ЭПИЛОГ
1 мая 1991 год.
Снаряд летел. Он источал из себя огненный ярко горящий свет. Клубы дыма вылетали из него, когда на огромной скорости он, вылетев из дула орудия, стремился упасть, разлетаясь на части. И вот он приближался и приближался к земле, наконец коснувшись и тут же с мощным эхом взорвавшись!
Лабрадор вздрогнул в постели часто дыша и резко присев. Он смотрел по сторонам и не понимал, где он находиться. Потом постепенно к нему приходило осознание. Вокруг была накинута палатка, в которой он лежал, лежал один. Поднявшись, он осмотрелся и прошёл к выходу. Как только он вышел, то увидел просторное и широкое поле, где почти ничего не росло, а сегодня почему-то проросла не высокая зелёная травка. Ещё не наступал рассвет, было темно и только призрачные лучи приходящего Солнца освещали эти места. Откуда-то слышалось пение птиц, наверняка из дальнего небольшого леса, что находился близ трёх небольших гор.
А это поле находилось на достаточной возвышенности, чтобы отсюда увидеть дальнюю пелену океана и красивый дом, чудный особняк, чуть дальше от берега тихой водной глади. Зума находился на том самом острове, который по завету его отца смог организовать Алексей Дмитриевич. И действительно, это крыло острова было никому не известно и мало кто сюда мог прийти, это обеспечивали усердные сказки о монстрах и радиоактивности, что распространяли жители деревни на оставшемся крыле. Воздух тут был слегка сырой, но сегодня, когда прошло столько лет, Зума ощущал тот самый аромат слегка выжженной земли вместе с запахом зелёного цветения. Это наводило на такие глубокие мысли.
Ступая шаг за шагом, он начал ступать по полю, по пути взяв из палатки небольшой букет цветов из их сада. Перед глазами всплывал момент, когда Маршал с отцом отбивались от противника, когда он прокричал обернуться. Взору представал миг, как Рокки кинулся прямо под танк, отбросив гранату и отдав кусочек хлеба. Та гибель Трекера, когда они пробегали рядом с министерством внутренних дел и как несли его через весь Моабит в палатку, где он умер на руках отца. Патриотичная смерть Чейза на Кёнингплатц, со всеми их словами. И наконец, гибель доктора физико-математических, биологических наук, заведующего Лабораторией, заместителя профессора, полковника и главное его отца Аруша Амировича Виреса.
Быть может, не было Зумы в некоторых моментах, но как будто он видел все эти события глазами усопших. Никого не осталось, только он, Скай и Нил. Когда они возвращались ранения Крепыша начали всё больше давать о себе знать, как оказалось его организм затруднялся побороть заражение, прошедшее через раны. Это мог вылечить только отец, но поскольку его нет и Крепыш, не дойдя до дома скончался в пути. Домой пришёл только Зума.
Его встретила Скай и рассказала о том, что за всё это время они усердно трудились, учились и собирали различные станки, которые отдавали одному из учеником Игоря Васильевича, разумеется, под грифом тайны. Они старались хоть как-то помочь стране, но в ходе одного из таких сборок произошёл несчастный случай у них во дворе, когда Эверест получила сильное ранение и оказать медицинскую помощь не удалось. Это произошло всего за день до прибытия Зумы, из-за чего было решено забальзамировать и её, согласно пожеланию отца.
Скай плакала и долго плакала, скучая по всем – по Чейзу, по отцу, по Маршалу, по Рокки, по Трекеру, по Крепышу, по Эверест. И именно она решилась продолжить труды отца занявшись микробиологией. К тому же, со временем это направление в разы продвинулось, появились новые технологии и уже нельзя было так сильно заморачиваться, как это приходилось делать доктору Арушу. В результате ей удалось, и именно она создала это дивное создание, коего назвала Нилом, он очень красив, этот озорник, который правда растёт медленнее Зумы и Скай, но учиться не менее быстро. При его создании Скай использовала ДНК Чейза, поэтому формально, он его сын, как оказалось и такое может случиться, что сын родился после смерти.
Подумав об этом Зума, слегка ухмыльнулся и ощутил каплю, что упала на его нос, подняв взгляд наверх и отложив букет он увидел, что над остовом проходили тучи, несмотря на то что слегка показало свой вид Солнце. Кажется, скоро будет слепой дождь, первые капли коего уже дали о себе знать. Капли, постепенно подхватываемые потоком, ветка ударяли по щекам, когда лабрадор, уже используя механическую руку, взяв букет, продолжал свой путь.
Отсюда отчётливо были видны небольшие возвышенности из мрамора, к которым приближался лабрадор. И вот, он был уже рядом с небольшой площадкой, с выложенной плиткой на низкой бетонной основе, где красовалось 7 памятников. Первым справа на Зуму смотрел словно двигая своими большими ушами радостный басенджи, с такой наивностью и свойственной ему игривостью, застывший в этом мгновенье. У него был памятник из чёрного мрамора в ровной, слегка заострённой к углам форме, на котором он отчётливо выделялся белизной. Со следующего, уже белого памятника смотрела красивая хаски, с красивым чёрным портретом. Она смотрела своими блестящими глазами, улыбчивым, светящимся лицом, дивными надписями на памятнике из белого мрамора со слегка изогнутой сверху, словно чудный папирус формой. Рядом с ней был памятник из чёрного мрамора, исполненный в форме небольшой арки с двумя низкими колоннами по обе стороны и, если сам памятник был чёрный, эти две колонны, за которыми любил прятаться далматинец были окрашены в его любимый белый цвет. На фотографии он отличился, ибо это была памятная фотография, где он изображал из себя гордый памятник с выпяченной грудью и серьёзным лицом, со всё же проскальзывающей радостной улыбкой, что была так тепла.
В центре этой композиции находился самый пышный и богато изготовленный памятник из чёрного мрамора с крупной белой аркой, обрамляющий его вокруг, словно это был даже не памятник, а мистическая дверь на ту сторону. Оттуда на Зуму смотрел его отец. Его портрет и текст отличался от остальных и был вылит золотой краской, что придавало отдельные особые оттенки и черты, заставляющие восхищаться работой мастера. Он стоял слегка на одну восьмую повернувшись в сторону корпусом. Полковник был изображён по пояс в красивом костюме, в котором он любил работать, но на котором красовались две медали, ибо усопший больше любил видеть в себе учёного, нежели военного или судию. Его взгляд безмолвно смотрел вперёд, с грозностью и добротой смотря на пришедшего к нему сына.
Рядом с памятником полковника красовался массивный, но чуть уступающий по росту памятник из чёрного мрамора с двумя металлическими колонами по обе стороны, на котором ровными отчётливыми буквами было написано «Вирес Чейз Арушевич». Над этой надписью, на ярком портере щенок немецкой овчарки устремлял свой взгляд вперёд, слегка повернувшись к отцу. В этом взоре отчётливо просвечивалась уверенность, строгость, доброта и та, завораживающая простота. Каждый волосок его шерсти, каждая деталь выла изображена, впрочем, как и у всех, с невероятной точностью словно погибший стоял перед пришедшим. Рядом с ним имелся белый памятник Рокки, на котором он, положив передние лапы на какой-то постамент, слегка приподнял левую, словно желая запеть или что-то сказать. Это очень даже хорошо отражало Рокки, подойдя к коему, отложив в сторону цветок, Зума вынул из сумки при помощи механической руки половину овсяной печеньки и положил у памятника.
Лёгкая улыбка на миг прошла по лицу Зумы, после чего он обратил внимание на последний красивый памятник Крепышу, изготовленный из чёрного мрамора, где он стоял, слегка поправив свои немного скошенные передние лапы, смотрящие внутрь и чуток нагнул голову в сторону. Всё время, пока они жили в основном корпусе лаборатории, Крепыш был самым младшим и всегда оставался в памяти братьев таким, хоть и потом родился Трекер, заслуживший не меньшую любовь. Он осматривал каждый памятник, ходил из стороны в сторону медленно и тихо, наконец приблизившись и положив цветы в мраморную вазу у памятника отца.
Он глубоко вздохнул.
– Жаль, что даже поговорить не с кем, прихожу к вам, чтобы побеседовать, – говорил лабрадор. – Помните то время? Я часто вспоминаю, как мы сидели вместе вечерами в окопах, рассказывая истории, пока Крепыш готовил ужин. Ты всегда отличался своей строгостью, Чейз, – смотря на памятник говорил Зума, – но теперь понимаю, что ты так делал, потому что любил нас. У тебя, кстати растёт сын, он большой молодец, может даже им погордиться…
Наступила пауза, после которой Зума задумался и склонил голову. Потом чуток приподнял взгляд и смотря на памятник отца произнёс:
– Вот бы вы услышали меня…
Ветер мирно дух, приятно проглаживая Зуму. Лабрадор сморгнул и оттуда вышла скупая слеза, которая осторожно скатилась по щеке и капнула вместе с остальными редкими каплями слепого дождя на землю. Сзади спину согревали лучи восходящего Солнца, со стороны океана приходила прохлада, а капли дождя с тихим звуком капали на землю, изменяя её окрас.
Кончалась целая эпоха, но начиналась новая, совсем другое, иное время.
– Теперь и мне осталось не долго, совсем скоро мы встретимся и тогда, я расскажу вам, стоя лицом к лицу, всё расскажу и не буду переставать говорить, пока всё не доскажу, а потом обниму. Обниму каждого, крепко-крепко и всё равно на дисциплину, как же я по вам соскучился, братья и папа. И ещё знайте, Маршал, Рокки, Трекер, Чейз, что вы не зря столько пожертвовали, мы с Крепышом, Скай, Эверест и отцом увидели, хотя, наверное, они вам сказали – вы победили ту идею, которая была опасной. Время меняется, но мне хочется верить, что… мира хватит всем.
Он сделал паузу и улыбнулся, улыбнулся так, будто видел их живыми, как будто они стояли прямо перед ним, как будто он видел их улыбки, их одобрение, их тихую радость, смотря на эти неподвижные монументы.
– Скоро мы будем вместе, я лягу сюда, к вам, будем лежать все рядом, все будем вместе, а пока… – он вздохнул, ощущая на виске согревающие лучи Солнца. – Покойтесь с миром, спокойного утра…
Произнеся это, он умолк и продолжал сидеть, некоторое время пробыв тут он постепенно начал отходить назад, лишь отчасти повернувшись, но часто оборачиваясь назад, вспоминая те дни, те истории, что они пережили. Теперь, когда всё прошло в памяти проявлялось столько всего, что было памятно, тепло, близко, грустно, больно, страшно, радостно, дорого сердцу. Перед глазами проходили вечера, истории, мгновенья, минуты, часы, дни, года и целые жизни одна за другой.
Когда постепенно начали кончаться эти размышления – уже наступало время алого заката, особого в этих широтах. Встав, постепенно простившись с каждым, всласть наговорившись, Зума встал и вернулся к палатке, которую быстро собрал – с нынешними технологиями ему намного легче это сделать. Завершив подготовку от, отправился в сторону пляжа, всё больше и больше приближаясь домой, где его ждёт Скай со своим сыном. Совсем скоро поле завершилось автомобильной дорогой, по которой не ездила ни одна машина, кроме их личного автомобиля. После дороги тянулась песчаная площадь вплоть до береговой линии, прерываемая лишь напротив их особняка, далеко справа. Идя вдоль дороги, лабрадор оглядывался по сторонам, бросая взгляд в сторону небольшого причала, где мирно покачивалась лодка, привязанная к балкам с малой яхтой, ощущающая только прибрежные низкие волны.
Звук океана успокаивал, когда каждый поток слегка пенящейся воды ударял о песок, о балки конструкции, которая к тому же удерживала деревянный домик, состоящий из 2 комнат – там хранилось всё необходимое для дальнего плаванья. И вот, проходя мимо этого места, Зума внезапно заметил небольшой силуэт – это был щенок немецкой овчарки, невероятно красивый, тёмно-коричневого окраса с ярким лицом и более светлой шестью не только на лице, груди, животе, конце лап и нижней части хвоста, но и вокруг горла, что позволило путнику узнать в щенке Нила.
Песчаный берег во время заката выглядел совсем иначе
Он удивился тому, что малец вышел в такое время на берег и с кем-то разговаривает, что с восторгом поворачивая голову в сторону. Насторожившись, Зума оставил вещи на доски и начал приближаться. К своему удивлению, он начал подмечать, что чем больше он становился ближе, тем отчётливее слышал не только голос Нила, но и до боли знакомый другой голос. Его он узнал сразу – это был голос Чейза! В ужасе, радости он поднял взгляд, но никого не увидел.
– …ага, и что было потом? – спрашивал Нил своим наивным мальчишечьим голосом и замолкал, что-то слушая.
– …битва активно продолжалась, – говорил голос, – каждый смело шёл в атаку, тогда дедушка кинулся вперёд, отдав приказание дяде Маршалу отъезжать с танками, я бежал впереди, но он опережал и…
Каждый рассказ был невероятно увлекательным для Нила, что видел в своём отце, в дяде Маршале, Рокки, Трекере, Крепыше, Зуме и конечно же, своём любимом дедушке, Аруше Амировиче настоящих героев. Лабрадор стоял сзади и слушал эту беседу, внезапно заметив то, что он видит этот полупрозрачный силуэт Чейз, сидящий рядом с сыном и рассказывающий о тех самых временах, об их отваге, об их мыслях, об их идеях, об их общей самоотверженности.
Но когда наступало время рассказать о том, как умер полковник, Чейз говорил, что он умер героем, увидев победу, благословив всех, он героически ушёл в иной мир и теперь все они вместе. Слушая это маленький Нил волновался от одного этого мгновенья, когда речь заходила о таких вопросах. А Чейз… он был в не себя от радости, что рассказывал обо всём этом сыну, почти также, как и господин Аруш, рассказывал о Первой мировой войне ему. Он радовался, что беседовал с Нилом также, как с ним беседовал его отец. Речь заходила о самых различных вещах, переходила на различные темы, пока яркое Солнце освещало их своим алым светом.
– Пап, а почему нужны военные? – как-то спросил Нил, отчего по всему существу Чейза прошло некое волнение, а присевший Зума даже встал, задержав дыханье.
– Понимаешь, сынок… – с гордостью и теплотой произнося «сынок», говорил Чейз, когда его сын спрашивал.
– Если они нужны, чтобы защищать Родину, то разве этой Родиной не является ли вся Земля? – такой же вопрос, какой когда-то задавал сам Чейз, спросил Нил.
Капитан улыбнулся, к его глаза слегка заблестели, что видел поражённый Зума, неужели даже души могут плакать? И да, глаза Чейза прослезились, прослезились от радости и гордости, когда он повторял слова отца и когда их диалог вновь лихо закрутился, он красиво заключил:
– Мира хватит всем, – произнёс Чейз, после чего Нил задумался, а затем повторил.
– Мира хватит всем…
– Да, Нил. В мире много самых разных существ, он очень разнообразен, но порой, к сожалению, бывают недопонимания, но правда – она всегда верна и ради неё никогда не жаль отдать жизнь, – Чейз повернул взгляд в сторону бескрайних просторов океана и с гордостью говорил, – ибо только победа правды может подарить счастливый завтрашний день, что и произошло на этот раз.
– Понял, пап. Я всегда буду за правду, как ты, – с гордостью сказал Нил.
Чейз с гордостью его обнял, и щенок засветился, на его личике проявилась улыбка, глаза засверкали, пронёсся звук радостного детского смеха и эти добрейшие движения, когда он потёрся о своего отца – о нашедший покой и мирно растворяющийся дух отца, с любовью поглаживающий сына по голове. Вскоре силуэт вовсе растворился и Нил остался сидеть один. Зума видел всё это и смотрел безотрывно. В это мгновенье становилось ясно, что проходило время, завершалась самая настоящая эпоха, заключённая в пару недель, а быть может и в неделю с 25 по 30 апреля 1945 года, история осады, битв, побед и потерь, история Взятия Берлина…
Автор искренне благодарит Вавилову Е. А.2024 г.