Это было тем более обидно, потому что Бай Юй утром просила ее зайти на кухню и взять сиропа с кубиками молодого бамбука. После общения с генералом Сяном бамбуковый сироп был бы очень полезен для женских нервов!

Бай Юй послала кого-то из слуг поискать Ли Лэ и сидела долго ждала, но маленькую служанку так и не нашли. Бай Юй попросила найти Цуо Су, но его тоже нигде не было.

Столько сегодня волнений, когда же все это кончится!

Ли Лэ в это время не могла явиться к хозяйке, потому что заснула под ивой у пруда.

Она несла хозяйке большой глиняный горшок с кубиками молодого бамбука, но хозяйка разговаривала с хозяином Сяном – из домика доносился треск мебели. Ли Лэ пожала плечами. Хозяин Сян часто ломал мебель и кидался вещами, когда видел молодую госпожу.

Ли Лэ была хорошей служанкой и знала, что не должна мешать. Если хозяин Сян был с госпожой ночью, Ли Лэ уходила в спальню для женской прислуги или на кухню, чтобы послушать разговоры, а потом подремать у печки. Если хозяин был у них днем, Ли Лэ находила себе занятия в усадьбе.

Она отправилась в прачечную, где у нее было замочено белье в деревянной кадушке. Горшочек свой она спрятала на полке в сарае, чтобы не возбуждать у людей напрасной зависти. После стирки Ли Лэ помогла У Маогэнь и еще двум девочкам натянуть ослабевшие веревки для белья, и они все вместе развесили выстиранную одежду. Потом У Маогэнь попросила ее забрать у них сломанную подставку под котелок и отнести ее в дальний двор. За всеми делами пробежал шичэнь и начался другой.* (时辰 т.е. 2 часа прошло)

Ли Лэ побежала в сарай и нашла горшок с сиропом в целости, чем была довольна.

В пыльном воздухе сарая было видно, что солнечные лучи падают уже наклонно, день шел на убыль.

Ли Лэ схватила горшок и побежала домой, чтобы разделить угощение с хозяйкой. Она только решила пройти мимо пруда и полюбоваться на первые распустившиеся кувшинки. Оглянувшись, не смотрит ли кто, Ли Лэ прошмыгнула за высокую плетеную ограду.

Ах, кувшинки были, как белые звездочки, отражающиеся в чистой воде! Лепестки их просвечивали насквозь и отливали по краям розоватым сиянием. Вода была прозрачная и неподвижная, в ней лежало голубое небо, по которому плыли белые звезды, а вокруг, как искорки, взблескивали прозрачными крылышками весенние стрекозы. Ивы вокруг прудика были укутаны зеленой дымкой.

Маленький уголок, спрятанный за плетеной оградой, был наполнен тишиной и покоем.

Ли Лэ подумала, что не будет большого греха присесть на минутку, посмотреть на красоту и попробовать, хороший ли получился сегодня сироп.

Блики золотистого света на воде утомили ее глаза, и они закрылись сами… как будто невидимая рука легла ей на веки.

Солнце, краснея, уже опускалось на ветви цицзы и османтусов в маленьком дворе.

Бай Юй села у окна. В руках у нее была небольшая лакированная шкатулка с округлыми узорами, которые назывались "Драконы в облаках" или 长寿 "Чаншоу", "Долгой жизни".

Днем, когда Сян Юй орал и раскидывал вещи, шкатулка упала, и у нее отвалилась боковая стенка. Бай Юй повертела ее в руках, а потом достала спрятанную на дне ремесленного ящика маленькую коробочку с саморезами.

Она посмотрела на них с любовью. Суэй Тиень отлично справился с заданием, и саморезы не раз выручали ее.

Бай Юй установила шкатулку на боку и наметила места для отверстий. Потом она нагрела шило, проделала тонкий канал в отвалившейся дощечке, взяла плоскую стамеску и стала осторожно вкручивать саморез.

Аккуратно притянув стенку с одной стороны, она полюбовалась на свою работу и снова взяла шило.

Потом она уронила шило.

Она сидела и не шевелилась.

Перед ее мысленным взором были истлевшие обломки этой самой шкатулки, которые найдут здесь, в Учжуне, через 2300 лет. Она снова видела щепки с остатками черного и красного лака, круглые жемчужины, рассыпавшиеся со сгнившей нити, нефритовую заколку, вырезанную в виде двух перьев феникса, и, среди всего остального, – позеленевшую от времени странную бронзовую шпильку с витым стержнем, слишком короткую, чтобы закалывать ею волосы.

Все тогда ломали головы, что это за предмет. Этим предметом она только что привинтила отвалившуюся боковую дощечку. Это был саморез, изготовленный умелыми руками Суэй Тиеня!

Она видела его летним вечером 2024 года в телефоне Чан ЯньЮаня, в ленте снимков из захоронения номер шесть.

Похоронена женщина, около 20 лет, в могиле найдено значительное количество погребальных подношений, в том числе – шкатулки с украшениями и рукоделием, одежда и ткани, включая остатки юбки из сиреневых и зеленых клиньев.

Это была ее могила.

Огромными глазами уставившись на дощатое окно перед собой и не видя его, Бай Юй, как неживая, подняла руку и вытащила из волос заколку. Два пера феникса, вырезанные из бледно-зеленого нефрита. Она тупо посмотрела на нее.

Она умрет здесь, в поместье Сян.

Здесь ее и похоронят.

Ей будет двадцать лет, или немного больше.

Ей никогда не выбраться из этого поместья.

Все правильно. Это не ее время, она не должна здесь быть.

История сама исправляет ошибки, зачеркивает и стирает все лишнее.

Бай Юй – ошибка истории.

Она все время ощущала свое бессилие что-нибудь изменить.

И сердце тоскою разбито мое.

Бай Юй вдруг подумала, а что если рассказать все Сян Юю…

Она с усилием потерла лоб и очнулась.

На улице были уже сумерки, ветви осматуса были как будто нарисованы тушью на последней полоске заката.

Сколько она так сидит?

И где же все-таки Ли Лэ?!

Солнце скрылось, и небо почернело, и земля почернела.

Тогда старый Фэн Цзы вернулся в свой захламленный дворик в Учжуне.

Весь день он прятался у Ми-фужэнь. Генерал Сян хотел расправиться с ним, но Ми-фужэнь загородила вход в свои покои. Она защищала старого прихлебателя и ругала дочку Бай, а потом заплакала. Увидев, как жалкие слезы потекли из выцветших глаз Ми-фужэнь, Сян Юй сдался. Он всегда чувствовал себя виноватым перед этой женщиной. Он велел только, чтобы Фэн Цзы больше не появлялся в усадьбе.

При появлении хозяина по двору начали бегать во всех направлениях тощие серые тени. Некоторые из них были крысы, некоторые были люди. Во владениях Сян-гуна Фэн Цзы был бессовестным прихлебателем, но в собственном убогом доме у него были свои прихлебатели, над которыми он царствовал.

Ничего удивительного в этом не было – даже крысы и пиявки сбиваются в стаи и ищут себе вожака. Сильные склоняются перед сильным, а подлые – перед самым подлым и наглым, ему они и готовы служить.

Старый шаман в подавленном настроении, не отвечая на приветствия, прошел через двор.

В комнате у него была черная темнота, как в его интриганской душе.

Даже луна не светила сквозь ставни.

Фэн Цзы, шмыгая носом, начал искать лампу, но, пошуршав вокруг себя, замер. Ему что-то показалось… Из темноты донесся смешок.

Фэн Цзы, съежившись, как испуганная крыса, начал морщить глаза и вглядываться в тени у окна. Ничего не видно, твою мать! Как в заднице у повелителя демонов Чжун Куэя!

– Почтенный Фэн-уши перенес сегодня много страданий, мм? – сказал добродушный голос, в котором не было ни капли сочувствия. – Тцк, тцк, почтенный Фэн Цзы сам виноват.

Холодный пот выступил по всему тощему телу Фэн Цзы. Он судорожно завозил руками в поисках огня.

– Не надо, не зажигай лампу, – лениво посоветовал голос. – Если ты меня увидишь, какой я сейчас, ты потом долго спать не сможешь.

Он снова усмехнулся.

– Я… я…

Старика пробрала дрожь, и он бессильно опустился на колени. Когда он начал говорить, он сделал непроизвольное движение рукой к собеседнику. Он лишился языка от страха, когда не смог увидеть пальцы на собственной руке*[152] , так было темно. Воздух был черный, мрак и холод извергались прямо из глубин ада и сгущались вокруг дрожащего Фзн Цзы.

У окна засветились два суженных глаза – мертвенным белесым светом.

– На что надеялся почтенный Фэн-уши? – поинтересовался невидимый гость. – Ты, наверно, совсем ума лишился, что хотел подарить кому-то любимую наложницу генерала Сяна?.. Или ты забыл, о чем мы с тобой договаривались, старый хер?!

– Я… я… это не я… Это она сама себя нарисовала! Она коварная! – заплакал Фэн Цзы. – Она меня оклеветала!..

– Идиот! – с ненавистью сказал голос. – Хотел забрать себе нефрит, а ее отправить из поместья подальше?

Старый шаман дрожал и плакал, и отрицательно крутил головой, но в темноте его все равно никто не видел.

– Разве я тебе не говорил, что ты получишь нефрит, когда найдешь способ освободить меня? Больше не пытайся меня обмануть, будешь жалеть даже на том свете.

Фэн Цзы, трясущимися губами, еще пытался сказать что-то умоляющее, когда он понял, что в комнате кроме него никого нет. Только долетел от окна неясный запах земли и крови. О свежих могилах и насильственных смертях напомнил он.

Лунный свет проник в комнату, и стало видно, какая жалкая и уродливая фигура скорчилась на полу.

Луна стояла высоко.

Она освещала сады и людские жилища.

Бай Юй в это время сидела возле кровати, положив на нее локти и голову. Волнения прожитого дня так измотали ее, что она нечаянно заснула, не дождавшись своей служанки.

Даже во сне беспокойная морщинка оставалась между бровями Бай Юй, а когда она проснулась, она не сразу открыла глаза, а сначала подумала, что утро должно принести радость и развеять вчерашние тревоги.

Потом она открыла глаза, но Ли Лэ не было.

Страх сжал ей сердце.

Весь день Бай Юй, Юй Ваньсин, У Маогэнь, управитель У и слуги обыскивали усадьбу. Они не нашли Ли Лэ.

Все расспрашивали друг друга, не видел ли кто девочку.

Некоторые искренне переживали за нее, а некоторые шепотом говорили, что, наверно, она сбежала с любовником.

Конечно, Бай Юй попросила бы помощи у Сян Юя, хотя он и был зол на нее. Она бы извинилась, встала на колени, она бы умоляла, лишь бы он помог, но Сян Юя не было в усадьбе, он с рассветом уехал провожать Лиу Бана, который возвращался в Пэнчэн к правителю Хуай-вану.

Ли Лэ исчезла из усадьбы.

Солдаты у ворот не видели, чтобы она выходила. Они и не выпустили бы ее без разрешения хозяев, да она сама никогда бы не ушла без спроса.

Когда все уже отчаялись, кто-то вспомнил про пруд. Служанкам нельзя было заходить в купальню без своей госпожи, поэтому сразу про это место не подумали. Возле пруда на пригорке росла плакучая ива, одевшаяся по весне молодыми листиками. Там лежал на боку глиняный горшок, скатившийся с пригорка. Земля вокруг была пропитана сладким сиропом, кубики бамбуковой мякоти валялись среди травинок, к одному приклеилась стрекоза, уже мертвая, со слипшимися крылышками.

С тех пор Бай Юй не спала.

Ей все время казалось, что если она будет ждать Ли Лэ дома, девочка, наверно, вернется.

На следующий день Сян Чжуан пригласил начальника управы и просил его посодействовать в поисках, но тот только покачал головой. Это было не первое исчезновение девушки в Учжуне.

Солдаты проверили шестами пруд. Он был мелкий, и утонуть в нем было невозможно, но все равно его прочесали и ничего не нашли.

Бай Юй, с полными слез глазами, как неприкаянный призрак, то молча бродила по усадьбе в поисках Ли Лэ, то спешила домой, когда ей вдруг казалось, что Ли Лэ вернулась.

В сумерках она, бессильно волоча ноги, вошла в свой дворик – и вдруг увидела свет, пробивающийся из ее комнаты сквозь щели в ставнях!

Забыв про все, Бай Юй побежала к домику. Наверно, Ли Лэ уже дома! Она зажгла лампу, приготовила чай с булочками и будет ругаться на хозяйку, которая ходит неизвестно где!

Бай Юй отодвинула створку двери и увидела, на столе зажженную лампу. Сердце у нее подскочило от радости. Желтоватый круг света мерцал в тихой комнате, не доставая до углов. Бай Юй растерянно огляделась.

Ни звука. Только треснул фитилек.

Бай Юй сделала два неуверенных шага.

Ей стало страшно.

Она зашла за ширму и увидела, что полог кровати открыт.

На кровати, опустив голову, стояла Ли Лэ.

––

*[152] 伸手不见五指 – букв. "протягиваешь руку и не видишь пять пальцев", т.е. очень темно

––

Благодетели, ставьте лайки, это полезно для кармы!

ГЛАВА 61. Бай Юй поняла, что наступила прощальная минута

Слабый свет лампы еле мерцал сквозь прорези в цветах на деревянной ширме. В этой половине комнаты было совсем темно.

Бай Юй застыла. Она смотрела и смотрела на девочку, стоявшую на кровати. Она порывалась что-то сказать, что-то спросить, но губы онемели.

Ли Лэ подняла голову. Лицо у нее было бледное и печальное.

Бай Юй увидела, что ноги Ли Лэ не касаются кровати.

Сквозь ее фигуру просвечивали доски стены.

Личико Ли Лэ вдруг исказилось, стало жалким, и по нему потекли призрачные слезы. Она плакала безмолвно, как в страшном сне.

Бай Юй, стоявшая в отупении, вдруг очнулась и хотела обнять девочку, но ее руки прошли сквозь воздух, а Ли Лэ оказалась висящей над полом в другом месте, в двух шагах от нее. Тогда у Бай Юй лицо стало такое же жалкое, как у Ли Лэ, и они обе смотрели друг на друга и плакали.

– Ли Лэ, Ли Лэ… – невнятно повторяла Бай Юй.

Маленькая служанка тоже что-то говорила сквозь слезы, но звуки не доходили из мира инь в мир ян.

Бай Юй пыталась спросить, что с ней произошло, но Ли Лэ только качала головой и потерянно разводила руками.

– Ли Лэ, Ли Лэ, может, ты еще живая?.. Может, ты лежишь где-нибудь без сознания? – сказала Бай Юй, еле выговаривая слова растянутым от плача ртом.

Ли Лэ, кажется, поняла по лицу хозяйки и по ее расширившимся глазам, про что она говорит. Она отрицательно замотала головой, но Бай Юй не хотела оставлять свою надежду и она стала манить призрак за собой:

– Пойдем к пруду! Ты мне покажешь, куда ты делась оттуда!.. Пойдем?

Ли Лэ послушно поплыла за хозяйкой на улицу.

Выйдя из двора, Бай Юй услышала ржание коней, стук дверей и голоса, доносившиеся из конюшен. Это, наверно, вернулся Сян Юй.

Бай Юй остановилась.

Она вопросительно посмотрела на Ли Лэ и показала рукой в сторону южной половины усадьбы.

Сян Юй был усталый и в плохом расположении духа. Он вернулся, проводив отряд Лиу Бана до границы уезда и проинспектировав два города на обратной дороге. Про свой поспешный отъезд, Лиу Бан объяснял, что ему стыдно из-за ссоры со старшим братом и он не хочет раздражаеть своим никчемным видом, но с каких пор Лиу Бан стал таким деликатным? Чутье говорило Сян Юю, что Бан-диди врет. Похоже было, он получил из столицы какие-то известия, не предназначенные для Сян Юя, и заторопился к правителю Хуай-вану.

Пока горничная помогала генералу снять запыленную в дороге верхнюю одежду и отстегивала кожаные лямки нагрудника, он тяжелым взором смотрел перед собой, погруженный в размышления. Он не верил в преданность Лиу Бана, но он всегда думал, что Лиу Бан слишком его боится, чтобы предать…

Сян Юй услышал шум у входа, и в комнате возникла Бай Юй, за которой с растерянным видом шел один из солдат, карауливших у дверей, пытаясь ей что-то сказать. Бай Юй была заплаканная и растрепанная.

Сян Юй нахмурился.

Бай Юй встала на колени.

Сян Юй посмотрел на несчастную фигурку с горестно поникшей головой, вздохнул и махнул людям, чтобы они ушли.

Он молча ждал, что она скажет.

Бай Юй подняла голову. Ее черные глаза были полны горя. Он открыла рот, но губы задрожали, она заслонила лицо ладонями, и слезы потекли у нее между пальцев.

Женщины плачут, когда им нужно выпросить что-нибудь. Мужчина говорит прямо, женщина хнычет, показывает, какая она несчастная, чтобы разжалобить и подчинить мужчину. Сян Юй знал о женском лукавстве.

Но про Бай Юй он знал, что она не станет притворяться.

– Бай Юй, что случилось? – спросил Сян Юй. Он только что приехал и еще не знал про исчезновение Ли Лэ.

Он сел на лежанку рядом с Бай Юй, плакавшей на полу, и терпеливо ждал, когда она расскажет, в чем дело. Он смотрел на Бай Юй и ему было ее жалко, но он не умел успокаивать плачущих женщин.

– Господин… господин… – всхлипывала Бай Юй, не отнимая рук от лица, как будто раненое животное скулило и жаловалось.

– Моя Ли Лэ пропала… – сказала Бай Юй.

– Ее, наверно, убили… – прошептала она почти неслышно.

Молча слушая несвязный рассказ Бай Юй, Сян Юй сделался мрачнее тучи. Бай Юй испугалась, что он сейчас накажет ее за разговоры с призраками и запрет в комнате, но он кликнул солдат и пошел за Бай Юй, которую вела невидимая Ли Лэ.

Против ожиданий, Ли Лэ привела их не к пруду, а к калитке в северной стене. За оградой они пошли вдоль ручья в сторону, противоположную от города. Идти надо было недалеко – через пару ли призрачная Ли Лэ повисла в воздухе среди зарослей лозы, покрывавших склоны оврага.

Бай Юй хотела побежать к ней, но Сян Юй удержал ее и сказал:

– Стой здесь… не отходи от меня.

Солдаты прошли вперед. В темноте было слышно, как они ломают ветки.

Овраг был заполнен свежим запахом ивовой листвы и молодой древесины.

Один из солдат с взволнованным лицом подбежал к Сян Юю и что-то тихо сказал ему. Сян Юй кивнул, и солдат убежал в сторону усадьбы.

– Бай Юй, иди домой и не выходи из своих покоев, ты меня поняла? – сказал Сян Юй. Потом он позвал солдата: – Мэн Си! Смотрите за госпожой…

– Нет! – сказала Бай Юй и шагнула к лозняку.

Рука Сян Юя преградила ей путь.

– Делай, как я говорю, – без злобы сказал он, не желая начинать спор.

Бай Юй поняла, что сейчас ее уведут насильно.

Она неотрывно смотрела туда, где среди кустов на берегу ручья неприкаянная душа Ли Лэ серебрилась на фоне черного неба, среди звезд, до которых она так и не долетела. Она была уже едва видна, как предрассветный пар над прудом . Она, наверно, потратила всю силу на то, чтобы увидеть хозяйку в последний раз и привести ее на место своей смерти.

В это время подошли еще люди, с факелами, они принесли лопаты и доски. Среди зарослей засветились огни, слышался лязг железа и стук осыпающихся камней. К запаху листвы, доносившемуся от берега, добавился запах мокрой земли с неприятным, несвежим привкусом.

Сян Юй, нахмурившись, начал поворачиваться в Бай Юй, а она подняла к нему умоляющее лицо и хотела что-то сказать, но тут с берега послышались испуганные крики, и в следующую секунду в ноздри ударил тошнотворный запах разложившегося мяса.

Сян Юй повернулся к Бай Юй и увидел, что ее бьет неостановимая дрожь. Он видел такое – у солдат, идущих на бой в первый раз и у осужденных на казнь. Такое случалось, когда человек впервые осознавал явственнность смерти.

– Я сказал тебе, иди домой. Не мешай здесь, – повторил Сян Юй, у которого не было больше времени с ней нянчиться. Он злился на себя за то, что позволил ей быть здесь.

– Мэн Си! – крикнул он снова и, не дожидаясь, когда Мэн Си явится, пошел к ручью, где работали его люди.

Бай Юй осталась стоять на месте. Что бы ни произошло у пруда в поместье Сян, это была ответственность хозяина, и она знала, что Сян Юй сделает все, что нужно. Бай Юй сжала губы и медленно пошла назад в усадьбу в сопровождении двух солдат.

Навстречу ей спешили еще люди и среди них – управитель У, которого подняли с постели. Он хотел расспросить ее, но Бай Юй покачала головой и пошла дальше. Она не хотела ни с кем разговаривать, она не хотела сейчас ничего. После долгих часов поисков и надежды, страшная правда, в которую она поверила на берегу ручья, оглушила ее.

Бай Юй посидела у стола, не зажигая огня.

Потом она вдруг встала, торопливо начала чиркать кремнем, засветила лампу и начала перебирать вещи в сундуке. У нее оставалось одно средство, последний ритуал, который нужно было совершить.

Бай Юй достала любимую рубашку Ли Лэ, сотканную из вываренных волокон конопли, покрашенных травой лань в сине-зеленый цвет.

"Принеси мне длинную лестницу!" – сказала Бай Юй одному из солдат, стороживших у дверей.

Солдаты удивились, но послушались. Бай Юй оперла лестницу о кровлю своего домика и сказала "Держите так!" С этими словами она полезла на крышу.

Солдаты еще больше удивились. У них был приказ следить за Бай Юй, чтобы она не выходила из своего двора. Их не предупредили, что Бай Юй полезет на крышу.

Что было им делать? Небо высоко, а генерала Сяна рядом не было.*[153] У них не хватило смелости спорить с наложницей из семьи Бай.

Между двумя драконами солдаты выбрали того, что был ближе.

Они стали держать лестницу.

Бай Юй забралась по перекладинам, а потом – по скату, собранному из деревянных пластин, на самый верх, на толстую балку, установленную посередине вдоль длины здания. Бай Юй встала во весь рост, развернув рубашку Ли Лэ, так, что ее подхватил ночной ветер и она затрепетала в ее руках.

– Ли Лэ! – изо всех сил закричала Ба Юй, встряхивая рубашку.

Это был ритуал последнего призывания души умершего. Даже в Шанхае в 21 веке она как-то видела старика на крыше многоэтажного дома, плакавшего и звавшего свою умершую жену. Многие люди верили, что душу покойного еще можно вернуть в тело, если три раза позвать его с крыши родного дома. Если после этого душа не возвращалась, вот тогда человек был действительно мертв.

– Ли Лэ! – кричала Бай Юй. – Ли Сы!

"Сы" – это было имя Ли Лэ, которое дали ей родители. Оно означало "четыре".

– Ли Лэ!

Светлая луна висела над домиком. Выбеленная дождями дранка на крыше сияла под ее лучами.

Бай Юй повесила голову.

На что она надеялась?

Она посмотрела на луну.

Она увидела Ли Лэ!

Ли Лэ тоже стояла на коньке крыши, и луна светила сквозь нее.

Сян Юй оставил управителя У надзирать за работой в овраге и отправился в усадьбу. Дело обернулось так, что придется будить не только господина У, но и начальника городской управы. В зарослях на берегу ручья его рабочие нашли не одну, а несколько могил с мертвыми телами на разной стадии гниения. В самой свежей была Ли Лэ, служанка его младшей наложницы, – с развороченной грудной клеткой и страшной раной на шее, наполовину отделившей голову от тела.

Когда Сян Юй вошел в калитку, он услышал, как Бай Юй кричит "Ли Лэ!"

Он вздохнул и , вместо того, чтобы пойти прямо в главный зал, свернул во двор, где жила его младшая наложница.

Бай Юй не могла оторвать взгляда от призрачного личика Ли Лэ.

Она боялась, что если даже моргнет, Ли Лэ может исчезнуть.

Маленькая служанка была такая же бледная, но на ее лице больше не было смертельной тоски. Глаза ее светились любовью и печалью. Как будто темные тучи разошлись и в небе остались облака, готовые растаять с последними лучами заката.

Бай Юй поняла, что наступила прощальная минута.

Ли Лэ кивнула ей и улыбнулась.

Она начала таять, одновременно поднимаясь в небо.

Когда она погибла, она была очень напугана. Ей было одиноко и страшно без Бай Ю, поэтому, вместо того, чтобы отправиться на небо в селения предков, душа Ли Лэ полетела к Бай Юй. Она даже не думала о том, чтобы отомстить убийце, она думала о том, что Бай Юй ищет ее и, наверно, с ума сходит от волнения.

Она плохо помнила свою смерть, потому что была во власти непреодолимой дремоты. Ей только чудилось напряженное дыхание, как будто кто-то обнюхивал ее. Она не понимала, или это сон, или ее утащило какое-то дикое животное. Приподняв тяжелые веки, она смутно увидела над собой чье-то лицо, но за секунду до того, как она смогла узнать его, на лице открылся огромный рот. Он растягивался до немыслимых размеров, так что мог заглотить тыкву, он был полон длинных заостренных зубов. Еще одна секунда – и Ли Лэ не стало.

Ли Лэ не могла вернуться к жизни, она могла только попрощаться с Бай Юй и увидеть ее в последний раз.

Теперь она знала, что у нее будут хорошие похороны. Устроив свои земные дела, Ли Лэ отправилась в царство инь. Людские горести покинули ее.

Ли Лэ таяла, но продолжала улыбаться и что-то говорить. Последнее, что успела увидеть Бай Юй – это хитрое выражение, сменившее печаль на личике маленькой служанки. Она сразу поняла, о чем она говорит.

Конечно, о том, что Бай Юй должна родить хозяину Сяну здорового ребеночка.

Слезы снова потекли из глаз Бай Юй.

Она протянула руки к Ли Лэ, но там уже никого не было.

Бай Юй непроизвольно сделала шаг вперед.

Нога провалилась в пустоту.

Бай Юй полетела с крыши.

––

*[153] 天高皇帝远 "Небо высоко, а император далеко" – т.е. высшее руководство не может следить за тем, что происходит в отдаленных местах

––