Мне не нравится, что многие люди считают, что ностальгия – это привилегия взрослого человека. Дети чувствуют ностальгию точно так же, если не более остро. На мой взгляд, ностальгия – это самая распространенная человеческая эмоция. Ведь жизнь – это непрерывная череда потерь. И дети чувствуют эти потери так же, как и все остальные.

Хаяо Миядзаки

Электрические сигналы один за другим бегали по незримым проводам, передавая тонны информации. На парящих экранах отражались различные данные в виде таблиц, диаграмм, графиков, многочисленных схем и визуализаций. С каждом разом всё лучше и лучше с большей детализацией создавалась самая настоящая компьютерная модель и сквозь эту пелену, через полупрозрачную поверхность экранов можно было лицезреть на бескрайние просторы космоса.

Работа продолжала кипеть в просторном и весьма широком зале в форме цилиндрического эллипсоида с огромными панорамными окнами, откуда можно было лицезреть красоты звёзд, пролетающих комет, вращающихся вокруг своих светил планет и свет от далёких галактик, вместе с их квазарами и блазарами. В такой атмосфере, в столь футуристичном зале с различными экранами, небольшими частями с земной растительностью производился просчёт. С верхнего этажа мирно бороздящего просторы безвоздушного пространства, который выходил в этот зал, смотрел единственный невероятно приятный по своей внешней натуре обитель судна будущего. Этот обитатель – настоящий ослепительной красоты тёмно-фиолетового цвета молодой единорог, по возрасту наверняка немного младший, чем своего причудливого и ныне покойного старшего брата – красного дракона.

Она обладала тёмно-алой гривой и пышным хвостом такого же окраса. Её тело прикрывала красивая белая броня из лёгкого металла, её тело было немного вытянуто и утончённо, грива не скатывалась, а наоборот топорщилась, отдалённо напоминая подобие головы дракона, отводясь к более жёсткому хвосту. При помощи своего удлинённого рога, по коему могли проходить изнутри особые нейронные связи, защищённые костным слоем с особым составом, усиливающие электрические импульсы, создавая некое подобие внешнего конденсатора, действующий вместе с внутренним прилежащим органическим нейронным покровом, исполняющий роль катушки. Так, при помощи природного колебательного контура единорог прекрасным образом мог передавать соответствующие электромагнитные сигналы.

Приборы чётко воспринимали каждое указание, пока она с большой внимательностью смотрела наблюдала за происходящим процессом. Большие глаза отражали в зрачках блики, говорящие о этапе реализации проекта, над которым она трудилась уже не одну неделю. Прошло не так много времени с тех времён, как единорог стала обитательницей космоса, но чувство тоски и грусти, каждый раз охватывал с новой силой, заставляя вспоминать те прекрасные и добрые времени, в кои хотелось вернуться, окунуться в них ещё раз.

Наконец, процесс приблизился к своему завершению, о чём оповестила зелёная подсветка всего зала, выводя к единорогу при помощи роботизированных рук небольшую площадку, предназначенную для неё со спускающимся костюмом. Как только она забралась на него и дала соответствующий сигнал, были выпущены дополнительные механические конечности, прикрепляющие к её броне все части разбирающегося костюма. Вскоре, процесс завершился одеванием виртуального шлема…

Всё вокруг было покрыто мраком. Но постепенно начало светлеть, словно только открылись глаза, принимая лёгкое закатное освещение. Как бы просыпаясь ото сна и приподнимаясь на конечности, единорог осматривала всё вокруг, ощущая под копытами траву, видя вокруг себя различные кусты, сотни высоких деревьев разнообразного вида с широкой кроной. Где-то протекал ручей, отдавая лёгким шёпотом отзвуки своего пути, а местность с каждым разом становилась всё более знакомой. Где-то слышались звуки пробегающих белок с ветки на ветку, а где-то пролетали птицы, ибо они уже завершили своё громкое вечернее стрекотание – в настолько позднем закатном времени оказался путешественница виртуального мира.

Наконец, осмотревшись, она направилась в известном направлении – в глубину чащи, дабы скорее прийти к просторной раскидистой поляне. Совсем скоро уже начали проглядываться части громадного белого, исполненного в самых лучших стилях исполина – прекрасного и такого родного для неё дома. Прибывшая, осматриваясь по сторонам с замиранием сердца проходила по дорогам вокруг округлого садика, приближаясь к большому зданию окружённому со всех сторон высокими деревьями, олицетворяющие словно саму природу. Первоначально гостей встречала ступенька на высокую бетонную площадку, куда можно было подняться по одной из шести лестниц по всей округе здания, либо по специальному плоскому «трапу» для колясок или для автомобиля самого хозяина дома, который, кажется, отдыхал ныне в подвале.

Поднявшись на эту площадку, сразу можно заметить деление дома на три огромные части. С правой и с левой части были округлый его цилиндрические отделения, выделяющиеся чуть ли не самостоятельно от прямоугольной, хоть и соединённые с ним незримыми проходами. Это своего рода округлые башни в два этажа, к которым также ведёт лестница. На втором этаже они имеют балкон служащий в качестве навеса для первого, а также один общий навес над вторым этажом, соединяющий с узором от центральной части здания. Весь навес соединяется с балконом благодаря мощным колоннам, с узорами в духе той же самой великой античности. Над крышей округлых частей имеются ещё и уменьшенные третьи этажи, приличного размера, с округлыми крышами и небольшими выступами, напоминающими земной шар. Обе эти округлые части практически идентичны по внешнему виду и служат великолепным украшением для центральной части, она в свою очередь также двухэтажная.

И разумеется, как и всегда, первое, что встречало прибывшую гостью – большой бетонный навес в духе Древнего Рима, подпираемый огромными колоннами и выступающий почти до середины гигантской площадки, на которой и стоит дом. Округлое окно в этом выступе выходила из своего рода небольшого зала внутри этой крыши – единственного третьего этажа. Но далее проходя к главному входу, можно заметить, что прихожая подобна выступу и составляет нижнюю часть, соединяющую с землёй балкон второго этажа, а по обе стороны от него, когда прихожая кончается идёт навес под балконом второго этажа, удерживаемый уже малыми колоннами.

Наличие просто идеальной симметрии в этом стиле делает невероятные вещи. Но ещё большего внимания заслуживает верхняя площадка, окружённая металлическими узорчатыми перегородками с выпирающими небольшими мраморными образованиями. Над вторым этажом в виде чердака сделан третий этаж, над которым находится та самая просторная площадка. Прямо в её центре имеется большая башня с единственной небольшой беседкой на её округлой стене. В общем смысле, это чудо здание обладает 5-ю этажами с просто удивительной и весьма талантливо спроектированной структурой. Ещё большего уважения заслуживает хозяин дома, о котором прибывшая сразу же задумывалась, оказавшись тут, учитывая ещё и то, что архитектором сего чуда был именно он. Её дорогой и любимый отец, создатель, господин Лайонел, который был крайне всесторонним учёным, тем редким примером человека, способным придумывать гениальные вещи в самых различных областях науки и техники.

Если обратить внимание, то перед парадным входом было небольшое отделение – это был электронный люк входа в подвал, который делился на три отделения. Бросив взгляд на это место и невольно вспомнив свою первую встречу с младшими братьями – Маликом и Регаром, именно на той площадке, единорог погрузилась в лёгкие воспоминания, а когда взгляд перешёл в сторону двери, для открытия которой было достаточно единого прикосновения, перед её глазами предстал образ доброго камердинера – мистера Эдгара, что почти всегда их встречал. Проходя через прихожую, обращая внимание на каждую деталь в этом доме, где ещё не горел свет и только тусклое алое закатное освещение падало внутрь, единорог испытывала странные чувства. Этот закат – этот удивительные красный закат, который был и в тот самый день, когда она покидала это место, который словно призрак детства и невинности приходил сейчас перед её взором. Постепенно она проходила в центральный зал – это просторное и красивое, созданное в светлых желтоватых оттенках помещение. С правой стороны находился стол для игры в бильярд и для шахмат. Внутри красивых шкафов находились книги, а в центре прямо напротив входа находился большой и красивый белоснежный камин.

На стенах висели картины, а зал освещали люстры ручной работы. Пара дверей в противоположной входной части – лифту, стене, вели прямо на кухню и в отдел для хранения вещей или роботов-слуг, это была небольшая система со своими комнатами, спальнями и прочими элементами. Из этого зала можно было пройти налево, где можно заметить прямо связующие двери и винтовую лестницу рядом с входом, ведущий на первый этаж. Новый зал оказался не менее красивым, но по своему тону он был похож на предыдущий, но предназначение у этой комнаты кардинально отличалась, поскольку это была нижняя лаборатория!

Столы были установлены в строго установленной периодичности с самыми различными устройствами и оборудованием. Здесь уже были обмотки для электромагнитов, бруски металла, станки, установки, различные материалы и подробная картотека. Проходя через эту лабораторию, единорог медленно проводила взглядом по каждому предмету, по каждой тетради, по каждой шестерёнке, по каждому листку картотеки, по каждой клавиатуре, соединённая с компьютером, на которых печатал её отец, вписывая свои гениальные мысли. Также здесь был удобный стол для записей и шкафы, полные различных технических инструкций, книг, папок и бумаг, расставленные строго в алфавитном порядке, наряду с десятками рулонами чертежей.

Эта комната была словно объединением нескольких, благодаря чему тянулась со своими отделениями, почти до округлой части, под которой уже была как раз отдельная часть лаборатории с ещё одно малой винтовой лестницей, близ которое представлялось небольшое книгохранилище. Среди большой стенки – ряда шкафов, тянущиеся почти до потолка, с раскладной и выдвижной стремянкой прямо из плоскости мебели, выделялась странная дверца – это была небольшая библиотека нижней лаборатории. Об этом проходе мало кто мог знать, но, разумеется, единорог была прекрасно осведомлена о существовании этого прохода, при одном только прикосновении, к которому на её глазах проступили слёзы от одних только воспоминаний о том, как здесь она играла в прятки со старшим братом, а когда находилось время и с отцом.

Этот добрейший сверхчеловек никогда не ругал её, даже когда они мешали ему работать и даже наоборот – он сам втягивался в эту игру, игриво хохоча своим басистым голосом, бегам по различным частям дома. В этом читальном зале на полу был постлан чистейший ковёр, а вся комната вокруг состояла из книжных шкафов с самой разнообразной литературой от художественной до технической и биологической. Посередине стоял красивый диван с двумя креслами и небольшой аквариум, где когда-то плавали её любимые рыбки – 10 рыбок-леденцом из которых любимым был Стручок, 8 рыбок-ангелов с предводительством Тоинпи, 4 рыбок-бабочек с главным – Баттерфляй, 8 рыбок Нептунов групер, главный среди них был Дракончик, 11 Блейдфин Басслет с главной Звездой, 2 мятных ангела Немо и 9 рыбок – белых или платиновых арован с предводителем по кличке Зубастик. Смотря на этот аквариум, приходили самые тёплые и добрые воспоминания, особенно, когда взор переходил на диван, на котором, бывало, они даже засыпали со старшим братом и отец их лично поднимал и относил в комнаты. Выходя в небольшом проходе между лабораторией и центральным залом, единорог бросала взор в сторону небольшой прихожей, так что в лабораторию можно было спустится благодаря второму лифту, сразу с улицы. Также здесь была ещё одна дополнительная дверь для малой кухни и для входа в отдел прислуги. Отдел прислуги был полностью отдельной системой из комнат, коридоров, где могли проживать все служащие роботы сего дома, с наилучшими удобствами для их сословия.

Чтобы подняться наверх, можно было воспользоваться одним из путей, либо выйти из любого крыла, пользуясь лифтом, что поднимал на уровень возвышенности перед зданием, или пройти к парадному входу. В правую и в левую сторону от парадного входа была большая площадка, которая уже упоминалась и где прошла единорог, вспоминая мистера Эдгара. Вернувшись обратно в главный центральный зал и мимолётно посмотрев в сторону прихожей, она опять могла заметить интересную особенность сего дома – возможность трансформироваться. Да, это была одной из самых интересных его частей, дарующие способность особняку быть живым, особенным. К тому же убранство дома отличалось излишней детальностью. И теперь, в стене, в прихожей находилось большое зеркало, под ним располагались мелкие шкафы с полками из тёмного дерева. Здесь располагалась ваза с красивой росписью и белоснежные горшки с маленькими кустарниками. У входа расстилался ковёр, а рядом стояла стойка для зонтиков и вешалка для гостей, хоть таковых не было.

И вот бросив взгляд на новый вид прохожей, иронично улыбнувшись, словно одобряя добрую шутку особняка, посмотрев куда-то наверх, на что как будто сам дом отвечал тёплым подмигиванием, как отвечал ей когда-то в детстве, единорог вновь вернулась в главный зал. И тут многое изменилось – эти превосходные детали, выполненные в белых и мраморных тонах, заставляющие раскрыть рот от изумления. На стенах висели живописные картины в золотой рамке. Цвет стен теперь был холодного белого оттенка, подчёркивающий чистоту. Гостиная этого этажа была подходящим местом для гостей, но по своему виду была более изолированной комнатой, что было довольно удивительно. Прямо по центру уже не было упомянутого камине и теперь она сменилась большой мраморной лестницей с дополнительными деталями, ведущая наверх.

Величественный дом господина Лайонела, куда вернулась Процелла

В двух частях, по сути, одноэтажного, но высокого зала были установлены кресла и столики. Лишь две двери по обе стороны от лестницы оставались нетронутыми, хотя по своему виду они сменились, смотрясь ещё более богато. Показались и скрытые две двери, что служили лишь для прислуги, а также соединяли отдельную служебную лестницу с второй кухней, скрытой за стенами. Здесь были живописные картины, а потолок был расписан самыми лучшими узорами вместе с люстрой, но складывалось впечатление, что это скорее комната приёма, нежели комната прибывания самих хозяев. Также две лестницы из первого этажа по краям помещения, отделённые небольшими прихожими комнатами или округлостями, если так можно назвать, вели в этот зал. Как упоминалось, мраморная лестница вела на второй этаж в зале. Красная дорожка вела к разным дверям, также постланная и на этой лестнице. По обе стороны ближе к лестнице на этом этаже исходили коридоры, которые и вели к комнатам в обоих крыльях дома. Наконец, посмотрев на все эти изменения, единорог начала подниматься по белым мраморным ступенькам, оказываясь на сначала на первой, затем на главной площадке второго этажа – самого близкого для неё, ибо именно на этом этаже она жила.

Здесь перед входом обитель её отца также имелось деление на два коридора, поход к тем же двум крыльям дома. Арка с белой окантовкой над большой дверью вела в главный зал, перед входом в который единорог остановилась и несколько задумалась. Она была тут, в этом замом доме, где она в последний раз видела своего отца и где в последний раз погрузилась в сон. Она стояла прямо перед той комнатой, где она практически простилась со своим создателем – самым любимым живым существом в мире. Преодолевая некоторое волнение, она дотронулась до ручки двери. Та с протяжным скрипом отворилась, обнажая вид просторного, но также находящегося под лучами грустного закатного зала, как в тот самый день зала.

От такого ощущения, единорог вздрогнула, но постепенно начала входить внутрь, осторожно ступая. В середине этого зала стоял тёмный стол, к нему прилагались белые кресла, у широких окон, в стороне стоял камин с подставкой для кочерги, на нём стоял бюст и нефритовая шкатулка. Потолок был выполнен с искусной резьбой и рисунком в виде колеса, спицы были покрыты сусальным золотом, прямо в центре, раскрывались лепестки и тянулась люстра. Атласные шторы прикрывали вид на сад, но меж них, учитывая, что ныне они были достаточно широко открыты сразу виднелась верхушка деревьев и розовое небо по коему проходили облака, обретшие свои фиолетовые верхние и светлые нижние части. Светило же тянулось к горизонту бросая свои прощальные лучи, завораживающе отражающиеся на поверхности штор.

Сбоку от входа располагался шкаф и антресоль, а ковёр дополнял картину уюта. Две двери в конце зала вели в разные комнаты. Одна, что скрыта за высокой пальмой, вела в общий читальный зал, а другая в общую библиотеку, хотя и обе комнаты сами по себе имели проход меж собой. В общей библиотеке можно уединиться от всего внешнего мира. Чуть ближе к большому камину до двух чёрных дверей – большая белая мраморная лестница ведущая на веранду третьего этажа, ибо потолок этой комнаты уходил на третий этаж и этот зал был точкой объединения. Кроме этих двух чёрных дверей находились две большие двери по обе стороны залы и две дополнительные, почти по углам этой комнаты – эти двери также были предназначены для прислуги.

Но самым большим достоянием этой гостиной было огромное панорамное окно, слегка прикрытыми, упомянутыми атласными шторами, откуда можно было войти в длинный высокий навес – первое, что можно было заметить при виде этого дома, оттуда падал солнечный свет и озарял всё помещение, часто даже затмевая искусственное освещение. Длинная веранда второго этажа проходила и через него так, что человеку, наблюдающему с него, казалось, будто он парит! Особенно этот эффект действовал при экранировании всей передней части навеса, куда можно было свободно пройти, как уже упоминалось. Это было одно из самых лучших мест для любования этими красотами, которые открывались с этой высоты.

Если же подняться по лестнице наверх, то можно было выйти на окружающую вокруг этот зал веранду и ряд дверей. Два из них по краям вели на внешнюю площадку прямо над домом, также туда вела внешняя лестница. Там можно было отдохнуть под звёздным небом и наблюдать за космическими объектами, где часто по ночам любили бывать брат и сестра – дракон и единорог. Две остальные двери вели в небольшие астрономические кабинеты, наполненные всякой атрибутикой. На столах были расположены линзы, поставлена картотека, полки с различными инструментами и доска с мелом, которая, к слову, иногда могла присутствовать и в других помещениях. А различные модельки украшали рабочий стол из красного дерева.

Одна же из этих дверей на веранде вела в цилиндрическое помещение над залом, который был виден даже вдали и над которым была самая высокая точка здания, там был установлен настоящий большой телескоп, который, если его вывести наружу, позволял проводить самые различные астрономические наблюдения. Сама комната была оборудована также дополнительными столами и самым быстрым проходом для получения нужной информации, соединяясь с общей библиотекой и соседними комнатами. Также здесь было большое панорамное окно и проход на ранее описанную площадку, откуда можно увидеть тыльную часть дома.

Но возвращаясь обратно в эту залу, ослепительно красивую и причудливую комнату, в которой единственным источником освещения был только свет алого заката, сложно было ощутить те чувства, которые сейчас испытывала единорог. Слёзы уже сами по себе стекали по щекам и увы уже теперь не было того, кто нежно протрёт их и остановит поток. Сама по себе откуда-то играла лёгкая мелодия детской шкатулки – такая тёплая и интересная череда нот, струящаяся в голове.

Постепенно вышагивая вперёд, красивый единорог подходила к главному креслу, ощущала своими копытами поверхность ковра, бросала взгляд в сторону стола – каждая деталь отображала в глазах образы прошлого, пока её взор не перешёл на окно. Она незаметно для себя подошла к нему и увидев своё отражение застыла, глубоко и часто дыша, погрузившись в океан нахлынувших эмоций. Ей невольно вспоминались слова песни, песни из прошлого, которая так сильно одолевала её в этот миг, в это мгновенье глубокий ностальгических воспоминаний:

– Как узор на окне, снова прошлое рядом. Кто-то пел песню мне в зимний вечер когда-то…

Высокий и статный учёный с мертвецки бледным оттенком лица, добрыми глазами, пышной седой шевелюрой и часто щекочущей бородой. Приятным бархатным голосом, столь родным для единорога. Она вспоминала его, вспоминала как её отец баюкал её, когда она была маленькой каждую ночь, как он лелеял её и баюкал даже в ту злосчастную зимнюю ночь, когда её любимый старший брат покинул их, после того, как он нашёл её со сломанным рогом в лесу. И также как он баюкал её, когда они прощались в этой же комнате, но совершенно пустой, подготовленной для гибели.

– Словно в прошлом ожило, чьи-то бережных рук тепло…

Как же ей хотелось прильнуть к его рукам, к тёплым отеческим рукам, что она сама того не замечая наклонила голову на бок, слегка проведя ею так, словно щекой она тёрлась о руку любящего отца. Дыханье переминалось, на миг возможно становилось быстрым, а в миг тихим, при одном только образе, как она бегала по этим комнатам, когда играли в догонялки со старшим братом, а доводилось и с отцом и даже все вчетвером с мистером Эдгаром. Как же тогда было весело и прекрасно.

– Зеркала в янтаре, мой восторг отражают. Кто-то пел на заре, – думая о той мнимой, будущей заре её дочери, о которой мечтал академик Лайонел, пропевала единорог, – дом родной покидая…

Но внезапно, словно из ниоткуда, но в то же время максимально близко к ней, практически сзади послышалось дыханье. Такое тёплое и приятное дыханье, столь родное и столь чудесное, что единорог даже побоялась оборачиваться назад.

– Будешь ты в декабре, – тот самый родной голос говорил, – вновь со мной, дорогая…

Единорог замерла на месте, воздуха не хватало от радости и счастья, слёзы сами текли ручьём, а пошевелиться не хватало сил, но наконец приняв усилия она обернулась и… всё погрузилось во мрак…

Компьютерный голос оповестил о завершении симуляции. Единорог спустилась с аппарата, всё ещё ощущая ту досаду, свойственную проснувшемуся, не успевший досмотреть заветный сон. Но в любом случае, в ушах звучало тёплое и доброе: «вновь со мной дорогая»…