Утро выдалось холодным и дождливым. На небе, затянутыми тяжёлыми тучами, не было ни намёка на солнце. Сложившаяся погода олицетворяла настроение невесты, которая через несколько часов станет Миленой Шкирко. Жених благополучно смотался из дому, живя во власти одного из многочисленных суеверий «увидеть будущую жену перед свадьбой в подвенечном платье – плохая примета». Дурацкие «выкупы» и прочее они решили не устраивать, вместо этого тихо предпочли расписаться и посидеть в ресторане небольшой компанией из коллег с работы обоих. Отец должен появиться до церемонии бракосочетания. Лера обещала отпроситься и приехать прямиком в загс.

Милена, одетая в любимую пижаму, сидела на кровати и ждала. Телефон разрывался из-за многочисленных звонков от друзей и нанятых людей, призванных творить свадебный антураж. И Милена их неизменно сбрасывала. Единственный, кто её интересовал – это отец, который должен вести её к алтарю. В Грачеве всегда видели спасителя, и сегодня не стало исключением.

Просидев так около половины , Милена пошла в комнату Леры, где висело то самое платье. Хоть оно воплощало в себе все черты идеального наряда для свадьбы, оно стало казаться половой тряпкой. Милену переполнила брезгливость. Ей хотелось сорвать платье с вешалки и разрезать ножницами на мелкие кусочки и сжечь. Но что-то её останавливало.

В комнате раздались крики, в которых нетрудно было угадать невыносимые страдания, а на белоснежном пышном платье выступали кровавые пятна.

Милена закричала, но не смела тронуться с места. Неужели это предупреждение о том, что она погибнет так же чудовищно, как и священник? А погибнет в случае отказа или как? Сколько ей осталось? Милена едва стояла на ногах из-за физической дурноты.

И так же внезапно стало по-прежнему тихо и знакомо, когда в дрожащей руке Милены зазвонил телефон. Услышав мелодию, она поняла, кто это.

– Папа! Где ты? – она старалась не выдавать душевного потрясения.

– Как «где»? Я целых три минуты звоню в квартиру, от чего было решил, что дома никого нет, и тут слышу свой крик.

Милена тут же выскочила в коридор, чтобы открыть входную дверь. Руки тряслись и с трудом справлялись с замком, в котором достаточно было повернуть ключ. Грачев, одетый в чистым будничный костюм чёрного цвета, же терпеливо дожидался, хотя сердце было не на месте из-за крика. Ему стоило большого труда не выломать дверь. Когда он увидел дочь, его сердце едва не остановилось. Земные круги под глазами, резко очерченные складки возле сухих губ, болезненная бледность. Даже для экстравагантной свадьбы это уже перебор.

– Милена, что с тобой? Почему ты ещё не готова? Тебе нездоровится? И почему ты кричала?

= Мне страшно! Забери меня куда-нибудь подальше!

Грачев окончательно убедился, что свадьбы не будет. В глубине души он радовался такому повороту событий, хоть одновременно и стыдился этого. Уж больно Милена сама не своя.

Грачев вступил в квартиру, закрыв за собой дверь. Дочь прижалась к нему, и он чувствовал, как её трясёт. Грешным делом он решил, что она пошла по наклонной.

– Расскажи мне всё.

– Я знаю, что Максим убивает, когда теряет сознание!

Грачев нахмурился. Хоть он и старался убедить дочь именно в этом, но надеялся, что то просто совпадения и игры разума, а та цыганка наговорила с три короба ложь, которую нельзя проверить. Ведь наверняка пациенты из психиатрических клиник сходили с ума аналогичным способом.

– Глупость какая! Мы же с тобой решили, что это только чистая случайность вперемешку с нашим воображением.

– Он недавно на моих глазах убил священника! Боже, как же это забыть?

Милена зарыдала горше прежнего, снабжая попутно отца картиной случившего. Тому было трудно разобрать фразы сквозь всхлипы, но благодаря полицейским навыкам, он всё понял.

Когда Милена закончила рассказывать, Грачев задумался над тем, как поступить. О том, чтобы вести дочь в загс, не могло быть и речи. Но вскоре прискачет Макс и начнёт допытываться о причинах сорванной церемонии.

– Милена, у тебя здесь ничего нет важного?

Она покачала головой. Вещи, косметика, книги – всё потеряло для неё смысл.

– Тогда хватай документы. Мы должны сейчас же уехать куда подальше!

Несмотря на то, что Милена молча и быстро собралась, Грачев за рулём испытывал тревогу. Ему не хотелось, чтобы Максим успел их настичь. Он злился на то, что нельзя превысить скорость. Проехав пару кварталов, он осознал, что желаемый выход всё это время был под носом.

Грачев решил не сообщать Милене, так как не считал, что она соображает в полной мере. Хватит того, что не сумела положить этому конец как можно раньше. «И приспичило тебе от нас свалить. Может, Сара не погибла бы, а там и Максим не повстречался бы» – с горечью думал Грачев, ища глазами нужное здание.

Пришлось проехать пять кварталов, пока Грачев понял, что вот оно – убежище.

– Милена, выходи из машины.

Дочь, сидевшая в молчаливой задумчивости на заднем сидении, опешила.

– Что ты задумал? Почему мы не едем дальше?

– Ты доверяешь мне?

Милене не оставалось ничего другого, как согласиться и следовать приказу отца.

Когда они подошли к зданию, Милена недоуменно посмотрела на отца, чьё лицо озарялось загадочностью.

– Заходи смелее, – опередил он её, когда она открыла рот.

Только внутри он прошептал на ухо: «Здесь он тебя точно не достанет. Его не пустят».

– Но сколько мне здесь торчать? Уж не думаешь, что я готова остаться в этих стенах на всю оставшуюся жизнь?

Хоть голос не превышал допустимые децибелы, Грачев уловил недоверие.

= Все остальное – на мне, а твоя задача – сидеть здесь какое-то время.

Милена вновь хотела возразить, но Грачев поспешно вышел наружу. Девушка с волнением провожала взглядом, который потом был обращён на внутреннюю обстановку. Остановка здесь казалась умиротворённой: висели иконы, распятие Христа напротив входа, пахло лампадкой, и всё это действо обволакивал утренний свет, исходящий из высоких прямоугольных окон. Она присела на скамейку в терпеливом ожидании. Спустя несколько минут на лице появилась нервная улыбка – это она осмысливала тот факт, что первая свадьба расстроилась вот так. Стояла бы себе рядом с Максом и… От воспоминая о нём желудок сжимало, и она постаралась отвлечься. Но почему именно в самый знаменательный день? Подобная выходка тянула на предательство.

Глава 29

На улице Грачев увидел, как трезвонит телефон: высвечивался номер Максима.

– Грачев на связи. – Ответил он сухо.

– Где Милена? – едва не терял самообладания Макс, не понимая, в чём он провинился перед ней. Неужели именно сейчас до нее дошло, что искалеченный муж – не её мечта.

– Разве она уже не расписывается с тобой? – Грачев решил притвориться незнающим, дабы ещё раз обдумать план.

– Нет, и Вы это прекрасно знаете!

– Да с чего бы мне знать?

– Да потому ваша задача – привести Милену. К тому же она не берет трубку, никто не смог с ней поговорить! Даже приглашённый стилист!

– А от меня ты что хочешь?

– Что-то не похоже, что вы разделяете мои тревоги. Где она?

Грачев решил, что и правда он провалил свою роль. Поэтому не стал и дальше водить Максима за нос.

– Она со мной. Свадьбу можешь отменять, так как она решительно отказывается встречаться с тобой, а уж тем более связываться так прочно.

Хоть Грачев не имел возможность наблюдать за лицом Макса, но благодаря возникшей паузе он прикинул примерную картину. Наконец-то тот спросил вздрогнувшим голосом:

– Но почему? Ведь было всё хорошо. Чем я её обидел?

– Не притворяйся, будто не в курсе.

– Опять-таки, неужели я в чём-то провинился и не знаю об этом?

Грачев едва подавлял желание заявить, что он и дочь в курсе тайных грязных делишек, но потом решил, что поскольку нет никаких доказательств, то лучше умолчать.

– Она поняла тебя, что ей с тобой не по пути. Она не любит тебя.

Раздался сдавленный стон. И когда Грачев намеревался сбросить звонок, Макс снова заговорил, только уже беспристрастно.

– Могу я с вами встретиться?

– Если это последнее, что ты хочешь, то я не против. Я стою возле церкви возле центрального проспекта. Найдёшь?

– Да. – И раздались протяжные гудки. Грачев провёл ладонью по лицу, не понимая, как быть дальше.

Глава 30

Тучи затягивались пуще прежнего, что привело за собой усилившийся ветер и крупные капли дождя. Грачев не стал держать пост у входа в церковь, ведь что-то ему подсказывало, что Милене там ничего не угрожает. На часах пробило полдень – час, когда Милена должна была дать клятву в верности перед Максом.

– Угораздило же её встретить его, – раздражённо отметил отец, чувствуя, как засосало под ложечкой, ведь сегодня он встал позднее обычного. Времени хватило только на стремительные сборы и поиск корма для Тузика. Пёс не притронулся к еде даже после быстрой прогулки, но неотрывно глядел на хозяина масленными глазами. Но Грачев слишком увлёкся тем, чтобы не опоздать. И поэтому не стал удостаивать вниманием подавленное состояние пса.

Просидев полчаса в машине, Грачев решил, что с него довольно. Он решил сбегать в ближайшее кафе за чашкой кофе, чтобы согреться, рассудив, что если Максим приедет, то позвонит.

Но звонков по-прежнему не поступало, что начинало настораживать вечно подозревающего полицейского. Место, где должна была состояться свадьба, находилось не так уж и далеко. Неужели Макс осознал, что уже ничего не изменить и передумал встречаться, от обиды не удостоив предупреждением?

Грачев просидел в кафе минут 15, после чего решил, что достаточно подкрепился. На выходе до него дошли крики: люди кричали о пожаре в церкви, от чего сердце Грачева приняло биться как птица о клетку.

Он подбежал на место происшествия: огонь ещё не виднелся, зато из распахнутых дверей вылетали зачатки дыма. Повинуясь отцовскому чувству, Грачев не обращая внимание на предостережения из толпы, ринулся вглубь.

Оказавшись внутри, Грачев на секунду ощутил себя обезоруженным: его глаза едва различали окружающую обстановку. Затем, когда он стал немного видеть, он заметил, что в церкви никого нет.

– Милена, ты здесь? – когда он не услышал желаемого голоса, прокричал уже с нескрываемым отчаянием, – подай мне знак, что ты здесь!

Тщетно, вокруг кроме треска сгораемого материала, ничего нельзя было расслышать. В глаза нещадно защипало, от чего лились слезы – дым уже заполнил всё помещение. Грачев присел на корточки зажав нос полами пиджака. Подождав ещё несколько секунд, он с неохотой стал пробираться к выходу. Ему требовался глоток свежего воздуха, чтобы вернуться и продолжить поиски.

Не доходя до порога, Грачев услышал какой-то звук. Прислушавшись, он понял, что кто-то стонет. Однако из-за шума с улицы и предсмертного вопля гибнущих вещей он не понимал, кто это: мужчина, женщина… Но чего он точно не делал, так это не раздумывал. Он побежал на источник стона. Проблуждав, он едва помнил себя от ухудшающего состояния: голова кружилась, во рту и носу адски жгло, а ноги наливались чугуном.

Это стонал молодой человек в чёрной рясе. На груди лежал большой крест, от чего Грачев по привычке сморщил нос. Парень лежал под огромной скамейкой, и Грачеву пришлось приложить немало усилий. Когда молодой священник освободился, он не спешил вставать. «Почему он не встаёт? И где Милена?…» – последнее, что мелькнуло в голове, прежде чем перед глазами Грачева всё окончательно потемнело.

Глава 31

Грачев очнулся в машине скорой помощи, которая пока никуда не ехала. Судя по сильному запаху гари, он всё ещё находился возле места происшествия. Хлопотавшая над ним женщина средних лет в медицинском облачении методично водила в вену иглу от капельницы. Он ощущал себя слишком бестелесным, чтобы оказать сопротивление, чтобы бежать в поисках дочери. Ему пришлось напрячься, чтобы расшевелить непослушный язык, хотя горло по-прежнему нещадно драло, не говоря уже о чугунной голове.

– Где…где Милена?

– Что за Милена? – доктор по-прежнему не отрывалась от капельницы, регулируя колёсиком подачу лекарства. – Сожмите руку в кулак.

– Дочь моя… Она была там… – только благодаря сильному беспокойству за чадо с шилом в заднице Грачев смог ещё раз спросить в надежде, что на этот раз женщина удостоит его исчерпывающим ответом. И главное, радостным.

– Там пожарные никого не нашли, кроме вас и священника. Из-за сломанной ноги он вряд ли смог оттуда выбраться. Возможно, он бы погиб там под скамьёй, не дожидаясь приезда пожарных.

С одной стороны, Грачева радовало, что Милена не оказалась сожжённой заживо, но, с другой – где же она? Глаза Грачева упрямо опускались вниз под мерный шум мотора, когда машина тронулась в путь, и он не смог больше произнести ни слова.

По приезду в больницу, Грачев недолго находился в заточении среди других пациентов. Пролежав пару часов, он сорвался прочь. Все жгло изнутри, во рту присутствовал гадкий привкус гари, голова раскалывалась – ничто это не помешало выписаться своенравному полицейскому. Ведь никто не знал, куда делась дочь. Незнание ее месторасположения служило сильным стимулом, чтобы двигаться до победного конца.

– На том свете отлежусь! – крикнул он вдогонку, когда покидал кабинет доктора, который неохотно разрешил уйти из больницы.

Грачев был полностью уверен в том, что это Максим учинил пожар, пока он сидел и наслаждался ароматным напитком в кофейне. Когда Грачев учуял запах кофе у вестибюля, он понял, что никогда не станет его больше пить. Настолько въелись дурные ассоциации с ним в сознание.

Первым делом, что он сделал на выходе, сделал десять безуспешных звонков дочери. Монотонный женский голос неизменно твердил, что абонент недоступен, и просил оставить сообщение на автоответчике. Та же картина и с Максимом, что указывало на их возможное совместное времяпровождение. Грачеву стоило поистине героических усилий, чтобы сдерживать накал эмоций. Ему казалось, что Милена теперь в опасности, находясь рядом с продажным душегубцем.

Грачев уселся на скамейку в парке, который находился в двух шагах от клиники. Деревья вокруг всё смелее сбрасывали местами пожелтевшие листья, обнажая унылые ветви. В сером небе изредка проглядывалось солнце, даря редкое тепло всему живому под ним. Посетители неспешно шагали, беззаботно радуясь прогулке. Вдалеке кричали дети: на другом конце от входа стояла для них игральная площадка.

Отцу Милены подобная обстановка причиняла боль, ведь его семью преследует несчастье. Ему тяжело далась смерть жены, и от чего он особенно страшился за жизнь дочери, которой возможно грозит преждевременный жестокий конец.

В кармане уже брюк зазвенел телефон. Грачев с досадой, отметил, что батарея на исходе, и потому следует быстро переговорить с Бобровым. Это был не первый разговор за ужасный день, но ещё полчаса назад никто из коллег не владел хоть какой-то информацией по поводу случившего.

– Грачев слушает, говори быстрее!

И Бобров, привыкший под чутким руководством своего шефа, стал излагать как можно кратко. Не упуская деталей:

– По предварительным данным, некоторые свидетели заметили, что некий молодой человек, нарядно одетый, словно на свадьбу, – на этих важных замечаниях вновь Грачева вскипел, – поджёг церковь, после чего вскочил внутрь и вывел оттуда кого-то, вроде девушку. Свидетели настолько обомлели произошедшим варварством и теперь считают, что видели самого сатану. Поэтому никто его не остановил, когда он похитил одну из припаркованных машин. Какой-то дурак оставил машину открытой, с ключом внутри. А потом появились вы…

После информативного звонка Грачева с опозданием осенило, что стоит позвонить сестре Максима. Вот только номера её нет… Он чертыхнулся и встал со скамейки. Его путь пролегал к выходу, откуда дальше пошёл на метро, ведь машина так и осталась стоять возле сожжённой церкви.

Дома Грачев ограничился принятием душа и переодеванием в чистую одежду, так как сегодняшняя неприятно напоминала стойкой вонью о пожаре.

И только потом он набрал Боброва, отметив с огорчением, что пропущенных звонков не поступало.

– Узнай телефонный номер сестры этого ублюдка. Зовут его Макс, и фамилия его Шкирко.

Из дому он выходил, имея при себе номер сестры Макса. Но та не поднимала трубку, что ещё сильнее настораживало Грачева.

Кое-как добравшись до своей машины, он украдкой бросил взгляд на испоганенную пожаром церковь. Фасад едва говорил о случившемся, но вход и окна были наспех запечатаны. Рядом прошла старушка, перекрещиваясь.

– Вон оно что творится! Храм Господний поджигают!

Грачев тут же потушил сигарету, едва зажжённую, услышав возмутительные причитания, и сел за руль.

Подъезжая к квартире, где н застал дочь в полуистерическом припадке, он отмахивался от проблесков надежды на то, что там кто-то может быть.

На настойчивое нажатие дверного звонка никто не отзывался. Но ко многим достоинствам Грачева можно причислить и чуткий слух: сначала за дверью слышались шаги и разного рода шум. Поэтому он усердно продолжал названивать, зная, что его есть кому слышать.

Но находящийся за дверью упрямо не отзывался. Не помня себя от злости и беспокойства, Грачев достал из кобуры пистолет и выстрелил в замок. Замок не спешил сдавать крепость, но третья пуля низвергла её.

Оттолкнув от себя дверь ногой, он стоял с тем же оружием. Его переполняла готовность прикончить Макса, даже если это грозило ему тюремным заключением в связи с превышением служебных полномочий.

= Есть кто дома? – в ответ – ничего, и он сделал шаг вперёд, – я знаю, что есть! Я слышал шаги!

Грачев никого не видел и не слышал, пока не отучился в знакомой пустынной гостиной. Там его встретила ошарашенная девушка, едва ли совершеннолетняя. Её хорошенькое лицо исказилось гримасой ужаса вперемешку с непониманием происходящего. На ней были белая майка и домашние серые штаны, на голове – растрёпанные светлые волосы, что свидетельствовало о том, что здесь она не случайный гость.

– Ты кто такая и что здесь делаешь? – голос Грачева немного смягчился, но он старался быть начеку, встав спиной у стены возле двери.

= Я здесь живу. – испуг девушки едва ли ослабился, и ответ дался с трудом из-за едва ворочающего языка.

= Стало быть, ты сестра…этого?

Ему даже упоминать имя стало противно и непосильно. Девушка кивнула, не отрывая своего взгляда от непрошенного гостя.

– Почему не отвечали, когда я звонил?

– Я была в душе…

Грачев опять устало провёл ладонью по лицу. Неужели из-за этого он испортил дверь и довёл девушку до животного ужаса. Они оба прекрасно знали, что слова про душ – полное вранье.

– Ладно, ты знаешь, где твой брат?

– Нет, я не видела его с самого утра в загсе. Милена не появилась на бракосочетание, и…

Грачеву хотелось ей верить, но что, если… Почему бы ей не прикрывать этого урода?

– Ты обязана говорить мне только правду, ведь он похитил мою дочь и ей грозит опасность.

И тут девушку словно подменили: в глазах отразилась ненависть, а рот скривился в кривой усмешке.

– Похитил её? Да после того, как она не появилась? Простите, но ваша дочь – настоящая дрянь! Угораздило же Максима втюриться в неё.

Грачев едва сдерживался, чтобы не залепить девушке звонкую пощёчину, но постарался оставаться спокойным. Возможно, она не в курсе всего, что творил братец.

– Поверь, у Милены были веские причины так поступить. Куда он мог её увезти?

– А я вот не скажу, хотя я совершенно не имею понятия, куда он мог свалить. Он передо мной не отсчитывается. Мне больше интересно, где он. Телефон в отключке.

– Лера, тебя ведь так зовут? – после её кивка, сделанного с таким пренебрежением, он продолжил, – ты понимаешь, что может случиться так, что он сядет в тюрьму. Ты же не хочешь этого?

– Вы намекаете, он может прикончить эту… Да что вы вообще о нём знаете? Он и мухи не обидит!

– Хм, мухи не обидит… И церкви не сжигает, не так ли?…

– Вы о чём? Он не переносит даже вида огонька, не то чтобы сжигать дома.

Грачев вздохнул, отворачиваясь от Леры. Когда-то в поисках информации на Макса, Грачев наткнулся на заключение экспертной комиссии о пожаре в родительском доме. Согласно ему, пожар произошёл из-за непотушенного бычка в подвале дома, о чём свидетельствуют образцы пепла. Он лежал возле легко воспламеняющих материалов вроде ящиков и синтетических тканных покрытий. Ни отец ни мать не имели за собой привычку курить, так как ратовали за здоровый образ жизни. Но ответственного так никого не назначили, посчитав это досадной ошибкой, стоившей жизни двух человек, а детей – сделавшей сиротами. Грачев съездил к тому месту, где уже стоял недостроенный дом с высотой в десять этажей. Стройку всё никак не могли завершить, и она имела статус «замороженной», хотя судя по законченному фасаду, там остались мелкие работы. Походив по соседям, он вышел на сверстников Максима, половина из которых причислялась к маргинальной ячейке общества. Те охотно ему поведали, что Макс практиковал всякое, но всегда контролировал ситуацию. Но они не связывали шалости с пожаром, на то они уже не имели умственных способностей.

– Лера, а в том доме, где вы жили раньше… – Грачев осторожно произносил слова, следя за реакцией девушки, – Макс часто спускался в подвал?

Лера скривилась как от зубной боли.

– Какое это имеет значение? Мы все туда спускались.

– Прошу ответить, он и перед пожаром там был?

– Не помню, это было так давно, – Лера закрыла глаза, её едва выступающая грудь стала вздыматься, – наверное, да. Помню, как я проходила мимо, и оттуда шел странный запах. Вроде не из тех, что слышала раньше. Я хотела зайти, но мама, она немного приболела, позвала меня спать, и я ушла к себе. А дальше…

Самообладание окончательно подвело девушку, и из её миндалевидных глаз градом покатились слезы, к чему Грачев не был готов. Она напомнила ему Милену, и его сердце сжалось от искреннего сожаления.

– Прости меня, пожалуйста… – он хотел подойти и обнять девушку, но она при каждом приближающем шаге отдалялась от него. Ему стало стыдно, что заставил Леру вспоминать самую большую в её жизни трагедию. – Тогда я пойду… За дверь не волнуйтесь, я позвоню кое-куда и вам быстро отремонтируют. И бесплатно.

Взбудораженная Лера пулей выбежала из гостиной, оставляя за собой протяжное эхо плача. Грачева заворожило это зрелище, спровоцированное им. Он прекрасно понимал её чувства, ведь и на его сердце всё ещё не зажила рана после гибели Сары. А эта девочка… осталась круглой сиротой по глупости брата. Грачев мог только предполагать, догадалась ли Лера о настоящей причине пожара?

Оказавшись в машине, Грачев, не мешкая, завёл мотор. Ему срочно требовалось проверить одно место…