Максим Брусникин подробностей прошлой ночи не помнил вообще, но любимый и очень дорогой плащ был на нём, к великой его радости. Радость действительно была велика потому, что, по рассказам друзей, он его почти потерял.

Сам плащ после неудавшегося ночного побега молча и безвольно свисал рукавами со вставками из натуральной крокодиловой кожи. Вкрапления крокодиловых и Максимкиных слёз можно было заметить ещё на плечах и груди, особенно когда Максим расправлял её, глубоко затягиваясь сигаретой. Пронесло! Бывает… Везёт… Некоторым.

Азирет Нуранбаев, даже прослушав полную версию от Дмитрия Байкалова, не верил, что это всё произошло на самом деле. Его «запись» обрывалась на том месте, когда Тараканов, измученный чередой перелётов, уснул в ресторане и жена увела его в отель.

– Ну вот, – начал восстанавливать подробности Дима, – помнишь, как младшая сестра Канищева заявила, что хочет в стриптиз-клуб? А ты ещё говорил, что жаль расставаться так рано?

– Ну и?

– А она сказала тебе, что принципиально ходит только в мужские клубы на женский стриптиз! Поэтому компания не разбивается. Не помнишь?

– Смутно. И что, я пошёл с вами? Что я делал там?

– Ты прямо на подиуме и уснул, и девчонки тебя так аккуратно всё время обходили, боясь наступить на твой галстук и разбудить тебя!

Под каблучком лучше не спать

– Обидно проспать шоу! Лучше бы я с Таракановым ушёл!

– А ты, Максим, хоть что-то помнишь? – начал новый допрос Дима.

Брусникин усиленно тёр свой лоб, нервно затянувшись уже второй подряд сигаретой, но только виновато улыбался – простите, ребята, может, и был с вами, не помню – и, довольный, гладил своего крокодильчика. Потерять его – значит… В общем, из-за плаща эта история и стала знаменитой. А иначе что такого необычного в стриптиз-клубе?

– Я без плаща отсюда не уйду! Как я жене объясню, что потерял его у бл… …ин, стриптизёрш?! – объявил свой последний ультиматум Брусникин почему-то Байкалову, а не гардеробщику. – Делай что хочешь, но его мне найди!

– Какой он из себя?

– Дорогой, очень дорогой! – сказал Максим и отключился.

Байкалов в растерянности посмотрел на двух чернокожих ломовых охранников, которые очень некстати оказались по совместительству гардеробщиками. Потом глянул на спящего стоя Азирета, которого под локоть поддерживала сестра Канищева. Перевёл взгляд опять на Максима, но тот демонстративно отошёл от стойки и не хотел разговаривать с крупногабаритными ребятами. Похоже, он не спал, хотя явно был в отключке, но то, что плащ нужно было найти, крепко засело в его мозгу. Других боеспособных или хоть как-то заинтересованных в решении проблемы союзников у Байкалова не было. Но плащ… Но жена… И вообще, что за разводка такая для лохов?

– Послушайте, парни! Вот он потерял свой номерок, но без плаща никто отсюда не уйдёт!

– Понятно, но мы же не знаем, что у него было! Приходите завтра, может, что останется! – секьюрити не собирались идти на компромисс, надеясь на то, что завтра никто не сможет вспомнить, где он провёл ночь.

Но «автопилот» хранил русских гуляк, бросив в клубе надёжный якорь в виде взбунтовавшегося Брусникина, а друзья, естественно, остались с ним. Точнее, Нуранбаев досыпал, стоя рядом с Канищевой, и только Байкалов лихорадочно пытался найти выход из создавшейся ситуации.

– Я сам проверю, может, у него в карманах есть какие-нибудь русские вещи, например деньги!

– Мы сами…

– Вы не знаете, как выглядят рубли!

И, не дождавшись «зелёного света», Байкалов полез через стойку и головы опешивших охранников внутрь гардероба – такого прорыва они не ожидали. Их опыта провальных титульных боёв и мелких спаррингов в подворотнях оказалось явно недостаточно. Да вы сами попробуйте сдержать рвущегося к собственности юриста!

Дима схватил в охапку как можно больше вещей, поскольку не знал точно, в чём пришёл Максим, и понимал, что второго захода не будет. Вывалив с десяток плащей, курток и пальто на прилавок, он начал примерку, заодно подрядив этих двух «тайсонов-неудачников» относить не подошедшие по размеру вещи обратно. Наконец, какая-то шмотка серого цвета села на Брусникине, и Дмитрий решил больше не рисковать, поскольку fashion show явно затянулось, и со словами «Пошёл домой!» толкнул приятеля на выход, а сам опять неожиданно для охраны проскользнул под стойкой.

Короткое good bye, и дверь захлопнулась за русской компанией. Погони не было – врать не будем, но спросить у Байкалова, сколько ему должен Максим за… такси, нужно.

На следующее утро Азирет не мог простить себе бездарно потерянную ночь в Париже.

– Плащик мой, болоньевый! Доставки загранплавания… – не мог налюбоваться на «обновку» Брусникин. – Крокодильчик ты мой, Гена ласковый! – радовался он своему случайному счастью.

А как же иначе? Какой был шанс, что нужный плащ окажется в куче одежды, которую успел схватить Байкалов, и что он первым из той охапки подойдёт Брусникину по размеру?

«Дягилевские сезоны» в Париже

– Bravo!

– Молодец!!!

– Bis!

– Ещё давай!!!

Французы – благодарные зрители и способны оценить парадоксально-экстравагантную интерпретацию старой «классики», особенно если в неё вдохновенно вплетена импровизация.

Весь зал, включая большую группу русских туристов, стоя аплодировал солисту, только что завершившему своё финальное выступление сложнейшим пируэтом, для описания которого термин «па» хотя и профессиональный, но слишком короткий и бестолковый.

Танцор же знал толк в эффектных концовках и как сорвать искреннее «ах!» не только у самой экзальтированной публики на первых рядах. Спектакль нужно было обязательно завершать на мажорной ноте, спасая своего партнёра, который пятью минутами ранее с грохотом неудачно приземлился на задницу, задрав ноги кверху и сорвав и гомерический хохот зрительской аудитории, и свою партию.

Именно поэтому солист и замер на середине сцены в неподражаемой позе с высоко поднятой рукой, в которой он мог держать… воображаемый факел толерантности, или карающий меч правосудия, или даже горящее сердце Данко! Да мало ли что в современной Европе могла держать эта вдруг ставшая статичной фигура!

Публика пыталась рассмотреть или понять, что же там торчит в руке русского исполнителя на самом деле, но…

Но главным пока был сам процесс, точнее, техническое завершение невероятно сложной комбинации фигур и движений, соединившей в себе несколько элементов, исполнение каждого из которых по отдельности было сопряжено с огромными трудностями, поскольку они представляли собой доселе не соединяемые вещи из разных, в чём-то антагонистических видов искусств. От этого парадоксально завершившегося и очень запоминающегося финала аудитория и зашлась в истерических криках «браво!» и обжигающих ладони аплодисментах.

Минутой ранее танцор летел спиной назад, резко взмахнув руками и то ли имитируя падающего из-за стола пьяницу, то ли пародируя известный клоунский штамп из цирковой эквилибристики. Но неожиданно для публики, несмотря на то что это было уже второе падение за спектакль, исполнитель финальной партии всё же удержался на ногах, быстро-быстро семеня худыми ногами и кружась вокруг своей оси, как бы нащупывая очень хрупкое и неустойчивое равновесие. Выходя из «партера», он начал постепенно подниматься над полом, обретая так нужный ему и всем вокруг баланс. Но, почти став во весь рост, балерун обнаружил, посмотрев незаметно для зрителей вниз, что его длинные ноги предательски сплелись в косичку.

– Ах! – вскрикнули некоторые.

Ах, если бы он был фигуристом и стоял сейчас на льду на носочках своих коньков, то он легко бы вышел из этого сложного положения, раскрутившись в обратном направлении с возможным эффектным пируэтом в нижнем присесте с выставленной вперёд неопорной ногой и разведёнными в стороны руками. Сколько таких фигур уже придумали русские фигуристы под мудрым руководством Тарасовой или Моисеевой!

Но коньков и льда не было! Танцовщик стоял на полу. И всё-таки он сделал усилие над собой и, вращаясь против часовой стрелки, расплёл свои ноги. Вот как выглядит, оказывается, настоящий «антраша»!

– Следите за его руками! – восторженно перешёптывалась искренне переживающая публика.

Отведённая далеко назад левая рука артиста рисовала в воздухе непонятные завораживающие узоры, очевидно отвлекая зрительское внимание от правой руки, которая…

Так что же правая?

– Ah! Charmant!

Лёхин пируэт

Правая рука у него тоже была занята делом: она медленно скользила по тонкой ножке, не спеша подбираясь к юбке, чтобы…

– Charmant-charmant!!! – захлопали в нетерпении чьи-то ладошки.

Ещё мгновение уже только кажущейся неустойчивости, и солист сорвётся… нет, не в бездну страсти, а в завершающую всю композицию «коду» и, подпрыгнув, воображая себя парящим Барышниковым – а почему бы и нет? – замрёт в последней, раскрывающей смысл спектакля и характер героя, эффектной, пусть немного и заезженной, позе с протянутой вперёд правой рукой, которой он недавно так мило скользил вверх по ножке к юбке и в которой он теперь держал…

– Merde! Проклятые французы!

– Как мы попадём теперь сюда?

Компания русских юристов из «ИЛьФ энд Партнерс» с жёнами вместе с многочисленными парижанами и туристами столкнулась с неприятной неожиданностью, которая, похоже, стала визитной карточкой не только Парижа, но и Западной Европы: полицейским и спецназовским смешанным кордоном. В этот раз он оцепил площадь вокруг здания Оперы Бастилии, включая сам театр и прилегающие к нему здания и рестораны.

Полицейские в касках с визорами и автоматами спокойно, без объяснения причин, разворачивали всех посетителей назад от охраняемого периметра. Выглядело это немного странно. Можно было развернуться и сесть в кафе напротив или просто оставаться перед линией в чёрной униформе – полицейские никак не реагировали. Если кому-то повезло оказаться внутри проблемного периметра, то можно было продолжать движение в театр или куда-нибудь ещё – никто никого не отлавливал и не возвращал в безопасную зону. Все рестораны вокруг и внутри охраняемой территории работали как ни в чём не бывало. Опера Бастилии, тоже попавшая под своеобразную защиту полиции, давала свой запланированный на этот вечер балетный спектакль «Лебединое озеро».

– Ни хрена себе сюрприз! Там же наши!

– А вдруг заложники или другое ЧП?! Нужно сообщить нашим!

Дзинь!

Дзи-и-инь!!

Дзин-н-нь!!!

– Алло!

– Ну, вы где? Всё уже началось…

– Нет, это здесь что-то началось, и вас оцепили, а нас к вам не пускают!

– То есть?

– Вот так, стоят автоматчики по кругу… Посмотрите сами в окно, если сможете! А что у вас происходит?

– Да хорошо всё! Сидим в ресторане, заказали отличные морепродукты на закуску, пока вас ждали… Сазонов навернулся со стула и разнёс его в щепки, а за ним Лёха выдал такой пируэт – закачаешься! Это надо было видеть!

Алексей Одинцов стоял на своих двоих, отставив чуть в сторону, как мухинская композиция рабочего с колхозницей, согнутую в колене правую ногу и протянув правую руку вперёд и вверх с… бокалом, в котором наконец-то успокоилось разволновавшееся Margaux du Chàteau Margaux 2009 года.

Это он, развалив, как и Сазонов пятью минутами ранее, старый стул, выдал роскошный и сложнейший пируэт, не расплескав ни капли дорогого вина в своём бокале. Это по его стройной прохладной гладкой ножке скользили Лёшкины пальцы, вожделенно подбираясь к юбке, чтобы удержать хрупкое стекло и не пролить драгоценный эликсир. Это ему в тот вечер стоя аплодировал весь второй этаж ресторана Brasserie Bofinger!

Это действительно стоило увидеть! Этому правда нужно было аплодировать и крикнуть «браво!», а вот «бис!» было бы, пожалуй, лишним: слишком рискованно, принимая во внимание цену вина.

…Оцепление у театра Opéra de la Bastille и соседнего с ним Brasserie Bofinger было снято через тридцать минут так же внезапно, как и было поставлено, и снова без объяснения причин.

Уйди, мохнатая!

Рубинштейн спал один в своём номере в рижском Radisson Blu Ridzene, и его мучало тяжелейшее похмелье. Во рту пересохло, как в туркменском арыке в июле, словно там кто-то всё тщательно протёр меховой тряпкой, не оставив ни капли влаги. Сушняк – каким он может быть, если последовательно смешать «Рижский бальзам» на аперитив, потом попробовать светлое и тёмное домашнее пиво и, поддавшись на уговоры Петрова и Тараканова, окончательно перейти на финскую водку «Коскенкорва». Слава богу, что в ресторане не оказалось этого бренда крепостью 60°, а только 40°!

Но, с другой стороны, Антону Григорьевичу давно так хорошо не было. Даже когда он неделю назад отмечал свой шестидесятипятилетний юбилей, на следующий день во рту никакого изысканного послевкусия не осталось, и следовательно, вспомнить было нечего. А тут такое счастье!

А причиной и одновременно виной этому состоянию был двенадцатилетний пузатик из чёрного стекла Bunnahabhain. Именно этот шотландский односолодовый весельчак и продлил удовольствие компании русских партнёров, завершавшей свой вечер на открытой террасе отеля в половине третьего ночи.

– Я здесь, я здесь! – кто-то в окне с симпатичной женской мордочкой приветственно чем-то махал Рубинштейну.

– Не уходи, побудь со мной!

– Плохо тебе, да? – сочувственно спрашивала звёздного адвоката особь женского пола.

– Да нет, мне хорошо, но всё равно не уходи!

Интеллектуальная легенда фирмы тщилась рассмотреть подробности женского лица за окном, но плотная вуаль занавески вместе с последствиями прошлой ночи мешала ему это сделать. Голова всё ещё кружилась. Антон Григорьевич находился в известном пограничном состоянии между сном и реальностью, когда реальность была размытой и пугала, а сон… А сон с незнакомкой за окном был очень даже приятен. Она скрашивала одинокую ночь партнёра, будоража его всё ещё хмельное, способное поддаться на любую женскую провокацию воображение и нестабильные, плавающие в тумане «амбре» мысли.

– Кто ты, рыжая? – всё никак не мог рассмотреть свою собеседницу в подробностях Рубинштейн.

Но вот порыв ветра качнул занавеску и показал ему её рыжий хвостик.

«Лапина, что ли, пришла за бонусом? Нет у меня денег, нет! Как она вообще меня нашла здесь? Горемыкина, наверное, сдала! Ну горе ей, горе, если так!» – с характерным шотландским выхлопом вылетали мысли из гудящей головы.

– Что тебе от меня нужно?

– Ничего! Ты же сам просил меня не уходить! – отвечала незнакомка за окном.

– А приходить тебя тоже я просил? – пытался восстановить подробности прошедшей ночи или хотя бы этого странного знакомства Антон Григорьевич.

Но его мысли путались в приятном похмелье и перескакивали с одного на другое в навязчивом ритме хита Мазаева «Моя маленькая бэйба», не давая измученному ночной посиделкой партнёру связать все события в одну последовательную и логичную цепочку.

«Неужели после виски на террасе меня уговорили пойти в ночной клуб или, не дай бог, стриптиз-бар?»

– Я, Антошенька, не такая! – как будто прочитав его мысли, ответила та, за окном, с рыжим хвостиком.

– А какая ты?

– Сам смотри!

– Плохо вижу я что-то! Дай рассмотреть тебя! Кто ж ты такая?!

– А я весёлая и смелая! И не такая! Не такая я-а-а!!!

«Йя-йя! Йя-йя! Йя-йя!» – пьяное эхо многократно и гулко отдавалось во всех закоулках головы Рубинштейна, не желая её покидать. Башка опять сильно закружилась – это рыжая стерва стала раскачиваться, как маятник, из стороны в сторону, напевая чёртов мотив «Плейбоя». Антон Григорьевич, тряхнув остатками волос на своей лысине, попытался стабилизировать мысли и зрение, утопив как можно глубже затылок в подушке и попытавшись сфокусироваться хотя бы на белом потолке. Но ни мысли, ни зрение что-то не поддавались никакой фокусировке, так как он по-прежнему не мог рассмотреть и идентифицировать незнакомку за окном. А она, сволочь, как будто назло, продолжала раскачиваться.

– Я не стерва и не сволочь!

– Кто же ты тогда?

– Сам догадайся или догони меня!

– Какой «догони»! Я не буду прыгать за тобой из окна! Нельзя мне за вами, молодыми, бегать!

– Что, тошно тебе, Антоша? Нельзя уже столько пить! И с Таракановым и Брусникиным не нужно по ночам шляться!

– А я догадался, кто ты! Ты альпинистка! Ты моешь окна в гостинице и подсматриваешь за мной! Вот почему на тебе оранжевый жилет и ты раскачиваешься, кружа мне голову!

– Сам ты альпинист в жилете! А голова у тебя кружится сам знаешь отчего! Напомнить тебе всё, что ты вчера пил?

– Ну, сдаюсь! Скажи уж наконец, кто ты? – умолял Рубинштейн.

– А ты посмотри внимательнее. У меня не жилет оранжевый, а шубка рыжая, как и мой хвост. Только он не на голове, как ты думал, а…

– А где?

– На жопе! Вот где у меня хвост! Ты хоть понял, с кем всю ночь разговаривал?

– Ну вы, Антон Григорьевич, и гульнули вчера!

– Да я и сам офигел от себя, Сергей Захарыч!

– Вот как, оказывается, белочка приходит!

– Чур-чур, пока только во сне! Слава богу, что во сне!

– Слава богу, что я ночью не открыл Тараканову дверь! – подвёл итог прошедшего партнёрского собрания Петров.

Какая тонкая, почти невидимая грань между сном и явью! С каким удивительным реализмом, почти фотографической точностью пьяная голова может рисовать картинки и желания! Как сложно, иногда почти невозможно, реальность отличить от виртуальности! Какое непреодолимое и почти неподвластное возрасту бывает желание познакомиться с незнакомкой за окном! Ну или хотя бы её рассмотреть во всех подробностях.

Не находите?

Если вы вообще способны на такое в шестьдесят пять, вас обязательно нужно поздравить. А заодно отметить высокий уровень подготовки в школе выживания «ИЛьФ энд Партнерс».