– Хотелось бы и мне пуститься по белу свету! – говорили розы одна другой. – Но и тут у нас тоже прекрасно! Днём греет солнышко, а ночью небо светится ещё ярче! Это видно сквозь маленькие дырочки на нём!
Дырочками они считали звёзды – розы ведь могли и не знать, что такое звёзды.
– Мы оживляем собою весь дом! – сказала воробьиха. – Кроме того, ласточкино гнездо приносит счастье, как говорят люди; поэтому они очень рады нам! Но вот такой розовый кустище возле самого дома только разводит сырость. Надеюсь, что его уберут отсюда, тогда на его месте может хоть вырасти что-нибудь полезное! Розы служат ведь только для вида да для запаха, много-много – для украшения шляпы! Я слыхала от моей матери, что они каждый год опадают, и тогда жена крестьянина собирает их и пересыпает солью, причём они получают уже какое-то французское имя, – я не могу его выговорить, да и не нуждаюсь в этом! Потом их кладут в горящие уголья, чтобы они хорошенько пахли. Вот и всё; они годны только для услаждения глаз да носа. Так-то!
Настал вечер; в тёплом воздухе заплясали комары и мошки, лёгкие облака окрасились пурпуром, и запел соловей. Песнь его неслась к розам, и в ней говорилось, что красота – солнечный луч, оживляющий весь мир! Но розы думали, что соловей воспевает самого себя, – и почему бы им не думать этого? Им ведь и в голову не приходило, что песня могла относиться к ним. Они только простодушно радовались ей и думали:
«А не могут ли и все воробышки стать соловьями?»
– Мы отлично понимаем, что поёт эта птица! – сказали воробышки. – Только вот одно слово непонятно. Что такое «красота»?
– Так, пустое! Только для вида! – отвечала мать. – Там, в барской усадьбе, где у голубей свой дом и где их каждый день угощают горохом и зёрнами. Я, кстати, едала с ними и вы тоже будете: скажи мне, с кем ты водишься, и я скажу тебе, кто ты сам, – так вот, там, во дворе, есть две птицы с зелёными шеями и с хохолком на голове. Хвост у них может раскрываться, и как раскроется – ну, что твоё колесо, да ещё весь переливается разными красками, просто глазам невтерпёж. Зовут этих птиц павлинами, и вот это-то и есть красота. Пообщипать бы их немножко, так выглядели бы не лучше нас! Ух! Я бы их заклевала, не будь только они такие огромные!
– Я их заклюю! – сказал самый маленький, совсем ещё голенький воробышек.
В домике жила молодая чета – муж с женою. Они очень любили друг друга, оба были такие бодрые, работящие, и в домике у них было премило и преуютно. Каждое воскресное утро молодая женщина набирала целый букет прекраснейших роз и ставила его в стакане с водою на большой деревянный сундук.
– Вот я и вижу, что сегодня воскресенье! – говорил муж, целовал свою миленькую жену, потом оба усаживались рядышком и, держа друг друга за руки, Читали вместе утренний псалом. Солнышко светило в окошко на свежие розы и на молодую чету.
– Тошно и глядеть-то на них! – сказала воробьиха, заглянув из гнезда в комнату, и улетела.
То же повторилось и в следующее воскресенье, – свежие розы ведь появлялись в стакане каждое воскресное утро: розовый куст цвёл всё так же пышно. Воробышкам, которые уже успели опериться, тоже хотелось бы полететь с матерью, но воробьиха сказала им:
– Сидите дома! – И они остались сидеть. А она летела, летела да как-то и попала лапкой в силок из конского волоса, который прикрепили к ветке мальчишки-птицеловы. Петля так и впилась воробьихе в ножку, словно хотела перерезать её. Вот была боль! А страх-то! Мальчишки подскочили и грубо схватили птицу.