Родители от души радовались нашему возвращению с Украины, зная мою авантюристическую натуру, они боялись навсегда потерять из виду своего внука-любимца. Отец даже всплакнул подвыпивши от радости, что хоть один из правнуков навестил его мать.
По приезду домой, я рассказывала о безысходности бабушки, что она плоховато видит, как однажды пошла из своей комнаты в туалет, а на обратном пути заблудилась, загнав себя в угол, в промежуток между стеной и стоявшим там телевизором. Там, так и простояла до вечера, до прихода Зои, плача, крича, и взывая о помощи.
Мой отец слушал и рыдал, мама сочувствовала, но они и сами были уже в возрасте, и помочь были не в состоянии. Отец причитал: «были бы у меня силы, забрал бы мать сюда, привез бы доживать здесь», да вот беда, сил-то уже не было. А его сыновьям – подонкам, судьба бабушки была просто безразлична.
…Еще подростком Нуртай, окончив кое-как восьмилетку, пошел в местное ПТУ, но по окончании его работать не очень-то хотел, вел себя скверно, мог запросто хамски нагрубить матери, просто так, как найдет на него.
Однажды мама накрутила фарш на пельмени, а Нуртаю, как старшему из детей, отдельно поджарила несколько котлет, от запаха которых бежали слюнки, но мы не просили, знали, это не для нас. А каково было удивление, когда «любимчик» придя домой не в настроении, просто взяв тарелку, выкинул в помойное ведро все котлеты. Для нас это был удар, для него обычная норма.
Думаю именно тогда мама и начала понимать, что из ее сыновей получились сущие негодяи, как-то неожиданно начали исчезать предрассудки, вдруг вспомнили и обо мне. Но, это все потом. После она скажет вслух мысль обиженной женщины-матери: «Все! Все уже взрослые, тем более что никто и никогда из детей не пытается помочь хоть как-то ни мне, ни отцу! Буду помогать только Гале, она последняя». Я в тот момент даже как-то ожила, воспрянула: «ну вот, слава тебе Господи, вспомнили и про меня…».
Ну, а старший братец все также по-прежнему продолжал дурить. Как-то вскользь я сделала ему необдуманно мимолетное замечание, и в ответ, не успев увернуться от кинутого им в меня сухаря, схлопотала больнючий удар прямо под глаз. Первая обида, неприятная боль и неделя посещения школы с небольшим синяком, на который из домашних никто не обратил и внимания.
Но зло во мне уже кипит, формируется характер, проявляется и пробивается на свет мое собственное «Я»!
*
Я уже подросток, почти вошли в привычку частые домашние скандалы и пьянки отца. Изрядно поднадоела ежедневная уборка по дому, которая практически большей частью лежала на моих плечах, не хватало времени на уроки. К вечеру в доме порядок и чистая посуда, на утро, как всегда бардак. Перед появившимися школьными подругами было стыдно упасть лицом в грязь.
С отцом мы мало общались, он был малоразговорчив, лишь по пьяни настолько успевал за ночь всем надоесть, что хотелось бежать, куда подальше от этого дома.
И вот обыденный вечер, очередная пьянка, шум, скандал. Отец вновь, как и ранее в моем детстве поднимает руку на мать. Это слышат все, но ни каких действий, обычный эгоизм и пессимизм. Мои нервы на пределе. Поднимаясь, следую на кухню, она же одновременно прихожая и спальня родителей. Вступаюсь за мать. Это первая стычка отца и дочери – малолетки. Во мне бушевали сильные эмоции, что называется «проснулась». Это был удар по всей жизни. Я укоряла, ругая отца за все, за мать, за бесцельно прожитые годы. Фронтовику, пьяному мужлану и просто, на тот момент неразумному человеку, явно не понравились мои действия. Разъяренный и злой он поднялся, кинувшись на меня со словами: «Ах ты, проститутка!». Мама стоит онемевшая в стороне с округленными глазами. В ярости я бросаюсь на него, надрывая горло, выкрикиваю: «Чтоб ты сдох, да я на твоей могиле шейк плясать буду!».
Жаль, конечно, и стыдно, что я так сказала, но это было именно так.
В тот момент не могу сказать, что не осознавала своих действий. Вместо меня словно был другой человек, больше не было Гали – тихушницы, забитой и несчастной дурнушки.
Это был далеко не спектакль, то была драма всей нашей жизни. Мы сцепились с отцом почти в смертельной схватке, он на меня с кулачищами, а я разъяренная со стулом и большими фабричными ножницами в руках. Разнимали нас мама с Шолпан, казалось, все произошло как-то молниеносно и одновременно тянулось очень долго. Меня било в истерике, ножницы как бы срослись с пальцами. Я допоздна кричала, проклиная отца, издевательски провоцировала его и унижала. Нервный срыв, но только с моей стороны. Отец для меня умер на тот момент, я просто его вычеркнула из своей жизни.
За исключением меня в доме воцарилась гробовая тишина. Отец как-то вмиг отрезвел, и на замечание мамы: «что же ты наделал?», вдруг все понял и осознал, он терпел и слушал мою несуразную брань, слушал за долгие годы все, что никто ему не мог ни когда сказать. Так слышать он мог только свою мать, которую, толи по обычаю, либо по традиции или по глубине души, почитал и уважал, терпя от нее любые упреки, но только лишь от нее.
Наутро я спокойная, но с опухшими глазами собиралась в школу. Было тихо, молчала сестра, молчала и мать. Отец, словно пролистав иными глазами свою жизнь, вдруг что-то осознал, понял, что жизнь-то преломилась, теперь будет что-то по-другому.
Я продолжала жить, училась давать отпор обидчикам, огрызаться. С отцом, при всех его попытках, не разговаривала вообще, проходила мимо, не отвечая на его обращения, его просто не было в моей жизни.
Да, ему было очень больно, но он терпел, ждал и надеялся…
Пьянок в доме со скандальным исходом теперь, практически не было. Он иногда приводил домой своих товарищей, немного выпивали, по-тихому общались. А если я заходила вдруг в дом, его друзья здоровались со мной, на что мне, проходя мимо молча, приходила мысль дать им понять – «вали отсюда!». Отец втихушку говорил им: «у-у-у, это моя «доча», она грозная, и еще пробьется, это Галина Павловна»… Я, конечно, слышала все это, немного было смешно и забавно, но простить не могла, он по-прежнему был для меня ноль.
Иногда приходили и ко мне подружки. Отец, зная мой характер, терпел услышанные в его адрес насмешки и выходки. Подружкам я говорила, что отца у меня нет, а что там сидит, так это пьяница – Павел Степанович, до которого мне нет дела.
Я взрослела. Мама чаще стала давать мне на карманные расходы. И, как обычно, мне хотелось чаще покупать сладости, в обязательном порядке, съедая их самостоятельно. Делиться с родичами, тем более работающими, и не дающими мне, школьнице ни копейки, я тоже не желала. Наверно отъедалась конфет, так не достающих в детстве, что большей частью перепадали только под Новый год, и как, казалось мне тогда, неравномерно делились между нами, из-за чего я просто плакала от обиды.
По окончании 9 класса мне уже очень хотелось выглядеть как-то хорошо, ведь среди одноклассников меня воспринимали замкнутой, неприметной тенью.
На летние каникулы устроилась на почту доставщиком телеграмм. Тогда я стала понимать, что такое труд. Радости моей не было предела, за впервые, заработанные 90 рублей. Но и живого места на ступнях тоже не осталось, все было сплошной мозолью, наступать было очень больно, но перетянув бинтами на туго ноги, я вновь шла на работу. К осени почти приодела себя. По тем временам, можно сказать выглядела уже привлекательно, сменила свой имидж, сшила новые наряды. Ребята стали обращать внимание, девчата, приоткрыв рты, стали немного с завистью коситься. Одна неприятность, вот на парфюм то денег и не было, а так хотелось иметь хоть какой-нибудь ароматный флакон. Изредка пользовалась мамиными, за всю ее жизнь единственными духами в маленьком пузырьке «Красная Москва».
Так и по сей день, для меня всегда самый желанный подарок – это духи, почему-то только им я больше всего радуюсь.
В старших классах я немного подтянулась, стала лучше учиться, и впервые поняла, что совсем не равнодушна к своему однокласснику Сергею, хотя знала, что это было взаимно. Но как-то не мог он подойти, переломить себя, хотя пытался заигрывать, мой сложный характер было сложно предугадать. То была первая, скрытая и долгая любовь. Я знала, что он всегда интересовался по жизни обо мне через моих братьев и друзей, но так и не смог переступить какой-то невидимый барьер, чего-то боялся. Может это и правильно…
Спустя годы я узнала, что человеком он оказался слабым, не пробивным, пошел после школы на стройку, там запил. Так и не женившись ни на ком, он часто при встречах печально смотрел с досадой в мою сторону, а… в 40 лет его просто не стало…
…Мне 14 лет. И вновь в доме очередная драма. Нуртай, которого полгода назад призвали в Армию, не выдержал первые испытания на прочность, дала о себе знать та злополучная авария и сотрясение мозга в детстве. Он служил в ракетных войсках на Эмбе. Первая стычка, не выдержали нервы, «нежный ребенок» потерял над собой контроль. Просто оставил на посту свое оружие и ушел в пустыню, куда глаза глядят, без воды, без еды.
По телеграмме отец срочно выезжает в часть. Как фронтовик, он добивается полного мед обследования сына, через военный госпиталь. После лечения брата комиссовали, дав инвалидность, и началась его «развеселая» жизнь.
Родители слишком желали ему добра, но видать перестарались, это его и сгубило…
С госпиталя братец вернулся очень смешной и толстый, чего лично я просто не ожидала, так как он ни когда не был склонен к полноте. Через месяц его формы вновь восстановились, как прежде. А через некоторое время, всем на удивление, он вернулся в Северный Казахстан, где проходил лечение и познакомился с девушкой Джамилей. Возвратившись, он представил ее, как невесту, обращаясь к ней забавно, величаво – Матжанова Жамиля Салимовна.
Родители готовились отпраздновать свадьбу, хотя и неофициально. Отец заколол бычка. А беспечный сынок, и вовсе не задумывался о расходах. Просто решив жениться в 19 лет, поставил их перед фактом.
Через месяц после свадьбы Джамиле исполнилось 16 лет, она попросту еще играла вместе со мной иногда в куклы.
Старшая сестра Шолпан к тому времени работала в детсаде няней, туда устроилась и наша невестка. А избалованный братец тем временем стал проявлять свой характер, дурить, издеваться над несчастной девчушкой, у которой кроме младшего брата не было ни кого.
За небольшое время она ему просто поднадоела, и, выгнав ее из дома, он, угрожая, гнал несчастную вообще из города, обратно к себе домой.
Джамиля была безобидной, кроткой, спокойной и хорошей девушкой, мы с ней быстро сдружились. Она никому не мешала, просто хотела остаться жить в нашем Серебрянске, сняла комнатку у бабушки, не далеко от нас, работала и ни к кому не имела ни каких претензий.
Но Нуртая такая позиция не устраивала, ему было просто в удовольствие поиздеваться над беззащитной девушкой, в конце концов, он извел ее угрозами и вынудил вернуться в свои края.
Провожали ее до поезда, моя мама и сестра.
На вокзале Джамиля очень сильно плакала и говорила: «мама, я так не хочу уезжать…».
А мама тогда ответила, что хоть и не желает ни кому на Свете зла, но Нуртаю отольются ее слезы, что жизнь его накажет.
Пророчества сбылись, но об этом позже.
Поезд ушел. Сложилась ли судьба несчастной Джамили, но мы всегда помнили ее, желая ей добра и счастья…
После расставания с ней, Нуртай неожиданно решил жениться на новой подруге – Шамсие Галиевой. Он часто приводил ее в дом, невестка мне казалась интересной и общительной, она была старше брата на три года. И вновь свадьба, затраты на плечах родителей. Мама добилась для молодых отдельное жилье, им бы жить да жить, и все было бы замечательно. Я с подругой не раз приходила к ним в гости, и все-то мне там нравилось. Бабуля тоже иногда захаживала, а порой и жила у них. Но всему наступает конец, особенно у людей бестолковых и беспутных. Братец вновь стал дурить. Пьянство, скандалы вошли в привычку в их семейной жизни. Мы все воспринимали это очень болезненно. У Шуры, так мы называли Шамсию, состояние было критическим. Не раз, по вине братца, приходилось вызывать скорую помощь. Но после известия о ее беременности он поутих, все ждали первенца.
Алия родилась недоношенной, весом 1,2 кг. После роддома, где ее продержали еще два месяца, забирали малышку весом уже в 1,8 кг. Мы все души не чаяли тогда от маленького чуда. И кто бы мог подумать, что дурные гены так отразятся на любимой всеми малышке, что когда-то из нее вырастет монстр, с дьявольскими, беспутными и нечеловеческими мышлениями…
…После летней подработки, бодрая и полная надежд, я села за парту с подругой Танюшкой. То был последний 10 класс. Нас было шесть подруг, мы как-то легко сдружились меж собой с 7 класса, Наташа с Леной, две Людмилы и я с Татьяной. Были общие интересы и взгляды.
Почему-то, в мою память врезались мысли Натальи Морозовой, брошенные случайно в мой адрес, но показавшиеся для меня не приемлемыми. А сказала она о будущем: «Вот вспомнишь, Галя, ты еще испортишься, как только уедешь из дома, и даже курить будешь!». Это меня несколько возмутило. Как же я тогда с ней спорила!
Не маловажный след в моей жизни оставила и Татьяна. Мне нравился их домашний быт, ее гостеприимная мама. Жили они вдвоем. Тетя Тася была очень порядочной женщиной. Мы часто гурьбой приходили к ним домой, и Танина мама всегда поила нас чаем, угощая домашним печеньем. В душе я немного завидовала им, огорчаясь, что моя мамуля не умела делать выпечку, даже блины, но в том ее вины не было, и это, конечно, мне хорошо было понятно. Танюшка росла и жила в строгости, училась почти отлично, превосходно рисовала и вязала. По окончании школы нас ненароком судьба сведет вновь, через год, на железнодорожном вокзале Усть-Каменогорска.
Последний школьный год как-то пролетел быстро, куча экзаменов, и вот долгожданный аттестат и выпускной.
Захожу к Наталье домой, она радуется покупкам – новое выпускное платье, белые туфли. А мои родители даже и не вспомнили про мой выпускной вечер.
Сижу на лавочке возле дома, слезы текут по щекам. Сегодня выпускной вечер, все придут красивые и нарядные, а мне нечего одеть. Сестре в свое время брали и бальное платье и туфли, про меня же, просто забыли, даже на словах никто не поздравил с окончанием школы.
Подходит Наталья и говорит: «Брось, плюнь на все, выпускной один раз в жизни, пошли, как есть, а то потом будешь жалеть». Я подумала и пошла, надев зеленый костюм сестры и ее туфли. Было конечно не совсем хорошо, но на торжественной части вечера я все же присутствовала. А на застолье засиживаться не захотела, все казалось скучным и неинтересным, ребята были подвыпившими, я их не понимала и вообще мне это совсем не нравилось. Так закончилась моя школьная пора.
Впереди неизведанные дороги, всевозможные открытия.
Я совершенно не была готова к новой жизни, не задумывалась всерьез о будущем, и тут вдруг встала перед фактом – что же дальше? В уме перебираю разные варианты. Вдруг осенила мысль пойти учиться на фотографа или киномеханика. Но, так, не определившись, уехала в Усть-Каменогорск, поступив в училище при КШТ, на контролера качества готовой продукции, и окончив его, почти с отличием.
Но как прошел тот первый студенческий год вдали от дома! Да, права была Наталья. Студенткой я была положительной, даже выбрали в Совет общежития. Но по вечерам мы немного буянили, хотелось почувствовать себя взрослыми и самостоятельными.
Однокурсницы, практически без исключения умели курить, мне это категорически не нравилось. И не то, чтобы чувствовала я себя белой мышкой, а какой-то интерес взял надо мной верх. Девчата предложили – «Галка, попробуй», ну я и не устояла, втянулась, понимала, что это не хорошо, но остановиться не могла и не хотела.
Как-то со стипендии решили сложиться и «посидеть». Не имея ни какого понятия о спиртном, я купила, бог знает какое, дешевое, и как оказалось самое некачественное вино. Любопытство вновь взяло надо мной верх, и, не дождавшись прихода девчат, живших в одной комнате со мной, решила начать снимать пробу самостоятельно, а к их приходу была уже изрядно подвыпившей и буйной. Смеху, радости и веселью не было предела. Я стала среди подруг чуть ли не авторитетом. Что было на следующий день, ну конечно стыд, самокритика, угрызения совести и головная боль.
… Началась производственная практика на комбинате. Таких огромных производственных помещений никогда ранее мне видеть не приходилось, много станков, шум. От пыли началась аллергия, что часто бывает на ткацких предприятиях. Очень чесалось лицо и нос, я стала призадумываться о другой работе.
Однажды, нарушив технику безопасности, неловким движением задев рычаг, уронила на себя металлический валик с тканью. В результате, металлическая спица, что соединяет концы материи, вонзилась глубоко в ногу. От неожиданности, боли я не почувствовала и резко выдернула спицу. В ноге дыра, а крови нет, так, говорят, бывает при испуге. Первую помощь естественно никто не оказал, сказали и так пройдет. Я немного похромала, может, поверила в сказанное, но со временем действительно все прошло.
С девчатами по комнате поначалу жили дружно и весело, по соседству сдружилась еще с сестрами двойняшками, Галей и Валей Чуриковыми, вечерами пели песни.
Как и большинство студентов экономили на желудках, чтоб после купить что-то необходимое. Я предпочитала самостоятельную кухню, так как питание соседок мне не нравилось. Все готовили на обычных плитах со спиралью, кто во что горазд.
Как-то девчата поставили варить суп из пакетиков, прямо на полу, рядом с моим шкафчиком, куда я и полезла по необходимости в тот момент, а спрыгивая со стула, не удержавшись, упала на горящую плиту. Такую боль и шок испытать пришлось впервые. Из-за перевернувшейся плиты, шнур сам выдернулся из розетки. Еще горящая спираль свалилась мне на ногу, вдобавок весь суп, кипящий и бурлящий добавил остроты… На дикий крик сбежались все однокурсницы, но как и предполагалось, особой помощи мне никто не оказал, а мои соседки по комнате с сожалением смотрели лишь на опрокинутый обед, досадуя, что остались голодными. Им было далеко плевать на нечеловеческую боль, было чуждо сострадание.
Со слезами, болью, обидой и огромными волдырями, перетянув ногу, я вновь продолжала жить и работать. Ожог заживал долго, кожа облезла, но с божьей помощью мне удалось пережить тот кошмар, очередную трагедию своей жизни.
Наконец, поняв, что это все-таки не мое место, я решила вернуться домой. Близился день моего совершеннолетия. Хотелось отметить его дома, с близкими и друзьями.
К тому времени уже вернулся из Армии средний брат, с которым у нас за прошедшие два года, наконец- то, наладились отношения, как мне это казалось. Я сама попробовала пойти ему «навстречу», еще тогда, в 10 классе…
Были проводы его в Армию. Он веселился с друзьями, меня к столу никто не пригласил. Было одиноко и грустно, я весь вечер не находила себе места.
Когда пришло со службы его письмо, я ответила ему первой, желая всего наилучшего. Он вроде как оценил, завязалась переписка. Иногда мне удавалось отправлять ему бандероли со сладостями, в ответ, получая письма с благодарностью. К дембелю приобрела для него хорошие туфли, потратив на них половину своей стипендии. Думала, ну вот у меня есть надежный и хороший брат, которым я буду просто гордиться, к тому же он был просто красив и девчатам очень нравился.
А каково было наше всеобщее удивление, когда он поставил всех перед фактом, что женится на Катерине Кусаиновой, с которой они поддерживали связь, и как нам тогда казалось, была совсем не пара ему.
…Третьего июля, в свой день рождения я приехала домой вместе с подругой Дианой. С отцом до тех пор мы совершенно так и не общалась. Мама готовила стол для гостей. Как раз, вернулся из Приморья и долгожданный братец. Мы с подругой сидели в комнате, я представляла предстоящее веселье и меньше всего думала об отце. Предугадать мысленно его поступки не возможно. Вот уж стратег! Слышу, мама говорит ему: «ты иди, поздравь ее», мол, попробуй. Но как-то вскользь услышав, не придав значения, я это не восприняла всерьез.
Просто сидим, беседуя с Дианой. Вдруг, совсем неожиданно рядом появляется отец, потихоньку встает на колени и со слезами на глазах произносит: «Дочка, с днем рождения!». Мне не очень приятна была эта сцена, а у подруги округлились глаза. За годы молчания я впервые выдавила из себя слово – спасибо. Отец ушел к себе, радостный и счастливый. А я как-то вздохнула по-другому, но отцом так и не могла его больше называть, он на долгие годы остался для меня просто, Павлом Степановичем. Отец и этому был очень рад, воспринимая происходящее, как должное.
Сам день рождения прошел обыденно и не интересно. Амантай не оправдав наши надежды, напился до «поросячьего визга», и большего ему от жизни ничего не было нужно. Я, конечно, была в шоке, очень досадуя, угасала вера в человека.
По возвращению в Усть-Каменогорск, все взвесив и обдумав, мне окончательно захотелось вернуться домой. В то время бабуля жила вместе с нами. Она-то и предложила тогда поехать в Барнаул, уж очень ей хотелось почему-то познакомить меня со всеми своими родственниками, может, в действительности обладая даром предвиденья. В детстве бабушка много рассказывала обо всем и всех, что мне, конечно, пригодилось в жизни. Именно поэтому, в отличие от братьев и сестры, я в какой-то мере знала свою родословную.
Заканчивался август 79 года. Нам с бабулей предстояла пересадка поездом на вокзале Усть-Каменогорска, надо было часа четыре пережидать. Там я и встретила свою одноклассницу Танюшку. Отойдя в сторону, мы стали общаться. Она усиленно звала меня с собой на Дальний Восток, в Находку, учиться, с дальнейшими планами заграничного плавания. Я категорически отказывалась, хотя в душе, подсознательно закралась мысль – это мое! Но почему-то не верилось Татьяне, да и бабуля нервничала, обижаясь на меня и отворачиваясь. Прикупив сладости и беляши, я вернулась к бабушке, а та даже и говорить–то не хотела, так ей не понравилась Татьяна.
Подошел поезд, мы уехали в Барнаул, и наши пути-дороги с бывшей одноклассницей практически разошлись. Бабуля моя немного отошла от плохого настроения. Как казалось, на ее взгляд, она выводила меня в Свет. Я благодарна ей за все. Но тогда мне это было не понятным, до меня совсем не доходило, что бабушка уже слишком стара, ей одиноко, хочется внимания и общения. А я во время учебы, по приезду домой, лишь иногда немного могла перекинуться с ней пустой болтовней, угостить мало-мальски и дать по необходимости денег. Но как же она этому немногому радовалась! Как мало человеку надо для счастья, только чуточку внимания, которого ей дома кроме меня практически никто и не уделял.
Барнаул, серый и мрачный, как-то сразу мне совсем не понравился. Дядя Коля, средний сын бабушки, жил неподалеку от вокзала, и мы, не раздумывая пошли к нему. Дома мы застали только его жену Раису, женщину невоспитанную, скандальную и сильно пьющую, как мне показалось на тот момент. Встретила она нас не очень радушно. В их жилище было грязно и не уютно. Старший сын Файзулла (Павел) отбывал срок по собственной глупости, взяв по малолетству чужую вину на себя. Дома были еще два сына – средний Наиль и Юра. Младший был спокойным мальчиком, а Наиль казался очень нервным и несчастным, и было почему! Постоянные нервотрепки, пьющие родители дали сбой в его сознании и развитии. Хотя сами по себе мальчики были вовсе не ветреными, а вполне нормальными и жаждущими внимания и достатка. Меня несколько удивил и огорчил их быт, детям на ужин мать сварила целое ведро компота из набранных в саду ранеток, впрочем, не ухоженный участок ни чем не радовал. Сами же родители на вечер себе купили сетку вина, бутылок восемь. Мы с бабушкой кое-как провели кошмарную ночь. Тетя Рая много кричала по – пьяни, била себя в грудь, доказывая, что она Семенова, крещеная татарка, и так всю ночь. Дядя Коля, напившись, просто молчал, а Наиль очень нервничал, умоляя мать замолчать, заткнуться, от безысходности кидаясь на нее кулачками, обзывая пьяной дурой. Но остановить ее было катастрофически, невозможно.
В свое время мой отец с братом существенно роднились, вместе работали. Но вот, как-то разошлись их пути-дороги. Он изредка приезжал в Барнаул, иногда навещая их семью, несмотря, что по жизни, они были не очень гостеприимными. А наш отец был человеком прямым, что на уме, то и на языке. Да еще и почему-то дядя Коля вдруг приревновал к брату свою жену. Отец, как-то по приезду из Барнаула, возмутился: «Да, было бык чему, ревновать – грязная, оборванная женщина, да и еще в три раза больше меня, ой, боже упаси!».
Лишь спустя много лет, дядя приедет к нам в Серебрянск, уже на могилу к старшему брату, вместе со своими взрослыми сыновьями, бросит горсть земли и навзрыд попросит прощения…
…На следующее утро мы с бабулей уходили к другим родственникам, в квартиру, полученную когда-то моим отцом, в которой, на тот момент проживали сестра бабушки с супругом и детьми.
Я гуляла, знакомилась с городом, и ничего-то там мне не нравилось. Моя бабуля очень переживала от того, что мне все не интересно, обижалась на своих родственников, что по обычаю, ее любимой внучке не подарили ни какого платья. Уходя от них через недельку плакала, говорила, что ее сыновья слишком много сделали и помогли им, а те плохо встретили, обозвала их жадными татарами, тем самым рассмешив меня. А я ей ответила: «бабуля, так ты же сама татарка». Но тут она возразила: «нет, я казач*ка». Я снова от души захохотала, а она продолжила: «раз у меня муж был казах, значит и я такая же».
…Каково было мое удивление, когда через много лет, в 96 году, работая в паспортном столе при ОВД, я вдруг обнаружила карточку покойной бабушки. Ушла из жизни она весной 94 года, ну а в графе данных, с указанием национальности, с ее слов было написано – казашка. Я понимала, душой она всегда была больше с нашей семьей, семьей своего старшего сына…
…Еще несколько дней мы вновь гостили у дяди Коли, так как билет на обратную дорогу я сразу не смогла купить. Ну а бабушка решила еще ненадолго задержаться, погостив у сына.
По осени прошла как-то стихийно свадьба Амантая с Катериной. В день свадьбы скончался старший брат Кати, так что сразу, после застолья, ранним утром молодожены уехали на похороны. Тогда многие говорили, что жизнь у них не будет счастливой и удачной.
Молодые жили в отдельной комнате, а Амантай все усерднее выпивал.
Бабушка вернулась из Барнаула, жила тихо, скромно и спокойно.
Я поступила на работу в детсад няней, неоднократно возвращаясь к мысли о Дальнем Востоке. Написала письмо Татьяне. Та ответила, как ей там изумительно хорошо, но на мои конкретные вопросы дала уклончивые ответы. Мне оставалось только самостоятельно сходить в городскую библиотеку, взять справочник и уточнить все меня интересующие вопросы. После чего сделав запрос в Находку, и получив соответствующую информацию, я начала откладывать средства на дорогу, в новое неизвестное. Работала по 12 часов, с 7 утра до 7 вечера, питание для работников было не плохим и не дорогим, так что за девять месяцев работы мне удалось скопить приличную сумму, ну а летом следующего года я поставила маму перед фактом, что купила билет и уезжаю в Приморский край. Взволнованная мамуля, конечно, сильно переживала, но знала, что отговаривать бесшабашную дочь бесполезно. Проводив меня до вокзала, долго плакала, глядя вслед уходящего поезда, желая мне счастья, просто она верила, что все будет хорошо.
Долгие девять дней в пути с постоянными пересадками меня очень утомили. Я скучала по маленькой Алие, к которой к тому времени сильно привязалась. Я любила ее, нянчилась, играла, дарила игрушки. Но отношения ее родителей основательно ухудшались. А у Амантая с Катериной по весне появилась первая дочь Галия. *
Приморье для меня было загадкой, очень красивый, дивный, милый край.
Приехав в Находку, я сразу попыталась найти Татьяну, но сильно огорчилась, узнав о ее беде…
В комнате общежития, куда нас поселили, кроме меня жили еще четыре девчонки, которые по сей день в моей памяти; часто вспоминаю наши студенческие забавные деньки с улыбкой на губах. Ох уж и озорными мы были по тем временам.
Танюша Устюгова приехала учиться на повара из далекого Кызыла, тогда ей было 20 лет. Человеком она была безвредным, но глубоко рассеянным и немного глуповатым, как нам тогда казалось. Жизнь ее сложилась не совсем удачно. Закончив мореходку с горем пополам, она пошла в местную столовую мойщицей посуды, потому, как сама понимала, что на большее не тянула. После случайной связи с очередным партнером, ей пришлось покинуть Находку, вернувшись в Томск, к своей единственной сестре, где она и родила сына. Какое-то время мы с ней еще поддерживали переписку, но все как-то вдруг оборвалось. И через много лет, попав в Томск по стечению обстоятельств, я буду пытаться найти там Татьяну, встретиться, пообщаться. Но следы ее бесследно исчезли.
Наталья Гнилицкая была родом из Калмыкии, очень забавная, добросердечная, но слегка с характером взвинченным. Она одной из первых произвела на меня впечатление весьма, положительное, одним словом, мы как-то разом сдружились.
Перед началом занятий всех будущих студентов направили отрабатывать на колхозные поля, помогая собирать картошку. Целый месяц мы жили в бараках, вкалывали с раннего утра до позднего вечера, в полном смысле слова. Ну а после работы, уставшие, но счастливые взбирались на сопку, пели песни, или просто общались с малочисленным местным населением. Рядом находилась войсковая часть, откуда ребята почти каждый вечер умудрялись наведываться в наше временное поселение. Были забавные дивные вечера. Вокруг неописуемо красивые места.
Как-то, наслушавшись через девчат, о ряде моих достоинств, к лагерю подошел паренек, и как передали мне, очень жаждущий познакомиться. Я поступила, конечно же, совсем не красиво, пройдя мимо, не ответив ни на один вопрос, и вообще не взглянув в его сторону, просто проигнорировав, будто человека нет вообще.
Сейчас это можно объяснить всего лишь стеснительностью и неподготовленностью, не достаточным воспитанием и глупостью. Алик, как звали того служивого паренька, был первым обиженным мною человеком.
– Ты прости меня, дорогой, прости за высокомерность и невежливость, жаль, что осознание бывает запоздалым.
Ну а с Натальей мы как-то запросто могли понимать друг друга почти с полуслова. Но в свою очередь, каждая по-своему была своенравна и заносчива, что собственно и послужило нам обеим только во вред. Незаметно наша дружба перешла почти в откровенную вражду, отчего мы, в общем-то, обе немного страдали, понимая, что взаимно неправы.