Za darmo

Памятная фантазия. Сборник рассказов

Tekst
0
Recenzje
Oznacz jako przeczytane
Czcionka:Mniejsze АаWiększe Aa

Сию же секунду хана будто что-то сильно схватило, он начал корчиться, старался вырваться из терпкого и сильного хвата, пока ни один из воинов не мог ему чем-нибудь помощь, но он скорее замер, когда это нечто подняло его над землёй, заставляя левитировать и прилететь к императрице. Он находился на приличной высоте, со страхом и дрожью смотря вниз, стараясь кричать, но звук урагана за городом и невероятно красивой песни в городе ему было не перекричать.

Увидев хана – этого статного мужчину с чёрной бородой, скрывающейся за доспехами пузатостью и богато украшенной короной, императрица вновь взяла подол своего плаща и начала танцевать, как будто она является его наложницей, высмеивая глупые представления слуги исковерканных форм магометанских идей. Она улыбалась и воспевала, параллельно шипя от удовольствия, что даже в миг остановилась встряхнулась, сжав кулаки и резко покружившись вокруг себя, пока пери продолжали свои танцы, окружая хана, что не мог на них даже взглянуть.

Резко остановившись, императрица, резко взмахнув рукой, совершила несколько угловатых движений головой, чуть ли не повернув её вокруг оси, но в то же время, словно отрицательно кивая своим черепом под разными углами и наклонившись назад, после вновь вставая ровно. Её взгляд был направлен на правителя, он при виде всего происходящего, при виде действий императрицы, поражался и боялся. Он понимал, что это было и за что он получает такие кошмарные наказания, ведь императрица специально игралась с ним, она наказывала, карала его таким образом.

Страшная и ужасная кара настигала город


Но словно этого не доставало, она слегка наклонилась, когда все пери встали рядом с ней и начала поднимать свой капюшон в танце. Она напоминала ему, как он некогда также издевался над ней, ныне же прошло его время и теперь, кем бы он ни был, даже самим ханом, она властнее и могущественнее. Встав ровно, императрица двигалась, слегка переходя с ноги на ногу, подобно напоминанию о некогда забытом вальсе, больше всего продолжая размашистые движения рукой из стороны в сторону, вскидывая плащ и поднимая руку, слегка напевая:

– Как будто разочарование, – изобразив ту самую грусть, опустившись на корточки, как было тогда, но резко встав, пела она, – не наступит с новым днём…

Наконец, как будто завершая свою игру она вскинула к небу руки и засмеялась, махая руками и подходя ближе к хану, к коему уже прильнули пери с различных сторон, нанося свои колкие как иглы удары в самые разные его части, отдавая предпочтения наиболее чувствительным местам, что кажется и им приносило удовольствие, вместе с их электрическими касаниями, что свойственно призракам, воплощениям полей. К тому времени сама императрица подошла к нему достаточно близко, к этому бывшему европейскому толстому офицеру-маркизу, приблизив свои острые чёрные металлические когти, пройдя ими по его горлу, словно щекоча и доходя до подбородка, пока он дрожал в ужасном страхе, пока она хохотала:

– Легко влюбиться императрице, когда так страстно своим карим взглядом смотрит офицер! – воскликнула она и чудовищно зашипев, вонзила свои острые когти ему в глотку, резко вздёрнув рукой, разорвав его доспехи и грудную клетку, ухватившись за сердце и разорвав его в своих руках.

Весь народ словно придя в себя вскрикнул, пока фиолетово-синее свечение сзади не усилилось, переливаясь различными цветами. Не прошло и секунды, как весь народ вскричал в надежде хоть как-то наказать убийцу и ту, которая так игралась с ними, но через мгновенье все пери, все стражи за секунду испарились в глубинах светящегося портала, а пока они поднимались наверх весь город накрыл тот самый страшный ураган – гигантский песчаный смерч, сносящий всё на своём пути, вместе с сотнями жизней. Такое наказание и такую кару получил сей город, захороненный живьём под тоннами песков, под огненными барханами, кару под названием – Императрица…

Спокойной ночи

Доверие, как и сердце представляет собой дворец, сделанный из стекла. Однажды, ты видишь, как он разбивается и тогда каждый из миллиона осколков вонзается в душу человека. Я узнал, что, давая мне слово, глядя мне в глаза, даже говоря, что между нами нет секретов, ты всё же кое-что от меня скрывал. Не забывай, то, что ты называешь себе Раем, не несёт в себе огня. Каждый человек сам ответственен за тот огонь, который его сжигает. И ты своими собственными руками сжёг мою любовь и доверие, которое прежде сам завоевал. Сын мой, связь между сердцами отца и сына, подобна речному потоку. Ты же, взбаламутил чистые воды, заставил реку пересохнуть. Знай отныне, ни я не смогу доверять тебе, ни ты больше не сможешь дать мне своего слова.

Султан Сулейман. Великолепный век

Лёгкий летний ветер, райский поток воздуха, служащий настоящим спасением в эту жару, пролетал на большой высоте, практически доставая нижние основания массивных облаков – массивных белоснежных и весьма мягких испарений, так легко меняющие форму при первом его дуновении. Бесконечный простор голубого неба, чем-то отдалённо напоминающий гладь океана прерывался лучами светила – большого и яркого Солнца. Этот дух и атмосфера вокруг завораживали, заставляли ещё пуще махать большими массивными и сильными незримыми крыльями, вместе с ветром проделывая этот путь. А там, внизу бесконечными чередами шли поля, где усердно трудились земледельцы – отсюда кажущиеся незаметными точками.

Именно там эти крохи выращивали свой скот, там помогали расти различной растительности, там растили своих детей и оттуда собирались в дальний путь в сторону большого средневекового города, который для них считался настоящим центром цивилизации, почти центром мира. Но отсюда виднелись не только жёлтые, почти золотые поля пшеницы и устланные различными тканями и посыпанные различными веществами поля хлопка, где уже показывались ростки или дальние зелёные поля, полностью покрытые самой свежей травой, насыщаемая особым ароматом в это летнее время, питаясь самым чудесным, что приносит небольшая речка, были в этих окрестностях и самые разнообразные просторы, где жители земной поверхности умудрялись выращивать иные культуры. Где-то далеко виднелись сгустки высоких деревьев с раскинутыми кронами, что словно хвастались друг перед другом, но там – вдалеке переливающимся мистическими жёлтыми оттенками показывалась пустыня.

Там появлялись губительные миражи и там поднимались песчаные барханы – безмолвные стражи, а может быть даже огненные палачи сих мест, предоставляющие себя пустынному вихрю, поднимающий тонны песка в высь с огромной силой и способный полностью покрыть под этим покровом не только караваны, но и целые армии, абсолютно не обращая внимания на могущество, общую силу, рвение, масштаб и цели любых подобных «путешественников». Но лишь бросая небрежный взгляд в сторону пустынь, ветер продолжал своё путешествие и как будто был настоящим спутником тем, что вместе с ним там – на Земле направлялся в сторону центра цивилизации – к центральному и массивному городу, сердцу королевства.

Некоторые крестьяне покидали свои поселения, нагрузив различные телеги, что тащили гордые лошади у богатых и старые клячи у бедных. Различные мешки, сундуки, тонны сена, различные продукты в коробках, покрытые тканями, везли эти путники, пока в поселении, что находилось на окраине полей их частыми взмахами рук и платков, провожали родные, а мальчишки старались догнать их, но мало у кого это могло получиться, даже не смотря на не столь быстрый ход скакунов. Дорога не отличалось своей ровностью, а погода кажется одаривала жарой, вместе с иногда доносящимися отголосками потока воздуха со стороны пустыни, но внимательно наблюдающий за купцами ветер опускался с таких огромных высот прямо к ним, как бы жалея их и давая возможность им насладиться этой прекрасной прохладой.

Ветру было кажется даже интересно осматривать эти интересные существа со своей цивилизацией, которая отличалась подобностью с людской, но в технологическом плане даже в самых низких слоях общества этот пункт был достаточно велик. Это и замечал ветер, пролетая над телегами, впереди которых сидели ямщики, ловко нажимающие на различные рычаги, что приводили в движение небольшие простейшие механизмы, заставляющие лошадей усиливать ход или направлять в разные стороны. Ведь для поворота, достаточно было потянуть за уздцы, чего добивались путём наматывания одной стороны уздец на валик, что не составляло труда даже при наличии лап.

И стоило отдать должное изобретательности этих интересных существ, мимо которых пролетал ветер. Облетая их, он невольно обращал внимание на одного из таких извозчиков, мирно управляющей своей телегой, пока его товарищи сидели сзади, иногда переставляя коробки с фруктами, большими головками сыра и мешками муки в более удобное положение. Если бы только ветер обладал человеческим стереотипным мышлением. он бы явно определил руководителя повозки как за лабрадора, в силу довольно схожести с представителем этой породы из рода псовых. Однако это было бы не более чем грубая генеалогическая ошибка.


Масштабное королевство, где проходило действо


Ветру действительно приносило удовольствие обдувать его светящееся от радости и оптимизма личико. Два больших зелёных глаза, с чёрными зрачками и отражающимися бликами от света Солнца в них незримо улыбались предстоящему в будущем. Небольшие, но чёткие и ровные брови на краях глазниц вздымались вверх, небольшой лоб переходил на макушку, по обе стороны, от которой шли две свисающие уши, но прекрасно дополняющие образ, имеющие приятный цвет шерсти светлого шоколада. Средних размеров переносица спада достаточно плавно, но нисколько не выходила из области округлой головы и лишь на уровне носа, почти под прямым углом с ловким закруглением выходила мордочка, с красиво вычерченным несколько округлым тёмно-коричневого цвета носом, под которым имелись уста, слегка приоткрытые и откуда чуток показывался розовый язык, позволяющий остужать тело в жаркую погоду.

 

Ровные белые зубы с парой маленьких клыков не виднелись у краёв невероятно тонких губ, что отсюда практически были не заметны, но были слегка приподняты, выделяя невинные слегка пухлые щёки. Голова была посажена на сильное горло, от коего шло туловище с широкой грудью, к которой крепились передние средней длины лапы, завершаемые после сгибающегося вовнутрь локтя пястями. Далее если обратить внимание можно было заметить слегка сужающуюся ширину туловища, ближе к низу, где находились слегка более длинные, чуток более тонкие, но не менее сильные и элегантные задние лапы и наконец небольшой, подобный самому геометрически грациозно избранному концу кисти художника хвост, что часто вилял.

Что касаемо цветовой гаммы сего существа, то оно не имело большой градиентной особенности, не считая той прекрасной игры света, когда ветер чудно гладил по поверхности тела это чудное существо, вновь поднимаясь ввысь, дабы осмотреть всё это прекрасное великолепие окружающего мира с высоты. Время проходило не заметно и уже издалека показывающийся силуэт неправильной формы, всё больше приобретал более чёткие очертания. Красивый центральный город виднелся в дали, покрытый окружённый высокими осадными стенами со специальными округлыми смотровыми башнями, ставший почти классическим рвом, где иногда обитали аллигаторы и над которым проходил деревянный мост – он же главные ворота.

Путники уже приближались к этим воротам, где с каждым разом можно было встретить всё больше людей, больше телег, которые ехали из стороны в стороны, поднимая ещё больший шум. Огромное число разнообразных существ, каждый из которых могли напоминать, может быть, животных с определённой степенью антропоморфизма, а может и кого-нибудь ещё, постоянно общались друг с другом, что-то говорили, сообщали, бегали, перетаскивали вещи. Здесь были существа подобные представителям семейства псовых, в том числе различные лисы, волки, идущие на задних лапах и имеющие самые разнообразные наряды, чаще всего верхние. Кошки самой разной породы, наряженные то в огромные платья, то в неопрятные, еле висящие лохмотья. И каждый раз, с большим проникновением внутрь города, таковых примеров становилось всё больше и больше, ровно, как и примеров строений.

Конечно, стиль зданий не мог сильно меняться – это были обычные одноэтажные или чаще двухэтажные сооружения с деревянными или металлическими вывесками, с широко открытыми окнами. Большое число улиц проходило мимо этих строений, соединённые в комплексы, имеющие внутренние переулки и внешние большие просторные улицы, где могли находиться как господа, так и самая различная чернь. Центральная улица, из которой прибывали и наблюдаемыми ветром путники, следовали по это длинному лабиринту, дабы скорее пройти в сторону базара, но самый сильный гул и крики, что доносились оттуда были для них маяком.

По пути им встречались самые различные заведения, где трудились гордые цирюльники, места, где извечно кричали различные представители средних и малых слоёв населения – трактиры, более ухоженные заведения, но весьма дорогие и редкие, где могли быть только достопочтенные богачи со своими повозками и часто со своей стражей. И конечно же сотни и даже тысячи маленьких воров и попрошаек, что постоянно сновали из стороны в сторону, желая хоть как-то получить хоть что-то, пусть даже и путём тревожащим совесть, которую они давно проглотили с последними крошками, что им удалось раздобыть в ближайшей подворотне.

О растительности тут говорить не приходилось, но встречались на пути магазины с различными цветами и семенами, активно зазывающие господ и по какой-то странной причине, чаще всего на пути попадались такие места именно рядом с ювелирными домами, где промышляли, кажется, самые состояние из купцов. Но и они могли быть покойны, поскольку патруль – бравые рыцари в доспехах часто проезжали по этим местам на своих скакунах и при виде высокопоставленных господ или товарищей отдавали честь. Среди них ранее находились те, что не отказывался даже во время службы, активно поиграть с возможностью затмить разум в ближайшем заведении, но с приходом нового генерала, о коем слух пошёл далеко за пределы города, они не могли позволить себе такую роскошь – кара была незамедлительной.

Бросая взоры по сторонам, путники продолжали своё путешествие, останавливаясь на перекрёстках, где появлялась возможность посмотреть на самое высокое здание в городе – огромный замок, построенный с необычайной грацией, со своими огромными смотровыми башнями, внутренними высокими сооружениями, центральными частями и главной – самой высокой башней. Наблюдая за этим творением архитектурного искусства, можно было только поражаться гениальности архитектора, скрупулёзно продумавший внутренние системы ходов, коридоров и залов. И на одном из таких перекрёстков, когда во главу шествия встала телега облюбованного потоком ветра путника, послышались возгласы глашатаев, что провозглашали прибытие с дальних краёв, а именно с пустыни целыми и невредимыми нового генерала.

– Кажется, это те, о ком ты говорил, Зума, – послышалось сзади ямщика, который по приятному подростковому голосу узнал своего серого товарища, скорее похожий на помесь щенка и волка.

– Да, именно они, Рокки, – подтвердил, слегка кивнув головой, мягким, отличающийся нотками беззаботного и наивного детства голосом, лабрадор.

В это время высокие и отважные рыцари, с гордо поднятыми головами проходили мимо них и скрещивали копья, дабы никто из черни не смел выбраться на путь армии, во главе которой, восседая на коне, на большом седле, используя самые новейшие механизмы своего времени, ловко управляя скакуном, проезжал генерал в блестящих серебряных доспехах. Его большие красные глаза иногда поглядывали на остальных присутствующих, стоячие уши улавливали чуть ли не каждое слово, шёпотом произнесённое в миг наставшей вокруг тишине, которая спустя секунду сменилась аплодисментами и радостными возгласами. Небольшие чёрные брови поднимались вверх, светлая почти желтоватая шерсть лица и мордочки, что продолжалась во внутренней стороне горла и на конце лап, переливалась на свету, вместе с остальной более часть окраса, что вместе с общим замечательным физическим сложением и формой поведения могли выдать схожесть с очень красивым щенком немецкой овчарки.

За генералом следовали остальные стражи, полностью покрытые в свои металлические саркофаги, синхронно управляющие специально выдрессированными лошадьми. Пока продолжалось шествие, сзади толпы, на большой высоте – на крыше в тени слухового окна, рядом с которым находилась балка от высокого флюгера, за которую незаметно держался скрытый от посторонних глаз, покрытым плащом с капюшоном, кожаными перчатками, такими же чёрными брюками и рубахой, скрывающей лицо за столь же тёмной маской-повязкой, наблюдатель имеющий насколько это возможно максимальную схожесть с человеческим существом. Он не двигался, и казалось, даже не дышал, подобно настоящему памятнику, всматривающийся в сторону шествия и только большие яркие голубые глаза могли хоть немного приоткрыть завесу тайн тех мучений и переворотов, что происходили в его захороненной душе.

Пронаблюдав за всем произошедшим и за тем, как торжество направилось прямо к высокому замку наблюдатель не заставил долго себя ждать, сию же секунду испарившись прямо в воздухе. За высокими и грандиозными стенами замка, за толщей десятка комнат находилась главная тронная зала, отличающая не только своими гигантскими размерами, но и чуть ли не полной пустошью, в отличие от самого трона, богато украшенных стен, с сотню скамей по обе стороны у стен и широким простором. Сюда выходил достопочтенный король с гордостью, принимавший прибывшего генерала, слушающий его заключения и не задерживая его, отправивший отдыхать. Вся эта сцена не заняла и пары минут, по сему не заслуживала столь пристального внимания, разве что только лицезрение светящейся радости выходящего военного.

Выйдя в коридор, он направлялся в свою комнату, но по пути, он всё же решил спуститься вниз и посмотреть на своих воинов, которые уже успели пройти в оружейный двор, спустившись вниз, выходя в главный двор замка и огибая центральное сооружение в сторону небольших ворот. По пути каждый раз его активно приветствовали стражи и уже совсем скоро, ступая по ровному пути, иногда обращая внимание на прорастающую траву и высокие стены с верхушками барбаканов, он приблизился к воротам. Внезапно он повёл ушами, услышав странный звон колокольчиков. Оглянувшись, он не обнаружил источника сего звука, хотя он продолжался.

Решив, всё же выяснить, что это было он пошёл на звук – в сторону небольших построек, что находились у основания стен. Обычно в них хранилось оружие и порох, но поскольку оружейный двор модифицирован, это место стало обычным складом. Подойдя ближе и осматривая постаревшие блоки с черепичной крышей, он дотронулся до двери и на удивление, ржавый замок сам открылся и слетев с петель рухнул прямо у ног генерала, это несколько его удивило, но не успел он позвать стражей, дабы выкурить оттуда вора, как дверь сама со скрипом открылась. В темноте, куда свет попадал только сквозь мутное и грязное стекло единственного окошка в стене, среди тонны различных вещей, старой мебели, ковров, балок и прочего показалась знакомая для генерала фигура, увидев которую он открыл рот и замер в оцепенении.

– Проходи, генерал Гончик – еле слышно, хриплым голосом произнёс стоящий незнакомец, недавно наблюдавший за тем самым шествием.

– Что ты здесь делаешь? – наконец придя в себя, но несколько возмутившись спросил военный, широко открыв свои глаза с красными зрачками.

– Гм, – слегка опустив взор, с ноткой боли и грусти произнёс мужчина. – Даже не поздороваешься и на «ты».

– Кхе-кхе, – входя внутрь слегка прикусил язык щенок.

Как только он прошёл порог и оказался внутри помещения, словно стало более светлее и очертание предметов, что как оказалось были на полках и произвольно сделанных шкафах стали чётче.

– Вот мы и встретились вновь, – проговорил отчуждённо, размеренно, словно предсмертно силуэт.

Он снял с себя маску, откинул капюшон, демонстрируя седую шевелюру с небольшим, спадающим на лоб чубом, который тот убрал, сняв с рук перчатки, под коими находились потрёпанные временем старческие руки, но ещё имеющие в себе силу. Затем он прогладил белую бороду, поправляя усы, но делал это небрежно, просто потому что таков его образ, так он должен поступать, что было заметно, в отличие от времени, когда он любил создавать свой чудный вид.

На глазах генерала можно было увидеть страх, странный ужас, но в то же время, необычайное отчаяние. Силуэт медленно моргнул и тусклый свет отразился от еле заметной мокрой пелены на его глазах, донося до ушей вошедшего Гончика тихий звук глубокого вздоха, и он заметил, как присутствующий пару раз моргнул, стараясь скрыть это своё состояние. Глаза самого генерала также намокли, от былой улыбки не осталось и следа, рот приоткрылся, уголки губ опустились, а брови поднялись у переносицы. Он чуть ли не дрожа, осторожно подошёл ближе.

– Почему, – шёпотом произнёс силуэт. – Почему же так произошло? – он сглотнул и продолжал, смотря в сторону, не желая даже бросить взгляд на пришедшего. – Ведь, были все возможности, – пересилив себя взглянул на генерала незнакомец.

– Я… Я хотел, но…

Незнакомец встряхнул пыль с ближайшего кресла и занял его, откинув на ручки перчатки и внимательно смотря на щенка, давая возможность хоть как-то тому оправдаться, хотя прекрасно знал – его действиям, тому, что он сделал, на протяжении стольких лет – нет и не может быть оправданий.

– Вспомни, – только проговорил единожды баритональным, а не старческим голосом незнакомец.

Перед глазами Гончика тут же предстали те времена, то время, полное радости, счастья, когда они были ещё маленькими невинными щенками, практически выучивающие первые слова. Когда их создали, когда они только-только росли и когда за ними с такой искренней любовью, добротой и искренностью ухаживали. Их любили, очень сильно любили, пусть даже иногда могли отнестись строго, но никогда не лишали ласки. Гончик сам прекрасно помнил, как любил садиться на коленку и ощущать теплоту, аромат своего создателя, ему очень даже близкого.

Как же ему было забыть время, когда он не мог уснуть и когда не мог одержать победу, его успокаивали, носили на руках. Каждую ночь, несмотря ни на что и ни на кого его баюкали, всегда были рядом с ним и даже тогда, когда он сам, не благодаря словам кого-нибудь, он лично вызвался в этот мир, сам решил быть в нём. Когда он впервые прибывал сюда, сколько же наставлений он получал, сколько обучался, сколько любви и надежды он забрал с собой тогда, когда входил в массивный портал и попадал на эту с самого начала создаваемую планету.

 

Тёмное, пыльное помещение склада стало местом для серьёзного разговора


Именно здесь он полюбил и полюбил саму дочку короля – местного правителя, как он сам утверждал – тень его создателя на этой планете. Ведь Гончик попал не в самое худшее положение, а в одно из лучших – у него был открыт доступ практически ко всему, он прекрасно дружил с этой прекрасной юной леди, ещё когда ей было около 5—6 лет, а ему около 8—9. Как они вместе играли и один раз им даже удалось сбежать из замка, дабы посмотреть на жизнь черни и это им удалось. Раньше можно было смело ссылаться на возраст, что время всё должно исправить и в юности, ставший уже самым настоящим генералом, создание сможет исправить те ошибки, которую он совершил. Но даже когда он начал обретать власть, ему было дано наставление – то самое важное наставление и напоминание о его миссии.

Около десяти лет назад пребывал сюда незнакомец для напоминания, пару раз возвращался и получал грубые ответы. Сам он знает, насколько ему тогда было больно, когда с ним – с тем, кто претерпел столько боли и страданий, его же создание так обходилось, так реагировало на его приход. Никто из тех, кто был противен незнакомцу не выжил бы, при таком ответе – они были бы немедленно казнены, но так поступает ныне его создание… Что требовать от остальных? В те дни Гончик уверял силуэт дать ему время, когда же он начал войну, стал убийцей и даже не стал искать остальных близких. И более того, он вновь даже забыл о том, откуда он и кто он такой, чья кровь течёт, а может уже текла в его венах. Ком невольно подступал к горлу.

– Да… – вздыхал незнакомец.

– Почему ты опять вздыхаешь? Ты…

Силуэт резко поднял руку, дабы остановить его, чтобы он не говорил больше. Поняв всю тяжесть ситуации, генерал опустил голову.

– Ты, – с болью говорил прибывший, – изменился, очень сильно изменился. Неужели этому я тебя учил? Ты стал убийцей, ты стал развратником. Это тебе было нужно? Зачем ты ослушался меня, когда мой жить в Раю, даже лучше – создать свой Рай.

– Отец, – подняв голову проговорил генерал, сделав пару шагов.

– Отец? Гм, – с горечью усмехнулся незнакомец, – ты же всем говоришь, что отец твой умер в бою, как герой. Слышала бы эту нашу беседу Скай, когда произнесла слова о том, что «Твой отец гордился бы тобой».

– Я вспоминал тебя часто, пап…

Перед глазами возникли все сцены, когда незнакомец сам приходил сюда, сам с объятиями приближался к Гончику, твердя «Сынок», но ответа не было. Десятки, а то и сотни раз повторялась эта сцена, до глубины души каждый раз поражающая силуэт, по сему теперь уже он не ответил, он лишь встал и отошёл, тяжело дыша, отвернувшись. Ему было необычайно больно.

– Не нужно более лжи, – отвернувшись говорил силуэт. – Сознайся хотя бы в своих ошибках, в своей неправоте.

– Нет.

– Тогда хотя бы, – он развернулся наполовину, – хотя бы признай меня, а не «только ты могла бы меня успокоить»…

– Ты следишь за мной! – воскликнул генерал.

– Это не секрет, – бросил силуэт.

– Нет, любовь мне милее…

– …милее отца, – сжав на секунду кулак, затем как-то резко теряя интерес завершил незнакомец, пройдя дальше.

– Ну и иди, – бросил только генерал, – таков мой выбор, – он развернулся и приблизился к выходу.

– Сынок, – разочарованно и тоскливо выдул это слово силуэт.

– Спокойной ночи, – как-то вспомнив их общую семейную традицию, времён детства Гончика сказал генерал и удалился.

– Спокойной ночи, – вновь испарясь в воздухе, когда дверь склада начала закрываться сама…

Проходило время и возможно судьба или справедливость услышали боль отца, когда дошла весть о новой масштабной войне, куда должен был отправляться генерал, когда по нему начала тосковать та, кого он так любил. Эта девушка – чудная принцесса, некогда его любимица, ныне уже совсем другая, так стала похожа на людей, этих плотских и ненавистных ему людей.

Битва продолжалась, отдавались жизни, пустыня не жалела никого, когда же в городе принцесса решила вспомнить те времена, когда они были вместе с Гончиком и посмотреть на чернь. В тёмных нарядах, скрывающих её лицо, она ступала по улицам города в том шуме, с коим достопочтенный читатель уже имел честь быть знакомым. Много было людей вокруг и мало кто обращал на неё внимания, но лишь он – обладатель зелёный глаз и шоколадно-коричневого окраса не упустил возможность с ней встретиться. Конечно, это напугало принцессу, но затем, они становились друзьями, становились ближе и даже в тот день, благодаря помощи Рокки смогли выйти на пределы города полюбоваться теми бескрайними полями, коими богаты эти края.

Это было романтично, это было завораживающе, но разве можно было скрыться от, казалось, вездесущего ветра, что парил везде и прекрасно помнил не только о встрече Гончика и незнакомца, но также о встрече с Зумой. Не давал ли он тогда тех парящих, мало кем уловимых наставлений? Не рассказывал ли он о том, каким путём хотя бы ему следовало бы пойти? И он вновь не послушался, хотя как ему казалось был даже не счастлив, а радостен сейчас, сладостно радостен.

После этой богатой прогулки, когда принцесса вновь удалилась в свой замок ближе к закату, он возвращался обратно. Рокки и Раббл – два его товарища ещё были на базаре с остальными, но работать сейчас Зума не мог, поэтому подпрыгивая с большой радостью мчался прямо к себе домой – в эту небольшую маленькую старую двухэтажную хижину, что им отдавали в ренту. Распахнув дверь и пританцовывая, он начал подниматься в свою комнату и лишь оказавшись на лестничной площадке второго этажа чуть ли не вскрикнул от неожиданности.

Силуэт уже стоял перед ним, заломив руки за спиной. Взгляд был изначально грозен и суров, но постепенно становился быть всё более и более безразличным, каким-то более мёртвым, словно умирал на глазах. Зума увидев незнакомца сразу же его узнал и на протяжении минуты, продолжая так стоять понял, какую ошибку он совершил и почему поступил не так, какую боль причинил.

За окном послышались громкие крики, оповещающие возвращение отряда генерала, куда медленно повернул голову лабрадор, затем посмотрел на силуэт, что опустил голову и подошёл к старому дивану, что находился рядом с дверью комнаты Зумы. Силы покидали его, не оставалось больше рвения, какого-нибудь желания и он рухнул, упав мимо, даже не обращая внимания на твёрдость поверхности. Щенок испугался и тут же подбежал к нему, во весь голос вскричав:

– Папа! Что с тобой?

– Ох… – глаза силуэта закатывались, дыхание было более прерывистым.

– Всё… всё будет хорошо, не беспокойся, – твердил Зума, к его глазам подкатывали слёзы, он помнил то время, когда и он, и Гончик, и Скай, и Рокки, и Раббл, и Маршал были вместе, когда их воспитывал их создатель, что ныне лежал без сил, их отец. – Пап, – с болью произносил Зума.

Сил практически не оставалось, ноги уже были холодны, руки перестали двигаться, голова спадала на бок, но её ловко подхватил Зума левой лапой, пока по его лицу текли слёзы. Тут же он услышал, как распахнулась дверь, и кто-то вбежал – спустя секунду показался Гончик. Выбежав наверх, он замер на месте, поразившись происходящему, ибо их силуэт – великий правитель ныне умирал и все воспоминания возвращались ко всем, кто был его прямыми потомками, а созданными, словно для «декораций». Этот рывок, этот удар заставил генерала прибыть.

– Не оставляй! – тем временем, даже не заметив прибытия твердил Зума. – Не оставляй меня отец!

– Спокойной ночи… – еле слышно прошипел незнакомец и испустил дух.

Зума тихо вскрикнул и слегка отведя голову задрожал.

– Пап, – упав всем телом и прикрыв морду заплакал Гончик.

Горькие ручьи сами текли по щекам, Зума накинулся с объятиями к отцу, прижимаясь к нему, стараясь залезть к нему под руку. Рука слегка приподнималась, но часто соскальзывала, оставаясь то у него на носу, то в следующей попытке на плечах. Гончик хотел приблизиться, но не мог. Зума лежал и вспоминал всё то, что с ними произошло, как кончалась огромная эпоха, которую они пережили, пережили все вместе. И среди этих воспоминаний, перед его глазами всплывали колыбельные, которые пел ему отец и вспоминая последние слова Властелина наук, величайшего правителя и гения всех времён и народов, их отца, он заговорил: