На краю Империи

Глава 4. Нижегородская ярмарка

Нижний Новгород встретил прекрасной погодой. Разместившись в гостинице, братья сначала наведались к другу генерала Ястребова, передали ему пакет и получили приглашение на бал к купцу Мустафину. На бал идти не хотелось, братьям понравилась жизнь «по-простому», но генеральский друг настаивал, говоря, что собирается иногда очень интересная компания, а сам Мустафин очень влиятельный человек. К тому же, большой оригинал, и дочка у него огонечек. Пришлось пообещать приехать.

Территория ярмарки поражала, оглушала и приводила в восторг. Шум, гам, толчея захватывали человека в свои объятья и вели по бескрайним рядам. Чего тут только не было! Ярмарка, которую современники называли «карман России» за могучий круговорот денег и товаров, торговала всем: сельскохозяйственными орудиями, валенками, чаем, драгоценными камнями, сахаром, кашемиром, вином, конями, коврами, лекарствами, лесом, рудой! Здесь крутились огромные деньги, сопоставимые с бюджетом всей России.

Индийские драгоценности, китайские ткани, дамасские пистолеты и кинжалы, персидские седла и попоны, орехи, мед, икра, шелк, мука – товар на любой вкус можно было видеть в приземистых каменных лавках. Покупатели текли сплошным потоком мимо открытых настежь лавок и огромных прилавков, на которых лежали неисчислимые богатства. Иногда драгоценные товары лежали прямо под ногами продавца, увлеченно о чем-то толкующего. Зеваки рассматривали расписной фарфор, заглядывали в сверкающие зеркала с изумительными окладами, приценивались к мехам, посуде, мебели, кастрюлям, коням или изделиям из кости.

В своих рядах степенные купцы и промышленники вели неспешный торг металлом, лесом, зерном, рыбой, мясом в промышленных объемах. Здесь набивался «карман России».

Даже днем горели лампы, освещавшие самые укромные места, чтобы все можно было увидеть и купить. А продавцы торговали всяк сообразно своему темпераменту.

Бухарцы, персияне, хивинцы весь процесс организовывали на разостланном большом ковре. Сам торговец обычно сидел, скрестив на нем ноги, на нем же демонстрировал свои товары, на нем же вкушал и угощал своих собратьев, компаньонов и клиентов.

Русские купцы обычно были угодливы и старались предугадать каждое желание проходящих мимо посетителей ярмарки. Человек еще ничего не понял, а продавец уже точно знал, что ему нужно и подсовывал подходящий товар, ловко, как фокусник, вытаскивая его из неведомых глубин.

И всюду нищие, калеки, уроды – это постоянные обитатели любого события, на котором собиралось много народа. Они, так же как и проститутки, знали, что покупатель расслабится в этой атмосфере изобилия и денег и обязательно пожалеет убогого, или немного согрешит.

Потолкались втроем по торговым рядам, потом парням, которые только по возрасту и назывались парнями, захотелось развлечений. Пошли на «веселую Самокатную», как ее называли в народе. Целая улица была заставлена каруселями, или самокатами, по-простонародному. Покатались от души, до состояния головокружения, еще и спектакль по обыкновению представили: два лощенных красавца придерживали визжащих от ужаса и восторга девиц, у которых «охолонуло сердце от этих ужастей и закружилась голова».

Джентльменское поддерживание под ручку сопровождалось тайным поглаживанием и щекотанием, от чего барышни приходили в полный восторг. Авдеев только диву давался, надеясь, что не попадется какой-нибудь бдительный кавалер, ревностно опекающий свою красаву любезную. Но нет, обошлось перемигиванием и громким писком.

Потом пообедали в снедальном шатре щами и расстегаями и отправились развлекаться дальше. Посмотрели спектакль в кукольном балагане Петрушки и подивились на фокусников и танцовщиков. Хотели еще посмотреть представление с медведями, но нужно было уже ехать собираться на бал. Очень не хотелось уходить, но обещание присутствовать было дано.

Никаких особых заданий генерал не ставил по Нижегородской ярмарке, просто надлежало посмотреть на это событие, поэтому взяли коляску и, очень довольные, отправились в гостиницу мыться, переодеваться, готовиться.

***

На бал братья поехали вдвоем. Авдеев категорически отказался сопровождать, сказав, что за целый день устал ожидать реакции от какого-нибудь ревнивца, да и университетов не кончал, танцулькам не учен и ему там быть не по чину. Добавил, что надеется на благоразумие подопечных, которые на каруселях получили массу удовольствия от общения с девицами, и на сегодня им должно хватить.

Честно говоря, Авдеев тут же пожалел, что не поехал, едва братья отъехали от гостиницы:

– Ах, Федюшка, не помнишь что ли себя в семнадцать лет? Разве щупаньем девок можно удовольствоваться в этом возрасте? Они же сейчас в самый раж вошли! Ну, Федька, огребешь ты от генерала, огребешь, если что. И никакой адмирал Невельской не поможет.

Но мрачные предчувствия дядьки и наставника не оправдались. Все прошло очень благопристойно.

Бал у купца Мустафина был, несомненно, значительным событием. Об этом говорило большое количество собственных выездов, ожидавших своих хозяев.

Все приглашенные уже собрались, и запоздавшие питерские гости появились триумфально и замечены были всеми.

Бывший однополчанин генерала Ястребова, к которому у братьев было послание от генерала, отправился представлять молодых людей собравшимся. Кто может в такой ситуации запомнить имена всех, кто ему представлен? Вот и Павел с Николаем не всех запомнили, но Айнур Мустафина…

Айнур Мустафина была прекрасна, эмансипирована, своевольна и непосредственна. Ей было много позволено папенькой, и вхожие в его дом люди были в курсе этого.

Она вскинула блестящие черные глазки на новых знакомцев, решительно тряхнула головкой и потащила братьев в уголок гостиной разговаривать. По дороге она досадливо отмахнулась от худощавой дамы в национальном платье, которая попыталась к ним присоединиться. Усадив своих гостей на полукреслица, сама разложила юбки фиалкового цвета платья на диванчике и требовательно произнесла:

– Рассказывайте. Фердинанд Иванович сказал, что вы едете на Амур. Рассказывайте.

Братья даже немного растерялись:

– Что рассказывать, блистательная Айнур Раисовна?

Девушка досадливо поморщилась:

– Паша, Коля, я Айнур. А Айнур Раисовна я для вот этих, – она небрежно кивнула головой в сторону гостей, – рассказывайте, что знаете про Амур, и почему едете.

Наверно, надо было лучше подготовиться к поездке, потому что они на двоих смогли рассказать очень немного, только то, что успели узнать от Авдеева. Но девушка слушала про глухую тайгу, тунгусов, маньчжуров, огромную реку и медведей на каждом шагу с напряженным вниманием, чуть приоткрыв алые губки:

– Феноменально! Папеньке обязательно надо этим заняться. Я ему скажу, чтобы вложился, пока не поздно. Амур судоходный, говорите? Пароход нужно покупать. Товаров простых, для простой жизни. Посуда всякая, ткани дешевые, крупа, соль. Раз народ туда едет жить, такой товар понадобится. Это я знаю, понимаю. Что оттуда можно везти, кроме манчжурских и китайских товаров? Наверно, рыбу? Рыба – это хорошо. Соли надо много. Что еще есть?

– Наверно, меха, – робко проговорил Павел, несколько обескураженный напором энергичной красивой девушки. Обычно его знакомые красивые девушки энергию направляли не в вопросы коммерции.

– Феноменально! Меха! А какие?

Братья переглянулись и оба развели руками.

– Не знаете. Это плохо, это очень плохо. Меха разные бывают, и сбыт разный, и стоимость. Все надо знать досконально. И тогда все будет фе-но-ме-наль-но!

Девушка снова застыла в раздумьях, потом задумчиво продолжила.

– Буду серьезно говорить с папенькой. А вы будете нашими представителями на Амуре. Это я устрою, – потом спохватилась, – или у вас свой интерес коммерческий там имеется?

– Эээ, нет, нет интереса, – промямлили братья, переглядываясь и испытывая за что-то жгучий стыд.

– Ну, раз нет, значит, пожалуйте к нам завтра ввечеру. Я прикажу что-то наше национальное приготовить к ужину. Вкусно, я люблю! Вы хотите татарские блюда попробовать? Мы часто такое едим, когда по-простому, без разных манер. Думаю, я с папенькой к тому времени успею поговорить. Он согласится. Это будет феноменально!

Внезапно девушка вскочила и побежала в сторону бальной залы, весело крича:

– А пойдемте танцевать, господа!

Больше ни разу за весь вечер серьезных разговоров не было. Легкомысленная барышня Айнур веселилась, порхала по всему залу, фиалковое платье мелькало то там, то здесь. В ее бальной книжечке для братьев было оставлено только по одному танцу.

Авдеев, который с тревогой ожидал своих подопечных, сразу понял, что все же что-то произошло, когда Павел не сразу понял обращенный к нему вопрос. Взгляд молодого человека был туманным и мечтательным.

Николай чуть приобнял Федора Ильича за плечи:

– Не переживай, дядька Ильич. Это же Херувимчик! У него всегда что-то случается!

Павел как лег на кровать, забросив руки под голову и глядя в потолок, так и уснул. И снились ему неведомые дали, море рыбы, связки мехов и мохнатые медведи, выглядывающие из-за кустов с рычанием: «Феноменально!». А когда сон уже стал глубоким и непробудным, снились фиалковое платье и черные глазки из-под длинных ресниц.

***

Национальная кухня на ужине у купца Мустафина братьям понравилась: и ароматный бэлиш с тремя видами мяса, и нежные кыстыбый с начинкой из пшенной каши, и губадия с рисом, изюмом и красным творогом корт, и сладкий чак-чак к чаю со сливками.

После представления хозяину дома, которого на вчерашнем балу не было, перед приемом пищи мыли руки в розовой воде и вытирали вышитым полотенцем. Проходя ритуал, братья чувствовали на себе острый взгляд купца – цепкий, не пропускающий никаких промашек. Потому парни чувствовали себя немного скованно.

Потом хозяин произнес молитву «Бисмилла арра хман аррахим», во время которой братья сидели, скромно сложив руки, затем можно было приступать к трапезе.

Хозяин дома собственноручно принял из рук прислужницы большое блюдо с бэлишом, поставил его перед собой и острым ножом срезал верхнюю крышку пирога, символизирующую верх степной кибитки. Из-под приподнятой крышкой пыхнуло жарким ароматом, заставляя сглотнуть слюнку в ожидании своей тарелки с огромным куском пирога. Этот кусок заваливался набок, из него высыпалась благоухающая начинка из большого количества мяса, картофеля и лука, обильно сочащаяся крепким бульоном.

Не успели братья справиться с одним куском вкуснейшего пирога, как на тарелке оказался второй кусок, и не было сил отказаться, ибо вкусно все невероятно!

А следом шли еще высокая многослойная губадия, чарующая сладким, медовым вкусом и запахом, и лепешки кыстыбый с начинкой из пшенной каши, сваренной специальным образом. Лепешки сочились маслом, брать их полагалось руками, поэтому приходилось поминутно вытирать пальцы. Каша выпадала из свернутой лепешки на тарелку, хотелось по-детски подбирать эти вкусные кусочки и отправлять их в рот.

Да, собственно все так и ели за столом – просто, без особых манер. Сам хозяин, сидя во главе стола в темно-синей шелковой рубахе-тунике и длинной вышитой безрукавке, ел только руками, аппетитно причмокивал, иногда облизывал масляные пальцы и коротко отдавал по-татарски распоряжения прислуге. Никто не признал бы сейчас в этом невысоком деде в тюбетейке одну из акул торговли. Через его руки проходили товары на сотни тысяч золотых, на него работали тысячи людей, но сейчас он был хлебосольным хозяином, встречающим гостей.

И Айнур была неузнаваема в простом домашнем платье. Она, правда, не носила национальный костюм, но волосы сейчас не были закручены в сложную прическу, а лежали двумя косами на спине, а головку венчала маленькая красная расшитая тюбетейка. Это был единственный элемент татарского одеяния, который на ней был.

Так же, как и отец, она усердно угощала гостей, придвигая к ним поближе пиалы с айраном, расставленные по всему столу блюда с конской колбасой казылык, говяжьей вырезкой каклаган, запеченной стерлядью.

Девушка сидела между гостями. И Павел, то млел от загадочного выражения миндалевидных глазок, обращенных к нему, то любовался маленьким ушком с покачивающейся крупной сережкой, когда она поворачивалась к Николаю.

А круглые упругие щечки с одной маленькой ямочкой, возникающей, когда хозяйка улыбалась! А стремительные бровки, которые активно участвовали в мыслительном процессе и то вздымались от недоумения, то опускались и успокаивались. А губки, аккуратно открывающиеся, чтобы захватить кусочек пирога и дать работу белоснежным зубкам!

Стоп, разве губки нужны только для того, чтобы захватывать край пиалы с чаем? А если прикусить своими губами эту пухленькие сладкие губки и… ах, становилось все жарче и жарче! И это не только из-за атмосферы богатого татарского дома, в котором любят вкусно поесть и умеют встретить гостей.

Казалось, что хозяева задались целью откормить гостей до отвала. И только Николай с Павлом решили уже взмолиться, что больше не могут, как хозяин резко отставил пиалу с чаем и произнес молитву. Стало понятно, что ужин завершен.

***

Серьезный разговор начался в кабинете хозяина. Пока до него дошли, Павлу удалось стряхнуть с себя любовный морок.

– Ну что, гости дорогие. Моей дочке пришло в голову, что благосостояние семьи Мустафиных рухнет, если мы не поучаствуем в движении государства российского на восток. Х-м-м. Амур, говорите? Ну, посмотрим. Где тут карта была, Айнурка?

– Вот, папенька.

– Вот самая последняя карта, которая у меня есть. Амур… Амур… Непонятно, где ваш Амур начинается и где заканчивается. Можно ли по нему пароходам ходить.

– Раис Амирович…

– Называйте меня, сынки, Раис абый.

– Раис абый, это совсем старая карта. Были еще исследования адмирала Невельского. Он доподлинно уверился, что Амур вполне судоходен. Не зря же туда людей сейчас переселяют.

– То, что переселяют, я знаю, слышал, что его величество распорядился народ туда гнать. Живы хоть те люди, которые туда ушли, или лежат где-то в болотах топких и лесах черных?

– Папенька, – не дала ответить братьям Айнур, – ты ли не знаешь, как важно быть в каждом деле первым? Не ты ли сам нехожеными тропами ходил, когда никто не верил в успех на Урале? Здесь тоже новое. Я слышала о господине Невельском. Рассказывали, что он самолично с моряками своими исследовал все, даже супругу свою возил на Амур, жили они там несколько лет.

– Ну, да. Слышал-слышал. А ты слышала, что ребенок у них там погиб?

– Слышала, папенька. Так сколько времени прошло уже! Обустроились уже, поставки наладили. Живут люди. А почему не мы там торгуем на благо российского отечества? Там люди расселяются вдоль Амура, им нужны товары. Мука нужна, соль, крупа. Эх, папенька, была бы я мужчиной, я бы сей же час отправилась с молодыми людьми на восток, новые рынки открывать! Купцы Мустафины – поставщики на российский Амур! Это же феноменально! Царь-батюшка оценить должен старания наши.

– Эк, сказанула, – аж крякнул купец, – на восток ей понадобилось. Сиди дома, да жениха хорошего жди, внук мне нужен. Амурская поставщица нашлась!

– Папенька!

– Помолчи, я думаю.

Толстый палец купца ткнулся в точку, обозначавшую Нижний Новгород на карте, а потом медленно пополз на восток через Казань, Самару, потом сдвинулся на Екатеринбург, Омск, Томск. На точке, отображающей Иркутск, палец остановился.

– Не пойму пока как. И людей угроблю, и товары. Прибытка ноль будет.

– Папенька, а еще товары оттуда! Рыба амурская! Ни у кого нет, а Мустафины соленую привезут. Меха богатые!

– Привезут – не привезут. Дочка, втягиваешь ты меня в аферу жуткую.

– Папенька, так его величество не зря же под свою руку все берет. Никакая это не афера. Ты посмотри – земель здесь сколько! Это же феноменально!

– Земель, может и много, да есть ли люди? А дорог, думаю, совсем нет. Эх, велика Рассея, да дорог в ней и здесь-то нет, а там – тем более!

– Так разве это геройство – по готовым дорогам ходить, да торговать, а новые места исследовать, да находить их – вот где геройство!

– Тебе бы геройствовать только. Не девка ты у меня, а мужик в юбке. Все бы тебе всякие штучки придумывать.

Николай и Павел сидели на диване, молчали и думали о том, какие они оба балбеса неумные. Вопросов к ним у семейства не было. Оставалось слушать, как купцы Мустафины между собой толкуют. Наконец, и до них дошло время.

Услышав от дочери о китайских товарах, Мустафин вдруг застыл, потом резко хлопнул ладонью по карте:

– Господа, вы сколько дней еще будете в Нижнем?

– Вообще не хотели задерживаться. Ярмарку посмотрели, да ехать пора. Не хотелось в осеннюю распутицу попасть. Наш сопровождающий – бывалый человек, он рассказывал, что месяцами можно ждать, когда дорога установится.

– Вот, дочь. Бывает еще и распутица осенняя, а там и весенняя. Ну, да ладно. Все равно мне интересно стало. Был бы помоложе – рванул бы с вами. Вы езжайте. Очень правильное дело выбрали, и мы с вами договорчик-то составим. Поработаем вместе. Моими глазами поедете, раз ваш батюшка никакого коммерческого интереса вам не учинил. Нечего вхолостую ездить, ноги стаптывать, дело надо делать, капитал зарабатывать, пока молодые да хваткие. И тогда все у вас будет, как дочка моя говорит, феноменально.

***

Ниночка дождалась в условленный день и в условленное время только Николая. Павел просил передать обольстительнице, что он занемог. Он и вправду занемог. Очаровательная татарочка Айнур не выходила у него из головы.

Скорее всего, коварная деловая девушка поняла, какое впечатление она произвела на заезжего блондина, но вида не подавала. Она с увлечением составляла список того, на что надо обратить внимание во время поездки, расписывала, что именно может интересовать Мустафиных. Павел не сводил глаз с пухленьких губок, изрекающих странные для девушки речи о выгоде и доходе, с темных глазок, которые, казалось, видели неведомых и страшных гольдов и гиляков, и с румяных щечек, которые были так рядом, но выглядели недоступными, а оттого еще более желанными. Никогда еще ему не приходилось видеть таких удивительных девушек. И ни одна девушка ему не казалась такой недостижимой.

В условленный с Ниночкой день Николай сочувственно погладил кузена по блондинистым кудрям, изрек что-то типа «проходит все, пройдет и это», получил затрещину от брата и наставление о благоразумии от Авдеева и отбыл на свидание.

Вернулся поздно, в расхристанном виде, запыхавшийся от быстрого бега и довольный сверх меры! Встревоженного Федора он успокаивающе похлопал по плечу, а с братом закрылся в комнате, откуда вскоре послышался взрыв хохота. Есть что-то очень смешное для молодых людей в том, что нужно бежать от разъяренного мужа, не вовремя вернувшегося из деловой поездки. Только надо успеть убежать.

***

Генералу написали и отправили письма с описанием предложения купца Мустафина и засобирались в дорогу.

На Павла было жалко смотреть: не успел встретить такую удивительную девушку, и уже пора расставаться. Айнур была совсем не похожа ни на одну его знакомую. Она поражала своими взглядами на жизнь и заставляла думать о будущем. Пожалуй, только с ней он впервые понял, что когда-то надо стать настоящим мужчиной и забыть о детских проделках. Ни увещевания матери и покойного отца, ни громовые раскаты дядюшки Григория Павловича не доносили до него то, что он вдруг начал понимать, пообщавшись с девушкой.

Почему? Девушка, которой по всем законам общества полагалось думать о нарядах и прочих глупостях, так масштабно мыслит и задает вопросы, который в голову не приходят ему – не самому глупому (ну да, университет не так часто посещается, но это не в счет) представителю мужского рода. Все знают, что именно мужчины двигают прогресс, ставят цели, преобразуют мир и создают богатства. А тут совсем юная девица – и такие взгляды на жизнь.

Брат Николай ничем не мог помочь мятущейся душе. Айнур и его удивляла не в меру, но таких глобальных изменений в его сознание не внесла. Мудрый Авдеев, которого Павел тоже привлек к размышлениям, сказал:

– Павел Алексеевич, благодари Господа нашего за то, что послал тебе такую закавыку в юбке. Не батогами тебе в голову вдалбливают мудрость, не казенный дом уму-разуму учит, не собственными слезами усеян твой путь. Просто прими это как знак свыше.

Вроде не к месту мой рассказ, но вспомнилось что-то. Был у нас в деревне мужик – пьянь подзаборная. Ни в черта, ни в бога не верил, пил беспробудно, семью поколачивал чуть не каждый день. Говорили ему, чтобы остановился, а он нет – ни в какую. Самогонка ему милее матери родной была.

Через то пьянство однажды у него в доме пожар случился. Давно надо было печку переложить, а ему все некогда было, все горькую хлебал. Он сам-то в тот день в сенях валялся, вытащили мужики, которые огонь увидели. А все, кто в доме спал, – мать старуха, жена, да трое ребятишек угорели. И остался он один на всем белом свете. Один на пепелище своего дома.

Враз у него то пьянство прошло. Не шла в горло горькая. Он и рад бы горе залить, а организм не принимал. А на трезвую голову ой как он свою судьбинушку хорошо понял! Все у него было для хорошей, справной жизни, только счастья своего не понимал.

Упаси боже через такие испытания жизнь понять. А тебе, Павел, сейчас только остается пример хороший брать, да за ум браться. А то, что девка, – так она всю жизнь при таком батюшке живет, с младых ногтей впитывает. Иная, конечно, и не станет слушать, будет только папеньками деньгами пользоваться и по лавкам с бабьими фитюльками ходить, а эта нет. Ну, так молодец.

– Ильич, вот ты сейчас, кажется, нас имел в виду.

– Когда это?

– Когда про папенькины деньги говорил и про фитюльки.

– Не-е-е. Разве ж могу я такое говорить. Это я от одного знакомого генерала недавно слышал.

– Злой ты, Ильич!

– Разве ж я злой! Жизнь куда злее бывает! Эх, ребятки.