Козырным преимуществом подполья было то, что движение отторгало неудачников, обиженных или обделенных властью. Его костяк – элита страны, обласканная званиями, должностями, благами. Те, которые видели в строе, спроектированном по лекалам начала минувшего века, вопиющий анахронизм, ворующий даже у них, золотых парней, будущее. Немалый сегмент силовиков среди заговорщиков цементировал движение многоуровневой конспирацией, где автономные ячейки сообщались с Центром через единственного связного.
Непроницаемость тайного ордена была настолько велика, что пока Митрофанов не высмотрел трюк Суркова в приемной ВВП, группа полковника Костикова шарила в потемках. Но, даже повесив на Суркова ярлык важной фигуры заговора, следствие почти этим и ограничилось; активные мероприятия на начальном этапе исключались, сам же разрабатываемый «отходов» после себя не оставлял.
Разумеется, некий круг контактов советника президента был отслежен, но он многого не дал. Выяснилось, что фигурант нередко как бы растворялся, оставляя свои телефоны то дома, то на работе и незаметно меняя автомобиль в нишах, не просматриваемых видеонаблюдением.
Однако дивная изворотливость Суркова работала на него лишь в принципе. По признаку пропадания с «радаров» группа Костикова выследила еще нескольких подозреваемых, чаще прочих соприкасавшихся с серым кардиналом. Их взяли в разработку, но результат балансировал в районе минимальных величин. Спустя некоторое время полковник Костиков из ФСБ, глава группы расследования, понял: заговор эксплуатирует частный малоизвестный мессенджер. Оттого неуязвим.
Как бы там ни было, метод сопоставлений и тыка очертил весьма ограниченный круг (порядка десяти человек), который гипотетически коррелировался с заговором. Арест и специальные средства дознания могли сорвать с них маскхалаты конспирации, но ВВП наложил на радикальные меры вето. Почему, не понимал ни Бортников, ни Нарышкин, а полковник Костиков и подавно. Более того, у них закралось сомнение, здоров ли психически президент; так можно и морских котиков в Кремле прощелкать…
При этом ВИПы выпустили из виду: массированных приготовлений по силовой перелицовке режима расследование не выявило. То есть абсолютизму ВВП сей момент ничто реально не угрожало, что, впрочем, страховым полисом монаршей неуязвимости не было.
Свое благополучие с позиций безопасности (относительное) президент прочувствовал интуитивно, но все же поручил своему аппарату – параллельно силовикам – прокачать сосуды властного организма. Каких-либо пробок тот, как и спецгруппа расследования, не выявил.
Так в шкале рисков трона заговор вновь уступил верхнюю строчку Проблеме-2024, наваждению, склизкими щупальцами, впившимися в монарший кадык с первых дней даже не четвертой, а третьей каденции.
Ранее, еще до похищения Куршина, ВВП определился: надежных гарантий юридической неприкосновенности после сложения полномочий у него нет, включая проект Алекса, привлекательного стержня, но идеологически неприемлемый. Спасение в одном – окончательной узурпации власти.
Лукашенкизация высшего поста обозначилась надежным, прошедшим проверку временем механизмом. Разумеется, не зеркальная, но столь же безоглядно дерзкая, как и белорусский патент. Это пиратское судно и взяли на абордаж, прежде проплатив арендную плату…
Оставалось проверить индекс лояльности политической надстройки, еще недавно полигон для имитаций, но которая в цикле транзита могла в иной лагерь переметнуться. Вспомнив былое, та не только жарко шепнула «да», но и слилась в экстазе, то повизгивая, то пуская розовые пузыри сучьего счастья.
Это, однако, наступит потом, в две тысячи двадцатом, пока же аппарат президента аккуратно изучал – участок за участком – штамповочный цех под названием российская законодательная система. Насколько та управляема, не скурвилась ли, тайно присягнув теневому лидеру?
Между тем переход к окончательной узурпации поста президента исключал любую общественную турбулентность. Так что скандала с разоблачением заговора, как в национальной повестке, так и в региональных быть не могло. Вцепившееся в мошонку трона подполье – как понимать? Император – не голый ли он!? Потому после бурного пролога расследование переключили с пятой на первую передачу, по большей части сведя его к наблюдениям.
Тем более скандал о грандиозном подкопе под Кремль не мог потревожить политическую пастораль сегодня, когда спецоперация по списанию в утиль конституции на пороге реализации; оставалось последнее – грамотно вплести индульгенцию на пожизненное президентство в рулон системного зомбирования населения.
Но тут заговор ломает статус-кво, нарываясь на репрессии: обнародует пока не артикулируемую тайну – так называемое обнуление, согласованное троном на всех этажах национальной управы. То, которое призвано закрепить мандат ВВП на Кремль.
Это был удар по пацанским понятиям, правившим в люксе верховной власти бал. Ведь пронюхав тайну из тайн Кремля, заговор не мог не узнать о расследовании, ведущемся против него самого. Оценив его низкий накал, уразуметь: его до поры до времени терпят. Иными словами, блюдут одностороннее перемирие, которое по джентельменской/пацанской логике предполагает симметрию.
Вдобавок ко всему, в качестве «барабанщика» заговор выбрал Алекса Куршина, конфидента ВВП, двумя месяцами ранее изгнанного из потайного убежища, после чего похищенного из посольства его подданства – Израиля. У последнего, слава богу, хватило ума не поднимать из деликатного события шум; обе разведки закулисно между собой договорились.
Текст Куршина разил эмоциями, нечто среднее между криком о помощи и инструкцией правил безопасности «Руками не трогать, убьет!» При этом наводил на мысль: автор и адресат статьи, президент РФ, лично знакомы и даже в доверительных отношениях.
Если с прорывом дамбы информационной безопасности президент мог смириться (ведь рано или поздно раскрыть тайну придется), то с прямым намеком на его конфиденциальные отношения с публицистом, прочитываемом в тексте, не мог. Нарушение прав человека страна правовой апатии, не запивая, проглатывала, а идеологическую «голубизну» власть предержащих – нет.
Кого-кого пригрел за счет трудового народа наш Володя – либераста-иностранца? А ведь сколько лет под отца нации косил!
Тихое бешенство, накрывшее ВВП с головой, адекватных контрмер не сулило. Скрутить подполью шею все еще было рано, ибо портить аппетит избирательному поголовью накануне обнуления – плохая идея. Но и пустить все на самотек, отдавая заговору инициативу, тоже ни в какие ворота.
Наконец статья Алекса бесила президента своей двойственностью. Ни доносом, ни дурно пахнущим поступком она не была, по крайней мере, такого впечатления не оставляла. А служила предостережением президенту завязывать с играми с нулевой суммой, полагаясь на якобы свое политическое бессмертие.
«Можно все время дурачить некоторых, можно некоторое время дурачить всех, но нельзя все время дурачить всех» – привел знаменитый афоризм Куршин, призывая президента одуматься. Продолжил: лимит на хорошие ходы выбран, в загашнике – одни плохие. И без того слишком долго везло. Так что единственный ныне актив – собственная жизнь, безоглядно подставляемая.
Пусть надругательство над конституцией общество, повинуясь инерции, проглотит, но первая реакция не отменяет синергетический эффект – скопление отрицательной энергии. Поза повиновения россиян обманчива, за ней скалятся бивни слона, животного неповоротливого, но могучего, а главное – крайне злопамятного. Упование на короткую память – привилегия заурядностей, непозволительная для зрелого политика роскошь. Кроме того, планируемая акция попахивает брачным аферизмом, не вписывающимся в блатную героику – поведенческий кодекс российской глубинки.
Если прогресс на десятилетия удлинил среднюю продолжительность жизни, то при этом сужал допуск греховности для публичных персонажей, близкий ныне к упразднению. Оттого затеянное предприятие не столько в контрах с политическим мейнстримом, сколько окончательно загоняет Россию в лагерь неполноценных, обделенных всевышним стран. Не президент серийный насильник родной стороны, а она сама, оказывается, сбой генетической программы.
Между тем один из финальных аккордов текста сбивал с толку окончательно: «Сколько бы президент не нагородил ошибок, он не заслужил той казни, которую по своему недомыслию приближает – суда Линча разъяренной толпой. Да и нет оснований утверждать, что он ведом злым умыслом, а не заблуждением. Не исключено, на повестке мания величия, внушенная бездарным окружением. И он жертва, которую история-злодейка беспардонно отработала».
Разъярившись поначалу, казалось ему, от удара в спину, ВВП в эпилоге статьи несколько оттаял. Что, впрочем, не гасило позыв проблему Куршина решить. Идей – как, правда, не возникало, а бросало из одной крайности в другую: закопать или, освободив из лап заговора, к себе приблизить. Несколько позже строй мысли упорядочился: Алекс Куршин, конечно же, подлец и предатель, но не дешевка – это точно. И не отнять: чего-то, с Алексом ассоциируемого, похоже, окопной правды, в последние месяцы не хватало.
– Так ли нам важен Алекс Куршин, Владимир Владимирович? – отозвался на президентскую вводную Бортников. – Заткни мы его, заговор другого найдет, а то и нескольких. Кем-кем, а писаками либерасты богаты. Куда важнее похитители Куршина, сделавшиеся работодателями. Их бы за жабры да на солнышко….
– Не к месту, Александр Васильевич, – возразил коллеге Нарышкин. – Владимир Владимирович прав: не время, не место и малые шансы на успех. Нет у меня даже уверенности, что Сурков в деле. Судя по некоторым признакам, Сурков может не знать, где Алекс Куршин. Либо не его уровень, либо шифруются по максимуму…
– Давайте под другим углом: что нам мешает Славу прессануть? – казалось, нашелся директор ФСБ. – Например, под чужим флагом. Моссад или ЦРУ за милую душу сойдет – прямой к Куршину интерес…
ВВП задумался, после чего стал расшнуровывать коньки. Реакция босса силовиков озадачила, но вскоре они последовали его примеру, прежде отодвинув клюшки в сторону; те казались геральдикой тайной ложи, будто сезонной, но к которой все трое принадлежат. Тут президент прервал ритуал разоблачения и, вздохнув, молвил:
– Скажите мне, соратники, вы впрямь намерены меня к Кремлю навеки приковать, зная, что я страну без присмотра не брошу? Если мы тут гадаем, замазан Сурков или нет, за три месяца не разобравшись, при чем тогда Моссад, крутые по меркам их региона парни, но тише воды и ниже травы у нас в России? То есть наш Слава, светлая голова, на эту пустышку поведется – это хотите сказать?
Директора внутренне вытянулись во фрунт, изумившись, насколько ловко президент все перевернул – свою зацикленность избежать судебного преследования по выходе в отставку, ближнему кругу известную, на якобы непреложный факт – свою незаменимость.
– Ладно, – миролюбиво продолжил президент, точно едкой критики только что не звучало. – Изобличение заговора с многочисленными арестами, как и прежде, не отвечает политическому моменту. Кредит доверия к власти может резко просесть, устрой мы накануне референдума по Конституции, события десятилетия, чистку элит. В особенности, с никакой доказательной базой… Но и пускать все на самотек не станем. Какие предложения, товарищи? Рассматриваем внутренний и внешний контекст. Начнем с тебя, Сергей?
– Да, конечно. И, по-моему, моя очередь, – изобразил подобие улыбки Нарышкин, классический меланхолик, благодаря чему и протоптал дорожку к сердцу ВВП, той же поведенческой «масти». – Как я понимаю, ожидается мой отчет по российской собственности в Италии?
Президент скорее глазами, чем подбородком кивнул. Бортников, соприкасавшийся с Нарышкиным плечами, чуть отодвинулся, навлекая на себя лик заинтересованного слушателя.
– К сожалению, там не густо, – тяжко вздохнул директор СВР. – Но знаем сегодня в разы больше, чем прежде. В общем, так. За нападением стоит сборная итальянского криминала – «Коза Ностра», «Каморра» «Ндрангета». Наши источники в итальянской полиции через свою агентуру, пусть частично, но просветили подоплеку поджогов. Сразу оговорюсь: как и ожидалось, следственные дела открыты формально, для проформы. Мол, здания и имущество застрахованы – упираться зачем? Страховщики – и защитят, и обогреют, и следствие по лучшему разряду проведут. У кого, как не у этих жирных котов – страховых компаний – кадры и деньги? Страховщики на самом деле роют капитально, только их забота не истинные поджигатели, а поймать за руку хозяев недвижимости, по их статистике в половине случаев заказчики, а то и исполнители поджогов. Что, впрочем, от истины недалеко. Но, если захомутать хозяев не удается, страховой случай закрывается с рекомендацией выплатить страховое покрытие. Что еще? Среди мафиози прошел слух, что организатор кампании поджогов – крутой силовик в отставке, то ли поляк, то ли словак. Мы объявили 50.000 евро за фото и установочные данные персонажа. Но, как понимаете, шансы невелики – столь тверда поступь шантажистов. Да и идентифицируй мы профессионала, не факт, что он в курсе, кто заказчик…
– Так в чем тогда осведомленность, Сергей, о которой ты говорил? Не пойму… – перебил ВВП с ноткой разочарования.
– Похоже, разобрались, как остановить беспредел, – невозмутимо отозвался Нарышкин. – Уточню: от заказчиков мы по-прежнему далеко, хотя и убеждены в их российском гражданстве. Однако низовое звено, итальянский криминал, у нас почти в кармане.
– Как это? – изумился Бортников, похоже, подзуживаемый духом соперничества. Не очень дружелюбно воззрился на коллегу, казалось, в ожидании, когда тот оступится.
– Решение, в общем, на поверхности, – бесцветно озвучил Нарышкин, будто затушевывая достижения своей конторы. После паузы продолжил: – Додумались мы сами, но и наши источники, итальянцы, помогли. Поначалу мы выяснили, сколько перепадает их бойцам, которые привлекаются к акциям против российской собственности. Оказалось, так себе. Тут осенило: все, что надо, это мафиози перекупить. Ведь, оказалось, они не в доле, а голимые наемники. Почву мы прозондировали, предварительное добро от мафиози получено. Дело за малым – создать фонд пострадавших собственников для перекупки рэкетиров. Подсчитано: он экономически выгоднее страхового покрытия, принимая в расчет долевое участие пострадавшей стороны. И выгоден вдвойне, с учетом сбора за крышу, который несколько пострадавших уже наладились шантажистам платить. Не говоря уже о стихийном бедствии – отстраиваться после пожара или взрыва. Словом, как только фонд погорельцев возникнет, за неделю-вторую проблему решим. Многое от суммы зависит. Прояви собственники дальновидность, не пожадничай, можно рассчитывать не только на самоустранение мафиози от диверсий, но и их долговременную защиту.
Тут Нарышкин заметил: ВВП не то чтобы ушел в себя, а демонстративно пропускает мимо ушей фискальную часть беседы. При этом он единственный, кто в состоянии мобилизовать разрозненный контингент инвесторов в итальянскую недвижимость, пострадавших от погрома. Руководя коррупционными схемами – на заре карьеры напрямую, в последние годы, как правило, за ширмой – он ныне камуфлирует свой интерес к активам российской элиты. Должно быть, срабатывает старая шпионская выучка – упаковывать в изоляционный слой все мало-мальски значимые намерения, а чреватые нарушением Уголовного Кодекса – тем более.
Еще недавно подобного не наблюдалось – президент держал планку доверительных с ближним кругом отношений. В последнее же время стал скатываться к дешевой клоунаде, причудам закомплексованных дам. Соратникам порой казалось, что его новый имидж и вовсе на хрупкой границе между эксцентрикой и паранойей; кому как не им, архитекторам президентского состояния, было известно, насколько оно безразмерно. В частности, только на Апеннинах несколько имений принадлежали (через закладные) дочерям ВВП и чемпионке мира по гимнастике и таблоидов, притом что числились за местными собственниками. В числе теневых владельцев недвижимости в Италии и бывшая супруга Людмила, развод с которой наряду с прочим диктовался соображениями финансовой безопасности.
Между тем Нарышкин знал: президент ни на день не станет затягивать решение проблем по итальянским активам своего клана, в какие бы одежки он сей момент не рядился.
– Одного понять не могу, – прервал паузу президент с хитринкой во взоре, – откуда у подполья столь обширный перечень наших частных инвестиций за рубежом? Вы не подскажите?
Бортников делал вид, что вопроса не прозвучало или он его прослушал. Тем временем Нарышкин бросил на него косой взгляд, казалось, так обозначая штрафника и реваншируясь за недружелюбные сигналы в свой адрес минутами ранее.
Повисла нездоровая тишина, похоже, провозвестник давно отложенного «разбора полетов». Нарышкин поглядывал на коллегу, то в осуждении, то будто соболезнуя. Президент, наоборот, отличался цельностью лика – беспечно уставился на главу ФСБ, чем, казалось, подмахнул обвинительное заключение.
Бортников оживился, демонстрируя напускную активизацию образа – принялся разоблачаться и, тем самым, как бы самоустраняясь от обсуждения. Президента это не смутило, и он точно пригвоздил вопросом:
– Не пойму я, Александр Васильевич, ты защищаешь честь мундира, или, изменяя присяге, прикрываешь подпольщиков, окопавшихся в ФСБ? Или, того более, ФСБ во главе с директором продались заговорщикам с потрохами? И я с Сергеем добываю на свободе последние дни…
Бортников громко сглотнул, после чего застыл с наполовину опущенными шароварами хоккейной униформы. ВВП продолжал безучастно обозревать самую могущественную в стране после себя персону, казалось, вынашивая жесткое решение.
На самом деле ВВП сей момент корил себя самого, осознав, что неоправданно перегрузил ФСБ полномочиями, влиянием. В результате получил государство в государстве, существующее автономно, в отрыве от страны, президента, но куда хуже – от своего директора, пусть в определенной, нередко объективной степени. ВВП уже знал: ни Бортников, ни его замы к заговору непричастны; они по-прежнему опора режима. Между тем сомнений быть не могло: банк данных по зарубежным активам российской элиты, включая президентский клан, был создан Департаментом экономической безопасности ФСБ. Любому иному ведомству столь сложное мероприятие, в основе которого сотни источников информации, было не по зубам. Как и очевидно, что без предательства офицеров Управления те сверхсекретные сведения оказаться у заговора не могли.
Тем временем Бортников продолжал страдать от паралича речи, осознавая, что угодил в капкан собственной недальновидности; он знал о позиции Департамента экономической безопасности грести всех коррупционеров под одну гребенку без оглядки на неприкасаемых, но на «амнистии» клана ВВП не настоял. Будто сами допетрить должны…
Возмущаясь погромом российской собственности на Апеннинах, президент, конечно же, подразумевал лишь активы, которые контролировались его группировкой и частично им самим. И, несомненно, отдавал себе отчет, что подкоп Департамента под собственность его ближнего круга производился при бездействии, а то и с молчаливого согласия директора.
В коллизии отметилось и комичное: не внедрись в процесс «описи» коррупционной собственности заговорщики, скорее всего, о недружелюбной трону акции ФСБ президент не узнал бы. По крайней мере, до тех пор, пока держал бразды правления системы в руках.
Бортников понимал: он обязан нечто предпринять – наперекор ссохнувшемуся горлу, гулко бьющемуся сердцу, отчаянию нарушившего кодекс омерты, пусть подразумеваемый. Нечто экстраординарное, лишенное трафарета.
Но не выходило. Ему казалось, что, споткнувшись во тьме превратностей судьбы, он, если и поднимется, то будет доживать свой век в условной позе «Ку». Потому держаться за поручни зашатавшего кресла – все, что остается. До более внятных времен.
Вдруг забрезжил рассвет, заискрив надежду. Свет содрал невидимые путы, восстановив мерный пульс мысли и вместе с ним – желание все вернуть на круги своя. Дыши глубже, и найдешь поводыря, подумал он.
Нашел, но, похоже, первого попавшегося…
– Трудно сказать, откуда у подполья сведения о российской недвижимости за рубежом, – заговорил Бортников, как ни в чем не бывало, точно никакого конфуза с ним не приключилось. – Не исключено, от нас, ФСБ. Я, едва прослышав о терактах в Италии, бросился шерстить своих на предмет возможных утечек, но тут, Владимир Владимирович, ваша команда: в интересах общественной стабильности заговорщиков не кантовать, присматриваться в основном…
Бортников беззастенчиво врал, зная причем, что ему ни ВВП, ни Нарышкин, волки демагогии, не поверят. Хотя бы потому, что в политике ложь органично совмещается с полуправдой и декорациями истины. В зависимости от обстоятельств, в ходу то одно, то другое, то третье.
На самом же деле он, едва услышав о 09/11 активов президентского клана в Италии, мгновенно смекнул, что источник того разгрома – в недрах Департамента экономической безопасности ФСБ, в котором, оказалось, засели матерые власовцы. Ибо столь густой замес сведений о тайных активах российской элиты мог быть только у его ведомства.
Спустил же он инцидент на тормозах не из-за распоряжения ВВП воздержаться от резонансных разоблачений, а оттого, что, проведав о событии, запаниковал: провал, затрагивающий интересы монаршего двора, не сулил шансов на реабилитацию. Так что, пока Кремль не разобрался, кто и откуда, заметай мусор под ковер.
Но не все так просто. Директор ФСБ все же не сочинитель, чья власть над героями условна, а ответственность обнуляет примечание «Все персонажи и события вымышлены…». Он – один из главных акторов вульгарного бытия, на скамейке запасных не отсидеться. Потому Бортников затеял якобы плановую инспекцию злополучного Управления, как это водится, силами отдела внутренней безопасности. Но задачу сформулировал только непосредственному исполнителю, прежде взяв у него подписку о неразглашении, в том числе своему непосредственному начальству.
Ни взломов, ни прочих не санкционированных вторжений в банк данных Управления офицер не выявил, как и не обнаружил кротов; ни одного существенного отклонения от нормы. Зато однозначно установил: предатель – сотрудник сектора российских активов за рубежом, один из четырех, если не все вместе. По крайней мере, код доступа у всех.
Дальнейшее погружение в тему явных проколов заговора не выявило, более того, спустя несколько недель уперлось в стену: автомобиль офицера сектора майора Новицкого, якобы возвращавшегося с рыбалки, перевернулся и загорелся. Огонь обезобразил тело жертвы до неузнаваемости.
Образцы ДНК майора на рабочем месте странным образом улетучились, их точно корова языком слизала. Родители Новицкого – покойные, он сам – единственный ребенок в семье, разведенный, детей в браке не было. По его официальному, зарегистрированному в Конторе адресу следов его проживания не нашли. Расторгнув брак, он оставил квартиру супруге. Куда переехал, она не знала. Разумеется, можно было вскрыть могилы родителей, но Бортников свернул расследование, найдя досье исчерпывающе ясным – на тот момент алиби остальных офицеров сектора нашло подтверждение.
Между тем страх перед оргвыводами и карой за нарушение кодекса ордена – лишь часть рисков, замаячивших перед директором ФСБ. В последние годы под давлением обстоятельств Контора сделалась тараном коррупции. Ведь Россия, материк беспримерного воровства, оказалась под угрозой полной потери управляемости; притормозить процесс могла только общенациональная антикоррупционная компания.
Понятное дело, у президентского ордена неприкосновенность, и под ударом, в основном, управленцы среднего звена, куда реже крупная рыба, потерявшая берега, но, так или иначе, ощущения глубокой прополки «поляны» Контора должна была у элит пробудить.
Массированный приступ позиций казнокрадов и мздоимцев, сопровождаемый громкими посадками, казалось, создавал впечатление близящегося котла. Между тем эксперты и просто люди знающие понимали: миазмами воровства отравлена вся политэкономическая атмосфера, так что серия жертвоприношений – это капля в море борьбы с коррупцией и по факту сигнал-предостережение армиям несунов перегруппироваться. Даже расширь ФСБ масштаб репрессий, предсказывали аналитики, коррупция видоизменит алгоритмы, да и только, как такое уже не раз случалось.
Это и произошло, причем повсеместно, включая саму Контору, на региональном уровне – скорее крыша коррупции, нежели ее ниспровергатель.
Поскольку немало связей в экономике подношений – понятийных, юридически незакрепленных, то подобного рода активы нередко сами идут в руки силовикам. Обломилось и Бортникову, причем без всяких усилий с его стороны и даже против его воли
Строительный холдинг «Crown Engineering», мерно посасывавший госбюджет, в какой-то момент свои объекты заморозил, демонстрируя все признаки банкротства. И, разумеется, угодил в сачок центрального аппарата ФСБ, открывшего уголовное дело о мошенничестве с взятием под стражу владельца и главбуха компании.
Но тут у сына Бортникова – Дениса, вице-президента банка ВТБ, Центробанк вскрывает на подведомственном тому участке якобы прачечную, что сулит не только отзыв лицензии у банка, но и бесплатный плацкарт в Магадан ее куратору. Между тем банк ВТБ хоть и не был безгрешен, но до прожженного криминала не опускался. Стало быть, речь шла о целенаправленном наезде, а с учетом личности взятого в оборот – настоящем метеорите статус-кво.
От столь дерзкого вызова Бортников-старший дико возмутился, но, уняв гнев, принялся зондировать ближние и дальние подступы к еще недавно немыслимому событию. Между тем даже Набиуллину удалось достать только с третьей попытки после клятвенных обещаний секретариата перезвонить.
Как многоопытный, поднаторевший в аппаратных играх функционер Бортников с первых мгновений беседы прочувствовал, что у главы Центробанка к постоянному члену Совета Безопасности пиетета нет – явный контраст их пересечениям в прошлом; разговаривала она при этом доброжелательно, если не с теплотой. Ее замечание «Контрольное управление юридически независимо…» могло быть воспринято как удар под дых, однако интонационно улавливалось: не так уж все плохо, устаканится, так или иначе. Похоже, проблема была ей нова и не очень понятна, но, казалось, Набиуллина кое-что знает, о чем не может или не считает нужным рассказать. При этом это знание не грозит Бортниковым чем-либо непоправимым. На вопрос, стоит ли обратиться за консультацией в АП, ответила: «Не думаю».
На следующий день к столику в ресторане, где традиционно обедал Денис Бортников, подсел некий смахивающий на хамоватого экспедитора гражданин, речь которого странным образом изобиловала мудреной юридической и политэкономической лексикой, да еще не всегда по-русски. Прежде, однако, был заблокирован охранник Дениса «экспедиторами» несколько проще.
За считанные минуты интервент разъяснил: кейс Дениса Бортникова будет заморожен в обмен на перевод под домашний арест владельца «Crown Engineering» Олега Степанова. При этом главбуха компании – переквалифицировать в паровоза и засадить хоть пожизненно как переоцененного профессионально и в зарплатных ведомостях.
Между тем то было только прелюдией делового предложения хоть и стержневого свойства. Подкрепляя серьезность своих намерений, теневая, но, наконец, обозначившая интересанта сторона загрузила на экран мобильного закладную на шале, расположенное в районе Санкт-Морица с видом на озеро Граубюнден и тянущее за полтора миллиона швейцарских франков. Затем был поднят залог на шале, сделанный в пользу сына Дениса, внука Александра Бортникова, студента МГУ.
Не дав перевести дух, гонец мега-мошенников и коррупционеров, похитивших у вкладчиков и государства около двухсот миллионов евро, явил виды еще одного шале, на сей раз в округе Интерлакен, кантон Берн.
С последней единицей недвижимости, между тем, регистрационных встрясок пока не приключилось, ее собственник в правах еще не поражен. Что несколько сбивало с толку как момент, выламывающийся из логики предлагаемой схемы. Кроме того, не могла не смутить немецкая фамилия собственника шале – Гартенштейн. Ее носитель, однако, был плоть от плоти криминального капитализма с русским акцентом, хоть и последние двадцать лет ничего тяжелее ручки и двоих паспортов – российского и израильского – не поднимал. Так вот, второй объект торга был бонусом подлежащим выплате, как только Степанов поменяет кичу на свой замок в Рублевке. В предметность премиальных следовало полагаться на слово.
Оказалось оно надежным, как и сама конструкция – обменять сидельца на кандидата в оные. По выражению глаз стороны ударили по рукам, и спустя неделю Олег Степанов поменял казенную охрану на свою собственную. Но прежде инспектор Центробанка снял с ВТБ обвинения в прачечной, как не нашедшие должного объема доказательств.
Тут Бортников старший узрел, причем на месяц раньше ВВП: у властной вертикали – реальный конкурент. Да, его удельный вес с авторитарным Кремлем несопоставим, но бульдожья хватка неофита в сочетании с редкой оборотистостью создает ему имидж грозы режима.
Директор ФСБ отдавал себе отчет, что, не заручившись поддержкой кого-то из АП, заговор не отважился бы сунуться в Центробанк, тем самым, швыряя перчатку основам основ власти. Как и понимал, что без двадцати миллионов (плюс минус) долларов прокрутить такую комбинацию не получилось бы, коль три с половиной отвалили только семье Бортниковых.
Прознав о разгроме активов клана ВВП в Италии, директор ФСБ к своему изумлению открыл: итальянские погромщики и шантажисты его сына в России, то есть его самого, вне сомнения, единый организм, который, наступи час, сломает хребет пресловутой вертикали.
Следовательно, поддавшись шантажу заговорщиков, он никаких тактических задач не решил, а впал в круговую зависимость от силы, своей беспринципной мощью и коварством способную перещеголять не знающую устава власть. Стало быть, он последний, кто заинтересован в анатомировании подноготной заговора. При этом должен проявлять лояльность трону, имитируя контрреволюционную активность. Благо это несложно с тех пор, как президент уподобился свахе самому себе, сглаживающей углы келейно продвигаемого мезальянса – католического брака ВВП с Россией. Так что, предлагая президенту торпедировать заговор, Бортников не более чем отгораживался трескучей фразой, замышляя нечто противоположное – не только скрыть свою уязвимость как жертва шантажа подполья, но и отдалить, насколько это возможно, демаскировку заговора.