Воспоминания старого шамана. Модорхон

Для чего человеку голова

Так, что Коля – все в человеке продумано, человек – это самая умная машина.

– Деда, а для чего человеку голова? – спросил Коля.

– Голова человеку – чтобы есть в нее…, – улыбнулся Милхай.

– А еще?

– Еще, чтобы, ей, говорить, – чтобы мысли, всякие мыслить.

– …?…

– Глаза, еще, чтобы смотреть, а уши, чтобы слушать, – продолжил Милхай.

– А нос, чтобы дышать, – подхватил Коля.

– Еще, чтобы шмыгать им! – улыбнулся Милхай

– Деда, а волосы, нам, зачем? – спросил Коля.

– Волосы – чтобы их постригать и прическу наводить.

– Ну, деда, – скажи серьезно!

– Можно и серьезно. Волосы как антенны у приемника, – любое колыхание чувствуют, любую тонкую вибрацию. Через них голова принимает информацию, и через них же посылает.

Мысли, в нашем «приемнике», – как регулятор: в какую сторону подумаешь – на ту волну и настроишься.

– А как это?

– Видал шерсть у животных?

– У каких? – недоуменно спросил Коля.

– Да у любых, – у пса, у вашего, например?

– Ну, видел, и чего?

– А то, что он шкурой чует, так же как и любой другой зверь.

У нас же, у людей, шерсть только и осталась, что на голове да на бровях. Вот и чуем мы не шкурой как животные, а головой своей.

– Деда, а что значит – на бровях ходить? – тут же нашелся Коля.

– Эт, ты, где такое услышал? – удивился Милхай.

– Так тетя Клава в магазине говорила, когда Ванькин папа пьяный туда пришел.

– Вот, то и значит. Когда напьется человек, – не может стоять на ногах, падает все время, заплетается. Потому и говорят, что ходит он на бровях, что на них стоять не может.

– Деда, а если человек лысый, тогда как он мыслит?

– Тут другое дело, понимаешь. Сложно, мне, за всех людей сказать. Я тебе говорю, как оно изначально заложено. Лысый человек кожу свою использует как резонатор. У него все как и у других, но только немного по-другому.

– А почему?

– Потому, что все мы разные. Кто-то с большой шевелюрой ходит, а кто-то с короткой. У кого-то ухи торчат, – как у нас с тобой, а у кого-то их совсем не видно. Кто-то большой и сильный, как дядя Андрей, а кто-то худой, как дядя Байра. У всех есть свои особенности, но как-то все живут, понимаешь?

– …? – мотнул головой Коля.

– Ладно, давай этот разговор отставим на попозже, – он потрепал жесткие вихры у внука.

– Ты голову-то, свою, давно мыл?

– Ну, мыл.

– Дома?

– Не…, – у тебя, в бане.

– Так мы баню, неделю назад топили. Ты чего, мыться же надо, грязному нельзя ходить.

– Так я моюсь утром, лицо и руки, иногда не утром.

– Нужно полностью мыться, все тело обмывать.

Давай-ка, мы баню, сейчас затопим. И чего твоя мама, за тобой не смотрит совсем?

– Она мне говорила помыться, а я сказал, что у тебя помоюсь.

– Соврал, что ли?

– Не… а, не соврал.

– Ну, мы же будем когда-нибудь мыться? – выкрутился Коля.

Колина «головомойка»

– Будем, будем, – прям щас и пойдем. Дров только натаскаем, и воды.

Давай-ка, Коля, дуй домой, бабушку предупреди про баню. Пусть нам чаю согреет, да покушать, чего-нибудь. А потом под навес сходи, веник с крыши достань.

Коля сходил в дом, бабушку предупредил, как Милхай велел, а потом пошел доставать веник.

Милхай, же, взял ведра и пошел набирать воду.

Баню затопили, воды натаскали, веник запарили. Жаркая баня нагрелась, хорошая.

Милхай Колю раздел, сам разделся и повел в парную париться. Шапку надел на себя с верхонками, а на Колю шапочку нацепил. Сидят в парной греются, Милхай Коле рассказывает:

– Замечал, такое: если голову помоешь, тогда и телу становится легче?

– …? – пожал плечами внук. Он весь сморщился, покрылся капельками проступившего пота. Сидит рот свой от жары раскрыл.

– … свежесть появляется в теле, – продолжил Милхай. Получается, – мы всю информацию лишнюю смываем. Голову очищаем от плохих мыслей, – он подкинул воды на каменку. Каменка зашипела, клубы пара из себя выпустила.

Коля, от этого, еще больше съежился, пересел на нижнюю полку.

– Жарко, что ли? – спросил Милхай.

– … – Коля мотнул головой в ответ.

– Еще, когда моешься в бане, – идеи могут приходить, продолжил дед, как ни в чем, ни бывало.

– Задачи могут решаться с проблемами, которые раньше не решались. Так оно действует – очищение! – он достал запаренный веник, полил его холодной водой, отряхнул на каменку и стал себя охаживать.

Веником хлещет, жару нагоняет, – хорошо Милхаю!

Коля не выдержал, убежал в предбанник.

Милхай попарился, вышел, двери в предбаннике раскрыл, сидит на скамейке остывает с внуком.

– Голову, свою, лучше в чистоте держать! – продолжил рассказывать.

Коля сидит распаренный трет себя ладошкой. А под ней, кожа старая с грязью, в катушки собирается.

– Вот, видал как! – Щас попаримся, а потом помоемся! Новая кожа будет у нас, – молодая!

Коля молчит, устал он от жары, отдыхает.

– Хорошая банька, – дед легонько ткнул Колю в бок.

– Ну, остыли…, – пошли снова париться! – Милхай поднялся и пошел в парилку.

– Давай, давай, не сиди! – глянул на внука.

Тот опустил свою голову и смиренно пошел за дедом.

Знал Коля, что нужно париться в бане, и о том, что это «очень полезно для него». Слова, деду, поперед не говорил, потому, что знал его характер: ругаться дед не будет, но пока своего не добьется, никуда не уйдет.

Вошли они в парилку, уселись на полог. Милхай снова пару поддал. Жарко в бане, пуще прежнего.

– Всем микробам сейчас жарко, внутри организма, всем болезням от этого тошно, – продолжил Милхай. Достал веник, положил Колю на верхний полог. Стал внука охаживать веником. Парит его, кряхтит, а сам приговаривает:

– Терпи Колюня, щас мы всю грязь из тебя выпарим, всю старую шкуру обновим.

– Деда жарко, – взмолился внук.

– А кому сейчас легко? – Терпи, мне тоже жарко! Набрал в ковшик горячей воды, разбавил ее холодной, получилась теплая, даже прохладная. Полил на внука теплой водой, охладил его немножко.

Коля успокоился, лежит, греется на полке.

– Охолонился немного? – спросил дед.

– Угу, – ответил Коля.

– Тогда поехали дальше! – продолжил парить внука.

Попарил, его, водой теплой снова полил.

– Давай отдыхай, иди, а я сам попарюсь и тоже…, – за тобой.

Коля поднялся с полка и поплелся к выходу. Скрипнула дверь, – он вышел в предбанник.

В парилке послышались шипение и ритмичные шлепки от веника. Милхай подкидывал парку, парился, кряхтел от удовольствия. Не жалел себя нисколько, потому что любил это дело.

Отложил веник в сторону, поднял ведро холодной воды и опрокинул на себя.

– Ооо… о – хорошо! – зарычал Милхай и выскочил из парилки. Накинул на себя простыню и распахнул двери в огород. Стоит, отдыхивается, свежий воздух в себя всем телом впитывает.

Коля рядом сидит, на Милхая смотрит.

– Как оно? – спросил Милхай, не ожидая ответа.

– Думаешь, почему я так бегаю, как папка твой, молодой?

– Почему? – безразлично спросил Коля.

– Потому, что баня – это сила! Полезная она, очень. В ней человек молодеет, все свои мысли в порядок приводит и свое здоровье!

– Помнишь, я тебе про времена года рассказывал?

– Ага, – ответил внук.

– Так вот напомню: Времена года это как рождение, юность, зрелость и смерть человека. Человек проживая в наших краях, каждый год обновляется.

– А баня тогда зачем…? – спросил Коля.

– В бане человек, тоже всю жизнь проживает. Только не за год, а за полчаса, пока парится, отдыхает и моется. Обновляет себя и свой организм.

Коля сидел и слушал. – А куда ему еще деваться? – Никуда не денешься, будешь все слушать как миленький, что тебе дед говорит. – В этом и есть вся мудрость старших, в этом она и была испокон веков.

Попарились Милхай с Колей, помылись. Обновились душой и телом в сибирской бане. Домой пришли, чаю попили, поужинали, с бабушкой поговорили. И чуть позже, они легли отдыхать.

Прошел еще один день в жизни Коли и его деда – Шамана Милхая.

Мир тот, что рядом

Однажды когда Милхай с внуком пошли на речку, Коля спросил:

– Деда, как эту бабочку поймать, она такая шустрая? Я дома мух на окошке ловлю, а бабочку никак не могу поймать.

– Понимаешь, мухи рядом живут, с нами, и нас они не боятся. Сидят до самого последу и только потом улетают. Потому и ловить их легко.

– А бабочка как?

– Бабочка в лесу живет, людей не подпускает близко. Потому и поймать ее тяжелее, чем муху с окна. Но если сильно захочешь то можно.

– Как?

– Сачком или другим способом.

– А каким? – удивился внук.

– А ты посмотри внимательно, представь себя очень маленьким – муравьем, на пример! Бабочки тогда, в сравнении с тобой, будут как большие птицы.

Дед остановился рядом и присел на корточки. Коля, озадаченный, тоже присел и внимательно посмотрел в траву. Долго всматривался, ничего не видел. Потом, вдруг, на глаза ему попался муравей, который тащил засохшую гусеницу, удерживая в своих маленьких клешнях.

«Вот это сила! Она же больше муравья в несколько раз», – подумал Коля. Он начинал понимать, что происходило в этом маленьком, насекомом мире. Коля становился всевидящим и всеслышащим, способным воплотиться в любую, даже самую малую букашку, прожить ее самую короткую жизнь на земле.

И тот муравей не стал исключением: Коля начал понимать Муравья.

Путь «маленького странника»

Путь Муравьишки лежал от старого куста с острыми колючками, до «большой горы», – его муравейника, возле крепкого векового дерева. Метров двадцать разделяли этот путь: для человека – ничто, однако для насекомого, с его тяжелой ношей и размерами, казались солидными и далекими. Муравьишка останавливался иногда, чтобы отдохнуть, и потом, спустя короткое время, снова продолжал свой путь.

Для него, как и для других мелких обитателей, не существовало другого мира, кроме того, в котором они жили. Мира, похожего на дикий непролазный лес, где травинки и веточки, были словно высокие деревья и лианы: взмывали в небо, иногда переламывались или переплетались друг с другом. Лес, тот, из-за своих малых размеров, был скрыт от людей, и потому был совершенно им не интересен.

Комары и мошки летали здесь, словно большие птицы, только вместо карканья, пения и чирикания они издавали сильные пронизывающие звуки.

Изредка, в самое жаркое время, на большие пальмы – цветы садились удивительные бабочки. Они поражали других обитателей «маленького леса» разноцветными узорами на своих больших крыльях. Муравей останавливался по дороге, любовался бабочками с их крыльями-парусами. Мечтал, что когда-нибудь, он обретет свои собственные крылья, и сможет оторваться от земли. Подняться высоко-высоко в небо, чтобы увидеть оттуда огромный луг, и весь лес вокруг него. Посмотреть, что там, за большим лесом, какие жители там живут.

А пока, он стоял внизу, рядом с высохшей гусеницей, и рассматривал большую бабочку, севшую на цветок.

«Какая же она красивая!» – подумал муравей. – «И у нее есть Небо!»

Тут совсем рядом пролетели кузнечики. Они мощно отталкивались своими лапками, раскрывали прозрачные крылья и высоко воспаряли в воздухе, стрекотали словно пропеллеры.

– «И у них тоже есть Небо!» – подумал муравей. – «Хорошо летать как бабочка, или хотя бы прыгать как кузнецы!»

В это время, на тропку, по которой шел Муравьишка, выполз большой дождевой червь. Словно большая красная змея, преградил ему путь.

«Как страшно!» – испугался муравей. – «Сколько раз это вижу – никак привыкнуть не могу». Он дождался, пока «красный земляной паровоз», перекатит наконец-то узкую тропку.

Муравей ухватил поудобнее гусеницу и пополз дальше.

Там, чуть выше, над землей, паук раскинул свою паутину. Хитрый «шестилапый охотник», – выслеживал свою «дичь». В двух местах его сети барахтались мошки, случайно попавшие в этот высокий «травяной лес».

Дальше, по тропинке, появились камушки и кусочки глины. Они как большие валуны, преградили путь муравью. Один бы, он еще пролез. Однако его тяжелая ноша не позволяла так просто перемахнуть через эти препятствия. С другой, открытой стороны, простирались глубокие лужи. Они были настолько большие, как огромные озера.

Муравьишка весь путь проделывал сам – не было у него помощников. Он полз по своей тропе, останавливался, отдохнуть, и двигался дальше. Менял направление, когда возникало препятствие, и снова полз. Муравей не роптал на судьбу и никогда не сдавался. Такая жизнь была, для него, одним и единственным смыслом.

Солнце осветило поверхность «большого озера». Посмотрело на муравья своими отблесками. Не выдержал муравей, зажмурился от этого блика, остановился снова. Тут же, высоко в небе, набежали тучки и закрыли солнце. На минуту стало хорошо и прохладно, и муравей собрался было продолжить путь, как, по водной глади, совсем недалеко пролетел паук-водомер. Проскользил на своих тонких лапках.

«Как это у него, получается?» – удивился Муравьишка. Он опустил гусеницу и подполз к луже. Запустил туда свою лапку, но она тут же скрылась под водой.

«Вот бы и мне так! – Пробежался бы поперед лужи, чтобы вокруг не обходить», – подумал он глядя на удаляющегося паука-водомера. Маленький странник пошевелил своими усами, вздохнул разочарованно, ухватил гусеницу и пополз дальше. Опять выглянуло солнце и снова стало припекать. Внезапно поверхность лужи стала прозрачной. Теперь она просматривалась почти до самого дна. Там под водой «кипела» своя, невидимая жизнь, с другими обитателями и другими растениями. Она была наполнена своим, совсем иным смыслом.

Всех наделил мудрый Создатель своей уникальной средой и своими неповторимыми способностями.

Редкие гости в этих краях

Прилетели стрекозы, – редкие гости в этих краях. «Четырехкрылые вертолеты», грациозно зависали в воздухе, издавая оглушающий звук. Словно корабли невесомые, неподвластные земным законам: движения резкие, непредсказуемые: летят вперед, воздух рокотом разгоняют, рябь поднимают на луже. Потом резко меняют свой курс и летят в обратном направлении, без отката, безо всякой инерции. Глаза – огромные радары, следят вокруг, – все запоминают.

Стрекозы облетали луг, записывали в памяти эту местность и все происходящее вокруг. Откуда они прилетели и куда полетят после? – Никто не знает. Кому они передавали свои послания? Может быть, одному и единственному разуму, который управляет всем этим земным многообразием, кто имеет везде мириады глаз. Тому, кто знает все и про всех: и про людей, с их непростыми судьбами, и про животных лесных, и про небесных птиц.

«Вот бы и мне так!» – с восторгом, подумалось муравью. «Летать как эти стрекозы, не знать ни усталости и ни страха, парить и над нашим лугом и над водой больших луж».

Родители и наставники учили Муравьишку: «не покладая лап своих» трудиться, выживать в большом муравейнике. Держать свои желания приземленными, везде и во всем поступать, так как велят правила и как делают остальные муравьи. И муравей трудился, и поступал по правилам, хотя в глубине души он смутно догадывался, что где-то есть другой мир и другие возможности, там, где можно летать как бабочка, где можно жить лишь своим любимым занятием.

Клешнеголовый друг

Однажды, когда муравей, полз по своим делам, ему по дороге встретился большой черный жук. Его ороговевший панцирь отливал на солнце цветными благородными красками. Усы, в три раза длиннее панциря, шевелились поочередно, исследуя что творится вокруг. Клешни на голове, загнутые полумесяцем, были в разы больше и мощнее чем у муравья. Острые зазубрины внутри, позволяли хватать добычу, и, если нужно, то с легкостью перекусывать. Если такой ухватит свою жертву, то уже не отпустит, пока не переломит ее пополам. Не было хищников, среди насекомых сильнее его.

Животные тоже не рисковали с ним связываться. От такого легко не избавишься – может большую рану нанести.

Даже люди жука побаивались, – мало ли, а вдруг за палец укусит.

Жук и муравей знали друг друга. Они совсем не были похожи: один был маленький, а другой огромный, один подвижный и легкий, а другой нерасторопный, медленный. Однако, несмотря на всю непохожесть, что-то их объединяло.

Муравей восхищался жуком, таким большим и сильным. Не было над ним никого: ни старших, и ни командиров. Он сам себе командир, и сам себе старший. Попробуй такому скомандуй, попробуй таким поруководи: – любые «руководилки» обломает, любые «командирки» откусит. Хорошо, если живым вернешься после встречи с ним.

Жуку, муравей, тоже нравился, за его трудолюбие и за его простодушный и открытый характер.

Муравей поделился с жуком своими мечтами, рассказал ему о своих, настоящих крыльях. Еще рассказал о небе, о бабочке и о других насекомых, которые могли высоко летать над землей.

На его рассказы жук не сразу ответил. Подумал сперва неспешно, пошевелил своими длинными усами. Повернулся к солнцу своим черным перламутровым боком. Солнце осветило жука, словно зеркало, поиграло, на его спине, яркими солнечными зайчиками. Один такой «зайчик» прыгнул в сторону муравья и на какое-то мгновение ослепил его. Муравей зажмурился, ослепленный светом. Но потом раскрыл глаза.

Жук рассказал своему маленькому клешнеголовому товарищу, что придет когда-то время и у него тоже вырастут крылья. Тогда муравей сможет оторваться от земли и полететь туда, куда ему захочется. И никто, ему, не будет указывать, как жить, и никто не будет им командовать.

– А если не вырастут крылья, что тогда? Ведь у моих братьев и сестер нет крыльев, и у моих родителей тоже нет.

– Поверь мне, есть муравьи с крыльями, – уж я-то знаю, я многое повидал в этой жизни! – важно ответил жук, сверкнув на солнце своим черным панцирем.

– А если не вырастут? – опять повторил Муравьишка.

– Даже если не вырастут, – ты все равно полетишь. Главное захотеть и поверить, – ответил мудрый жук. Он раздвинул свой панцирь, раскрыл большие прозрачные крылья и медленно, как огромный винтокрылый самолёт стал подниматься в воздух. Раздалось сильное жужжание, Муравьишку обдало потоками разгоняемого воздуха. Он еле удержался на месте. Мелкая пыль вихрями разлетелась по сторонам.

«Главное захотеть и поверить!» – повторил про себя Муравьишка.

– Но как же я? – только и успел он сказать, как жук набрал высоту, выбрал направление и быстро скрылся из виду. Поляна неожиданно опустела, и стало тихо. Лишь солнце изредка проглядывало сквозь густую траву, да легкий летний ветерок колыхал стебли и веточки высоких кустарников. А Муравьишка все стоял и смотрел зачарованно в небо, туда, куда только, что полетел его старший черный друг. Ему сразу вспомнилось недалекое детство, когда он хотел порхать как бабочка, перелетая с цветка на цветок. Красиво зависать, как стрекоза над лужей; жужжать как муха или хотя бы пищать, в легком полете, как комар.

Главное – захотеть и поверить!

Прошло время, муравей еще подрос. Теперь он забирался высоко на травинку и прыгал вниз, в надежде, что у него за спиной вырастут крылья, и он наконец-то полетит. Но, к сожалению, его опыт говорил об обратном. Муравей падал на землю, и крылья так и не отрастали. Однако Муравьишка не хотел сдаваться, – теперь у него была мечта!

Главное – захотеть и поверить! – повторял Муравей, когда ему было совсем трудно.

Когда на него смотрели с укоризной его родители и старшие товарищи. Муравьишка продолжал жить своей жизнью и делать свою не легкую работу.

«Ну, хорошо…, – крылья у меня не растут, – так что из этого? – Неужели не существует других путей? А может быть можно летать без крыльев? – Но как…?

– А может…, может им времени не хватает, чтобы вырасти!» – как озарение пронеслось у него в голове.

«Травинки – ну да, – они высокие, но падать с них быстро, – мало времени. Нужно найти что-то другое», – он поднял голову и увидел высокий куст.

«Вот, это будет получше!» – подумал муравей. Он смерил взглядом куст, и прикинул высоту самой высокой травинки…

«Эх, все равно не успеют отрасти». Он пополз дальше по лесной тропке в сторону родного муравейника.

«А что если подняться на дерево, на самую высокую ветку – Вот откуда и можно прыгнуть, и времени хватит для крыльев».

По возвращении домой, он поделился идеей со своим лучшим товарищем. Но тот почему-то начал отговаривать муравья:

– Да ты, что: – какое дерево, – куда прыгать? Посмотри на себя, ты же не кузнец и не муха. Это они могут прыгать и летать. А мы, муравьи, – можем только ползать. Придумал, мне, тоже, – на дерево…. Это ж так высоко, – ты же разобьешься! Бросай свою глупую затею, иди, лучше, работай. – Это самое верное средство от глупостей.

«Глупая затея» – словно эхом пронеслось в голове у муравья.

И он послушал своего товарища: оставил затею, успокоился и продолжил жить своей обычной жизнью. Продолжил работать и ползать по земле: от одного куста к другому, от дальнего дерева к ближнему, от лужи и до муравейника. Его теперь окружали другие муравьи. Они посмеивались над ним и над его мечтами, называли его странным и всячески подтрунивали над маленьким метателем. Меньше стало в жизни Муравьишки кузнецов и бабочек, таких прыгучих и порхающих, – меньше стало в его жизни чистого и высокого Неба.

«Мечты не сбываются», – думал порой муравей, и начинал грустить. Но потом он брал себя в руки и продолжал жить как все остальные и делать свою работу. Он почти, что смирился с тем, что никогда не увидит свое Небо.

Так продолжалось изо дня в день. Одно и то же: одна и та же работа, одни и те же лица и серые, ни чем не отличающиеся друг от друга будни. Все длилось до тех пор, пока однажды не произошло событие.