Клеменс Меттерних. Его жизнь и политическая деятельность

Непосредственным поводом к этому послужила казнь герцога Энгиенского. Как известно, герцог Энгиенский, один из членов бурбонской фамилии, был схвачен ночью на немецкой территории, привезен в Париж и расстрелян в Венсенских траншеях за участие “в заговоре против целости французской территории” (1804 г.). Когда Александр I упрекнул Наполеона в этой кровавой расправе, при которой были нарушены постановления международных законов, так как герцог Энгиенский был взят на чужой и нейтральной территории, Наполеон ответил сердито, делая при этом прозрачные намеки на трагическую участь Павла I. Это обстоятельство увлекло Россию в новую, третью коалицию, которая стараниями англичан и австрийцев создавалась против Франции.

Таким образом сам Наполеон, оскорбляя самолюбие и сыновнее чувство Александра I, уничтожал опасения Меттерниха, боявшегося до этого события, что “непостоянство и обидчивый характер русского императора сделает крайне трудной серьезную и продолжительную дружбу с Россией”.

Гораздо больше трудностей представлял союз с Пруссией. Там боролись две партии: партия военных, высказывавшаяся за войну с Францией, и партия дипломатов с министром иностранных дел Гаугвицем во главе, стоявшая за сохранение нейтралитета. Сам король Фридрих Вильгельм III отличался слабым характером. При затруднениях он плакал вместо того, чтобы думать и действовать.

Старания Меттерниха, нашедшего поддержку у русского посланника Аллопеуса, не приводили ни к каким результатам. Прусский государственный канцлер Гарденберг, хотя и соглашался с доводами Меттерниха, но заявлял, что король не хочет и слышать о “коалиции”. Переговоры затягивались, пока, наконец, прусский король не согласился обменяться тайными письмами с австрийским и русским императорами; в этих письмах они обещали друг другу помогать в деле “сохранения европейского равновесия”.

Однако, когда зашла речь об определении смысла этого выражения, обнаружилось, что Пруссия не хочет принимать на себя никаких обязательств относительно сохранения прежнего порядка вещей в итальянских провинциях, находящихся под властью или влиянием Австрии. После новых переговоров Меттерниху удалось, наконец, внести и это условие в письмо короля. Тем не менее, последнее оставалось простым актом изъявления чувства солидарности, ни к чему фактически не обязывающим Пруссию. Меттерних и Аллопеус стремились к официальному заключению союза, но от него Пруссия энергично отказывалась.

В феврале 1805 года в Берлин приехал Винценгероде со специальной миссией от Александра I. Меттерних уже считался ловким дипломатом, и поэтому Винценгероде было велено сноситься главным образом с ним. Винценгероде рассказывал Меттерниху, что царь находит Аллопеуса недостаточно энергичным. Меттерних взял на себя труд руководить Винценгероде, но предварительно условился с ним, что они не должны показывать вида, что действуют по взаимному соглашению. Для этого их разговоры должны оставаться неизвестными Аллопеусу и свидания между ними должны происходить в австрийском посольстве, так как из частных источников Меттерних узнал, что за гостиницей, где остановился Винценгероде, следит прусская полиция.

Однако и на этот раз Австрия и Россия могли добиться лишь обещания, что Пруссия придет им на помощь.

Вскоре после отъезда Винценгероде Меттерних был извещен своими агентами, что в назначенный день должен приехать в Берлин новый русский курьер с очень важным сообщением, а именно, что Александр I решил, не дожидаясь согласия Пруссии, перейти через ее территорию со своими войсками.

Здесь мы предоставляем самому Меттерниху продолжать рассказ, в котором хорошо вырисовывается его обыкновение прибегать ко всяким хитростям. “Русский курьер должен был приехать к Аллопеусу вечером. В 9 часов я отправился к последнему и оставался у него до поздней ночи под различными пустыми предлогами. Как раз в полночь шум остановившегося перед воротами экипажа подтвердил мои предположения. Прислуга сообщила о прибытии курьера из русского главного штаба. Несмотря на свои преклонные лета, г-н Аллопеус сохранил большую подвижность; он с такой поспешностью положил пакет с депешами на стол, что из него вывалились на пол несколько писем – мы их тотчас подобрали. Среди подобранных бумаг большого формата я очень хорошо заметил маленький конверт. И действительно, в одной депеше говорилось о собственноручном письме Александра I к прусскому королю, которое должно было находиться между другими бумагами. В этом письме царь сообщал прусскому королю, что он приказал своим войскам перейти границу. Содержание депеш, которые мы прочли, крайне смутило г-на Аллопеуса; то же самое было и со мною, если бы все это не было мне заранее известно… Однако письмо исчезло. Г-н Аллопеус высказал предположение, что оно забыто. Но я хорошо заметил маленький конверт с печатью, который мы напрасно искали в продолжение получаса”. Оказалось, что письмо случайно попало за обшлаг Аллопеуса. Мы привели этот анекдот для того, чтобы показать Меттерниха как дипломата. Он является к своему коллеге, зная, что приедет курьер и что он привезет бумаги с известным ему содержанием, о чем, конечно, Аллопеусу он не говорит; дальше Меттерних выдумывает различные “пустые предлоги”, чтобы оставаться до полночи, потом следит за впечатлением, которое чтение бумаг производит на Аллопеуса, а когда их подбирали, его зоркий глаз уже успел заметить “маленький конверт”.

Однако Александр I переменил свой первоначальный план и стал добиваться свидания с Фридрихом Вильгельмом III. Переговоры находились в этой фазе, когда в Берлин приехал князь Долгорукий с новым письмом, в котором, вместе с приглашением на свидание, Александр I опять повторял угрозу – в случае несогласия короля на свидание перейти прусскую границу. Оскорбленный в своем самолюбии Фридрих Вильгельм отказался не только принять приглашение, но и заявил, что переход прусской границы он будет считать за объявление войны. После этого Долгорукий и Аллопеус уехали из Потсдама. Едва они прибыли в Берлин, как пришла депеша, гласившая, что король дает разрешение русским перейти через его территорию. Внезапная перемена в прусской политике была вызвана полученным известием, что Наполеон I, не спрашивая позволения прусского короля, перешел со своими войсками прусскую границу при Анспахе. Верный своему обыкновенному приему действовать быстро и разбивать врагов поодиночке, он направлял все свои силы против Австрии, пока к ней еще не успели присоединиться Россия и Пруссия. “В этом случае Бонапарт больше способствовал союзу, чем все наши переговоры, – замечает Меттерних. – Он заставил короля принять сторону союзников, задев его самолюбие”.

В первом гневе король хотел удалить из Берлина французских послов Дюрока и Лафоре, но потом, находя эту меру слишком резкой, ограничился согласием на свободный переход русских через Пруссию.

Скоро в Потсдам прибыл и сам Александр I. Его приезд положил конец последним колебаниям короля; оба государя поклялись на гробе Фридриха Великого “в вечной дружбе”, а 3 ноября 1805 года в Потсдаме был заключен союз между Пруссией, Россией и Австрией, представителем которой был Меттерних. Пруссия настаивала на сохранении этого договора в тайне, так как она и теперь надеялась избежать войны, и предлагала выступить официально в качестве посредника между Францией, с одной стороны, и Россией и Австрией – с другой.

Обстоятельства слагались неблагоприятно для союзников. Еще 22 октября, за одиннадцать дней до заключения Потсдамского договора, весь австрийский гарнизон в Ульме, с генералом Маком во главе, был взят в плен. Французам открывалась дорога к Вене, которую они вскоре и взяли. Месяц спустя после подписания договора, 2 декабря 1805 года, произошло знаменитое сражение при Аустерлице, в котором австрийские и русские войска были разбиты Наполеоном, Последний отверг “дружеское посредничество” Пруссии, а когда прусский министр Гаугвиц явился в Вену и начал уверять французского императора в дружеских чувствах прусского короля, тот спросил его с сарказмом: “Говорили ли бы вы так, если бы меня победили?” Тем не менее, желая вызвать раздор среди европейских государств, Наполеон предложил Пруссии союз и Ганноверскую область. Она согласилась, и 16 декабря 1805 года в Вене был подписан договор между Францией и Пруссией. К этому времени относится эпизод, характеризующий европейскую дипломатию вообще. Наполеон вскоре узнал о тайном потсдамском договоре. Существовало мнение, что он был выдан ему Меттернихом; Меттерних же, со своей стороны, обвиняет в этом Гаугвица.

По Пресбургскому договору, который был заключен вскоре после Аустерлицкого сражения, Австрия потеряла все свои итальянские провинции и фактически вышла из тройственного союза, заключенного в Потсдаме. Пруссия, мало полагавшаяся на дружбу Наполеона, заключила 1 июня 1806 года новый тайный союз с Россией против Франции. Таким образом, она находилась одновременно в союзе с Францией против России и с Россией против Франции. Под прикрытием этих двух союзов Пруссия деятельно готовилась к войне. Наполеон, чтобы предупредить новую, четвертую коалицию, которой уже грозили ему Англия и Россия, продолжавшие находиться во враждебных отношениях с Францией, напал в 1806 году на Пруссию, разбил прусские войска при Иене и Ауэрштедте, и потом, со всеми своими силами, двинулся на восток против русских. Зима 1806/1807 года ознаменовалась победами над Россией при Эйлау и Фридланде.

В продолжение двух лет Наполеон уничтожил силы всех континентальных государств. Неуязвима оказалась только Англия, которая, после гибели французского флота при Трафальгаре, где нашел свою смерть знаменитый английский адмирал Нельсон, сделалась поистине “царицей морей”.

Чтобы сокрушить английское могущество, Наполеон придумал известную “континентальную систему”, которую он как иго наложил на все государства, включая и Россию. Наполеон стал хозяином всей Центральной и Западной Европы. Пруссия была уменьшена наполовину. На месте старых государств возникали новые, во главе которых находились родственники Наполеона. Луи получил Голландию, Жозеф – Неаполь, Жером – отнятую у Пруссии Вестфалию, а Мюрат, муж Каролины, – Бергское герцогство. Из прирейнских немецких государств Наполеон создал Рейнскую конфедерацию.

Опасность для европейских монархов заключалась не только в новом политическом распределении, но еще и в духе, вносимом Наполеоном в среду народов, с которыми он воевал.

Во Франции Наполеон настойчиво преследовал идеи революции, но он сеял их по всей Европе. Он наводнял Германию, Австрию, Италию своими бюллетенями, в которых подвергался строжайшей критике образ правления и злоупотребления властей и раскрывались, без всякого стеснения, слабости королей, министров, чиновничества и духовенства. “Глава французского правительства, – писал по поводу этих бюллетеней Меттерних, – громко выражает свои намерения возмутить народы, которые Австрия и Пруссия в согласии с Россией должны были подчинить своей власти, чтобы предохранить их от бедствий и преступлений, вызванных Французской революцией”.

Наполеон угрожал, кроме того, разделить Австрийскую империю на несколько королевств: Богемию, Венгрию, Тироль и другие, во главе которых находились бы преданные ему люди.

Следить за проектами Наполеона и по возможности расстраивать их – вот какая задача была возложена на Меттерниха, когда он был назначен австрийским посланником в Париж в конце 1806 года.

Глава III. Наполеон и Меттерних

Трехлетнее пребывание Меттерниха в Париже останется одним из самых интересных периодов его деятельности. Здесь он должен был проявить весь свой дипломатический талант, чтобы преодолеть трудности, с которыми была сопряжена роль австрийского посланника. Историческое прошлое Австрии и ее многочисленные интересы в Европе требовали от ее посланника политики смелой и достойной, тогда как ее тогдашнее печальное внутреннее и внешнее положение допускало только политику крайней осторожности. Примирение этих двух крайностей составляло задачу весьма трудную; но еще более трудною она становилась вследствие особенных условий, при которых Меттерниху приходилось действовать. В Париже он должен был бороться не только с таким ловким и хитрым дипломатом, как Талейран, но и с самим императором Наполеоном.

О своих отношениях с Наполеоном Меттерних любил вспоминать до конца жизни и нередко с обычным своим самомнением проводил параллель между собой и французским императором. Он изображает свои отношения к Наполеону в виде партии в шахматы, “…во время которой мы зорко следили друг за другом: я – чтобы обыграть его, он – чтобы уничтожить меня вместе со всеми шахматными фигурами”. Однако вряд ли Наполеон, игравший в то время в шахматы – выражаясь словами Меттерниха – со всем миром, уделял такое исключительное внимание австрийскому посланнику и позже австрийскому министру. Более близкими к истине кажутся следующие слова госпожи де Ремюза, писавшей в своем дневнике: “В течение нынешнего лета (1806) в Париж приехал господин де Меттерних, посланник Австрии, сыгравший уже довольно значительную роль в Европе и сделавший быструю карьеру, хотя его дарований хватает только на интриги. Он молод и приятной наружности, пользуется успехом у дам и, как видно, очень привязался к госпоже Мюрат”.

Нельзя также без улыбки читать рассказ Меттерниха о том, как он в частных разговорах с Наполеоном принимал на себя роль моралиста. “Наполеон не отрицал добродетели и чести, – пишет Меттерних, – но постоянно твердил, что руководиться ими в жизни могут только мечтатели, за которыми он не признавал никакой способности заниматься общественными делами. Я проводил целые часы в разговорах с ним, оспаривая это положение, идущее вразрез с моими взглядами, и старался доказать, насколько оно ложно… Однако мне ни разу не удалось поколебать его убеждения”.

Положение Австрии после Пресбургского мира в 1805 году было из самых тяжелых. Потеря богатейших итальянских областей и военные контрибуции подорвали ее внутреннее благосостояние, сократили торговлю, а вместе с тем и государственные доходы. Австрийский государственный долг, равнявшийся 377 млн. гульденов, возрос до 630 млн., а стоимость поземельных владений, оцениваемых после Люневильского мира в 3640 миллионов гульденов, сразу упала в конце 1805 года на 320 миллионов. Не менее печальным было международное положение Австрии. Из ее прежних союзников не оставалось ни одного, на кого она могла бы рассчитывать в борьбе с Францией, исключая Англию; да и та ограничивалась тем, что выдавала ей незначительную субсидию во время войны. Пруссия, наполовину уменьшенная после Тильзитского договора, могла считать себя счастливой, что продолжает существовать, пусть даже как третьестепенное государство. О войне с Наполеоном она пока не могла и думать. Россия, сделавшаяся после Тильзита союзницей Франции, этим самым становилась во враждебные отношения к Австрии, которой, кроме того, угрожала своей наступательной политикой в Турции.

Таково было положение Австрии, когда Меттерних поехал посланником в Париж, В первые же дни своего пребывания там он должен был убедиться в бессилии и изолированности представляемого им государства. Как только он приехал в Париж, французское правительство вступило с ним в переговоры относительно точного проведения границ между Австрией и Итальянскими областями. Французский министр иностранных дел, Шампаньи, предложил ему заранее приготовленный проект, прося подписать его без обсуждений. Когда Меттерних, не желая согласиться с этим невыгодным для Австрии проектом, попробовал затянуть переговоры до получения инструкций из Вены, Шампаньи заметил: “Вы будете требовать инструкции, но события идут вперед, а вместе с событиями идем и мы”. Другими словами, неуступчивость Австрии может ей стоить дорого.

Наполеон, имея дело с несговорчивыми противниками, после каждой попытки сопротивления обыкновенно предъявлял новые, более жестокие условия. И, действительно, со всех сторон до Меттерниха начали доходить слухи, – вероятно, распускаемые самим Наполеоном, – будто он намерен потребовать у Австрии новой территориальной уступки – Триеста. Тогда Меттерних поторопился подписать первое предложение, оправдывая перед австрийским правительством свою поспешность “наглыми и бесстыдными угрозами французской дипломатии”.

Меттерних должен был внимательно наблюдать за различными изменениями французской политики и, главным образом, за новыми франко-русскими отношениями. Меттерниху, как и всему миру, было известно, что между Наполеоном и Александром I заключено в Тильзите секретное соглашение, касающееся Турции. Проникнуть в тайну этого соглашения, узнать, в какой степени оно обязывает Францию и Россию и угрожает интересам Австрии, – вот цель, которою задался молодой австрийский посланник.

Спустя год после его прибытия в Париж туда приехал новый русский посланник, генерал Толстой. По словам Меттерниха, Толстой имел поручение подобное тому, которое Александр I давал ехавшему в Берлин Винценгероде, – советоваться с Меттернихом во всех важных вопросах.

– Я не знаю, чего хотят от меня эти господа, – говорил ему Толстой, имея в виду Наполеона и его министров, – но они безумны, если воображают, что я сделаюсь их орудием.

– Старайтесь казаться таковым, а на деле пусть будет иное. Хорошо было бы нам условиться давать друг другу полезные указания, – отвечал Меттерних.

Желая в то же время узнать русские намерения относительно Турции, Меттерних, между прочим, дал понять Толстому, что ему из верного источника известно, что скоро решится судьба Оттоманской империи. В ответ на эту инсинуацию Толстой начал расточать уверения, что Россия не имеет никаких завоевательных намерений касательно Турции, – слова, крайне поразившие, по выражению Толстого, даже самих французов. Однако Меттерних отнесся скептически к заявлению русского посланника. “Я не позволяю себе, – пишет он Стадиону, – судить о русской политике по внешним признакам”. Тем не менее, из своего свидания с Толстым он заключил, что дружба между Францией и Россией не так уж тесна и что опасность для Австрии от франко-русского соглашения невелика; поэтому некоторое сближение между Австрией и Россией кажется Меттерниху и возможным, и желательным.

Через два месяца после приезда Толстого в Париж, в начале января 1808 года, совсем неожиданно для Меттерниха заговорил с ним о разделе Турции Талейран. По его словам, Наполеон занят двумя проектами: первый из них – завоевание Индии – относится к области фантазий и не заслуживает внимания Австрии, второй же вполне реальный – раздел Турции.

“Примите и вы участие в этом деле, – говорил Талейран Меттерниху, – французы, русские и австрийцы должны в один и тот же день войти в Константинополь”. Через несколько дней, 22 января, сам Наполеон пригласил Меттерниха к себе и повторил ему предложение Талейрана. “Я не нуждаюсь, – говорит Наполеон, – ни в каких новых территориальных уступках со стороны Турции. Египет и несколько колоний меня вполне удовлетворят, но это далеко не уравновесит громадного расширения России”.