Один за другим шли шаги по светло-зелёной траве, в это раннее утро, с коих так игриво слетала роса, перебрасываясь сотнями различных бликов. Воздух был чист и свеж, что был готов попросту захватить дух в это прекрасное время восстающего из-за дальнего горизонта светила, которое обычно описывается огромным, гигантским, а ныне видеться таким маленьким, меньше монеты, но дарящее столько света, выпускающее из себя столько лучей, которые бродили по свету.

Эти лучики только-только доходили до вершин огромного леса, откуда вышел человек и шёл по этой траве, смотря по сторонам. Лес оставался позади и казался таким тёмным, не дающий свету проникнуть в свои глубины, словно охранял что-то. Тот, кто за эти наблюдал прекрасно знал, что так сторожил лес, но не решался об этом даже подумать, ибо сейчас он был занят иным – наблюдением и наслаждением. Туман ещё не успел сойти и таинственной пеленой застилал холмы, что были видны чуть ниже в низине, в тех местностях, где кончались поля, где сейчас ходил наблюдатель. Тропинка была совсем рядом, протоптанная много раз, но по ней не хотелось ступать, а ощущать щиколотками и кончиками пальцев, не защищённые сланцами щекотание утренней травы, смежное с чувством прохлады.

Тепло от Солнца всё ощущалось, за шагом делался шаг и не смотря на утро не было слышно ни единого звука – ни от птиц, ни от людей, ни от животных. Весь мир словно замер в это мгновенье, в эту секунду, минуту, час, утро, день, год, век, эпоху, желая запечатлеть его в своей бесконечной памяти. Хотелось говорить, ораторствовать во всё горло или вскрикнуть, подобно огромному существу от восхищения, но вместе с тем страх нарушить эту идиллию сковывал и устрашал.

Но, было бы ложью, если сказать, что вовсе звуков не было, они были – это были не надоедливые крики и созывы на молитву или к работе, это не были вопли людей на предприятиях и не был гул огромной толпы, автомобилей, всего этого человеческого общества. Это были звуки природы – шелест каждой травинки в этом еле заметном потоке прохлады, слабого ветерка; это был шелест далёких листьев, что шевелились там, вдали; это был звук того, как муравьи торопливо перебирали своими тончайшими ножками, перенося пищу в убежище колонии; это был еле различимый звук взмаха крыльев бабочки или стрекотание сверчка, что перебирались в этой растительности. Всё это сливалось в единую успокаивающую невероятно тихую и спокойную мелодию, которую можно было бы слушать вечно.

Шаг за шагом, ступающий смог дойти до того места, к коему шёл – к старой деревянной скамейке, с которой он стряхнул пыль и откинув подол своей длинной одежды присел, прибывая в этом лоне природы. Он смотрел вверх и глаза словно открывались ещё больше, словно с неба был направлен огромный светильник, заставляющий чувствовать эти ощущения, подобные тому, которые ощущает человек, выбравшийся из долгой темноты к свету, но это было не болезненно, а приятно и освежающе. Длинные облака расстилались по голубому небу, отдавая на огромной высоте тень на собственную поверхность. Это было прекрасно, и он закрыл глаза.

Слух был заострён и можно было порадоваться, что во всём мире присутствовала хоть одна местность, где можно было погрузиться в эту тишину, в этот покой, в коем хотелось оставаться вечность. Осторожно, не торопливо, размышляющий опрокинулся на спинку скамьи и погрузился в думы о том, сколько всего прожило человечество – эта цивилизация, считающая себя такими могущественными и сильными, венцами природы, правителями планеты.

Ведь, если задуматься, кто они, как не обычные сгустки химической материи, передвигающиеся на двух конечностях, использующие химические связи и квантовую телепортацию в качестве «машины теории вероятности», чтобы придумывать различные мысли и оперировать между ними в органах, который они именуют «мозг»? И эти обычные сгустки, находятся на большом шаре, пусть эллипсоиде, вращающийся вокруг иного более большого светящегося шара, вместе с остальными своими сородичами, паря в этом бездонном мире космоса.

Глаза открылись, но перед ними всё ещё осталось очертание огромного количества астероидов, метеоров, спутников, планет, звёзд, квазаров, пульсаров, галактик, скоплений и прочих космических объектов, которые теперь отразились на большом полотне небосвода, на мгновенье заставляя вздрогнуть мышцы от удивления. Лёгкий вздох и ощущение того, как этот поток воздуха осторожно вышел изо рта и заставил изменить траекторию пылинок и мелкой пыльцы, что так магически парила вокруг, отбрасывая свои блики по сторонам.

Сколько всего объектов в этом бескрайнем мире, каждый из коих можно объять разумом и не является ли хотя бы эта простая мысль, пришедшая в одно только мгновенье направлением для какого-либо движения, хотя бы такого – мыслительного. Примечательно, что один из самых гениальных представителей мира людей – полностью обездвиженный и ныне покойный учёный, полностью обладающий возможностью действовать при помощи своего разума и хода мыслей.

Прекраснейшая картина утренней зари

Вот бы было бы прекрасно, если можно было бы общаться лишь при помощи мыслей и подобное осуществимо, спросите хотя бы Штирнера, но неужели это не умели когда-то наши прадеды, некогда существовавшие огромные гиганты, коих отрицает наука, а может совсем скоро докажет? Разве не повод это для того, чтобы возбудить этот интерес – ощущение и чувство, которое отсутствует у прочих организмов, ведь неужели человек использует собственное любопытство, чтобы раздобыть себе пропитание или чтобы утолить жажду, да и вообще, чтобы успокоить свои физиологические потребности? Вовсе нет, ведь может, именно оно делает его «разумным», дарует ему этот грандиозный статус, который он всеми силами желает сохранить?

Жалкий трус, этот организм, боящийся кому-либо иному отдать своё превосходство, хотя по приспособленности к существованию, он, разумеется, занимает самое низкое положение, ведь у него нет острых когтей, нет скорости, нет возможности плавать под водой или летать высоко в небе, у него есть одно – разум, которое он и то, не желает использовать, предпочитая жизнь одноклеточного существа. Сколько же разных размышлений и сколько мыслей можно обрести из одного только мгновения, которое, как и говорилось, хочется запечатлеть в памяти, если конечно «химические войны» в мозгу не сотрут его полностью.

Как же не хочется вспоминать, что во всём цивилизованном мире, где каждый сидит в своих ячейках в огромных коробках различной формы от большого пончика до изорванного рога единорога, полностью истреблена та «ересь», названная «тишина». Это вовсе не одиночество, не сон, полные в сердцах этих ячеечных двуногих мух и вовсе не депрессия, за которой нужно тут же бежать к психотерапевту или психиатру, принимающие воображение за сумасшествие. Это лишь мгновенье, когда можно окунуться в такие размышления, в эти думы с глубоким удовольствием, выходя из суеты и вообще вспоминая, к чему же человек вообще существует и куда идёт. Тот, кто начинал созидать, часто входит в суматоху, которая уносит его в кутерьму долгов и требований, словно самого зависимого существа на планете.

И действительно, нет большей зависимости, чем зависимость от постоянного и частого успеха. Но ради него ли созидать нужно? Иль всё же в созидании созидание, что быть может даже объяснит природу Творца, созидавший этих двуногих букашек только ради созидания, не ради поклонения или рабства, о чём думают вновь эти существа, погружённые в суматоху не только желаний, что было бы хоть приемлемо, а в суматоху потребностей – хуже животных.

Но вновь мысли унесли. Да, они такие. Такие интересные, что просто нельзя оторваться и потом только вспоминается, что начиналась та история с другого. От этой мысли так и натягивается лёгкая улыбка на уста, постепенно исчезающая по приближение к началу размышлений. Ах, да, о мгновении. Где же она эта секунда покоя? Есть ли интересно у неё адрес?

Вопрос кажется таким интересным и может даже абсурдно глупым, словно вопросам, возникающие перед сном, когда можно переворачиваться из стороны в сторону, задаваться самыми различными вопросами, к примеру, вопросом о том, в какую сторону открываются двери Рая: от вас или к вам? Или они автоматизированы? Впрочем, этим вопросом мыслящий может быть обязан господину Воле, может тому, кто продолжит череду размышлений более грандиозного учителя. Впрочем, если вернуться к адресу, не здесь ли это мгновенье?

Тишина царит вокруг, прохлада ощущается, а таинственный туман постепенно исчезает, по мере возвышения Солнца. Или в глухих скверах, вдали от площадей, там, где на Земле кроме сухих тропинок и обломков травы виден лёгкий слой гравия с деревянной иль металлической скамьёй? И если подумать ведь, именно здесь, храниться эта минута, которая так и будит гениальность не в гении, а во всех – последнюю надежду мира, общества, человечества на успех.

Этого самого человечества, этих самых существ – Богов в своих представлениях, поклоняющиеся своим Богам. Уж не вольны ли они, эти жители, не властны ли попросту потребовать от времени, что сами же породили, от эпохи, мгновенье тишины? И может тогда, прекратятся уже наконец битвы меж людей, и может тогда успокоятся они наконец, договорятся, поймут, который из них чего хочет. Возможно, тогда станет возможно, чтобы каждый понял, кто он такой, чтобы каждый из них был доволен собой, чтобы каждый из этих существ, понимал кем он является из всех. А чего ещё хотелось бы думать, возможно тогда у многих из них появились бы активности в том органе, за мышление, которое по их же работах, отвечает.

Но, если задуматься, может тогда бы и сама Земля подобрела, меньше решив устраивать «пиры» для себя, поглощая большинство из живых при помощи своих столовых инструментов – землетрясений, пожаров, взрывов, извержений, ураганов и бурь? Или хотя бы уменьшит число хотя бы тех добрых, что сейчас уже в глубине лежат бездыханно, без единого движения, постепенно поглощаясь, перевариваясь в этой природной пучине или летая в высоте в качестве пыли и праха? Ведь сколько гениев уже сегодня нет, казалось бы, вчера только шаги их ступали по земле, а сегодня этих шагов нет и не слышно, глаза уже не моргают, голоса не воспевают, руки не водят по доске мел и брови не поднимаются в радостном ощущении вдохновения.

Словно ощущая то же самое у мыслящего поднялись веки. Зрачки постепенно прошлись по всему простору, незаметно волоча за собой гордо посажанную на длинную шею голову. Спустились локти, опиравшиеся на спинку скамьи, опустив ладони на поверхность, вовсе не боясь заноз. Затем только отряхнувшись, вновь погрузившись в эту тишину, моргнув пару раз, протирая тёмно-рыжую бороду, мыслитель встал. Глубокий вздох заставил новый поток кислорода влететь в лёгкие и ощущалась теплота, успевшего так скоро подняться, Солнца.

«И всё это возможно, только в мгновенье тишины», – призадумался прибывший и в последний раз окинув взглядом окружающий мир, уже слыша, как где-то начали заводиться огромные машины и ощущая приближение цивилизационного шума, он развернувшись направился вновь в пучины леса – в сторону своего особняка, ибо если для прочих наступал жаркий день, в глубине высоких деревьев, в мирке мыслителя наступала тёплая и одновременно прохладная ночь, после таких глубоких размышлений, пронзительного мгновения тишины…