Czytaj książkę: «Мирошников. Дело о рябине из Малиновки», strona 2
Следователь Мирошников, только ночью вернувшийся из поездки, получил записку от полицмейстера Горбунова и пристава Садырина. Хорошо, если Садырин будет заниматься расследованием убийства помещицы. Он хоть и немолод, но думает, старается, и работать потому с ним удобно. Надо ехать завтра в ту Малиновку. Кому, интересно, могла помешать старушка? Как написал Горбунов, бунтов в деревеньке никаких не было, жили спокойно хозяйка и ее люди. Скорее всего, какой-то случайный лихой мужичок залетел. Ни дня покоя судебному следователю нет, то одно, то другое случается. Совсем нет времени на личную жизнь.
Мирошников вздохнул, вспоминая сегодняшнюю случайную знакомую. Ниночка Жарова прелесть как хороша, но, к сожалению, замужем.
Глава 3. Следователь Мирошников
Когда Мирошников прибыл в Малиновку, Садырин был уже на месте. Он сидел в беседке, сдвинув фуражку на затылок, и поминутно вытирал большим платком потную красную шею. Перед ним на столике лежали исписанные листы.
Сначала очень долго и довольно напористо следователь беседовал с Лидой. Особое внимание он уделил времени, когда хозяйка убежала с любовником. Но Лида ничего не могла сказать: ни где барыня тогда обретала, ни почему вернулась, ни что случилось с Климом. Садырин даже немного пожалел несчастную женщину, которая была почти ровесницей своей бывшей хозяйки. Мирошников говорил с ней серьезно и не допускал слезы и истерики. В конце концов, Лида начала путаться и противоречить сама себе, а потом расплакалась и без спросу убежала.
Мирошников недовольно проворчал:
– Вот еще, нежные мы какие, – и поставил в своих записях какую-то пометку.
– Ваше благородие, – почтительно проговорил Садырин, – она всегда такая впечатлительная, а уж к своей хозяйке такая привязанная была! Да еще и первой нашла убитую. Понятно, что никак пока отойти не может.
– Возможно, Харитон Иванович. Только надо проверить ее сына. Он, вроде, в этой деревне живет?
– Да, Прошка. Обычный мужик, я его давно знаю.
– Проверь его. Вообще интересно было бы знать, упомянула ли покойная барыня эту Лиду в завещании.
– Серафима Гордеевна часто говорила о своих распоряжениях на случай смерти. Эта тема обсуждалась. Я бумаг не видел, но она точно к нотариусу ездила, а потом часто упоминала о своих решениях. Имя Лиды фигурировало, но сумма вряд ли может оказаться значительной. Хозяйка была небогата. Где-то рублей пятьдесят или сто, вряд ли больше.
– Так-так, – Мирошников снова поставил какую-то заметку в своих записях, – что у тебя сейчас в планах, Харитон Иванович?
– Садовник Ипат ждет. Я вчера с ним только вскользь смог побеседовать. Да здесь вообще все такими огорошенными казались произошедшим, со всеми было трудно говорить.
– Ну, давай садовника Ипата чуть позже допросим. Лучше пройдемся по местности. Может, что-то увидим, хоть ты говоришь, что все носились тут как оглашенные.
– Ну да, – Садырин недовольно засопел, – управляющий прошляпил. Он думал, что только дом надо закрыть. Потом, когда я прибыл, хоть тыльные подходы к усадьбе огородили, а перед воротами тут вся деревня марши маршировала.
Прогулка по окрестностям особого результата не принесла. Все действительно оказалось затоптанным, тем более что там начиналась дорога на хозяйское поле с гречихой, и как раз накануне несчастья управляющий гонял туда баб на работу.
Следователь и пристав полазали по кустам, где мог прятаться злоумышленник. Примятые места были, но никаких улик найти не удалось. Траву и малые кустики могла примять и молодежь из деревни. Дело молодое, понятное.
Потом они вдвоем вернулись к дому, походили вокруг.
– Что предполагаешь, Харитон Иванович, как преступник проник в дом? – рассеянно спросил Мирошников, осматривая окно в опочивальне Серафимы Гордеевны.
– Наиболее вероятным кажется, что убийца проник в дом, когда хозяйка обедала в столовой. В гостях у нее был святой отец Антоний, он часто с ней обедал. В это время собаки на привязи, окна открыты, а хозяйственная активность в доме сходит на минимум, поскольку барыня может почивать, значит, шум в это время непозволителен. Да и бабы порядок уже навели, все помыли, оставалась работа только на кухне.
Думаю, убийца проник в дом через открытое окно в буфетной. Это совсем недалеко от личных комнат Серафимы Гордеевны. Злоумышленник мог выбрать время, когда в коридоре никого не было, и перейти в нужную комнату. Она никогда не запиралась, но никто не имел права заходить туда, кроме Лиды и Феклушки, которая обычно там убирает. Феклушка ушла еще до обеда, Лида обедала в людской со всеми домочадцами. В комнате Серафимы Гордеевны окно было закрыто. Во всяком случае, так утверждает Лида.
– Но тогда преступник должен знать расположение комнат в доме?
– Так точно, но дом маленький. Возможно, преступник просто рискнул, примерно предполагая, где что находится.
– И под окном буфетной клумба?
– Клуба, ваше благородие.
– Грязи на полу не было?
– Не было.
– Может, кто убрал?
– Управляющий доложил, что он сразу весь дом закрыл, когда прибежал.
– А где он сам был?
– Управляющий обедал у себя, когда прибежала девка Маруська, которую послал отец Антоний. Тот после обеда с хозяйкой и обычной богословской беседы, которой они всегда завершали совместную трапезу, направился в церковь, но его остановили крики от дома. Он вернулся, в доме кричала Лида, в коридоре перед барскими покоями толпились слуги. Отец Антоний разогнал всех, велел Маруське бежать за управляющим, а сам проверил пульс у лежащей на полу барыни. Утверждает, что орудие убийства не трогал. Лом до нашего приезда лежал так, как его бросил преступник.
Потом прибежал управляющий, он велел всем покинуть дом и запер окна и двери, а конюха с запиской отправил в город в полицию.
Когда мы с ребятами утром прибыли, то я в первую очередь проверил, что все закрыто. За забором, конечно, народ толпился, но в доме никого не было. Тело не убирали, оно так и лежало. И ломик рядом.
– Тогда почему нет грязи с клумбы нигде?
– Не могу знать. Возможно, убийца снял обувь, чтобы шаги не услышали.
– Может быть, может быть, – бормотал Мирошников, ползая по ковру в поисках кусочков земли, – Харитон Иванович, а сколько времени прошло между тем, как отец Антоний покинул хозяйку и когда он услышал крик.
– Все говорят, что ситуация очень быстро развивалась. Точно оценить слуги не могут, говорят только, что «в един момент» все случилось. Отец Антоний считает, что минут пять-семь прошло.
– Значит, злоумышленник успел за время обеда вскрыть замок. Это несложно. Замок самый элементарный. Он только для женщины представляет сложность, а для мужчины с ломом – простейшая задача. Возможно, преступник был с самого начала уверен в том, что замок простой, и он справится одним ломом. И потому он именно его взял на преступление.
Мирошников, закончив осмотр, скомандовал:
– Ну, идем на место преступления. И позови Лиду, надеюсь, она успокоилась.
Пока Мирошников ходил по комнате, заглядывая в открытые сундуки с добром, пришла Лида. Она с испугом смотрела на грозного следователя, который задумчиво рассматривал корзинку с рукоделием покойной и методично отщелкивал костяшки черных четок.
– Лида, теперь спокойно и без слез осмотрите комнату. Будьте внимательны к каждой мелочи. Мне нужно знать, все ли на месте? В самой комнате ничего не пропало?
– Да не была я в той каморе никогда. Не пускала хозяйка туда никого.
– Я не про тайную комнату спрашиваю. Вот здесь, где барыня жила, спала, молилась и занималась рукоделием, все ли на месте? Я спрашиваю про обычные вещи. Как правило, старые дамы любят, когда все на своих местах лежит. Вот прямо идите от двери и смотрите, все ли на месте, как хозяйка любила и привыкла? Лида, это важно для следствия. Соберитесь с мыслями.
Лида судорожно вздохнула и принялась за дело. Очень скоро обнаружилась пропажа кружевной накидки с кровати и с горы подушек, украшавших хозяйское ложе. Мирошников тщательно записал, что на накидке были узоры в виде гроздьев рябины, и потерявшую последние силы старушку отпустили отдыхать.
Сами Мирошников и Садырин, наскоро перекусив, занялись допросом дворовых людей. Все говорили то же самое, что накануне рассказывали Садырину. С Ипатом беседа вышла самой долгой. По всему выходило, что или кухарка Нюша придумала нарушенное ограждение клумбы, или кто-то вдруг поправил вывалившиеся камни, или это сделал Ипат, но почему-то он отпирался и говорил, что никакого безобразия с той клумбой не было.
Ипат краснел, негодовал, что его подозревают в небрежном отношении к обязанностям, и твердил, что все было в порядке, а конкретно эту клумбу барыня особо любила, потому он всегда уделял ей повышенное внимание.
– Кто такой поклеп на меня возвел, вашбродь, – обиженно гудел мужик, – что за сквернавец сквалыжный! Кто этот пустобрех? Я сам с ним разберусь, почто он на добрых, радивых человеков наговаривает!
– Вот еще, Ипат, будешь угрожать мне тут! В кутузку заберу, если вздумаешь разборки устраивать, – пригрозил Мирошников, помахивая укоризненно пальцем перед носом раскрасневшегося мужика, – смотри мне! А кто-то кроме тебя мог поправить непорядок, если ты просто не заметил его?
– А вот это не могу знать, вашбродь. Только сад и всякая зеленая былинка – енто моя работа.
Огромная пятерня поползла к кудлатой голове. Так и не отучила барыня Серафима Гордеевна своего садовника наводить беспорядок на голове перед сложной задачей. Почему-то любой новый вопрос решался только после тщательного взлохмачивания волос или бороды.
– Ну не могу знать. Хучь пытайте! Не знаю.
***
Мирошников вернулся домой поздно. Клавдия, зевая и недовольно пыхтя, наскоро приготовила ему ужин из холодного мяса и чуть теплых блинов и отправилась спать. Мирошников хотел окликнуть ее и попросить чаю, но потом махнул рукой, глядя на удаляющуюся грузную фигуру своей служанки и поварихи в одном лице. Видимо, придется пить еле теплый чай из еще неостывшего самовара.
Клавдия считала, что она сильно перерабатывает у своего недотепы-хозяина, занимаясь всем хозяйством. Если он оставался дома, то целый день слышал ее ворчание, что никто ни у кого не работает так много и так прилежно, как она, и никого так не обижают, как ее.
– Это как так понять, божьи человеки, – ворчала она, размахивая мокрой тряпкой прямо перед носом Мирошникова, – не должон единый человек все тянуть на себе. Этак может лихоманка напасть, я так думаю. Ты ему и полы вымой, и воротнички чтоб белые кажный день, и стряпню сготовь. А вчерась опять башмаки где-то угваздал, каких-то убивцев искал, прости, господи. Где столько силов-то взять на такую маету! Хоспадя Иисусе!
А потом без паузы переходила на новую тему:
– Государев человек, а в такой халупе живет, что срам один! Вон у полицмейстера нашего – красота, а не дом! В три этажа! Комнат – не сосчитаешь. И уж мебеля какие! А энти… зеркала золоченые, да ковры персиянские! На кухне каких только полезностев нет! Погреб холодный – что вся наша фатера. Давеча видела, окорока там висят, лари, забитые снедью, ледник, полнехонький мясом, стоит. Живут же люди!
Мирошников терпел эту воркотню, сколько мог, потом ему это надоедало, и он аккуратно вставлял свои замечания в непрекращающийся поток жалоб:
– Клавдия, ты знаешь, что мне некогда этим заниматься. Если не хочешь работать у меня, то посоветуй, кого взять на твое место, да я выдам тебе расчет. Пойдешь работать к кому-нибудь в большой дом младшей прислужницей старшей поварихи, если не хочешь быть полной хозяйкой в моей квартире. Или попрошу того же Горбунова, чтобы его жена мне кого-нибудь подобрала. Она женщина опытная, найдет работящую прислугу, которой будет за счастье прислуживать одинокому мужчине без особых претензий.
Ворчливая прислуга ненадолго замирала, потом Клавдия резко меняла тему и принималась бубнить себе под нос, что ее не ценят и хотят избавиться, а она старается на хозяйстве целыми днями.
Обе стороны конфликта не хотели никаких перемен, поэтому ограничивались холостыми выстрелами в противоположную сторону. Шаткий статус-кво восстанавливался на самый непродолжительный период.
Мирошников пожевал холодное мясо, явно нарочно пересоленное и переперченное строптивой бабой, съел аппетитных ноздреватых блинов, которые вредная Клавка не могла испортить, поскольку сама их обожала, налил стакан чуть теплого чая и отправился к себе. Надо было еще подумать над этой историей в поместье со вкусным названием Малиновка.
***
Мирошников придвинул к себе стопку чистой бумаги, обмакнул перо в чернила и с удовольствием принялся за обожаемое занятие – систематизирование и анализ. Больше всего в своей работе он любил именно эти минуты, когда разрозненные факты выстраивались в логическую цепочку, чтобы в итоге дать четкий ответ – кто виноват и что делать.
Ровные буквы, украшенные затейливыми вензелями, стремительно фиксировали то, что зацепило внимание следователя:
1.Управляющий. Почему-то не оградил подступы к дому, хотя не мог не знать, что должен это сделать. Все же не простой крестьянин погиб, а его работодательница. Действительно растерялся или умышленно разрешил затоптать следы?
2.Садовник Ипат. Почему отрицает, что клумба была нарушена? Что-то или кого-то выгораживает, или действительно ничего не была? Или, может, считает, что его просто будут ругать за нерадивость?
3.Кухарка Нюша. Придумала про клумбу или нет? Если придумала, то зачем?
4.Лида. Всеми силами показывает, что скорбит. Неужели настолько была сильно привязана к хозяйке, что не может поверить в ее смерть, и с трудом теперь понимает, когда противоречит сама себе? Нельзя сказать, что глупа баба. Судя по рассказу, в молодости она очень умно помогала хозяйке. Правда, уже немолода сейчас.
5.Антоний. Ну, тут, вроде, особых вопросов к святому отцу нет. Пока нет, дружище Костик, и ты это знаешь.
Мирошников хмыкнул и вновь полистал страницы допросных листов. Не со всеми сегодня успел поговорить, но Садырин накануне неплохую работу провел. Пока ни к кому из остальных домочадцев и друзей хозяйки вопросов не возникло.
Теперь по обстоятельствам дела:
1.Вряд ли преступник, попав в дом, слонялся по комнатам. Он явно знал, куда идти. И он явно шел в тайную каморку. Убийца был уверен: в тайной комнате есть ценности, и ломика ему хватит, чтобы открыть дверь.
2.На первый взгляд, логично, что преступник попал в дом через окно. А если вошел в дверь? Если знал, что в это время прислуга обедает в людской, значит, по комнатам не ходит. Даже девка Маруська, которая накрывает на стол и убирает посуду, не снует постоянно по коридорам. У покойной барыни не было принято держать при себе большое количество прислуги во время приема пищи в столовой. Она сама могла поухаживать за собой и за гостем.
Мог кто-то зайти просто в дверь? Мог, поскольку ворота были открыты, и войти во двор мог любой, а сам двор в обеденное время бывал пуст. Летом даже двери в дом не закрывались. Когда барыня обедала, все по углам обычно разбегались. Судя по допросным листам, в людской находились все домочадцы в полном составе.
2. Ломик. В принципе, он небольшого размера. Даже если преступник шел на преступление белым днем, то мог замаскировать его или положить в сумку или мешок. И убийца, видимо, был уверен, что ему хватит ломика на то, чтобы сломать замок. Возможно, он не планировал убивать старушку, а ломик ему был нужен только как инструмент взлома. Почему он хорошо ориентировался в доме и знал, какой замок на каморе?
3.Ну, и сама убитая. Старушка странная и с богатым прошлым. По опыту, достаточно часто преступления зарождаются очень давно. Вообще непонятно, как убитая за приличное количество лет ни разу не обмолвилось, что она делала двадцать с лишним лет вдали от родных мест. Не мог ли возникнуть гость из прошлого? Странная Лида утверждает, что не знает, где барыня пропадала. Просто вернулась и все.
Мирошников еще раз перечитал записи, потом убрал бумаги в сейф и отправился умываться к умывальному столику, напевая под нос:
– Сима-Сима-Симочка
Девочка-тростиночка.
Пошла Сима погулять,
Себя миру показать.
Потом чертыхнулся и пробормотал:
– Фу, ваше благородие, что за ёрничество вы допускаете. Стыдно, батенька. У всякого человека могут случиться казусы в личной жизни. Причем тут дело изрядной давности?
Умывшись, Мирошников энергично растерся суровым полотенцем. Потом посмотрел на брызги вокруг умывального столика и уныло констатировал:
– Опять утром Клавка ругаться будет на нещадную эксплуатацию ее труда. За что мне такое наказание? Как с женской прислугой себя вести? Наверно, бабы только жен слушаются.
Только где такую жену найти, чтобы была красивая. Неглупая. Хозяйственная. И чтобы под ухом не зудела постоянно. Чтобы не приставала. Не пилила. Не заставляла ездить с глупыми визитами. Чтобы любила. Заботилась. С этой Клавкой бестолковой чтобы справилась!
Боже всевышний, разве я много прошу? Или все же много?
Глава 4. Покушение
На следующий день не обошлось без неожиданностей. В Малиновке садовник Ипат не стал дожидаться вызова и пришел с узелком личных вещей, решив, что его сейчас заарестуют.
– Вашбродь обещались в кутузку забрать, коли не вспомню ничего. Вот он я. Вяжите верного слугу, который не жалеючи живота своего верой и правдой служил барыне. Уж как мы с ней бывалоча встренемся в саду, да она указания мудрые даст, так я все в тот же час и делал. Она, как водится, и наказать могла, и наругать, но все больше довольная была моими трудами. Не могу терпеть такого злого наговора, что небрежением баловался.
Мирошников досадливо махнул рукой:
– Иди пока, Ипат. Я занят.
Ипат недоуменно развел руками и побрел в свою сторожку, где хранился садовый инвентарь. По дороге удрученный садовник бормотал что-то о превратностях жизни, странных событиях, жутких привидениях и тяжести на душе.
Следователь сам не понимал, почему сегодня приехал в Малиновку. Однако с утра быстро завершил запланированные ранее дела, кое-что перенес на другие даты и во второй половине дня отправился к месту преступления. Такое уже бывало в его практике и означало, что какая-то важная деталь ускользнула от его внимания, но упорно звала к себе. Если потянуло вернуться, значит, провидение подсказало искать зацепки дальше. Выходит, он упустил важные детали.
В осиротевшем поместье готовились к погребению усопшей рабы божьей. У маленькой церквушки стояли крестьяне из Малиновки и небольшая группа приехавших на отпевание соседей-помещиков. Почти всех Мирошников знал. Он рассеянно раскланялся с ними, ругаясь про себя за несвоевременный приезд, из-за которого придется хотя бы ненадолго зайти на службу. На его счастье, появился Садырин. Он приятельствовал с Серафимой Гордеевной еще со времен ее удивительного возвращения на родину, поэтому не приехать на погребение не мог.
Они вместе с Харитоном Ивановичем прошли в маленькую церквушку, прилично обстоятельствам скорбно постояли у небольшого гроба преставившейся Серафимы Гордеевны и отошли, освобождая место приехавшим проститься соседям.
Скоро Мирошников шепнул Садырину: «Я на улицу» и протиснулся к двери. Ему надо было понять внезапно появившееся странное тянущее ощущение. Вдруг почудилось, что удалось увидеть важное. Он постоял в тенечке под березой, упорно соображая, в какой точно момент и по какой причине у него возникло такое чувство. Но ответ на вопрос так и не находился.
Во дворе угрюмой толпой стояли малиновские крестьяне, которых в церковь не пустили. Управляющий велел им ждать на улице, и они стояли с печальными лицами, время от времени крестились и тяжело вздыхали. Их мысли были понятны: незлобивая хозяйка скончалась, теперь надо было ждать наследников. Никто от этого ничего хорошего не ожидал.
Тем временем, гроб вынесли на улицу. Он еще полежал на подготовленных скамьях, крестьяне малиновские по очереди подходили прощаться, бабы плакали навзрыд, горестно вопрошая:
– Пошто, барыня Серафима Гордеевна, покинула ты нас, милостивица! Как жить таперича! Кто укажет нам, че деять-то! Осиротели мы, барыня!
Завзятые деревенские плакальщицы дружно заголосили:
– Ой-ёёёй! Ты пойдешь, да мила ладушка, в дальнюю дороженьку, за леса да за дремучие, за болота да за зыбучие! Да не отпустят тебя, ладушка, да на родимую сторонушку! Ой-ёёёй!
Сквозь громкие причитания баб Мирошников четко уловил слова управляющего, который разговаривал с помещиком Селивановым:
– Совсем забросили с этими делами скорбными все работы. Руки прямо опускаются, что делать, что делать! Людишек надо в поле гнать. Дни-то стоят красные. А тут опять пришлось всех с работ отпустить. Нельзя не дать проститься с барыней. Сегодня все перепьются, какие из них работники назавтра будут?
Грузный помещик утешительно гудел, оглаживая окладистую бороду:
– Ничто, Кузьмич. Ничто. Зато Серафима-то Гордеевна из райских кущ на тебя будет смотреть и говорить, дескать, молодец мой управляющий, все по уму сделал. Честь-честью проводили. А что, Кузьмич, кутью-то бабы наделали? Зелена вина наготовили на помин рабы божьей?
– А то как же, Северьян Авдеич. Всю ночь бабы готовили! На целый полк наварили-напарили. Все сыты-пьяны будут!
Шепнув Харитону Ивановичу, что пройдется по округе, Мирошников незаметно покинул площадку, где проходило прощание, и направился через деревню в сторону реки. Туда они с Садыриным не ходили, во-первых, накануне не успели из-за наступившей темноты, во-вторых, казалось менее вероятным, что преступник пойдет в эту сторону. Ему пришлось бы идти через всю деревню с поклажей из тайной каморки Серафимы. Поскольку два довольно больших сундука и ларец оказались пустыми, поклажа могла быть значительной. Хотя днем в деревне народа почти нет, все равно риск попасться кому-то на глаза сохранялся.
Следователь про себя отметил, что надо дать задание Садырину опросить стариков, кто по избам сидит, не видали ли кого в тот день лишнего. Да ребятишек можно было поспрашивать. Они всюду бегают, могли кого-то заметить.
Мирошников шел без особого плана, высматривая места, где лихой человек мог укрыться. Даже заходил в укромные уголки многочисленных кустов малины, которые дали название деревушке, но ничего полезного не увидел. Конечно, надо бы привлечь людей, да увеличить площадь осмотра.
Так ничего существенного не заметив, Мирошников дошел до реки и присел на бревно возле сходней, с которых бабы стирали белье, и вытащил из кармана четки. Неширокая речка казалась недвижимой, только на самую прибрежную гальку накатывались шаловливые маленькие волны, играя с пришедшим задумчивым человеком.
Поскольку все жители были на похоронах, берег оказался совсем пустым, и Мирошников сидел, слегка расслабив узел шейного платка и вытянув ноги. Пальцы привычно отщелкивали косточки четок.
В голове вяло шевелились мысли, что надо по горячим следам записать, кто был на церемонии, ведь на кого-то откликнулся внутренний голос, кто-то показался опасным или подозрительным. Совсем посторонних среди приезжих вроде не было видно, все знакомые. Крестьян, конечно, Мирошников не знал, но они стояли все кучно. Не было ощущения присутствия незнакомца в общей толпе, пусть даже замаскированного под простого селянина. Ну, тут Садырин должен со своими ребятами всех переписать. Он мужик дельный, все правила знает, ведь столько лет в полиции служит.
Послеполуденный зной расслаблял. Мысли текли сонно, неспешно. Мешали только надоедливые комары. Мирошников лениво отмахивался от них, а они все жужжали и норовили укусить. Посетовав на то, что не запасся веточкой для борьбы с противной мошкарой, Мирошников приготовился встать и сорвать себе в качестве опахала лопух. Но не успел…
***
Сознание возвращалось медленно. Сначала на фоне мучительной боли в голове появились какие-то странные запахи. Чуть сосредоточившись, Мирошников понял, что это дамская нюхательная соль. Потом послышались голоса:
– Ах, сударь, очнитесь! Что же делать! Васенька, надо бежать в деревню за помощью.
– Маша, как я тебя оставлю здесь одну. Вдруг лихой человек не убежал далеко, а прячется близко в кустах?
– Вася, беги. Ничего со мной не будет. Он же может умереть! Да не будет злоумышленник воевать со слабой девушкой. Беги за помощью!
– Маша, злодей может быть хитер. Мы не знаем, чего ему надо. Я не оставлю тебя.
С трудом разлепив глаза, Мирошников увидел устремленные на него встревоженные голубые глазки.
– Он открыл глаза! Сударь, вам лучше! – защебетала обладательница пшеничных локонов и пухлых щечек.
С трудом ворочая отчего-то неповоротливым языком, следователь прохрипел:
– Я… да. Я… открыл. Что со мной?
Девушка оживленно затараторила, перескакивая от возбуждения с темы на тему:
– А мы с братцем катались на лодке… Мы часто в это время катаемся… Не так жарко уже, и вообще шарман… Водица теплая…
Чуть хрипловатый молодой мужской голос перебил девушку:
– Маша, ты ничего не можешь объяснить. Давай я расскажу.
– Давай ты! – радостно отреагировала та.
Молодой человек чуть выдвинулся, чтобы лежащий на земле Мирошников смог увидеть его:
– Сударь, мы с сестрой с лодки увидели, как какой-то мужик подкрался и ударил вас сзади, а потом убежал вон туда, – юноша махнул неопределенно рукой куда-то вдоль реки, – мы стали кричать ему, а он быстрее припустил. Мы причалили к берегу, а вы тут без сознания лежите. Мы не знаем, что делать.
– Да! – радостно подключилась девушка. Если бы негодяй не увидел нас, он мог бы вас убить, наверно. И у вас тут кровь, сударь. Я сейчас платок смочу и оботру рану.
– Не нужно, сударыня, я сейчас сам, – пробормотал Мирошников, чувствуя, как за правым ухом медленно течет кровь.
С помощью юноши Мирошников с трудом сел, держась за голову. Другой рукой он нащупал в кармане платок и приложил его к ране. И только тогда получилось оглядеть своих незваных спасителей.
Брат и сестра оба казались около двадцати лет отроду. Молодой человек, которого сестра называла Васей, был худ, высок и имел очень болезненный вид. Видимо, его мучили проблемы с легкими, потому что он довольно часто прикашливал. Некоторая небрежность в одежде напоминала манеру, принятую иной раз среди студентов или молодых мелких чиновников.
Зато Мария была похожа на прекрасного ангела: маленькая, пухлощекая, голубоглазая. Ей мешала маленькая прядка белокурых волос, выбившаяся из прически, и девушка смешно сдувала ее в сторону. Девушка сидела прямо на земле, нисколько не заботясь, что восхитительное голубое платье испачкается.
То, что молодые люди были родственниками, не возникало никаких сомнений. Одни и те же фамильные черты с поправкой на пол и болезненный вид юноши. Но если Мария была просто очаровательна, то Василий казался угрюмым тощим переростком.
Оба случайных знакомца выжидающе смотрели на Мирошникова, который, морщась от боли, вытирал кровь, потом девушка нетерпеливо проговорила:
– Ну, Вася, ну что же ты. Давай представляй.
Юноша спохватился:
– Ах да, прошу прощения. Разрешите представиться: Василий Тимофеевич Куприянов, а это моя сестра Мария Тимофеевна Куприянова. Находимся в здешних местах на отдыхе.
Слегка негодуя на себя за то, что сам первый не представился своим спасителям, Мирошников отрекомендовался:
– Очень приятно, сударь… сударыня. Ваш покорный слуга, Мирошников Константин Павлович. Судебный следователь.
Только он договорил приличные обстоятельствам слова, как раздались топот и крики:
– Здеся он! Здеся его благородие!
К группе людей на берегу, переваливаясь и отфыркиваясь, как конь, бежал Садырин в сопровождении пары мужчин.
Дальше все закрутилось, завертелось. Мирошников еще пытался быть начальством, но Харитон Иванович, увидев рану на голове, сдержанно возразил, что сейчас его сфера деятельности, и принялся командовать сам. Константин Павлович не успел оглянуться, как оказался уже тщательно перебинтованным, вежливо отруганным за отсутствие бдительности и допрошенным. Один из мужиков побежал за транспортом, а Садырин принялся скрупулезно опрашивать Куприяновых о том, что произошло.
Интеллигентный Мирошников решил попозже отругать Садырина за бесцеремонность, а пока пришлось по его настоянию ехать домой. Деятельный пристав отправил одного из мужиков к доктору с запиской о новом случае в Малиновке, в результате которого его благородие судебный следователь ранен, и что он просит господина доктора приехать к господину следователю на дом.
Сначала Мирошников попытался одернуть Садырина, но после того, как чуть не упал от резкого движения, сопротивление прекратил и взгромоздился на свое транспортное средство. Единственное, что он успел сделать, это еще раз поблагодарить брата и сестру за помощь и поддержку и пригласить их на завтра… нет на послезавтра к обеду в ресторацию «Парадиз». Огонечки в глубине глаз Марии Тимофеевны его радовали… и пугали.
Уж не влип ли ты, брат Костик? Или это следствие сильного удара?
***
Увидев раненого хозяина, даже суровая Клавдия не стала ворчать по своему обыкновению и демонстрировать характер. Она пестрой пухлой птицей носилась по квартире, найдя в сопровождавших Мирошникова полицейских достойные объекты для командования.
Константин Павлович был так удивлен расторопностью своей строптивой прислуги, что безропотно улегся в кровать, выпил «пользительный» куриный бульон и даже немного поспал до приезда доктора.
Когда приехал доктор Старовойтов, между хозяином и деятельной прислугой уже шла баталия, потому что раненый никак не хотел пить деревенский вонючий настой «от всех хворостей, ишшо маменька такой делала».
Алексей Карпович хохотнул, узнав причину разногласий, осторожно понюхал бутылек и решительно заявил:
– Вот что, любезная, современная медицина решительно против насилия над пациентами. Я за безопасные методы лечения. Принеси лучше горячей воды побольше.
Поскольку служанка сердито засопела, обиженная пренебрежением к драгоценному настою, он ласково проговорил:
– Узнаю, что травишь хозяина, заберу тебя в больницу и буду на тебе ставить опыты жутко болючие и противные. Беги за водой, яхонтовая моя.
Глядя на то, как Клавдия поспешно убежала выполнять задание, Мирошников уныло проговорил:
– Как вы все умеете с прислугой разговаривать? Меня Клавка ни в грош не ставит. Не слушается, зараза.
Старенький доктор, раскладывая свои припасы, добродушно журчал:
– А вы, дорогой Константин Павлович, не давайте ей спуску. Разбаловали вы бабенку. Она и крутит вами, как хочет. Даже с женой иной раз приходится обращаться построже. Они все стремятся свои порядки установить. Они такие, эти Евины дочери. А вы давайте-ка головку свою пострадавшую. Посмотрю, что там и как.
Когда доктор ушел, Мирошников еще немного поразмышлял над словами Алексея Карповича, что характер удара странным образом совпадает с характером того удара, от которого скончалась Серафима Гордеевна. Это могло быть домыслом, поскольку заключение зиждилось только на очень шатком слове «похоже».
