернуться и того сложнее. Не логистика, а сплошная засада! Попутно узнавали массу интересных подробностей: где, как, почём, что можно пить, что не следует, куда можно сходить, куда не стоит.

Следующий вопрос: сколько брать с собой денег и в какой валюте?

Вопрос не праздный. От правильно выбранной валютной корзины напрямую зависел не только комфорт вашей жизни там, но и возможность счастливого возвращения оттуда.

Моё поколение помнит толстые «котлеты» рублёвых и долларовых банкнот, которые мы получали в бухгалтерии.

Не то чтобы кредитных карт не было. Были. Но как-то мало. Не то чтобы их не принимали. Принимали, но как-то неохотно и в основном в пределах Садового кольца (отель «Мариотт», TGI Fridays – и, кажется, всё). Да, была ещё пара счастливых исключений в виде Irish Pub и Duty Free в Шереметьево-2. Вот ещё в Солнцево могли взять карточку, да и то по понятиям исключительной благотворительности, ну чтобы никакая мелочь не засоряла карманы ваших пиджаков и штанов.

Рубли тоже в России ходили не везде. Любили доллары. Поэтому не только Москва и Питер, но и вся российская глубинка знала всех американских президентов в лицо лучше, чем когда-то членов Политбюро.

* * *

Итак, билеты, бивалютная командировочная «котлета», жёлтые блокноты в руках, и команда due diligence грузится на рейс Москва – Комсомольск-на-Амуре, чтобы потом ещё пару сотен километров протрястись по убитой трассе до этого самого – ну как его? – Спасска-Дальнего на…

Нет, не на «Мерседесе Вито» и даже не на ГАЗ «Соболь».

В тот памятный раз, когда мы наконец приземлились в отглаженных костюмчиках и белых рубашечках при галстучках ранним субботним утром, в аэропорту нас встретил заводской водитель (по понятным причинам недовольный ещё с пятницы) на «буханке», на которой наши вытрясенные, как воскресные матрасы, души были отвезены в ведомственную гостиницу без названия.

Аудиторов из «Большой четвёрки», поскольку они были в Спасске-Дальнем уже не в первый раз, перевели ради нас, новичков, в бывшее заводское общежитие с общими туалетами и душевыми на этаже. Последние даже не пригодились, так как были отключены, чтобы экономить на плате за воду.

Кроме того, выяснилось, что нами никто заниматься не будет, завод закрыт и до понедельника мы совершенно свободны. И городок, ещё не отошедший от пятницы, но уже предвкушавший один длинный день суббовоскресенье, был вынужден нас встречать.

Первая встреча состоялась, конечно, в магазине. Где ж ещё можно прийти в себя от многочасового перелёта и бездорожной дороги, типа гостиницы и того, «вот какая ты, оказывается, Россия!»? Только в местном магазине с вывеской «Ларь» в нашем сознании медленно, как в старом проявителе, стали проступать отпечатки незнакомой нам жизни.

Первой проступила очередь… Понятно за чем. Суббота же!

Затем мы увидели продавщицу, бойко выдававшую столь желанный в субботу утром товар. В этом ей помогала девушка школьного возраста – видимо, её дочь. Дочка с милой, но всё-таки неожиданной для её возраста хрипотцой заорала из подсобки: «Мать, „квадрат“ не отпускай – последняя!» «Квадрат» в терминах тех лет означал портвейн крепостью 16° и с уровнем сахара 16%.

Вот настала и наша очередь. Нам «квадрат» был не нужен. Далее последовал длинный список того, что нам нужно, ну очень нужно, без чего невозможно скоротать время до понедельника.

Слава богу, что к утру субботы местные не успели подчистить прилавки магазина. Всё желанное было бойко выставлено на прилавок. Затем была объявлена цена, что-то не очень много. В ответ кто-то из нас протянул пятидесяти- или стотысячную банкноту, меньше просто не было, иначе «котлета» не поместилась бы в карман.

Дальше состоялся познавательный и невероятный диалог о купюрах, который здесь приведён без купюр.

Продавщица, рассмотрев номинал банкноты:

– Москвичи, что ли?

– В общем, да, а что?

Дочь, заглянув матери через плечо:

– Издеваетесь? Деньги давайте!

Мы переглянулись в недоумении, посмотрели на купюру с обеих сторон, потом на продавца и её помощницу. Те явно не шутили, да и очередь сзади начала волноваться – товар не отпускают, а организм-то требует.

Но мы, показывая на купюру, продолжали тупить:

– А это что?

Работник торговли, уже теряя терпение:

– Вы что, с луны свалились, москвичи? Мы вам щас всё бросим и пойдём вам сдачу собирать, что ли?! Да во всём городе столько денег нет! Либо без сдачи мелочью давайте, а лучше наши деньги, и не задерживайте народ. Щас бузить начнут!

– Наши деньги – это доллары, что ли? У нас есть, но самая маленькая – сто баксов!

Тётка за прилавком, обращаясь к уже нервничающей очереди и тыкая в нас своим не знавшим маникюра пальцем:

– Нет, они как будто не в России живут. В нашей сберкассе последний раз поменяли десять долларов год назад, и то инкассацию сразу вызвали!

Тут из подсобки раздался мелодичный голос Высоцкого (это была дочка продавщицы):

– Мать, ну покажи им наши деньги!

Перед нашими носами появился прямоугольный кусок бледно-голубого картона с указанием номинала в рублях, заверенный печатью бухгалтерии местного ОАО «Спасск-Цемент», на due diligence которого мы, кстати, и приехали и который вместе с цементом выпускал ещё и деньги, как Центральный банк.

– Мать, ну покажи им наши деньги!

Эти картонные талоны и были их деньгами, а что делать с нашими, никто не знал. Местный люд уже забыл, как выглядят настоящие деньги.

Нужно было что-то предпринимать. Для начала надо было быстрее убираться из магазина. Оставив там наш продуктовый набор на все выходные, все вернулись в гостиницу.

Сердобольная дежурная прониклась нашим положением и рассказала нам всю нашу незавидную судьбу до понедельника. Денег в городе нет никаких, и давно. Картонные чеки выдают на единственном в округе предприятии ОАО «Спасск-Цемент» вместо зарплаты, все магазины и пара кафе-забегаловок свободно принимают чеки. С приёмом настоящих денег только морока, никто не хочет связываться. Мы уже это и сами поняли.

А как же оплата за гостиницу? Но нас успокоили. Так как нас много и денег будет тоже много, в расчётный день заказана инкассация из Сбербанка с мелочью для сдачи.

Чеки можно обменять только на ОАО «Спасск-Цемент» или с рук, но денег опять ни у кого нет, сдачу никто ни со ста тысяч, ни с пятидесяти тысяч рублей не даст, так как пенсия придёт в местную сберкассу только недели через две.

На вопрос, как дожить до понедельника, дежурная развела руками, но потом, что-то прикинув в уме, сказала, что договорится с продавцом в магазине о продаже в кредит под её гарантию и наше честное слово, что в понедельник сразу обменяем свои деньги на картонки цементного комбината и вернём долг.

Через некоторое время мы довольные возвращались в гостиницу из магазина с авоськами, полными напитков и продуктов. До понедельника никто на улицу не выходил, да и не было особого смысла.

* * *

В понедельник сюрреалистичная пьеса под названием «Родина перестраивается, а народ всё хитрее щурится» продолжилась. Нас привезли на комбинат, и мы начали первый рабочий день не с его проверки, а, как и обещали, с обмена наших денег на их деньги. Аудиторы сразу потащили всех в бухгалтерию, так как на чеках стояла печать бухгалтерии. Логика была проста: чья печать – там и деньги. Логика оправдала себя на все сто. Наши деньги нам поменяли по номиналу один к одному на чеки-картонки моментально и без вопросов.

Но затем мы столкнулись с тем, о чём не догадывались даже всезнающие проныры-аудиторы.

После обналички наоборот команды разделились уже по интересам, то есть разбрелись по отделам согласно задачам due diligence: аудиторы – в бухгалтерию и отдел снабжения; инвестбанкиры засели у гендиректора пить коньяк; а мы, юристы, попёрлись к коллегам в юридический отдел, где, как мы наивно думали, была сформирована dataroom.

Там наши сюр-диалоги продолжились.

Первый вопрос местных юристов:

– Деньги менять будете?

Мы, как бывалые, отвечали:

– Уже поменяли в бухгалтерии!

В ответ последовала череда нецензурных междометий, коими так богат наш русский язык, суть которых сводилась к тому, что эта долбаная бухгалтерия опять перехватила у них клиентов. Московские ребята непонимающе переглядывались, не смея спросить, в чём фишка перехвата клиентов. Местные коллеги быстро вернули столичных дурачков в реальность:

– По какому курсу меняли?

– Что по какому курсу?

– Ну, какой курс действует в бухгалтерии?

– То есть?

Внимание! Каждый отдел установил свой обменный курс фантиков на настоящие деньги, или наоборот, липовых денег на настоящие фантики… В те времена легко было запутаться и попасть. Вот и мы попали, поскольку в бухгалтерии, как в настоящем центральном банке, действовал самый низкий курс! В дальнейшем мы были уже умнее и предварительно узнавали обменный курс. И в бухгалтерии никто из нас больше деньги не менял.

Вот такая реальная история, и в её подтверждение я до сих пор храню чеки ОАО «Спасск-Цемент». А вы говорите – кризис! По тем понятиям он ещё не наступил. Так, досадные мелкие санкции какие-то.