Глава XLVI. Крестовые походы и эпоха папского владычества
Любопытно отметить, что Карл Великий находился в сношениях с калифом Харун-ар-Рашидом, героем «Тысячи и одной ночи». Известно, что Харун-ар-Рашид послал из Багдада, ставшего, за Дамаском, столицей мусульманского мира, к Карлу Великому послов с великолепным шатром, водяными часами, слоном и ключами от «гроба господня». Последний дар был искусно рассчитан на то, чтобы посеять раздор между Византией и молодой Священной Римской Империей в вопросе о том, кому быть покровителем христиан в Иерусалиме.
Дары эти напоминают нам, что в то время, как в IX веке в Европе царили непрерывные войны и разбои, в Египте и Месопотамии процветала великая арабская империя, далеко превосходившая по цивилизации все, чем могла похвастать Европа. Там высоко стояли литература и наука; искусства процветали, и человеческий разум мог развиваться, свободный от страха или суеверия. И даже в Испании и Северной Африке, где во владениях сарацин начинали подниматься политические смуты, все же существовала интенсивная умственная жизнь. Тамошние евреи и арабы читали и изучали Аристотеля и охраняли заброшенные семена науки и философии в эпоху, когда Европа коснела в невежестве.
К северо-востоку от владений калифа обитали многочисленные тюркские племена. Они были обращены в ислам и придерживались его с гораздо большей простотой и ревностью, чем жившие южнее арабы и персы, чрезвычайно развитые интеллектуально. В X веке тюрки становились все могущественнее, между тем как государство арабов ослабевало и приходило в упадок. Отношения тюрков к калифату становились весьма похожими на отношения мидян к Вавилонской империи четырнадцать веков тому назад. В XI столетии несколько тюркских племен, турки-сельджуки, спустились в Месопотамию и сделали калифа лишь номинально своим владыкой, а в действительности своим пленником и орудием. Они завоевали также и Армению. Затем они нанесли удар остаткам византийского государства в Малой Азии. В 1071 году византийская армия была разбита на голову в бою при Мелазгирте и турки стали продвигаться вперед, старательно уничтожая все следы византийского господства в Азии. Они овладели Никеей, крепостью, находившейся против Константинополя на другом берегу пролива, и стали готовиться к штурму города.
Ужас овладел императором Византии Михаилом VII. Он уже вел неудачную войну с бандой норманских авантюристов, захвативших Дураццо, и со свирепым тюркским племенем печенегов, совершавшим набеги вдоль по Дунаю. Доведенный до крайности Михаил стал искать помощи всюду, где только было возможно. Любопытно, что при этом он обратился не к западному императору, а к римскому папе, как к главе латинского христианства. Он написал папе Григорию VII, а преемник его, Алексей Комнен, обращался с еще более настойчивыми просьбами к папе Урбану II.
Происходило это всего лет 20 спустя после раскола латинской и греческой церквей. Этот раздор еще жив был в памяти у всех, и несчастье, постигшее Византию, должно было представиться папе удачным поводом для попытки восстановления владычества римской церкви над греческими схизматиками. Кроме того, этот случай дал папе возможность заняться еще двумя вопросами, сильно волновавшими западное христианство. Один из них был обычай «частных войн», вносивший сумятицу в общественную жизнь, а другой – чрезмерная воинственность нижне-германских и христианизированных норманских племен, в особенности же франков и норманнов. Началась проповедь религиозной войны, крестового похода против турок – покорителей Иерусалима, а между христианами провозглашено было перемирие (1095 г.). Целью войны объявлялось освобождение «Гроба Господня» от неверных. Некто Петр Пустынник развил по всей Франции и Германии широкую пропаганду в чисто демократическом духе. Он путешествовал верхом на осле, в грубой одежде, босой, с огромным крестом в руках и обращался с речами к народу на улицах, на рынках или в церквах. Он говорил о зверствах, творимых турками над христианскими пилигримами, о позоре того факта, что «гроб господень» находится в руках нехристиан. Вековые плоды христианского учения обнаружились в результатах этой проповеди: по западному миру прокатилась могучая волна энтузиазма, в которой выявилась вся суть народной веры.
Такой исключительный подъем в широких народных массах, вызванный одной идеей, был совершенно новым явлением в истории нашей расы. Ничего аналогичного не было в предшествующей истории Римской империи, Индии или Китая. В несколько меньшем масштабе подобного рода движения имели, однако, место среди еврейского народа после освобождения его от вавилонского пленения; впоследствии ислам также проявил склонность к подобным коллективным страстям. Очевидно, течения такого рода были связаны с новым духом, внесенным в жизнь народов с развитием миссионерства и религиозных проповедей. Иудейские пророки, Иисус, Мани, Магомет, – все старались воздействовать на души отдельных людей. Они ставили лицом к лицу с богом личную совесть отдельного человека. До того времени религия была скорее делом фетишизма и лженауки, нежели совести. Религии старого типа были связаны с храмом, с посвященным жрецом и с мистическими жертвоприношениями; они господствовали над обычным смертным, как над рабом – путем страха. Религия нового рода делала из раба человека.
Проповедь первого крестового похода была первым движением простонародья в истории Европы. Было бы слишком смелым назвать это движение возникновением современной демократии, но несомненно, что в это время были даны импульсы к образованию демократии. Некоторое время спустя мы видим, как она приходит в движение, подымая волнующие социальные и религиозные вопросы.
Несомненно, первый подъем демократии окончился весьма плачевным и прискорбным образом. Значительные массы простонародья, скорее толпы, чем армии, двинулись из Франции, прирейнских областей и Центральной Европы на восток, на защиту «гроба господня», без всяких вождей и без самого необходимою снаряжения. Таков был «народный крестовый поход». Два больших отряда забрели в Венгрию, приняли новообращенных мадьяр за язычников, натворили всяких зверств и в конце концов были перерезаны сами. Третья толпа, не менее хаотичная по духу, произвела значительный еврейский погром в прирейнских областях и направилась далее в Венгрию, где также была истреблена. Еще две огромные толпы под предводительством самого Петра Пустынника добрались до Константинополя, переправились через Босфор и были скорее перерезаны, чем разбиты турками-сельджуками. Так началось и так окончилось первое движение европейского народа как такового.
В следующем (1097) году уже настоящие войска переправились через Босфор. Как по духу своему, так и по составу своих вождей они были чистейшими норманнами. Они взяли приступом Никею и направились в Антиохию приблизительно тем путем, которым за четырнадцать веков тому назад шел Александр Македонский. Осада Антиохии взяла у них целый год, и в июне 1099 г. они осадили Иерусалим. Город был взят приступом после месячной осады. Произошла ужасная резня. Все всадники, скакавшие по улицам, были забрызганы кровью. К вечеру 15 июля крестоносцы пробились к церкви у «гроба господня», сломив всякое сопротивление; усталые, забрызганные кровью, «рыдая от избытка восторга», они преклонили колена в молитве.
Непосредственно вслед за этим вновь возгорелась вражда между латинянами и греками. Крестоносцы были приверженцами западной латинской церкви, и, когда они восторжествовали, греческий иерусалимский патриарх оказался еще в худшем положении, чем при турках. Крестоносцы очутились между византийцами и турками, и им пришлось сражаться с теми и с другими. Значительная часть Малой Азии была вновь завоевана Византийской империей, и латинские князья, владевшие Иерусалимом и некоторыми небольшими княжествами в Сирии, среди которых Эдесса была одним из главных, оказались в положении буфера между турками и греками. Но власть их даже и в этих владениях была крайне непрочной, и в 1144 году Эдесса была отобрана мусульманами, что и вызвало довольно незначительный второй крестовый поход, в котором крестоносцам не удалось отвоевать Эдессу, но Антиохия была спасена от грозившего ей турецкого завоевания.
В 1169 году мусульмане объединились под властью курдского авантюриста по имени Саладина, ставшего повелителем Египта. Он начал проповедовать священную войну против христиан, отобрал у них в 1187 году Иерусалим и тем самым вызвал третий крестовый поход, которому не удалось отвоевать Иерусалим. Во время четвертого крестового похода (1202–1204 гг.) латинская церковь открыто выступила против греческой империи, нисколько не прикрываясь борьбой с турками. Крестоносцы двинулись из Венеции и в 1204 году взяли штурмом Константинополь. Этой авантюрой руководила Венеция, могущественный, быстро развивавшийся торговый город, и большая часть принадлежавших Византийской империи островов и прибрежных областей были присоединены к Венеции. «Латинский» император, Балдуин Фландрский, был возведен на престол в Константинополе, и провозглашено было объединение латинской и греческой церквей. Латинские императоры правили в Константинополе с 1204 по 1261 г.; в это время греки вновь сбросили с себя римское иго.
Двенадцатое столетие, а также начало тринадцатого были эпохой папского владычества, подобно тому, как одиннадцатый век был эпохой господства турок-сельджуков, а десятый – веком норманнов. Христианство, объединенное под властью папы, подошло ближе, чем когда бы то ни было, к осуществлению своего идеала.
В эту эпоху христианская вера в своей простой, но жизненной форме была широко распространена в Европе. Необходимо отметить, что сам Рим пережил целый ряд темных и позорных периодов. Немного найдется историков, которые взялись бы оправдывать жизнь и поведение пап Иоанна XI и Иоанна XII в X веке, которые были отвратительными личностями; тем не менее латинское христианство оставалось значительным и простым по своему духу и плоти. Большинство рядовых священников, монахов и монахинь вело нравственную и благочестивую жизнь. Могущество церкви было основано на доверии масс, вызванном примерной и честной жизнью духовенства. В прошлом среди пап были столь крупные личности, как Григорий Великий, Григорий I (590–604 гг.) и Лев III (795–816 гг.), предложивший Карлу Великому стать кесарем и короновавший его против воли. К концу XI века выдвинулся крупный клирик и государственный деятель, Гильдебрандт, закончивший жизнь в сане папы под именем Григория VII (1073–1085 гг.). Непосредственно после него выдвинулся Урбан II (1087–1099 гг.), бывший папой при первом крестовом походе. Оба они были основоположниками периода папского величия, в течение которого папы властвовали над императорами. От Болгарии до Ирландии и от Норвегии до Сицилии и Иерусалима папа был верховным властителем. Григорий VII заставил императора Генриха IV явиться к нему с покаянием в Каноссу и выжидать прощения во дворе замка в течение трех дней и трех ночей в рубище и босиком на снегу. В 1176 году император Фридрих Барбаросса склонил в Венеции колена перед папой Александром III и принес ему клятву верности.
Огромное могущество церкви в начале XI столетия было основано на доверии народных масс. Однако церкви не удалось сохранить свой моральный престиж, в котором коренилась ее власть. В первых десятилетиях XIV столетия обнаружилось полное падение могущества папской власти. Что же разрушило наивную веру христианского простонародья в церковь настолько, что оно не откликалось больше на ее призывы и отказалось служить ее интересам?
Первым неблагоприятным впечатлением было, очевидно, сосредоточение больших богатств в руках церкви. Церковь не умирала, а умиравшие без прямых наследников лица часто отказывали свои земли в ее пользу. Кающимся грешникам усиленно рекомендовалось это делать. Благодаря этому, во многих странах Европы в руках церкви сосредоточилось около четверти всех земель. Аппетиты церкви все возрастали по мере ее обогащения. Уже в XIII столетии всюду раздавались голоса, что священники – безнравственные люди, что они постоянно охотятся за деньгами и за наследствами.
Королям и князьям чрезвычайно не нравилось подобное отчуждение собственности. Вместо феодалов, способных к вооруженной поддержке монархов, землями владели монастыри, монахи и монахини. Дело обстояло так, как будто эти земли находились под чужим владычеством. Еще до папы Григория VII между светскими князьями и папством шла борьба по вопросу об «инвеституре» (рукоположение), т. е. по вопросу о том, кому принадлежит право назначать епископов. Если бы эта власть досталась папе, а не королю, последний потерял бы возможность контроля не только над совестью своих подданных, но и над значительной частью своих владений, ибо духовенство требовало также свободы от податей, указывая на то, что платит налоги Риму. Мало того, церковь требовала еще права взимать десятину с имущества мирян сверх податей, взимавшихся с них королевской властью.
Почти все страны латинского христианского мира переживают в течение XI века период борьбы между монархией и папством по вопросу об инвеститурах, причем, обычно, победа бывает на стороне папы. Папа заявлял, что он вправе отлучить монарха от церкви, освободить его подданных от присяги, данной ему, и даже поставить ему заместителя. Он заявлял, что вправе наложить духовное запрещение на целый народ, причем прекращались почти все церковные функции, за исключением крещения, причащения и покаяния: священники не могли ни совершать обычных служб, ни венчать, ни отпевать умерших. Благодаря этому могущественному оружию, папам в XII столетии удавалось налагать узду на самых строптивых князей и держать в трепете самые непокорные народы. Это были, конечно, чрезвычайные преимущества, но к чрезвычайным мерам следует прибегать лишь в выходящих из ряда случаях. Папы же прибегали к ним столь часто, что ослабили их действие. В продолжение последних трех десятилетий XII века Шотландия, Франция и Англия оказались по очереди под духовным запрещением. Папы также не могли не поддаться соблазну проповедовать крестовые походы против непокорных князей и добились этим того, что угасили пыл и охоту к крестовым походам.
Возможно, что если бы римская церковь ограничилась простой борьбой с монархами и заботилась о сохранении своего влияния на народное сознание, ей бы удалось сохранить в течение долгих веков свое владычество над христианским миром. Но чрезмерные притязания папы влияли отрицательным образом на поведение духовенства, побуждая его к заносчивости и высокомерию. До XI столетия латинские священники имели право вступать в брак; с народом, среди которого они жили, их связывали тесные узы; они действительно составляли часть народа. Григорий VII наложил на них обязательство безбрачия; он уничтожил всякую близость клириков с мирянами для того, чтобы теснее связать их с Римом, но на деле он вырыл пропасть между церковью и общественностью. Церковь имела свои собственные суды. Судебные дела, касавшиеся не только священников и монахов, но и студентов, крестоносцев, вдов, сирот и убогих, ведались духовными судами; так же обстояло дело и с завещаниями, браками и присягой, а также с чародейством, ересями и кощунством. Если светское лицо имело столкновение с лицом духовным, ему приходилось обращаться к клерикальному суду. Все обязанности, касавшиеся войны и мира, ложились исключительно на его плечи, нисколько не касаясь клириков. Неудивительно, что во всем христианском мире возрастала зависть к священникам и ненависть к ним.
Казалось, Рим никогда не сознавал, что вся сила его – в доверии простонародья. Рим боролся с религиозным энтузиазмом, который должен был бы стать его верным союзником; он подавлял всякое невинное сомнение, всякое отклонение во взглядах, насаждая ортодоксальное доктринерство. Когда церковь вмешивалась в вопросы морали, простонародье оказывалось на ее стороне; но иначе обстояло дело, когда она вмешивалась в вопросы доктрины. Когда на юге Франции Вальдес стал проповедовать возвращение к простоте Иисуса в жизни и вере, Иннокентий III провозгласил крестовый поход против его последователей – вальденцев – и допустил, чтобы их истребляли огнем и мечом, чтобы над ними творились самые ужасные насилия и жестокости. Когда св. Франциск Ассизский стал также учить подражанию Христу и призывать к жизни, исполненной труда и лишений, его последователи – францисканцы – подвергались преследованиям, бичеваниям, заточению и ссылке. В 1318 году четырех из них живьем сожгли в Марсели. С другой стороны, свирепый ортодоксальный орден доминиканцев, основанный св. Домиником (1170–1221 гг.) энергично поддерживался Иннокентием III, который с помощью этого ордена создал инквизицию – специальную организацию для преследования ересей и подавления свободной мысли.
Таким образом, сама церковь своими чрезмерными притязаниями, несправедливыми привилегиями и неразумной нетерпимостью убила в простонародьи его свободную веру, в которой и был истинный источник ее могущества. История падения этой власти говорит нам не столько о внешних врагах, сколько о непрерывном внутреннем разложении.
Глава XLVII. Строптивые монархи и великий раскол
Одной из главных слабых сторон римской церкви в ее борьбе за главенство над христианским миром был способ избрания папы.
В самом деле, для того, чтобы папство могло достигнуть цели своих основных честолюбивых притязаний и установить единый образ правления и мир во всем христианском мире, ему крайне необходимо было иметь постоянное, мощное и твердое управление. В дни расцвета папства было необходимо, чтобы папы при вступлении на престол были способными людьми во цвете лет, чтобы у каждого из них имелся в виду преемник, с которым он мог бы обсуждать политику церкви, и чтобы процедура и формы избрания были ясны, определенны и оставались бы неизменными и неприкосновенными. К несчастью для церкви, ни одно из этих условий соблюдено не было. Оставалось даже невыясненным, кто в сущности пользуется правом голоса при избрании папы, неизвестно было также, имеет ли голос византийский император – глава Священной Римской империи. Великий государственный муж, Гильдебрандт (папа Григорий VII, 1073–1085 гг.) много способствовал упорядочению способа выборов. Он ограничил право голосования кругом римских кардиналов и свел роль императора к произнесению формулы согласия, предназначенной для него церковью, но он не сделал никаких указаний относительно назначения желательного преемника и дал возможность кардиналам, ведущим споры, держать папский престол незанятым в течение целого года и даже больше, как случалось не раз.
Последствия такого неопределенного положения сказывались в течение всей истории папской власти вплоть до XVI столетия. С самых ранних пор выборы проходили крайне бурно, причем притязания на папский престол заявляли одновременно два или три лица. Тогда церкви приходилось униженно обращаться к императору или какому-либо иному посреднику с просьбой уладить спор. По окончании карьеры каждого из пап неизбежно наступала неизвестность. По смерти папы церковь рисковала остаться без своего главы в беспомощном положении обезглавленного тела. В некоторых случаях папу мог заменить на престоле кто-либо из его прежних соперников, стремящихся лишь к тому, чтобы уничтожить и обесславить плоды его трудов. Его преемником мог сделаться также какой-нибудь дряхлый и ветхий старик, стоявший уже одной ногой в могиле. Эта специфически слабая сторона организации папской власти неизбежно должна была вызвать вмешательство различных германских князей, французского короля, а также норманно-французских королей, правивших в Англии; все они пытались влиять на выборы и посадить преданного их интересам папу в Латеранском дворце в Риме. И чем могущественнее становилось влияние папы в общеевропейских делах, тем более неизбежными делались такие вмешательства. При этих обстоятельствах неудивительно, что многие из пап были слабыми и ничтожными людьми, и даже достойно удивления, что многие из них проявили способности и мужество.
Одним из самых сильных и интересных пап в эту великую эпоху был Иннокентий III, которому посчастливилось взойти на папский престол на 38 году жизни (1198–1216 гг.). Он и его преемники столкнулись с еще более интересной личностью – императором Фридрихом II, прозванным «Дивом мира» (Stupor mundi). Борьба этого монарха с Римом является поворотным пунктом в истории. В конце концов, Рим его победил и сокрушил его династию, зато и он нанес престижу церкви и папской власти столь тяжкий удар, что последняя так и не смогла от него оправиться и стала склоняться к упадку.
Фридрих был сыном императора Генриха VI, а мать его была дочерью Рожера I, норманнского короля в Сицилии. Он взошел на престол этой страны четырехлетним ребенком в 1198 году. Иннокентий III назначен был его опекуном. В те времена Сицилия была только что завоевана норманнами; двор носил полувосточный характер и много высокообразованных арабов было в числе придворных. Некоторые из них были привлечены к воспитанию юного короля. Без сомнения, им не легко было заставить его усвоить их взгляды. Ему был привит мусульманский взгляд на христианство одновременно с христианским взглядом на ислам, причем прискорбным результатом этой двойственной системы воспитания явилось исключительное для эпохи горячей веры убеждение в том, что все религии – ничто иное, как обман. Он свободно распространялся на эту тему, его еретичность и кощунство хорошо известны.
Возмужавши, молодой человек оказался в конфликте со своим опекуном. Иннокентий III требовал безусловно слишком многого от своего опекаемого. Когда настал для Фридриха момент наследовать империю, папа вмешался в дело, требуя выполнения ряда условий. Фридрих должен был обещать суровыми мерами подавить в Германии ересь. Кроме того, он должен был отказаться от престола в Сицилии и Южной Италии, ибо в противном случае он стал бы сильным противником для папы. Кроме того, духовенство в Германии должно было быть освобождено от налогов. Фридрих изъявил свое согласие, вовсе не намереваясь сдержать свое слово. Папа успел уже вовлечь французского короля в войну против собственных его подданных во Франции, в свирепый и кровавый крестовый поход против альбигойцев; он хотел, чтобы Фридрих сделал то же самое в Германии. Однако Фридрих, будучи сам гораздо большим еретиком, нежели простые и верующие люди, навлекшие на себя папский гнев, не испытывал желания крестового похода. Когда Иннокентий стал его побуждать к крестовому походу против мусульман для освобождения Иерусалима, он охотно дал обещание, но не торопился его исполнять.
Упрочив за собой императорский престол, Фридрих II продолжал проживать в Сицилии, которую, как резиденцию, он предпочитал Германии, и не думал выполнять обещания, данные Иннокентию III, который умер в 1216 году, обманутый в своих ожиданиях.
Гонорий III, преемник Иннокентия, также не мог справиться с Фридрихом; но в 1227 году на папский престол вступил Григорий IX, решивший во что бы то ни стало свести счеты с молодым императором. Прежде всего он отлучил его от церкви. Фридриху II было отказано во всех утешениях, которые может дать религия. Среди неги и роскоши полуарабского двора Сицилии это произвело чрезвычайно слабое действие. Кроме того, папа отправил императору публичное послание, в котором он перечислял все его пороки (их действительно нельзя было отрицать) и ереси и вообще обличал его дурное поведение. На это Фридрих ответствовал грамотой, составленной с дьявольской хитростью. Он обращался ко всем властителям Европы и впервые открыто заявлял о раздоре между папой и светскими монархами. Он яростно нападал на явное желание папы стать неограниченным властителем всей Европы. Он призывал всех князей заключить союз против узурпатора. Особому же вниманию правителей он рекомендовал церковные богатства.
Нанеся папству этот тяжелый удар, Фридрих решил, наконец, сдержать обещание, данное им 12 лет назад, и отправиться в крестовый поход. Это и был Шестой крестовый поход (1228), оказавшийся чистым фарсом. Фридрих II отправился в Египет, там он встретился с султаном и обсуждал с ним разные дела. Эти господа, оба заядлые скептики, изумительно сошлись во взглядах и заключили коммерческую сделку к обоюдному удовольствию, причем было решено передать Иерусалим Фридриху. Это был действительно совершенно новый вид крестового похода, осуществленного путем частного договора. Здесь не было ни победителей, забрызганных кровью, ни «слез от чрезмерной радости». Ввиду того, что этот необычайный крестоносец был отлучен от церкви, он должен был удовольствоваться чисто светской коронацией на Иерусалимское королевство и собственноручно возложить венец себе на голову, взявши его с алтаря. Духовенству было предписано всячески избегать его. Затем он возвратился в Италию, изгнал из своих владений вторгшиеся в них во время его отсутствия папские войска и заставил папу снять с него отлучение. Так мог обращаться светский монарх с папой в XIII веке, не возбуждая бури народного негодования и мщения. Дни папского могущества уже миновали.
В 1239 году Григорий IX возобновил борьбу с Фридрихом, вторично отлучил его от церкви и вновь повел кампанию публичных оскорблений, в которой, впрочем, папская власть уже успела однажды сильно пострадать. Полемика вновь возгорелась после кончины Григория IX, когда папой стал Иннокентий IV. Снова Фридрих написал язвительное письмо против церкви, письмо, которое должно было врезаться в память народов. Он обличал высокомерие и безверие духовенства, объявляя эти его пороки, а также его алчность источником всего современного разврата. Он предлагал своим собратьям-монархам произвести конфискацию церковных имуществ – для блага самой же церкви. С тех пор мысль эта никогда не покидала европейских монархов.
О последних годах его жизни мы распространяться не станем. Отдельные события его биографии далеко не так значительны, как вся его жизнь в целом. Можно составить себе некоторое представление о его жизни в Сицилии. Он любил широко и роскошно пожить и окружал себя красивыми вещами. Он известен, как развратный человек. Тем не менее, он, несомненно, обладал любознательным и пытливым умом. Он окружал себя философами не только христианами, но также евреями и мусульманами, и много способствовал оплодотворению итальянского духа сарацинским. Благодаря ему арабские цифры и алгебра проникли в христианские университеты. В числе философов при его дворе находился Михаил Скотт, переводивший отрывки из Аристотеля, а также комментарии к ним великого арабского философа, Аверроэса из Кордовы. В 1224 г. Фридрих основал университет в Неаполе и богатыми дарами расширил деятельность известной медицинской школы при Салернском университете. Он также основал зоологический сад. Сам он написал книгу о соколиной охоте, доказывающую, каким он был тонким наблюдателем обычаев птиц. Он же был одним из первых итальянцев, писавших стихи по-итальянски. Можно сказать, что итальянская поэзия родилась у него при дворе. Один талантливый писатель назвал его «первым человеком нового времени», и выражение это ярко рисует независимость его мысли и свободу ее от предрассудков.
Еще более яркий признак упадка активных сил и жизнедеятельности папства обнаружился в новом конфликте пап с растущим влиянием французского короля. Еще при жизни императора Фридриха II в Германии началась смута, и французский король выступил в роли опекуна и покровителя страны и соперника пап, придерживаясь линии поведения императоров Гогенштауфенов. Целый ряд пап в политических видах поддерживали французских монархов. С помощью Рима и с его одобрения французские князья утвердились на престолах Сицилии и Неаполя, и французским королям раньше, чем папам, пришла мысль о возможности восстановить империю Карла Великого и управлять ею. Однако, когда прекратилось в Германии междуцарствие, наступившее после смерти Фридриха II, последнего из Гогенштауфенов, и когда на престол избран был Рудольф Габсбургский, первый император из рода Габсбургов (1273 г.), политика Рима стала колебаться между Францией и Германией, в зависимости от симпатий отдельных пап. На востоке греки в 1261 году вновь отобрали Константинополь у латинских императоров, а основатель новой греческой династии Палеологов, Михаил VIII Палеолог, после нескольких незначительных попыток примирения с папой, окончательно откололся от Рима. Это обстоятельство, наряду с крушением латинских королевств в Азии, положило конец владычеству пап на востоке.
В 1294 году Бонифаций VIII стал папой. Это был итальянец, враждебно относившийся к французам и преисполненный сознания великих традиций и миссии Рима. Некоторое время он держал свое знамя высоко. В 1300 году было празднование юбилейного римского года, и в Рим стеклось огромное количество пилигримов. «Прилив денег в папскую казну был так велик, что два прислужника были заняты тем, что непрестанно сгребали лопатками приношения, возлагаемые на гробницу святого Петра» (Дж. Г. Робинсон). Однако празднество это оказалось лишь призрачным торжеством. Бонифаций в 1302 году очутился в конфликте с французским королем, а в 1303 году, когда он собирался произнести отлучение от церкви этого монарха, он был захвачен в плен в своем родовом дворце в Ананьи: посланный французским королем, Гийом де-Ногарэ ворвался в замок и вбежал в спальню перепуганного папы, лежавшего в постели с распятием в руках, и стал осыпать его угрозами и оскорблениями. День или два спустя папа был освобожден горожанами и возвратился в Рим; но здесь он был вновь схвачен и посажен в тюрьму семейством Орсини. Через несколько недель, потрясенный, жестоко разочарованный, старик умер у Орсини в плену.
Граждане Ананьи приняли к сердцу оскорбление папы и поднялись на Ногарэ, чтобы освободить Бонифация, но не следует забывать, что город Ананьи был родиной этого папы. Необходимо отметить то важное обстоятельство, что французский король, обращаясь столь бесцеремонно с главой христианского мира, действовал с полного одобрения своего народа; он созвал совещание представителей всех трех сословий Франции (дворянства, духовенства и третьего сословия) и заручился их согласием перед тем, как прибегнуть к крайним мерам. Ни в Италии, ни в Германии, ни в Англии незаметно было ни малейших признаков негодования на такое бесцеремонное обращение с первосвященником. Идея христианства постепенно ослабевала и вырождалась, пока, наконец, она не утратила своего влияния на человеческие умы.