Пломбир с шоколадной крошкой

– Спасибо, Холс. – Я улыбнулась краем губ, заглянув в теплые глаза подруги, цвета растаявшего шоколада. – Помнишь, как на Скарлетт О`Хару ⁶ополчились, когда в период траура она позволила себе прийти на танцы и, более того, рискнула станцевать?

– И?

– Все осуждали её. В те времена, по-моему, не меньше года следовало прятаться в четырех стенах за черной вуалью. Вот и я испытываю что-то подобное, будто все ждут от меня слез, а я…

– О-о-о, крошка, ты серьезно решила вспомнить времена рабства? Может, ещё об устоях пятнадцатого века поговорим? – Хихикнула Холли, я же почувствовала себя неловко. Совсем не подумала об ужасах тех времен.

– А разве общество изменилось, Холс? Иногда мне действительно кажется, что мы застряли где-то там, просто гаджетами обзавелись и голубей почтовых распустили.

– Ладно, твоя правда. Но запомни: в этой жизни ты никому ничего не должна, – пока не родишь, ясный перец, – да и тебе никто ничего не должен. Как только смиришься с этим, а также с тем, что каждому из семи миллиардов людей друг на друга глубоко начхать, станешь чаще обращать внимание на свои истинные потребности и желания. Все, чао, крошка, до встречи на вечеринке!

***

Джун уехала со своим парнем на выходные к родителям. Так было сказано в короткой, обглоданной записке, которую она оставила поверх горы грязной посуды. Наверное, пыталась извиниться за свинарник. Обрадовавшись одиночеству, весь субботний день я провела за уборкой, затем сходила в салон, чтобы обновить мелирование и стрижку, сделала ногти аквамаринового цвета, вернулась домой и под «Tellme» P.Diddyс Агилерой кружилась по комнате.

С восьми до девяти я просидела у самодельного алтаря, глядя на фото мамы и Лу. Поправила бархатцы, зажгла свечи, попросила у них за все прощения и приказала обязательно явиться ко мне сегодня по дороге из цветов. Хотя бы во сне.

Около десяти вечера пришла пора наряжаться в карнавальный костюм. Я облачилась в традиционное мексиканское платье алого цвета, с черным тугим корсетом, сильно выделявшем талию и грудь. Завив волосы крупными волнами, я вставила в них ободок с черными шипами, достала краски и принялась наносить грим в честь Дня Мертвых. Долго пришлось провозиться, пока из зеркала на меня не посмотрело ужасно-красивое лицо скелета. Прихватив крупный красно-черный веер, я накинула пальто и вышла на аллею кампуса. До праздника и вечеринок оставался всего час, вокруг сновали оборотни, Бритни Спирс, Супермэны, ведьмы, вампиры и прочие интересные персонажи.

У меня слегка подрагивали коленки. Я давно мечтала оказаться в центре такой грандиозной вечеринки, но совесть не позволяла. А сейчас, скрывая лицо под маской, я чувствовала себя более уверенно и раскованно. Мы с Холли договорились встретиться у коммуны, некогда принадлежавшей Аштону Холлу. Заприметив латексный костюм, я покатилась со смеху – она все-таки вырядилась Женщиной-кошкой!

– Эй ты, пантера, не приближайся ко мне! Я твои феромоны сексуальности издалека почуяла, вот-вот отобьешь от меня всех мужиков! – Продолжала хохотать я, пока не получила по запястью латексным хвостом. – Ауч!

– Мяу, крошка, тебя не узнать! Выглядишь сногсшибательно! Я вот что предлагаю, давай здесь наклюкаемся, а после сходим на главную площадь. Рядом с площадкой. Обещали концерт, может, потанцуем?

– Идет! – Я широко улыбнулась красными губами, протянула Холли руку, и мы ступили на порог коммуны.

В целом, все было так, как я и представляла: куча пьяных тел, дурацкие игры, громкая музыка, но мне было чертовски весело! Никогда не была противницей алкоголя, хотя в последний раз выпивала с Лусией. В момент, когда перед взором все поплыло, я нашла Холли и попросила оставить коммуну. Мы направились к главной площади.

Все вокруг казалось нереальным. Нет, не от алкоголя! Десятки ярких студентов и гостей окружали нас с Холли. Все скамьи аллеи были заняты разными компаниями. Люди танцевали, смеялись, вели громкие дискуссии, кушали устрашающие сладости в форме глаз и пальцев, заматывали тех, кто пришел без костюмов, в туалетную бумагу, создавая мумий. С каждым шагом все громче звучала музыка – на площади соорудили мини-сцену, на которой выступал живой оркестр! Сказочная, волшебная атмосфера царила в кампусе!

Оркестр сразил нас наповал. Все участники были разрисованы под стать мне, то есть ко Дню Мертвых. Трубач бегло перебирал пальцами, барабанщик кивал в такт ударам, гитаристы прыгали по маленькой сцене, завлекая всех вокруг, одной мелодией заставляя поддаться танцу. Когда мы подошли ближе, мужчина за пианино повернулся к нам, проведя пальцами по краю черного цилиндра, затем вскочил и протянул мне руку.

– Что?..

– Иди, крошка!

Холли, наверное, хотела слегка подтолкнуть меня к сцене, но не рассчитала с силой и буквально швырнула в объятия пианиста. Тот мгновенно подхватил меня и поставил на сцену. Вместе с оркестром мы смотрелись гармонично. Мелодия затихла, музыканты обернули ко мне взоры, большинство студентов замерли, возмущенные тишиной. Я и сама хотела возмутиться, но тут барабанщик начал отбивать бит, его подхватил трубач, чуть погодя вступил пианист, и я узнала мелодию – это была горячая, страстная мелодия песни «Smooth».

–Ну-ка зажги, детка! Эй, слышали, это моя девочка! – Голосила Холли.

Мне что же? Танцевать? На виду у всего Принстона? Сердце ударилось о ребра, словно подталкивало к танцу, мозг же лихорадочно твердил: «уходи со сцены, тебя могут увидеть девочки с балета!». Но я уже раскрыла веер, уже занесла его перед лицом и поплыла по музыкальным волнам, гонимая страстью. Длинная алая юбка летала из стороны в сторону, а затем развивалась в красивом узоре. Веер порхал, то прикрывая свою обладательницу, то развевался, словно требовал оваций. Я летала, парила, не слушая оглушительных аплодисментов, не обращая внимания на комплименты, меня окутала музыка, забрала к себе навечно!

На меня смотрели сотни глаз, но внезапно, ближе к концу мелодии, я ощутила один единственный взгляд. Такой, который пробирается цепкими пальцами под рубашку, от которого выступают мурашки и встают дыбом волосы, от которого хочется бежать, нестись без оглядки! От этого взгляда остается лишь пепел. Я даже на секунду остановилась, чтобы оглядеть зрителей, но ни от кого не ощутила той самой энергетики. Мне стало не по себе, и я спустилась со сцены под финальные ноты…

***

Вот и наступило второе ноября.

В воскресенье, после того, как мы с Холли очнулись ближе к вечеру в моей комнате, то первым делом записали меня на кастинг. В понедельник утром Холс заставила меня прикинуться заболевшей. Я посетила тренировку у Барбары, а по возвращению домой притворилась полумертвой. Так, через Джун я передала декану, что отравилась, а затем написала миссис Уайтстоун, что постараюсь не опоздать на вечерний концерт. Если на концерте будет декан, а я все же на него успею, то притворюсь, будто выпила обезболивающее и все прошло.

Утром Холли прочла мне целый инструктаж о том, как обычно проходят кастинги, чего ожидать, на что даже не рассчитывать, велела не унывать и показать себя в лучшем виде. Она без конца припоминала мне неожиданное выступление на главной площади университета.

– Когда ты станешь звездой, только попробуй не упоминать свою подружку Холли в каждом интервью, не то я своими ногтями… – снова и снова говорила она, будто я блистала так, что покорила всю Америку.

Но пока я ехала в поезде до Филадельфии и листала ленты социальных сетей, наткнулась не на одно, а сразу на семь видеороликов с моим триумфом.

«Загадочная незнакомка»

«Завораживающая мексиканская банда»

«Кровавая, страстная дева»

И, мой любимый заголовок: «Скелет с формами поразил кампус». Комментарии я намеренно не читала, боялась, что кто-нибудь вычислит мою личность, тем более рядом со сценой вопила Холли. Вся надежда была на костюмы и грим. Пересматривая одно из видео, я поднесла телефон чуть ли не к носу – это был тот самый момент, когда я ощутила требовательный, таинственный взгляд. Перематывала видео то назад, то вперед – никого подозрительного не заметила, однако по моему выражению лица все было ясно. Передернувшись, я заблокировала телефон, и потрясывая ногой, продолжила смотреть в окно до конца поездки.

В девять тридцать я уже шла по Мемфис-стрит. Холли составила мне образ, указав, что следует выбрать что-то наиболее сексуальное, и в то же время неоткровенное, что-то, что могло бы свести с ума во время танца, но не казалось броским при встрече. Учитывая древность моего гардероба – задачка перед нами лежала не из легких.

Уложив мне волосы (Холли помогла сделать более мелкие кудри), придав лицу свежести натуральным макияжем и глянцевым блеском для губ, Холли швырнула на постель шорты и укороченную футболку. Шорты эти я носила лет в двенадцать, потом выросла из них, но выбросить рука не поднялась.

– Ну-ка примерь, – велела Холс, хрустя чипсами.

– Да я в них не влезу! – Взвыла я.

И все же шорты сели отлично. Они стали коротковаты и оголяли самую аппетитную часть ягодиц. К черному низу был подобран белый топ без декольте, но подчеркивающий талию и оголяющий легкий пресс. Белый цвет отлично сочетался со смуглой кожей. Обувь я выбрала сама – танцевать мне проще всего было в «рибоках». Собрав сумку, я надела спортивный костюм, теплую куртку (с наступлением ноября заметно похолодало) и отправилась в короткое путешествие.

Однако в Филадельфии было теплее, пришлось тащить и сумку, и куртку в руках. Забежав за мороженым и арбузным лимонадом, я, словно многорукая богиня Лакшми, плелась к спортивному залу. Очередь на кастинг начиналась за углом. Что ж, не зря я взяла перекусить.

Бегло осмотрев других девушек, я ощутила себя пустым местом. Ладно, не зря же я потратила деньги на билет и прогуляла пары! Как станцую, так станцую. Плевать. Ко мне постепенно возвращался настоящий темперамент и настрой. Я снова почувствовала укол совести и уткнулась в телефон.

Через двадцать минут я стала третьей в очереди. Солнце скрылось за облаками, и появилась возможность разглядеть местность: жуткий был уголок, кричащий о бедности. Почти ничем не отличавшийся от моего района в Джерси-Сити. Куча маленьких магазинчиков, гаражи, напротив зала небольшая парковка, под завязку забитая машинами.

– Имя? – Так громко и резко спросил верзила-охранник, что я вздрогнула.

– Каталина. Каталина Джеферс. – Пропищала я.

– Номер сорок семь. По коридору налево, упрешься в зеркало, дальше направо – там раздевалка. Как будешь готова, иди в тренажерный зал. Сам кастинг проходит в комнате для групповых занятий. Свой номер услышишь по громкоговорителю. – Монотонно проговорил охранник и сразу перевел взгляд за мою спину. – Имя?

Повторяя в голове краткую инструкцию, я прошла в раздевалку. Зажмурившись, чтобы не завидовать телам других девчонок, я переоделась, поправила прическу, и пошла в тренажерный зал. Здорово, что именно его сделали зоной ожидания – можно было позаниматься на свободном тренажере и скоротать время с пользой. Как оказалось, кастинг был устроен не только для девушек, но и для парней, но они проходили в другой очереди и просматривались в другом зале. Наверное, их оценивали женщины.

– Номер тридцать! – Прошипел громкоговоритель.

Ещё шестнадцать человек передо мной. Неплохо, я-то думала, застряну здесь надолго. В зале из-за гомона девушек не было слышно музыки, которую включали во время кастинга. Жаль, хотелось быть готовой ко всему. Когда Номер Тридцать вернулась в зал, то предупредила:

– Врубают две песни, чтобы вы смогли переключиться от одного стиля к другому. В жюри сидят четверо мужиков, включая самого ВиДжея! – Имя его она произнесла ультразвуком, – как он шикарен, боже! Ладно. Удачи всем!

Мы дружно поблагодарили Номер Тридцать и продолжили менять тренажеры. С приближением своей очереди, я все сильнее нервничала. На сорок втором номере я решила отойти в туалет, дабы прийти в себя.

Выйдя из туалета, я подошла к кулеру. Коридор был совершенно пуст. Нужно было взять с собой воды и бежать на просмотр.

– На просмотр? – Спросил низкий, как гром, мужской голос.

Я удержалась, чтобы не подпрыгнуть, и медленно развернулась. Передо мной стоял широкий торс, обтянутый белой футболкой, сквозь которую просвечивались несколько татуировок. Подняв глаза, я встретилась с лицом обладателя торса. Вау. Кажется, мне нужно что-то ответить?

– Да. Ты тоже? – Спросила я, стараясь не так откровенно разглядывать его скулы, серо-голубые глаза и светлую шевелюру. Цвет кожи у него был до того бледным, что просвечивали синие вены. Вампир, не иначе.

– Типа того. У тебя какой номер?

– Сорок седьмой. Кстати, ты не слышал, какой называли последним?

– Кажется, сорок четвертый. – Призадумался он, и, с таким выражением лица и приподнятой бровью, стал ещё красивее. Какой ужас. Я слишком давно не видела красивых мужчин.

– А ты уже прошел кастинг? У вас, наверное, женщины в жюри?

– Да, парней просматривают женщины.

– Повезло. А у нас в жюри сам этот, как его…

– ВиДжей Таг? – Напомнил он.

– Да. Стыдно признаться, но я не слышала ни одной его песни. – Шепнула я, хихикнув.

– Я тоже! – Рассмеялся незнакомец.– Думаю, ты не много потеряла. Только зачем на кастинг в таком случае приехала?

– Я тоже думаю, что слушать там нечего. Очередной рэпер с текстами про титьки, попки, киски, – перечисляя, я покачивалась в такт выдуманной мелодии, незнакомец прыснул. – А пришла я, чтобы талант свой развивать. Подруга говорит, меня должны увидеть все. Ну, на то она и подруга, чтобы говорить такие вещи.

Что я несу?..

– Э, так, как тебя зовут?

– Волкер. Но друзья зовут меня Вол. – Он протянул гигантскую бледную лапу.

– Каталина. Но друзья зовут меня Кэтти. – Я вложила свою ручку в ответ на рукопожатие. Теплое, сильное, веющее… чем-то нездоровым, отчего следует бежать. Как и от его глаз. Двух льдинок.

– Очень приятно, Кэтти, но мне пора. Ещё увидимся. – Волкер резко дернулся с места и быстро зашагал прочь.

– Пока… – помахала я его спине. И с чего он взял, что мы увидимся?

Медленным шагом я дошла до тренажерного зала.

– Номер сорок пять!

Ура. Осталось немного. Только теперь я вместо того, чтобы растягиваться и думать о будущем номере, разглядывала свою руку, которой касалась Волкера. Кошмар, какие гадкие мысли!

– Номер сорок семь!

– Ой! – Вскрикнула я и поспешила в помещение для просмотра.

Оно было небольшим, но для соло-танца вполне подходило. Покрытие – паркет, на котором преспокойно можно плавно скользить в довершение движений. Естественно, огромное зеркало – кто не любит смотреть на себя во время танца? А напротив четыре кресла. Номер Тридцать была права, в жюри действительно было четверо мужчин. И одним из них, по всей видимости, был ВиДжей Таг. На кресле, ближе к центру, выбивавшемся из заднего ряда, восседал Волкер. Вот же паршивец! Надеюсь, он не посмеет передать мои слова ВиДжею…

– Каталина Джеферс? – Спросил низкорослый полу лысый брючный костюм с самого края.

– Верно. – Кивнула я, стараясь не смотреть на Волкера-обманщика.

– Уточните возраст?

– Двадцать один.

– Угу, отлично. Стэн, музыку. ВиДжей, есть пожелания?

– Нет. Включайте, что считаете нужным. – Ответил уже знакомый голос. Я обомлела и все-таки уставилась на него. Он сидел ближе всех ко мне и прекрасно видел, как часто поднимается моя грудная клетка. Ну, держись, козел! ВиДжей Таг! – Только не мои песни.

Да что б его этак и раз этак. Берегись, рэпер. Сейчас я тебя поставлю в неловкое положение. Из колонок заиграл припев песни LilJonfeat. Tyga – BendOva. Не скривлю душой, если скажу, что исполнила лучший тверк и реггитон в своей жизни! Боковым зрением видела, как все мужики покачивали головой в такт, не открывая глаз от моей задницы. И тут песня резко переключилась, я молниеносно среагировала, узнав мотив – мы с Лусией все детство придумывали «сводящие с ума» танцы перед телевизором, глядя на красавицу Шакиру и пытаясь повторить за ней. Да, это была LaTortura. Вот я тебе и отомщу, самозванец.

Песню я знала наизусть. Подпевая себе под нос, я вытворяла животом такие вещи, каких сама от себя не ожидала! Плавные переходы от талии к бедрам, раскачивание груди, в общем, все в лучших традициях Шакиры. На финальном припеве я рухнула на пол, колени заскользили в разные стороны, после чего я откинулась, двигая талией и грудью. Медленно подползая к Волкеру, или как там его, я раскачивала бедрами, и когда нога моя коснулась его лодыжки, охранник у дверей резко дернулся.

Волкер, сглотнув, поднял руку вверх, как белый флаг.

И пока Шакира нежно пела «ай, ай, ай-йай-йай…», я падала ему на грудь, волосами щекоча лицо, играя прессом и бедрами так, что у Волкера заискрились глаза. Руки его так напряглись, что вены готовы были лопнуть под натиском кожи. Когда музыка оборвалась, мы почти соприкоснулись носами, и меня обдало жаром его дыхания, а также терпким пряным ароматом вперемешку с древесными нотками и табаком.

Все это время Волкер тяжел дышал, сжав руки в кулаки, и не сводил с меня глаз. Я не уступала ему в гляделках. Ни один из нас не улыбался, никакой легкости, как при встрече у кулера, не ощущалось, только плотное напряжение, осевшее на грудь тяжким камнем. Молчание длилось бесконечно. Первым очнулся темнокожий парень, сидевший в центре второго ряда.

– Спасибо, мисс Джеферс, вы свободны. Результаты будут на нашем сайте к завтрашнему вечеру. – Сказал он, переворачивая лист на своем планшете. Он старался не смотреть на меня.

Оторвав взгляд от Волкера, я посмотрела на часы – вот же черт! Если не убегу сейчас, опоздаю на поезд!

– Спасибо вам, до свидания! – Бросила я и побежала к выходу.

Краем уха, прикрывая за собой дверь, я услышала, как Волкер, прокашлявшись, сказал:

– Перерыв десять минут…

Глава 4

Пулей влетев в театр, я добралась до раздевалки. Девочки из балетной труппы уже были готовы к выходу на сцену, а я, потная, с бардаком на голове, врезалась в рассерженную миссис Уайтстоун.

– Каталина! Это что такое?! – Поправив очки, злилась та.

– Меня со вчерашнего вечера тошнило, крутило, но вот, я постаралась прийти на концерт. – Хлопая ресницами, оправдывалась я. Рука тянулась к носу, но миссис Уайтстоун сразу распознает ложь. Уж она знала мои привычки.

– У тебя две минуты, живо переодевайся! Пропустить генеральную репетицию! Боже, Каталина, ты же знаешь, как важны такие концерты! – Смягчилась хореограф и обняла меня за плечи. – Давай, ради Лусии, станцуй за вас двоих!

Я вымучила улыбку и шустро переоделась. После того, как я дала волю себе настоящей, пачка и пуанты вызывали дикое раздражение. Я мельком глянула на себя в зеркало перед выступлением – ужас. Холли права, я стручок гороха. Ещё и миссис Уайтстоун со своим «ради Лусии»!

– Лу, если ты меня слышишь или видишь… разве ты не заметила, какой счастливой я становлюсь, танцуя у Барбары? – Прошептала я. – Может, балет ты и любила, но меня любила сильнее.

Выдохнув, я впорхнула на сцену, следом за девочками. На секунду софиты и прожекторы ослепили, моргнув, я последовала к центру. Здание театра впечатляло, и, наверняка Лу была бы счастлива выступать в таком величественном, старинном месте. Даже я ощущала гордость, но все эти напомаженные, суперэлегантные зрители на стульях из слоновой кости с резными спинками вызывали отвращение. Не сомневаюсь, сидели среди них и те, кто наслаждался балетом, как искусством, кто был очарован изяществом и волнительными постановками, написанными великими людьми. Но… когда мы занимаемся чем-то, переступая через себя, наперерез мечтам, то постепенно взращиваем ненависть ко всему, что связано с этим занятием.

Сегодня мы выступали с «Щелкунчиком», моим любимым произведением, заставлявшим выложиться по полной. Щекочущая душу мелодия и знаменитая история вызывали трепет. Интересным опытом был балет. Через немой набор движений и жестов мы передавали чувства героев, воскрешали сказки и образы.

Сегодня с нами выступали парни, которые периодически приходили на репетиции. Без них «Щелкунчика» не поставишь. Отплясав первое действие, мы, еле дыша, жадно глотая воду, готовились ко второму. Закончили мы двухминутным апофеозом – вальсом. В портере сидели важные шишки, которые вносили записи и о чем-то между собой шептались. Возможно, были приглашены представители балетный трупп других стран. Я надеялась только, что мне сохранят стипендию, большего не желала.

– Скоро состоится званый ужин, вам нужно будет на него явиться. Там соберутся наши сегодняшние зрители. Многим поступят предложения, не упустите такой шанс! – Говорила миссис Уайтстоун, пока мы возвращались в человеческие обличия в раздевалке.

Выйдя из театра, я глубоко вдохнула прохладный осенний ветер. Несколько сорванных оранжевых листьев врезались в мою куртку. Пока мы выступали, прошел дождь, все дороги были в небольших лужах, а воздух стал намного свежее.

– Кэтти!

Папа?!

Я круто обернулась. Вот он. Томас Джеферс, собственной персоной, в длинном коричневом пальто, с шляпой в руках стоит на ступенях театра. Я поднялась по лестнице и прыгнула отцу в объятия. Он покружил нас вокруг своей оси, и я снова стала малюткой Кэт, первоклашкой и егозой.

– Папочка! – Промурчала я ему в шею.

– Солнышко, до чего же красивое выступление! И как ты выросла!

– Пап, да мы виделись три месяца назад! – Рассмеялась я, беря его под руку.

Зеленые глаза отца блеснули в свете фонарного столба. Тонкие губы сложились в улыбке.

– Для меня это целая вечность. – Парировал он. – Я серьезно, ты была великолепна! У меня волосы с дыбов не опускались!

Я снова рассмеялась и потянула его вперед.

– Ты на машине?

– Да, оставил на парковке. Довезу тебя до общежития и поеду в Джерси-Сити. Бабуля, наверное, нервничает, что приходится смотреть «мылодрамму» в одиночестве.

Папин красный Гольф стоял прямо под кленом, листья которого собрали все оттенки желтого и красного. Мы плюхнулись в салон, папа завел мотор и приоткрыл окна.

– Как ты узнал адрес? – Спросила я, рисуя на запотевшем окне сердечки.

– Выпытал у миссис Уайтстоун. – Ответила папа и выехал с парковки. Ехать нам не дольше пятнадцати минут. – Как у тебя дела?

– Все хорошо!

Я вкратце рассказала об учебных проектах, оценках, успехах. Поведала и о знакомстве с Холли, порадовав отца тем, что наконец-то начала общаться с миром живых.

– Я счастлив, что ты потихоньку возвращаешься к себе прежней. Вспомни, ты ведь была той еще…

– Занозой в заднице? – Перебила я.

– Хуже. – Хохотнул папа. Его смех действовал как лечебная грелка. – Тебя было не остановить! Помню, Лу сидит, читает сказку, а ты вертишься вокруг неё юлой! Или тот день, когда мы с Эсмеральдой и Лу ездили в Нью-Йорк, помнишь?

Я кивнула. Ещё бы мне не помнить один из лучших дней в жизни.

– Мы встретили уличных танцоров на Таймс-Сквере. Они собирали деньги. Помнишь, ты присоединилась к их танцу? И это в восемь лет! Ты покорила всех прохожих. А Лу сердилась, ей не нравились такие…

– Раскрепощенные движения, да. – Усмехнулась я. – И заработала тогда свои первые честные пять баксов.

– Тогда мама и решила срочно сдать вас в балет. – Вспоминал отец, глядя перед собой. – Милая, на этом концерте были серьезные люди. Так мне сказала миссис Уайтстоун. Что, если тебе предложат потрясающую возможность? Европа…

– Да, было бы славно… – Я отвернулась к окну и почесала нос. – О, приехали!

Я резко отстегнула ремень и потянулась к отцу, чтобы поцеловать и обнять на прощание.

– Кэтти, у тебя точно все в порядке? – Нахмурился он.

Как бы так ответить, чтобы нос не зачесался?

– У меня все хорошо. – Кивнула я. – Завтра с утра пары, а время уже близится к одиннадцати. Ты сам-то завтра встанешь на работу?

– А что мне? Я и так слишком часто торчу дома. Нужно же иногда развиваться и просвещаться!

– Ладно, тогда пока. Напиши, как только доедешь до дома. Люблю тебя!

Смачно чмокнув папу в щеку, я широко улыбнулась, а он, как в детстве, щелкнул меня по носу.

– И я тебя люблю, детка. Будь умницей.

Я дождалась, пока красный Гольф скроется за маленькими кафе, и поплелась в общежитие.

***

Отключилась я, едва коснувшись подушки. Не переодевшись, не сходив в душ. Утром меня разбудил будильник Джун, и я подорвалась забить ванную комнату. Под освежающими струями я только и думала, что о встрече с Холли. Не терпелось рассказать ей о кастинге и об этом… Волкере. Но ещё больше я ждала вечера, чтобы увидеть результаты кастинга.

После двух пар мы с Холс встретились в кофейне.

– Выкладывай! – Спохватилась подруга, как только я села за стол.

Минут десять я излагала, бурно жестикулируя, что произошло вчера. Холли периодически вставляла междометия, щелкала пальцами и выпучивала глаза.

– Черт подери, крошка! Да ты его уничтожила! Дай пять! – Оглушительный хлопок наших ладоней. – И на концерт успела!

– Да. Чумовой денек. – Улыбнулась я, кусая сэндвич.

– Уверена, ты прошла кастинг. – Постучала по столу ногтем Холли.

– Думаю, его многие пытались соблазнить. – Хмыкнула я. – Да и я хотела смутить его, а не… ну…

– Заставить его напрячь все мышцы своего тела? – Задвигала бровями Холли.

Я через стол хлопнула её по плечу.

– Слушай, а я ведь даже не видела его фотографий! Давай загуглим?

Я пожала плечами. Холли полезла в телефон, постучала по нему пальцами и вскрикнула.

– Это что за секс-машина, Каталина?!!

Я прикрыла лицо ладонями, чтобы не выдать покрасневшие щеки и глупую улыбку.

– Да он не может быть реальным человеком. Ну же, скажи, что это фотошоп! – Холли протянула телефон.

На фотографии был не кто иной, как Волкер. Только без белой футболки, прикрывавшей его бесстыдно роскошное тело.

– К сожалению, это он.

Холли изобразила обморок, я громко рассмеялась, вспугнув соседний столик. В тот же момент нам на стол упала газета – студенческая газета выходила каждую среду, а раздавал её Билли Хэнсон, первокурсник, за небольшую плату,– Холли крикнула Билли «спасибо, малыш», и взяла макулатуру. Вдруг, Холли хлопнула ей по столу и уставилась на меня глазами-кометами.

– Чертовка, погляди! Слушай, Джеферс, да ты везде шуму наделала!

Я недоверчиво покосилась на Холли и осторожно выхватила газету. От её слов стало страшно. А уж каково было увидеть свое фото в гриме и костюме на первой полосе газеты – описать сложно.

«Загадочная незнакомка покорила главную площадь в День Мертвых!

В ночь с 30 на 31 октября на территории кампуса прошли традиционные вечеринки в честь Хэллоуина и Дня Мертвых, на главной площади выступал живой оркестр. Со слов очевидцев, музыканты вытащили девушку на сцену, и та покорила публику раскрепощённым, жгучим танцем. Видео с выступления быстро разлетелось по интернету.

К нам обратился продюсер Бейтс:

– Если кто-то из вас лично знаком с девушкой, прошу передать ей мою визитку.

Спасибо!

Итак, вопрос недели: кто эта таинственная танцовщица?»

–Твою мать…–прошипела я и спрятала газету в сумку.

– Посмотри, сколько дверей перед тобой раскрываются, девочка! Давай обратимся за визиткой…

– Даже не думай. Серьезно, Холли, мне нужно самой подумать. – Остановила я подругу, забрала стакан кофе и встала. – Пойдем, до пары две минуты, а мне в самое крайнее здание.

– У тебя сегодня балет? – Резко спросила Холс, закидывая ремень сумки на плечо.

– Да. – С неохотой протянула я.

– Встретимся в восемь, в «Эспачо». Хочу знать результаты просмотра. – Подмигнула та и скрылась в толпе.

***

Балетные тренировки длились от пятидесяти до девяноста минут, в зависимости от настроения миссис Уайтстоун. Для меня же они теперь тянулись целую вечность. Особенно сегодня. Было уютно в нашей небольшой студии, пропахшей мелом, цветами и лаком для волос, и я радовалась возможности улучшить растяжку и отработать изящность. Но любопытство так и подмывало броситься в «Эспачо».

Счастье, что никто на занятии не поднял вопроса о газетном объявлении.

Большинство знаменитых танцоров прославились в определенной области. Кто-то был звездой балета, кто-то – беллиданса, кто-то был чемпионом по латиноамериканским танцам. Я не могла себя отнести ни к одному конкретному направлению. Очевидно, что профессионалом я была только в области балета. Но ведь если ты танцуешь, то способен чувствовать любое направление! Мне не хотелось ограничиваться пуантами. Я мечтала в любой момент стать партнершей по бачате, сальсе, исполнить танго, выступить на соревнованиях по хип-хопу, вскружить голову восточным репертуаром. Все, что я точно знала о себе – я обладала безграничной страстью к движению. И меня сводили с ума эти рамки.

В конце занятия миссис Уайтстоун шепнула мне на ушко, что я заметно поправилась. Что верно, то верно, благодаря Холли мои бедра и задница в целом стали сочнее, привлекательнее, в общем, почти идеальными. Но только не для балета. Я наигранно ахнула, посмотрела в зеркало и заверила хореографа, что сегодня же сяду на диету.

А сама побежала в «Эспачо» с мыслями о буррито. Холли сидела за уже нашим столиком.

– Как хорошо ты меня изучила! – Хлопнула в ладоши я, завидев на своем месте буррито, ванильный коктейль и картошку.

– Я ведь тоже была на танцах, мы столько калорий потеряли, нужно срочно возместить.– Подметила Холли, хватая бургер. – А теперь живенько открывай сайт!

Потрепанный флаер все ещё жил в моей сумке. Переписав символы в адресную строку интернета, я перешла на сайт и нажала на кнопку «Прошли кастинг». Пока страница прогружалась, я положила телефон между нами с Холс. Из ста двадцати участников отобрали двадцать девушек и десять парней.

– Что-то я имени твоего не вижу… – Пробурчала с набитым ртом Холли.

– Ага, я тоже. – Злость вскипала во мне. – Вот же козел…

– Да просто мазафакер, крошка! Нет, так дело не пойдет.

Мне, наверное, надо бы расстроиться. Взгрустнуть. Но внутри меня полыхала такая ярость, что придавала сил.

– Глянь, они устраивают в пятницу закрытую вечеринку. – Прочла я мелкий шрифт после списка. – Надо же, в Нью-Йорке. Козел. Я не могла не пройти, Холли. Вот чувствую, не могла!

– Я в тебе уверена, крошка, но, может, были действительно классные девушки и все такое. Но это не отменяет того, что он козел. – Кивнула та.

– Нет, Холс, я чувствую, он специально не включил меня в список. – Я нахмурилась, вглядываясь в текст приглашения. – Знаешь, что? Кажется, у меня есть план.

– Уоу… не терпится услышать!

***

Наступила долгожданная пятница. Мы с Холли сотню раз обсудили детали плана, и все равно меня потряхивало. Но не от страха, скорее, от предвкушения. Мне хотелось уничтожить Волкера! Может, Холли права, и я действительно не дотянула, но что-то внутри меня требовало выяснить правду. Я видела его глаза. Так не смотрят, если не хотят брать в проект. Так смотрят, когда хотят взять в постель.