6
Двери лифта раскрылись с характерным звуком родом из кино. Возведенный в позапрошлый век пятиэтажный отель не был богат лифтом с самого рождения, данная технология появилась внутри этих стен совсем недавно, потому лифт и издает кинематографические звуки.
Маркус, оставшись наедине с самим собой, вновь подался в глубокий самоанализ. Если метрдотель не врет, и Платон действительно находится в данное время в номере шесть на пятом этаже, то Маркусу остается всего несколько шагов до своей цели. И почему важно убить именно Платона? Неужели он чем-то лучше или хуже остальных людей? Просто так само собой сложилось, что его персона стала целью. Стечение обстоятельств, а именно: появление Натали, жаждущей мести, смерть человека, который ограбил их днем, разговор в церкви, повлекший за собой переосмысливание жизни, и результатом всего этого стало запланированное убийство Платона. А ведь Маркус даже не знаком с ним. Возможно этот парень – отличный человек в повседневной жизни, ведь большинство людей в повседневной жизни замечательны, необходимо только лишь научиться их понимать. К тому же Маркус не желал простого убийства, ему было необходимо убийство обдуманное, сознательное, не ради удовольствия или наживы, а ради того, чтобы не умереть посредственностью, не таким как все. Сделать что-то чего многим не под силу.
Маркус не торопясь приближался к номеру шесть, и чем меньше оставалось до искомого номера, тем более Маркус замедлялся, и наконец он вовсе остановился в одном шаге от двери. Как-то вдруг подступило волнение, вспотели ладони, захотелось, чтобы в номере никого не оказалось, или хотя бы не было Платона, другого бы человека Маркус точно не стал убивать. Но в номере были люди, Маркус узнал об этом, услыхав шаги за дверью. И куда подевалась недавняя решительность? И что теперь делать? Войти без стука или постучать в дверь? Если войти без стука, сразу же стрелять или надо будет что-то сказать? А если что-то говорить, то что? «Добрый вечер, меня зовут Маркус, я пришел вас убить»? Наверное, надо сперва уточнить Платон ли тот человек, что за дверью. Может попросить у него прощения перед тем, как убить? Хотя зачем мертвому извинения? Хотя он не будет мертвым, если сперва извиниться, а потом уже убить его. А лучше всего развернуться и уйти, тогда не надо будет ничего говорить тем людям, что за дверью в номере шесть. Спуститься вниз, напиться и заняться любовью с Натали, она не будет против, он это знал наверняка.
Маркус скромно постучал в дверь. Прошло несколько мгновений, показавшихся Маркусу длительными отрезками времени. Ему никто не открывал, тогда он нащупал в кармане кольт, убеждаясь лишний раз, что оружие при нём, и толкнул дверь, она оказалась не запертой. Маркус затаил дыхание, открывая дверь, ему не хотелось шуметь, чтобы не привлечь к себе внимание, чтобы иметь возможность незаметно уйти без лишних вопросов. Для его блага в момент когда дверь была раскрыта наполовину, заиграла музыка. От неожиданности Маркус отдернул руку от двери и отскочил на два шага назад, но быстро пришел в себя. Отчего же столько нервозности!? Как будто это его в скором времени убьют.
Наконец Маркус собрался с мыслями и решительно шагнул внутрь номера и сразу же оказался в центре гардероба, беглое ознакомление с которым подтвердило, что в номере двое постояльцев: мужчина и женщина. Под покровом музыки Маркус передвигался далее, вглубь номера, состоящего из спальни, масштабного холла, раздельного сан узла и соединяющего все комнаты одного коридора. Маркус добрался по коридору до холла, откуда исходила музыка, и, стараясь оставаться незамеченным, заглянул внутрь одним глазком.
В холле домашний кинотеатр показывал американские клипы восьмидесятых, и в соответствии с клипом играла музыка, слышимая по всему номеру. На единственной в помещении кровати лежал на спине юноша, закинув руки за голову, на вид он был ещё моложе Натали. Высокий и щуплый, с пушком на лице, вместо бороды. Увидев юношу впервые в жизни, Маркус представил, как наводит на него пистолет, сводит курок. и все остатки самообладания покинули его окончательно. У него затряслись руки, несмотря на то, что ладони были сжаты в кулаки. Ещё не поздно было передумать, и спокойно уйти.
Но уже через секунду, юноша ненароком наклонил голову в сторону Маркуса и, разглядев в коридоре бледного незнакомого мужчину, вскочил на ноги на кровати, и уставился перепуганным взглядом на него. Каждый из них смотрел на другого, с откровенным испугом. Юноша пришел в себя первым, он спустился на пол с дальней от Маркуса стороны кровати, выключил музыку, и обратился к нежданному гостю:
– Здравствуйте, если вы ищите комнату, чтобы переночевать или ещё для чего-нибудь, то эта уже занята, зато в отеле много других, они чуть ли не все свободны.
Маркус полностью вышел из-за угла, и слегка подался вперед, сделав несколько шажков в холл. После того как музыка погасла, стали слышны звуки воды в душевой, Маркус про себя этот факт отметил. И конечно же запах хлорки.
– Я не ищу комнату. – ответил он не своим от страха голосом.
– А что же вы ищете?
– Я ищу человека по имени Платон, это вы?
По лицу юноши разлилось глобальное недоумение.
– Да. Меня зовут Платон. Мы с вами знакомы?
– Я бы так не сказал.
– Тогда зачем вы сюда пришли.
– Да так, – пожал Маркус плечами, и, громко выдыхая воздух из легких, добавил, – убить тебя.
Платон неловко улыбнулся и сказал:
– Прошу прощения, я вас не расслышал, что вы сказали?
– Мне кажется, что ты меня услышал, просто не поверил. Я тебя понимаю, ситуация действительно странная.
Возникло патовое молчание, каждая последующая реплика была обречена на бестолковость в достаточно незаурядном положении. Единственным звуком долгое время оставался звук струящейся воды в душе. Платон ещё глупее, чем прежде улыбнулся, и сказал:
– Какого черта ты несешь?
Маркус вновь пожал плечами, он пытался всё это время найти слова, чтобы объясниться, но ничего не приходило в голову. Его молчаливость и самое главное, невозможность понять ход его мыслей, постепенно приводили Платона в ужас, разлившейся ниже живота и сделавший ноги ватными. В добавок ко всему, Маркус посчитал, что нечего подробно излагать в очередной раз свою философию, а достаточно будет продемонстрировать оружие, чтобы приготовить Платона. Кольт оказался в руке, но пока ещё не был направлен на свою цель, его держала опушенная по швам рука, вниз дулом. Завидев револьвер, Платон сменил глупую улыбку на панику и поднял руки на уровне живота, ладонями вперед.
– Постой, постой. – залепетал он, – Что происходит? Кто вы, что вы хотите!?
– Меня Маркус зовут, и я собираюсь тебя убить.
– Не может быть! Кто ты, Маркус? Почему?
– Желание это возникло у меня в следствии долгих размышлений, которые излишне излагать сейчас, ибо это затянется надолго. – Маркус взвел курок, отчего Платона словно током ударило.
– Почему я? – еле-еле шевелил губами Платон.
– Случайность. Тебя даже не я выбрал, а Натали. Помнишь такую девушку?
– В данный момент я всю жизнь прекрасно помню, и мужик послушай, чтобы она тебе там не наплела, я ни сделал ничего такого, за что заслужил бы смерть! Может ты передумаешь?
– Мне безразлично что сделал ты или кто-то другой, мне важно совершить лишь одно единственное убийство, вот и всё.
– Ну так убей кого-нибудь, почему я?
– Я же говорю, потому что твоя бывшая тебя выбрала. Неприятная случайность. – с этими словами Маркус поджал губы, выражая сожаление, и навел оружие на живого человека.
Вслед за кольтом поднялись и руки Платона, они защищали грудь, то место, куда целился Маркус, словно он считал, что тем самым смог бы остановить пулю. Неосмысленное проявление инстинкта самосохранения в предсмертный миг – доказательство родства человека с животным, доказательство низменности и жалости самопровозглашенного «царя зверей».
– Прости. – сказал Маркус и постарался нажать на курок.
И в этот момент время будто бы застыло на месте. Маркус чувствовал, как напряжение переливалось по мышцам руки, от плеча до запястья и далее к кончикам пальцев, один из которых упирался в курок револьвера. Но палец отказывался сдавить курок, ему не хватало решительности владельца. Маркус всего в нескольких шагах от Платона, между ними была только кровать, застыл с протянутой рукой, держащей револьвер, обуреваемый разносторонними чувствами: сомнением, страхом, злостью на самого себя, желанием убежать, и в то же время он по-прежнему придерживался своей идеи. «Неужели я не смогу?» – звучал вопрос в голове у Маркуса.
Ситуация постепенно затягивалась. Платон не помнил себя от страха и еле удерживался на ногах, он дрожал, а по щекам уже давно текли слезы. У самого Маркуса затряслись руки, словно после уличной драки.
– Я хочу пожить ещё несколько часов, – причитал Платон.
«Знаю.» – про себя подумал Маркус.
Раскрылась двери в ванную комнату, откуда вышла женщина. Женщина зрелая, старше Платона на лет двадцать, её волосы были обмотаны полотенцем, а тело запахнуто в халат. Она по какой-то неизвестной причине не заметила Маркуса с револьвером, и прошла в комнату, не ощущая нагнетенной атмосферы, но её беззаботную поступь в самый кратчайший срок прервал Платон:
– Спрячься в ванной! Живо! – закричал он ей, истерическим голосом.
Женщина вздрогнула и моментально окунулась с головой во всё происходящее. Она окинула взглядом комнату, посмотрела на Маркуса, потом на своего соседа по комнате и, изрядно удивив всех собравшихся, бросилась что было духу к Платону, чтобы заградить собой его от револьвера. Её стремление защитить Платона настолько было твердо, необдуманно, и стремительно, что Маркус на какой-то миг испугался этой женщины и отошел назад на несколько шагов.
Сам Платон с появлением этой женщины изменился кардинально. Не было уже того смазливого паренька, хнычущего под дулом револьвера и выпрашивающего ещё несколько часов жизни, теперь он стал образцом мужественности, которая смотрела в глаза предстоящей опасности и не отводила взгляд. Платон уронил женщину на пол и, склонившись над ней, заградил теперь уже собой её. Он смотрел на Маркуса снизу вверх и по-прежнему одну руку выставлял вперед, словно прикрываясь ей. Второй рукой он держал женщину и не позволял ей шевелиться.
– Если хочешь убить меня, так стреляй и уходи! – закричал он. – Но не смей трогать её.
– Платон, не надо меня защищать! – вторила ему женщина, прикрытая им, – пожалуйста, не надо.
Эти двое были напуганы до смерти, но все-таки оставались преданными друг другу. Их готовность к самопожертвованию приводила Маркуса в замешательство, отталкивала от них, пугала его. Любовь, какая была между ними, была настолько сильной, что в сравнении с ней сила заряженного револьвера увядала, как тень в безлунную ночь.
Уже следующей своей фразой Платон расставил-таки всё по своим местам:
– Не смей, ублюдок ты конченный, даже думать о том, чтобы навредить моей матери!
Словно струна порвалась в голове у Маркуса. Теперь-то всё ясно. Перед ним находились сын и мать, которые во что бы то ни стало старались защитить не себя, а другого, того, кого любят больше. Вот где настоящая любовь! Вот почему человек имеет право именоваться «царем зверей», потому что умеет любить другого человека больше, чем себя самого.
Маркус запаниковал, его глаза заметались по лицам людей, находившихся перед ним. Теперь-то застрелить двоих и лишить их возможности провести вместе ещё несколько часов, было бы не просто убийством, а истинным святотатством! И уж если он так долго решался выстрелить в одного Платона, и тем не менее не выстрелил, то нечего говорить про два убийства одновременно. Маркус стал медленно пятиться назад.
В глубине души, отступая, Маркус даже обрадовался такому ходу событий, ведь если бы он не смог застрелить Платона в силу нерешительности, а он был к этому очень близок, то тогда бы Маркус провел остаток своих часов в кромешной ненависти к самому себе, в бессмысленном самобичевании. Но теперь-то в таких условиях, когда перед ним было двое людей, тем более один из них – женщина, тем более они – сын и мать, он мог сам себе оправдать, ведь убивать двоих в его планы не входило. С такими мыслями Маркус уже был в коридоре, его рука была по-прежнему вытянута и держала револьвер, но вскоре он бросил оружие на пол и что было духу побежал прочь из номера шесть. Не дожидаясь лифта, Маркус бежал вниз по лестнице.
7
Маркус отсутствовал не более пятнадцати минут. Это время Натали провела в компании с Ларионом Сергеевичем, который в свойственной ему манере говорил без умолку, отчего его невозможно было слушать, поэтому Натали мирно попивала шампанское и развлекала себя при помощи мобильного приложения на своём смартфоне. Или вернее будет сказать, что делала вид, будто бы вникала в мобильное приложение, так как все её мысли в это время были занята происходящим на пятом этаже отеля. Она обдумывала, что сейчас происходит там, что будет делать Маркус после того, как убьет человека, и убьет ли он его? Ещё важнее что будет делать она вместе с Маркусом, если он убьет человека. «И зачем он только всё это придумал, идиот!?» – про себя порицала она его. И всё время, с тех пор, как он отправился наверх, Натали пыталась прислушаться, не раздастся ли сейчас выстрел. Несколько раз ей даже казалось, что она его слышала.
Маркус появился стремительно, взмокший от нервов и бега по лестнице. Он подлетел к столику, за которым по-прежнему сидели Натали и метрдотель, взял свою спутницу под локоть и, горячась, поторапливал её к выходу.
– Нашли ли вы своего друга? – поинтересовался у него Ларион Сергеевич, ещё более охмелевший, с момента ухода Маркуса, – Я вот помню, как-то не виделся с одним из своих одноклассников пять лет или около того, так мы когда встретились не узнали друг друга, хотя семь лет вместе учились. А когда я в армии служил, так там…
– Да заткнись ты уже, дебил! – выпалил Маркус. Он был взвинчен и источал целые реки паники вокруг себя. – Вставай, мы уходим! – обратился он непосредственно к Натали.
Девушка, видя в каком состоянии пребывал её знакомый, беспрекословно вскочила с места и уже шла вместе с Маркусом к выходу. Её раздирало любопытство, она желала знать, что произошло на пятом этаже, что случилось с Платоном, что с самим Маркусом, но женская мудрость подсказывала ей, что сейчас не время для того, чтобы устраивать расспрос. Зато глуповатому Лариону Сергеевичу ничего не подсказывало, что надо промолчать, поэтому он попытался говорить:
– Как это ты меня, молокосос, назвал?
После чего он получил звонкую пощечину от Натали:
– Да заткнешься же ты когда-нибудь! – и после этих слов, ловко огибая столики ресторана, пара героев покинула отель.
– Эх, молодежь… – разочарованно вздохнул метрдотель.
Они вышли на улицу, и пошли пешком по тротуару. Маркус торопился, поэтому Натали приходилось постоянно его догонять. Он шел, засунув руки в карманы брюк и втянув шею, как будто замерз, но на улице не было прохладно, лишь легкий ветерок и только. Маркус находился глубоко в себе, он шел прочь от отеля и всем своим видом показывал, что сейчас не желает разговоров. Натали чуть с ума не сошла, терзаемая догадками о случившемся. Но наконец спустя время он остановился и, оглянувшись назад, убеждаясь, что злополучный отель далеко позади, облегченно выдохнул. Всё это время он переживал, как бы Платон не побежал за ним, требуя разъяснений или любого другого рода возмездия.
– И что же? – спросила Натали сразу же, как почувствовала, его облегчение.
– Ничего. – ответил он, останавливаясь.
– Ничего в смысле ты его не убил?
– Именно так.
Теперь уже спокойно выдохнула Натали, после чего она не смогла удержать улыбку, а чуть позже и вовсе панически засмеялась. Маркус впал в недоумения, считая, что смеялась она над ним:
– Что в этом смешного?
– А ведь уже вечер. – сквозь смех говорила Натали.
– И что?
Она собралась с силами, чтобы сдержать смех и поговорить, но все равно выдавливала слова, посмеиваясь:
– А то, что сегодня наш с тобой последний день жизни, и на что же мы его потратили? – она еле сдерживала свой смех, – с утра мы пытались спасти человека, в итоге он умер, потом мы пытались убить человека, в итоге он жив! КПД у нас с тобой сегодня ноль, последние часы жизни мы потратили в пустую! И тем не менее я все равно довольна!
Договорив, Натали снова отдалась истерики и продолжила смеяться, вскоре она заразила Маркуса, тот сперва улыбнулся, затем, вспомнив весь день с самого утра, так же принялся смеяться. Они вдвоём издавали столько шуму, что пробудили интерес нескольких жильцов соседних домов и заставили их выглянуть на улицу из окон. Многие из тех, кто видел и слышал смех Маркуса и Натали порицательно качали головой и негативно высказывались об этой парочке, потому что они их не понимали. Они злились на тех, кто смеялся, потому что сами смеяться не могли, как будто только им умирать.
– Расскажи что произошло наверху? – после того, как истерика пошла на спад, спросила Натали.
– Это был какой-то кошмар, самая неловкая и страшная пережитая мною ситуация за всю жизнь. – Маркус перевел дыхание после продолжительного хохота, – Никому не советую убивать других людей!
– Да ты что! Ты пряма-таки Ганди или Будда, или кто-то из них, кто пропагандировал ненасилие.
– Я серьезно, – продолжая улыбаться, отвечал Маркус, – нечего меня подкалывать!
– Хорошо, не буду, расскажи детали.
– Деталей не много. Ещё перед тем, как зайти к нему в номер, я поддался сомнению, а когда зашел к нему, и тем более встретился с ним лицом к лицу, то тогда я испугался не меньше, чем он. Кто-то скажет, что это странно, ведь это я пришел его убивать, но я отвечу, что точно так же, как и Платон, боявшийся потерять свою жизнь, я боялся потерять свою, ведь убивая чьё-то тело, ты убиваешь свою душу. Я чувствовал, наведя на его грудь револьвер, что подставил оружие к виску своей души. Страшное чувство. Вспоминаю, и волосы на спине встают дыбом.
Маркус присел на край тротуара, возвышающегося над асфальтом не считанные сантиметры, и, подтянув колени к груди, обхватил их руками. Натали присела рядом, скрестив ноги и вытянув их вперед.
– А ещё я чувствовал власть. – продолжил Маркус, – Страшную власть. Не ту приятную власть, которая возникает между друзьями, когда один друг сознательно из уважения подчиняется другому. И даже не более сомнительную власть – власть законную, когда люди подчиняются другим, соблюдая свод закон не ими придуманных. Я чувствовал самую мерзкую власть, которая только может быть у человека. Власть основанная на страхе. Она конечно очень практическая, так как вряд ли кто-то будет оспаривать своё право на свободу под дулом огнестрельного оружия, но и в то же время такая власть очень скоротечна и самая опасная для властвующего, стоит только расслабить руку с оружием, как тот, кому ты указывал место, раздерет тебя в клочья. Я помню момент, когда навел оружие на Платона, он был вне себя от этого, Платон перестал быть человеком, и мне казалось, что если я не пристрелю его, а просто уйду, то он сразу же накинется на меня, как только я повернусь спиной. Когда поднимаешь оружие, точка невозврата уже пройдена, и только случай может спасти тебя от убийства или собственной гибели.
– И тем не менее ты его не убил, какой случай помог тебе?
– Он был там не один, а с женщиной. Её появление перевернуло всю ситуацию верх ногами.
Заслышав о женщине, Натали насупила брови и целиком превратилась в слух. Перемены в её лице были столь резки и кардинальны, что Маркус не мог их не заметить.
– Успокойся, он там с матерью.
Несколько простых слов повлияли на Натали сильнее многих речей, словно на неё вылили ведро холодной воды. Множество часов она проклинала своего бывшего парня и его подругу, которую он предпочел в последний день заместо Натали, а оказалось то всё не так предательски, как она считала.
– Он там с матерью? – переспросила она, желая лишний раз убедиться.
– Именно так.
– Ну надо же! – у неё словно гора с плеч свалилась.
– Так вот присутствие матери заставило меня отступить, так как убивать двоих я был не готов, а Платон был рад тому, что ни он, самое главное, ни его мать, не пострадали, отделавшись лишь легким испугом.
Они какое-то время молча сидели на тротуаре, погруженные каждый в свои собственные мысли. Маркус получал моральное успокоение после пережитого, а Натали про себя довольствовалась тем, что её бросил парень не ради другой девчонки, а ради матери. «Ради матери можно», – думала она, – «Не такие уж и серьезные у нас были отношения.»
– А почему ты один? Почему ты проводишь последний день не в кругу своей семьи? – спросила она.
– Потому что у меня её нет. Вот и всё.
– А где же она? Где твои родители, братья, сестры? Уверена, что нормальные люди проводят последний день жизни в кругу семьи.
Он тяжело вздохнул.
– Нет у меня ни родителей, ни братьев, ни сестер. Отца своего я не разу в жизни не видел, мать умерла, когда мне было пять лет. Бабушка, воспитавшая меня, рассказывала, что где-то в другом городе у меня есть тятя и двоюродная сестра, но я никогда с ними не встречался. Свою семью я ещё не успел создать, как-то не было на то времени. Учеба, работа, вот теперь смерть. Так что я бессемейный вдвойне.
– Ммм, ясно.
Маркус пристально взглянул на Натали, он ожидал от неё более причастного сочувствия.
– И это всё? Я тебе рассказал о том, что страдаю всю жизнь от одиночества, что у меня мать умерла, а отца своего я не видел, а ты просто говоришь: «Ммм, ясно»? Знаешь, нормальные люди хотя бы извиняются за то, что заставили человека вспомнить о наболевшем.
– Да хрен тебе, а не извинений. Таких бессемейных, как ты, пол земного шара! Так что смирение тебе в помощь.
Маркус покачал головой, больше для вида, нежели для осуждения. Он и сам понимал, что она права, что его проблема – это обыденность.
– Что ты за человек такой, Натали? Пьешь весь день, крепко выражаешься, сострадания от тебя ни капельки не дождешься, ты же дама в конце концов, в тебе хоть что-то женственное должно же быть!?
Она пожала плечами, словно сама не понимала, куда девалась её женственность.
– Наверное, это все из-за скорой смерти. Времени осталось всего ничего, так что вот.
– Ну а где твои родственники, почему ты шатаешься со мной по всему городу, а не оплакиваешь быструю погибель с семьёй?
– Я из детского дома, так что у меня тоже не все гладко с семьёй.
Маркус кивнул головой в знак понимая.
– Вот только не надо мне сочувствовать, – предупредила его Натали, – я за всю свою жизнь уже наслушалась этого ненатурального сочувствия, аж тошнит.
– Да хрен тебе, а не сочувствия. – усмехнувшись, ответил он, – Один – один.
– Уже вечер, – констатировала она неприятный факт, – может хватит уже шляться по умирающему городу в поисках смысла жизни, и отправимся к тебе или ко мне, чтобы напоследок хоть переспать с друг другом?
– До моего дома отсюда тридцать минут езды по таким дорогам, так что вряд ли мы отправимся ко мне.
– До жилья, которое я снимаю все пятьдесят.
– Ты живешь за городом?
– Не совсем, но почти.
Маркус почесал затылок и высказал мысль:
– В таком случае воспользуемся чьей-нибудь машиной, думаю хозяин нас завтра простит.
– Я знаю какие проводки следует соединять. – подхватила его мысль Натали.
– В таком случае едем ко мне.