По-моему, смертная казнь нравственнее и гуманнее заключения. Казнь убивает сразу, а пожизненное заключение медленно. Какой же палач человечнее? Тот ли, который убивает вас в несколько минут, или тот, который вытягивает из вас жизнь в продолжении многих лет?

Антон Павлович Чехов

Тихий тёплый, а в некоторых местах даже горячий ветер проходил по степи – по сотням квадратных километров земли с твёрдой землёй, где можно было найти лишь редкие острые колючки, высохшую траву, почти не хрустящую, а даже больно впивающуюся в любой объект, что осмелился на них наступить. Широкая равнина уходила далеко, иногда превращаясь из ровной поверхности в некое подобие холмов и низин, но они были не заметными в отличие от редких, иногда словно вздымающихся из-под Земли исполинов – кусков Земли. Эти территории могли судить лишь об одном – о скором приближении к высоким горным хребтам, что видны даже из этих отдалённых мест. Эти огромные гиганты, таинственно выглядывающие из дальнего слоя облаков, знающие всё и не знающие ничего о человеческом мире.

Именно в этой местности ветер может разгуливать, куда ему заблагорассудиться – при желании он может заставить двигаться перекати-поле, поиграться с колючками сорняков или редких кипарисов, а при желании даже покрыть находящуюся всю в рытвинах, кочках, ямах и трещинах асфальтированную дорогу слоем песка и пыли. Но это конечно же не будет особой преграды для приближающейся машины – своего рода закрытого грузовика с металлической огромной коробкой, из которой есть только невероятно малая и высоко расположенная решётчатая отдушина.

Перекачиваясь из стороны в сторону, падая то в одну яму, то в другую, под гул очередных ругательств водителя посвящённые этой дороге, вместе с парой его спутников, транспортное средство направляется в сторону места, куда устремляется тихий, невероятно уставший, автоматически находящийся на стороже взгляд. Два широко открытых, округлых и отчасти набухших, а также покрасневших глаза с выделяющимися венами, еле передвигая карими, почти чёрными глазами в сторону приближающегося транспорта. Уставшие, дрожащие руки с потрескавшейся кожей, но готовые тут же дать ответный удар дабы сохранить жизнь, ухватывались за две толстые металлические балки, которые проходили в невероятно узкой щели.

Это малое отверстие служило единственным слабейшим источником освещения, а также возможностью хоть ненадолго, но хоть как-то ощутить свежий воздух, даже не обращая внимания на металлическую дополнительную сетку за пределами балок, за кои держались руки. Находиться в этом положении, почти не касаясь ногами пола, чуть ли не стоя на измученных больших пальцах, что также дрожали, отдавая сильную боль к икрам, и пусть это заставляло испытывать такие мучения, но воздух и ощущение свободы манили к себе. Там, в поле сотни острых колючек, но по ним можно бегать! Там, невероятно горячий ветер в это ужасно жаркое лето в столь близ-экваториальных широтах, но он обдувает всё тело, не заставляя его содрогаться.

Об этом думал дрожащий, пока его вены в ногах не сжались и он, издав вопль ухватился за них, откинувшись в сторону, но тут же ударившись плечом о бетонное и невероятно холодное покрытие. Слегка взвыв, человек издал долгий выдох, чуть ли не теряя сознание, но спустя какое-то время, когда он смог хоть как-то согреть икры, кровь в них вновь пошла, давая ему возможность хоть как-то вновь опустить ноги в это чудовищно холодное месиво на полу.

Всё это его очень даже раздражало, и он раскинул локти, упираясь о края бетонного помещения, опрокинув голову вперёд. Простояв в этой позе некоторое время с закрытыми глазами, почти забыв о происходящем, он вновь начал приходить в себя, осторожно повернувшись вновь к отверстию, от коего в пылу боли резко отвернулся. Теперь, пусть даже под очень тусклым светом можно было увидеть, что это был самый настоящий человек, одетый в странную тёмную одежду, с ужасно тонким материалом, который практически сразу же приковывал к себе весь холод, ничуть даже не согревая, наоборот, даже отдавая самое последнее тепло тела человека.

Его невероятно исхудалые руки даже не были полностью покрыты рукавами, ибо размер одежды был ему мал, из-за чего на обратной стороне левой руке виднелось чёрное изображение черепа с проколотым кинжалом, вокруг коего обвивалась змея на нижнем витке которой хранились золотые монеты, а из-за кинжала выходила чудная роза, озаглавливая всё это тем, что на голове рептилии виднелась корона.

Одиночная камера

Однако, даже если невольно бросил взгляд в сторону правой руки, то каждый раз можно заметить, что рукав там даже самый короткий покрывает руку весьма плотно. Сам человек этот был роста чуть выше среднего с невероятно исхудалым телом, головой особой формы, что верхняя её часть была более диаметрально большей, как-то по-особому очерчивая лысину. Длинный орлиный нос выпирал из плоскости лица, удлинённо переходя в район рта с узкими губами, чертовски впалыми и бледными щеками. Век практически не было, а глазницы были настолько хорошо очерчены, что на их поверхности были видны капилляры. Стоя в таком положении, где даже малая одежда на туловище могла висеть словно бесформенному между, мужчина старался опираться о стены, как-то отходить в сторону, но никак не мог. Но что ещё хуже – этот надоедливый запах хлорной кислоты, разбавленная водой, в которую и были опущены его ноги в невероятно узких, тянущих к себе холод и прохладу тапочках. Он находился в этом месте уже достаточно долго, чтобы забыться и единственным, пусть даже мнимым выходом из ситуации были лишь интересные воспоминания…

Внезапно послышался шорох, что прервал ход мыслей и то было радостно, ибо хоть одиночество сможет ныне украсить одна, единственная деталь – молодой Сучок. Одна сторона губ слегка поднимается, слышится свойственное приветствие, после коего следует возможность кашлянув, произнести несколько слов, находясь в этом диком пару, особенно даже когда темнота накрывает полностью – отверстие закрылось. Но беседе это ничуть не помешает, кто этому может навредить?

И так, из слова в слово, из предложения в предложение, из непонятного диалога рождается монолог.

…Поначалу хочется вспомнить прекрасное время, когда он был юн, когда он был полон сил и бороздил просторы, но как оказалось такие воспоминания свойственны разве что среднему возрасту, что не подходило для представителя личности его статуса и его немаловажного положения, этого уже пусть даже безымянного человека, всплывают моменты из с тех пор, как он вообще познакомился с тем, что такое идеология. Люди удивительные существа по своей природе – каждый во что-то верит, во что-то не верит, что-то представляет более правильным, а что-то не верным. И среди всего этого всегда имеется какая-то идея, которая под своей эгидой объединяет все эти устои, формируя идеологию, а когда она начинает объяснять более сложные вещи и отвечать на трудные вопросы, то она превращается в философию!

И, казалось бы, всё это прекрасно, просто замечательно – лучше и быть не может, но увы, когда сторонников определённой философии или даже идеологии становиться много, приходит та, которая даёт власть более приближённым к этой идеологии головой или кошельком над всеми прочими. Этой роковой «дамой» становиться политика. Именно о её приходе тогда не знал размышляющий, будучи молодым, сильным, верящим в себя до глубины души, думающий, что ничто его уже не остановит! Но нашлись и те, кто был сторонником, и те, кто выходил против.

Ему тогда даже повезло, ибо в отличие от своих молодых товарищей, он жив, не пропал без вести, не получил в подарок новое инородное острое тело, вошедшее неожиданно и тихо через бок, не получил новое углубление в своём горле острым или тянущимся методом при помощи верёвки, а также не сделал роковой прыжок на кровать, отсоединяя шейные позвонки. А сколько всего он увидел за всё своё время – сколько глупости, гнусности и несправедливости, когда люди готовы перегрызть друг другу глотку за клочок бумаги, кусок золота или иного дорого металла, а ещё за то, что даже и потрогать нельзя – должность, звание, только за слово с подтверждающей бумагой, которая даёт возможность властвовать над каким-то количеством людей, представителей общества, граждан и сотрудников или конечно же, вещей.

Перед глазами ещё всплывают первые шаги, сделанные им после вхождения за территорию твёрдых металлических ворот, от которых исходит высокая стена с ржавой колючей проволокой, вьющаяся словно змей, соблазнивший Еву и Адама, словно говоря о месте, где люди могут испытать запретный плод – запретную мысль. Сколько их тогда было? Десять? Пятнадцать?

А возможно все двадцать три человека, если конечно на тот момент их ещё могли так считать окружающие их вокруг и грубо толкая ведущие в сторону малого небольшого здания, который в лучшем случае мог состоять всего лишь из одного или двух этажей. Это прямоугольное, странной формы здание, к которому вела бетонная дорожка, и которая открывала свои глубокие, зарытые в её глубине, тайны только после вхождения. Ибо на самом деле, стоит войти и пройти пару коридоров, пройдя сотню, если не тысячу проверок, переодеваний и прочего, как присутствующие оказываются ведомые грубыми стражами на лестничной площадке. Именно тут становиться ясно, что на самом деле это место в разы больше, чем кажется.

Сжатые в кулаки и заломленные за спину руки слегка разжимаются; сильные, готовые к бегу ноги отдают лёгкой тряской, а по спине проходят мурашки. Шесть этажей подвала призывают каждого нового прибывшего тихим кличем, необычайным шипением, мёртвой прохладой. Насколько это возможно бросая взгляд на странные стены с осыпающейся краской, в некоторых местах разрушенной или криво сделанной лестницей, прибывшие спускаются вниз, и тогда, ныне вспоминающий был с ними. Первые мысли были просто ужасными, от той гордости и пылкости, которая была проявлена в комнате допроса, когда не сидят два почтенных гражданина за добросовестной беседой, а проводиться действительный допрос с поднятыми руками в металлических оковах за решёткой с колючей проволокой.

Не осталось и того спокойствия, особенно при виде обращения, этого брезгливого отношения со стороны ведущих, считающих, что работают даже не со скотом, а с чем-то худшим, невозможным к восстановлению. Юные люди ещё не всё понимают, не всё осознают и не видят в глазах почтённых владельцем звёзд лёгкие хищные искры. Наконец, когда число этажей так или иначе завершается, прибывшие расстаются друг с другом, даже не подружившись, ибо им пора – их позвали и позвали весьма почитаемые представители особого и странного мира. Сколько новых слов и новых выражений, сколько различных слухов и глупостей, казалось нужно знать, но кажется на сей раз везение было на стороне прибывшего и к нему отнеслись как-то иначе.

Столько различных событий произошло и стольких людей он смог увидеть здесь, о которых даже не думал, не предполагал, а каждый из них существует, каждый из них находиться здесь, сидит на своей кроватке в одинаковой одежде, с грозными, вынужденными защищаться глазами, разве что бывают и бегающие, маленькие хитрые взгляды, но так всегда было – таковы уж люди. Гм. Люди, да, именно люди и они. И в груди этих людей бьётся сердце, дышат лёгкие, поднимаются брови, расходятся губы и лёгкой, хоть невероятно редкой улыбке, в которой остаётся что-то удивительное. Человек, будучи таким удивительным существом при рождении имеет невинность, затем меняется и становиться лживым, хитрым, меркантильным, хищным и жадным. Но в какой-то момент, когда он испытывает край своих возможностей, когда жизнь практически вытряхивает из него всё плохое, что в нём накопилось – появляется вновь эта интересная улыбка, пусть даже после увидевшись всё глаз.

В сложности рождается гениальное, а может в такой сложности рождается даже доброта и как бы это странным не казалось – справедливость. Абсурдно? Скорее парадоксально. Вспоминающий не забудет этого, не забудет этот горький опыт, когда ожидал, что лишь хитрость и обман здесь правят, но отнюдь, увидел сам, что закон чести получает свою силу здесь. Пусть это кажется высокопарным, пусть это кажется не реальным для не видевшего, но так, а коль не так – время рассудит.

Многое прошло с тех пор, очень многое, но память остаётся и хранит каждого хорошего, каждого хитрого, и обязательно хранит Доброго. Жизнь переменчива и что когда-то казалось взаперти, становиться свободным, начинает ощущать аромат лугов, объятия родных, радостные слёзы, мягкие слова и желание вспомнить… вспомнить справедливость, дабы она была и была везде, справедливость чести, не обязательно в своей грубой накидке, пусть чистой – но, чтобы была. Звон монет, шуршанье листьев, беззвучный пролёт металла, лёгкое глотание жидкости. Такое ощущение, что вот-вот и всё получиться, всё получиться и то, к чему идёт стремление, но…

– Как же жаль, что честь понятие единое, но каждый глаз может видеть его по-разному и тот, который смотрит как ему кажется сверху, – хриплым, тихим-тихим голосом произнёс стоящий. – Это опустошает и опустошает сильно.

– Гм. Вы устали, – слышалось с другой стороны двери, – в любом случае, вы главное испытали то, что хотели, вам не стоит терять надежду.

– Отчего же?

Ответа не следовало, ответом была лишь долгая пауза, прерываемая невольным отклонением внимания на этот надоедливых запах хлорки и необычайного холода.

– Ваши мечты реализуются, обязательно, – эхом отдавалось издали, – обязательно, только… закрывайте очи.

– Всего лишь?

– Да-да, только это. Закрывайте очи…

Только это слышал стоящий, пока наконец не закрыл глаза, повинуясь сказанному и осторожно сам того не замечая начал опускаться вниз. Спустя пару секунд за стражи, что стояли за дверью и невольно услышали этот монолог услышали резкий грохот, после чего они тут же открыли маленькую сливную щель в 2 местах, после чего щёлочь начала уходить и сразу после этого они открыли дверь. Арестант упал в этом помещении, извитый в странной позе, из которой он тут же вышел, как только открылась дверь с крепко закрытыми глазами, когда его правый рукав, неожиданно, приподнялся показывая чёрный рисунок вдетого в ножны красивого меча.

Мало кто смог этого понять, но для спящего это не имело значения, ибо он спал и спал глубоко в том покое, котором хотел, как-то даже поучаствовав в руках правосудия, мирно слыша доброе «Закрывайте очи»…

Ангел

Ангелам тоже бывает больно, но они этого не показывают, пряча слёзы за белыми крыльями.

Олег Рой

Из еле открытого старого окна дома, с деревяной, немного потрескавшейся красной рамой и тусклым стеклом приходил лёгкий ветерок, которые легко подхватывал старые занавеси, отчасти выцветавшими под лучами Солнца. Комната была не большой, скорее очень даже маленькой со старыми пожелтевшими обоями, на которые трудно можно было различить узоры. Маленький столик, такой же малый лакированный шифоньер и металлическая кровать, на которой лежало некое подобие матраца с единственной подушкой – всё это было единственным наполнением этой комнаты, если не считать небольших поделок из бумаги или старой газеты. Это были интересные фигурки, красиво разложенные или под столом, или под кроватью, но лишь изредка рядом с пером, на столе могла оказаться такая фигурка.

Чернильницы и промокашки не было – она убиралась в шкафчик в столе, также как и драгоценная бумага, дабы обитатель этой комнаты не воспользовался столь дорогим ресурсом. Солнце тем временем уже клонило к закату, отдавая алыми, огненно-оранжевыми оттенками небо, формируя более тёмные или даже тёмно-синие участки в низинах больших, похожие на сказочные миры облаков. За этим было интересно наблюдать, почти также, как и за тем, как колосятся верхушки деревьев небольшого леса вдали, что были видны с положения лёжа на кровати.

На кровати лежала обитательница этой комнатки. Это была красивая девочка с округлой головой, широким лбом, лёгкими красивыми бровями, словно обведённые художником, большими выразительными глазами с большими голубовато-серыми глазами, в коих хранилась интересная детская наивность и одновременно мудрость, словно не из мира сего. Небольшой нос с чуток вытянутым кончиком шёл до лёгкой, слегка высокого губного желобка, за коим шли узкие, вытянутые губы, края коих шли до слегка детски миловидно пухлых щёк, завершая всю эту композицию вычерченной с лёгкой вмятиной бородкой. Причёска с еле заметным пробором на левой стороне и вьющиеся волосы до конца узкой шеи, больше прикованные к плоскости головы завершали этот образ девочки с маленьким хрупким тельцем.

Именно это создание ныне лежало на кровати, мирно моргая и стараясь забыть о тех трудностях, которые она встретила за эту короткую жизнь. Перед глазами всплывали радостные, но теперь невероятно грустные моменты, когда она обнималась с отцом и матерью, игралась с младшим братом, велилась на своём дне рождении. Их семья жила далеко от города в полях, кои принадлежали им. Их семья занималась выращиванием культур, которые они отвозили на рынок и получали не малую прибыль, а самые разнообразные интересные вещи из города родители привозили только раз в две недели или даже раз в месяц.

К ним мало кто приходил, а соседи жили достаточно далеко, чтобы часто ходить в гости, хотя справедливости ради нужно сказать, что такой возможностью иногда их семья пользовалась. Так длилось на протяжении нескольких лет, пока девочка выросла и сегодня, именно в этот день, настал тот самый день. Она проснулась несколько часов назад в прекрасном расположении духа, в приподнятом настроении и вышла в зал, дабы пройти в ванную комнату – умыться. Обычно каждый раз в их небольшом уютном зале она видела своих родителей. Отец сидел на кресле и читал какую-нибудь свою любимую книгу, дабы получить вдохновенье на весь будущий день, ибо труды в поле оставляют не использованными огромные ресурсы бурной фантазии. А матушка в это время возилась на кухне, часто выбегая в зал, дабы поставить несколько тарелок с вкусностями. Младший брат же ещё спал и должен проснуться через десять или двадцать минут. Семейная идиллия никогда не надоедала и каждый раз помогала ещё пуще радоваться жизни. Но в это утро этого не произошло.

Когда девочка вышла в зал, поправляя пижаму, отец также сидел на кресле, но его руки не держали книгу, а были опущены по обе стороны кресла, а любимая книга неподвижно лежала на полу. Голова бессильно опрокинута назад, глаза закрыты, а челюсть отвисла. Девочка перепугалась от увиденного и тут же вскрикнув, со слезами на глазах побежала на кухню к матери, но застыла, уже сделав пашу шагов, ибо на её мама лежала на полу, вокруг находились осколки от упавшего с её рук тарелок, вместе с приятным во время завтрака содержимым.

Женщина лежала на боку с вытянутой вперёд и поцарапанной левой рукой, лежащей сзади и слегка прижатой массой тела правой рукой. Глаза закрыты, также как и плотно прижатый, успевший слегка затвердеть рот. Пальцы уже успели слегка затвердеть, кожа стала такой же бледной, как и у её супруга, постепенно принимая странный желтоватый оттенок, с только-только появляющимися еле заметными, свойственными мертвецам синяками, что проступали и у отца.

Грудь девочки быстро и ритмично вздымалась, руки слегка дрожали, из глаз текли слёзы, губы искривились в ужасном положении, а лицо покраснело. Она зарыдала во весь голос и хотела кинуться к матери, осторожно обходя осколки, но вспомнив о младшем брате побежала к нему. Когда она вошла в комнату мальчик лет шести ещё спал, но спал он невероятно крепко с открытым ртом и такой же мёртвой бледностью лица. Теперь у неё не было и младшего брата отчего она отчаялась ещё больше. Не зная, что делать и куда бежать она крепко обняла его, но холодное тело не отвечало ни единым жестом и не единым движением. Выйдя в зал, она подошла к отцу и прильнула к нему. Поток слёз не прекращался, а девочка всё больше и больше, хотела обнять его, ощутить его объятие, навсегда запомнить его аромат.

Мимолётно она увидела небольшой старый телефон – единственный в их доме, слегка отойдя от отца она подошла к устройству, по из-за того, что она не знала ни единого номера, то и сообщить кому-либо о такой беде она не могла. Пойти к соседям она также не могла, ибо они жили слишком далеко. Так, перебирая различные мысли, думая о том, почему же все её родные покинули её в один миг от неизвестной страшной болезни, от которой не было спасения, задаваясь вопросом – почему же она осталась жива, обессилев она отправилась в свою комнату.

Подойдя к окну и смотря вдаль, на закат – так долго она была у своих родных, не замечая течения времени. И теперь, она, закрыв глаза, упала на кровать. Так она лежала и сейчас, вытерев слёзы. Она думала о том, куда же ей теперь пойти, как ей теперь быть и неужели она теперь одна в целом мире? А может всё это страшный сон и вот-вот она проснётся, увидит, что все живы, всё как прежде? Но чуда не происходило и в ответ она ощущала только лёгкую прохладу со стороны окна, который слегка кружился у её головы, словно незримыми руками гладя по лбу.

Так осторожно, словно под мирное баюканье засыпала девочка, тихо закрывая глаза, уменьшая частоту дыхания. Она сама не замечала, как проваливалась в сон, но вместе с этим, ощущала, как поднимается, поднимается всё выше и выше, находясь всё в том же положении. Мягкое облачко опускалось для неё и подхватив её с кровати поднимало выше, помогая пролететь сквозь потолок, сквозь пирамидальную крышу, прямо к небу – голубому, светлому и яркому небу, где плавали огромные и малые облака самой разной формы. Яркое Солнце светило её сбоку, и она чувствовала каждый лучик, что согревал её, что гладил по лицу, плечам, боку, рукам.

Грусть постепенно сменялась удивлением от всего того, что в этот чудный миг происходило вокруг. Поднимаясь и присаживаясь на мягком облачке, опираясь о него руками, меж пальцев коих иногда выходил лёгкий призрачно-завораживающий дымок, она замечала, как всё меняется. Как её старая, потрепанная пижама сменяется на красивое, невероятно приятное и удивительное белоснежное платье с чудными кружевами, большим подолом и элегантными туфельками. Но не это поражало девочку, а то, что она ощущала и внезапно, пожелав поднять руку, она заметила, что поднялось самое настоящее крыло сзади неё. Она удивилась и слегка провела левой рукой, по этому ослепительному, мягкому и приятному крылу, после коего начало двигаться и второе крыло. Сделав пару движений ими, она заметила, что начинает махать ими.

На лице появилась улыбка и раздался приятный хохот, слезы от слёз исчезли и теперь, как никогда раньше ей было хорошо. Постепенно она начала подниматься и подниматься быстрее облачка, которое помогло ей взобраться на такую вышину и теперь она видела округ только сотни облаков, бескрайную даль воздушной Икарии и яркое светило над своей головой и её конечно же вдали, лёгкий силуэт ночной Фебы. Когда она начала подниматься сама, а облачко отставало от неё, то взор её был устремлён только ввысь, но даже теперь, остановившись на время она помахала доброму облачку, отчего то слегка поменяло цвет став более розовым, что выглядело невероятно умилительно. Затем смотря во все стороны, махая своими крыльями, раскрыв руки в стороны, словно самая счастливая птица, надеясь хотя бы там – наверху увидеть своих родителей, ибо она свято верила в слова матери о загробной жизни, что родные и близкие, что её бабушка и дедушка ждут её там – на небесах и тут там они все будут вместе, она также надеялась, что вот сейчас увидит своих родителей, коих лишилась.

Она взлетала и взлетала так высоко, что совсем скоро увидела планету Земля – этот красивый уютный голубой шарик, покрытый белой пеленой и зелёными участками, который оставался сзади, всё больше и больше уменьшаясь, превращаясь в точку. Она мысленно помахала этому шарику, не заметив, как сама вошла в нечто – некое яркое свечение, словно это был самый настоящий золотой океан, с переливающейся удивительной жидкостью, через который она всё плыла и плыла, попутно через всю эту толщу видя, как она постепенно оказывается в совершенно ином, сказочно красивом, не поддающимся описанию месте.

Здесь было практически всё – и небольшие красивые участки с растущими на них деревьями, причудливыми лепестками, ходили различные существа, невероятно красоты и доброты, о чём говорил лишь один взгляд в их сторону. Проплывая через эту янтарную воду, она посмотрела вперёд и увидела, как к ней прилетало нечто красивое, большое, ослепительное и чудесное. Это нечто светилось желтоватым и белым светом, хотя само по ощущениям было зелёным, всё более чётче и чётче проявляясь по мере того, как она проплывала через эту янтарную жидкость, встретив первого обитателя среди десятка мелких пузырей янтарного океана – огромного кита, удивительного спрута, мимолётно проплывающий водорослей и улыбчивых рыбок.

Чем больше уменьшался слой янтарного океана, тем отчётливее виднелись очертания того прекрасного существа, который прилетел сюда. Геометрически красиво вычерченное туловище с пропорционально подходящими четырьмя конечностями – двумя руками с кистями и двумя ногами со ступнями, эллипсоидная вытянутая горизонтально голова и небольшой хвост составляли общий вид этого существа. Большие внимательные и выразительные глаза, причудливый выходящий из плоскости головы нос, добрая улыбка, приподнятые чёрные брови, смотрящие вперёд слегка заострённые длинные, начинающиеся прямо у завершения лба шипы с невероятно приятной наружностью и красивым лицом, представляли сие творение.

Его чешуйчатая кожа, где каждая чешуйка была не столь твёрдой, ещё не успевшая окрепнуть, несмотря на юношеский возраст существа, идущие внахлёст, слегка переливались на свету приятным зелёным оттенком. Такой окрас был в отличие жёлтого цвета в области кистей, начиная от запястий, ступней, живота и груди, вместе с экзотическими и сильными крыльями среднего размера, за спиной. Когда девочка уже приблизилась к выходу, то прекрасный дракон протянул ей руку, на что она поначалу боялась отвечать, но увидев его улыбку и наивный взгляд, боязливо протянула руку, после чего дракон, слегка приподняв подглазные мышцы, отчего его взор чуть ли не светился помог ей буквально взлететь из толщи янтарной воды. Ничуть не останавливаясь, она воспарили дальше, когда зелёное чудо тянуло девочку всё выше и выше, а гостья со слегка открытым ртом смотрела по сторонам.

Она была в невероятно красивом, полном света и чудес месте, что ей казалось, будто она находиться в Раю. Высокие горы виднелись вдали, вместе с сотнями полей, где-то парили в небе чудные механизмы, где-то мимо них пролетали сказочные кометы со своими длинными хвостами, а где-то виднелись новые планеты. Всё это было настолько огромным, что в пространстве между небом и землёй, если можно было так называть эту бескрайную поверхность, полная жизни, помещались ярчайшие звёзды! Это было неописуемо и невероятно красиво.

В какой-то момент дракон, оказывая всю любезность и воспитанность, дабы девочка не устала предложил ей взобраться ему на спину, на что она любезно согласилась, сложив усталые крылья. Они летели теперь вдвоём, вместе, смотря по сторонам, но как оказалось молодой дракон был очень даже быстр, отчего пару раз девочка даже сильно обнимала его, на что тот с тихо поглаживал её руки, успокаивая, слегка хихикая. Гостья иногда наигранно обижалась, но потом сама также пускалась в смех, часто продолжая разглядывать окружающий мир, не уставая удивляться. Так они продолжали этот дивный и сказочный полёт, который всё больше и больше убеждал девочку в том, что она находиться в самом настоящем Раю.

Вокруг продолжали летать сказочные птицы, где-то внизу проезжал поезд, а порой встречались и летающие поезда, появлялись дирижабли, летающие красивые замки, откуда им махали люди, разумные звери и прочие неведомые в мире существа. Каждый из них активно приветствовал гостью, а дракон специально подлетал ближе, дабы она могла увидеть и их. Но вскоре они вновь оказывались одни, пролетая над бескрайними просторами океана, на поверхность коего выпрыгивали дельфины со своим радостным кличем или стараясь оседлать поднимающуюся волну. Один раз дракон дабы повеселить гостью, в момент, когда волна начала подниматься пролетел прямо внутри удлинённой её полости на большой скорости, чем вызвал сначала испуганный, но переходящий в радостный визг девочки.

Как только они завершили этот трюк, то они вместе вновь почти под прямым углом, чуть ли не ударясь о скалы взмыли вверх, прошибая насквозь большие облака, но затем крутясь вокруг своей оси, переходя в винтообразную траекторию, словно штопором огибая её более массивные облака. Так они пролетали вокруг каждого нового облака самой различной формы, который был похож то на большое дерево, то на голову какого-нибудь мыслителя, то на пчелу или картошку, то на какое-нибудь здание или самый настоящий замок – фантазии не было предела!

Девочка же была невероятно рада, что встретила такого приятного спутника, которого теперь крепко обнимала без какого-либо стеснения.

– Добро пожаловать в самый удивительный мир, – с лёгкой улыбкой, наконец приятным тёплым, юношеским голосом произнёс дракон.

– Спасибо и спасибо вам, – ответила девочка.

– Рад, что ты прибыла к нам, я ждал тебя.

– Ждали?

– Ну, конечно, как не… О! – в миг дракон увидел, что перед ним появился дирижабль, вылетевший из-за облака, который он в миг обогнул.

– Ого! Какой же вы ловкий.

– Благодарю.

– Но должна признать, что и я многому научилась, хоть и недавно получила крылья, – с лёгкой иронией скрестив руки на груди сказала девочка.

– Вот как, и по скорости ты быстрая? – с интересом спросил дракон.

– О, по скорости я пока не встречала никого из равных. Чтобы вы знали, мой дорогой проводник, я даже быстрее облачка, которое меня поднимало сюда.

– Но готов поспорить, что не быстрее меня.

– Спорим? – спросила девочка.

– Спорим! – заключил дракон. – Видишь вон то яркое свечение? – показывая на огромный светящийся шар спросил дракон.

– Вижу.

– Давай на перегонки до него, как раз мы летели прямо туда. Кто первый прилетит – тот и самый быстрый.

– Согласна, – ответила девочка, начиная махать крыльями и пожав руку дракону.

Затем она оба выпрямились и приготовившись полетели вперёд. Оба активно махали крыльями, за секунду огибая сотни облаков различных сторон, вместе с другими дирижаблями, самолётами, птицами и прочими объектами, при этом поначалу оба соперника сохраняли более серьёзное выражение лица, но потом увидев друг друга захохотали, хоть и продолжали с новым усердием гонку. С каждой секундой они всё ближе и ближе приближались к указанной цели, поднимаясь ввысь, что под ними оставались высокие горы, оставались парящие замки и всё чаще встречались метеоры, кометы, космическая пыль, приходилось огибать уже целые планеты с самым различным окрасом, видом и структурой.