И действительно, помощь Божия приходила к о. Паисию очевидным образом. Сборщики монастырские, из которых самым способным был вышеупомянутый иером. Иаков, доставляли ему необходимые для дела денежные суммы, независимо от пожертвований, изыскиваемых самим настоятелем и присылавшихся ему благотворителями. Бывали при этом случае особенно замечательные. Когда, благодаря неутомимому усердию о. Паисия, постройка собора была окончена, как снаружи, так и внутри, оставалось позаботиться об иконостасе. Не находя подходящего к его требованиям мастера в Астрахани, Паисий, предприняв поездку в Москву, обратился здесь к известному в то время мастеру Скворцову, который уже совсем было прекратил свои занятия и не принимал более никаких заказов. Долго уговаривал его Паисий принять на себя устройство иконостаса, и только, снисходя к его убедительной просьбе, Скворцов решился изменить своему намерению и в последний раз построить иконостас в Чуркинскую пустынь за 17 тысяч рублей, получив из этой суммы в задаток семь. Когда иконостас был готов, и Скворцов прибыл в обитель для установки его, то заявил о. Паисию: «за иконостас с меня довольно семи тысяч, а остальные десять – пусть останутся в пользу обители». От такой радостной нечаянности Паисий не находил слов для выражения Скворцову своей душевной признательности.

Питая глубокую веру в покровительство Матери Божией и желая вручить Ее непосредственным попечениям вверенную ему обитель, о. Паисий, 13 мая 1862 г. возведенный в сан архимандрита, предположил посвятить устроенный храм в честь Успения Пресв. Богородицы, с приделом правым – Преображения Господня и левым – св. Николая. Подобно тому, как в отдаленные века на горы Киевские препод. Антоний Печерский принес благословение св. Афона, архим. Паисий, желая снискать и Чуркинской обители благословение Киево-Печерской лавры, в сентябре 1863 г. препроводил в лаврский духовный собор 50 руб., с просьбою о написании точной копии с иконы Успения – личного дара Богоматери, получив которую в следующем году, поместил ее над царскими вратами новосозданного храма, соорудив для нее, по подобию киевскому, меднопозлащенный круг в виде сияния. Остальные же св. иконы всех трех иконостасов о. Паисий поручил написать инокиням Серафимо-Дивеевского монастыря, едва согласившимся принять за весь прекрасный труд свой крайне скромную сумму в 600р. Израсходовав на всю постройку и окончательную отделку собора как внутреннюю, так и наружную, 48053 руб. 85 коп. сер., о. архим. Паисий имел утешение видеть собор совершенно оконченным и на своем высоком холме величественно возвышающимся над окрестностью. 9 мая 1867 г. преосвященный Астраханский архиепископ Афанасий, при многочисленном стечении народа освятил главный престол вновь сооруженного храма в честь Успения Божией Матери, отчего и самая пустынь, от дня сего освящения, по главному своему храму, начала именоваться Успенско-Николаевской.

Но, если созданием соборного храма архим. Паисий воздвиг себе прочный памятник, то другим своим деянием он оказал положительное благодеяние Чуркинской пустыни, из рода в род, из века в век имеющее свидетельствовать о его неусыпной заботливости о благе и обеспечении обители. Говоря так, мы имеем в виду долговременные хлопоты, в конце концов, увенчавшиеся успехом, в возвращении пустыни земель и вод.

Возвращаясь в 1861 г. из Петербурга в свою обитель, о. Паисий заехал по дороге в г. Тихвин, где в Богородицком монастыре сияет икона Владычицы, более 500 лет тому назад принесенная ангелами на место нынешнего города и обители. Благоговея пред сей величайшей святыней христианского мира, он усердно молил Царицу Небесную о благопоспешении ему в его, точнее же, обительском деле. Отправляясь в свою пустынь, о. Паисий захотел приобрести в благословение ей точную копию с Тихвинской иконы, о чем и заявил настоятелю Тихвинского монастыри архим. Владимиру. Сей последний, движимый братской любовью, по предварительном соглашении с братией своего монастыря, изъявил свое намерение дать отдаленной обители Астраханского края точную копию своей великой святыни, приняв все расходы по сему предмету на счет управляемого им Тихвинского монастыря. Когда св. икона была принесена в Успенский монастырский собор для освящения, то ее поместили при киоте ее оригинала и, после акафистного пения и освящения воды, совершенных архим. Владимиром, игуменом Паисием и братией Тихвинского монастыря, произошло освящение самой св. иконы, причем, копия была прикладываема к своему оригиналу. В момент соприкосновения св. икон совершилось чудо милосердия Царицы Небесной к игум. Паисию. Незадолго пред сим, без всякой, по-видимому, причины, у него образовалась мучительная опухоль десны. Опухоль, сопровождаемая сильнейшей ломотой, скоро видоизменилась в язву, в которой зароились даже черви. Болезнь причиняла ужасные страдания игумену и не поддавалась лечению. И вот, когда свв. иконы были соединены вместе, язва разрешилась обильным истечением гнойной материи, и с этого именно момента Паисий перестал ощущать какую бы то ни было боль.

Желая увековечить духовное единение обеих обителей, оба настоятеля выработали следующую надпись, помещенную на оборотной стороне новоосвященной св. иконы: «от святой обители Тихвинской Пресвятой Богородицы, в святую Высокогорскую Николаевскую Чуркинскую пустынь, при настоятелях – архимандрите Владимире и игумене Паисии. 1861 г. апреля 25 дня». Св. икона торжественно была изнесена из Тихвинского монастыря в сопровождении крестного хода, при праздничном трезвоне и пении священных песен.

Сопутствуя о. Паисию, св. икона привезена была им, наконец, и в Чуркинскую пустынь, где братия радостно и благоговейно встретили святыню. Но в это же время совершилось событие, глубоко запечатлевшееся в сердцах очевидцев и послужившее для многих уроком того, как всякий христианин должен питать чувства к свящ. изображениям. Один иеродиакон пустыни, по имени Нектарий, питавший беспричинное нерасположение к своему настоятелю и всегда осуждавший каждое его действие, при встрече Тихвинской иконы Богоматери легкомысленно выразился так, к соблазну других: «что он (Паисий) навез сюда досок, горшки что ли покрывать ими? И без этих – много своих». Дерзость легкомысленного, недостойного имени иноческого, человека не осталась без небесного вразумления: тотчас же по произнесении хульных слов, несчастного поразил удар, обративши рот и легкомысленную голову его на бок и оставивший их в таком положении. Кроме того, одна половина тела его, одновременно пораженная тем же ударом, положительно онемела. Поверженный на одре болезни и прикованный к нему в течение нескольких недель, хулитель св. иконы, сознав свой грех, просил принести святыню в его келлию и совершить пред нею молебное пение. Желание его было исполнено. С теплой верой и слезами искреннего раскаяния несчастный просил Матерь Божию о прощении тяжкого греха своего. И Матерь милосердия, по Своему неизреченному человеколюбию, благоволила простить его и возвратить ему прежнее здравие.

Благоговейно чтил эту икону о. Паисий. С бывшего храмового, разобранной Николаевской церкви, образа Спасителя, переделав сребропозлащенную ризу, он украсил ею чтимую святыню. Пред нею же усердно молился он 28 июня 1862 г., отправляясь в Петербург, прося всесильной помощи Царицы Небесной к скорейшему окончанию бесконечного дела о землях и водах монастырских. Он глубоко веровал в помощь и милосердие Пресв. Богородицы, и эти вера не посрамила его. Прибыв в Петербург, о. Паисий явился к Т. Б. Потемкиной и усердно просил ее помощи делу его обители. Благочестивая княгиня обещала ему свое содействие и вот, что придумала для этого. Однажды у Т. Б. обещала быть Императрица Мария Александровна, которой княгиня нашла случай рассказать об о. Паисии, вместе с тем, не позабыла и о предсказании относительно его преп. Серафима. И вот, во время пребывания Государыни у Потемкиной, Паисий, по предварительному соглашению с нею, явился в ее дом и, введенный в гостиную, пал на колена пред Царицей, высказывая ей нужды своей обители и прося ее милости. Императрица, выслушав просьбу его, подкрепляемую и Татьяной Борисовной, обещала переговорить об этом с Императором Александром Николаевичем. Как передает хранящееся в пустыни предание, Государь колебался в решимости возвратить ей громадное количество земли и вод, но напоминание Императрицы о явленных некоторым лицам царствующего дома опытах милосердия Божия, совершившихся по молитвам преподобного Саровского пустынножителя, положило конец колебаниям Государя, и он частным образом соизволил повелеть, чтобы дело Чуркинской пустыни было ускорено окончанием. Так и в настоящем случае великий Серафим своим именем помог о. Паисию, тогда уже архимандриту, и не раз, конечно, вспоминались ему глубоко знаменательные слова великого угодника Божия: «ангел Господень будет с тобою до кончины твоей».

19 марта 1863 г. обитель Чуркинская вступила, наконец, во владение отшедшими к ней водами. При этом, ей пришлось уплатить 21 тысячу рублей за здания, устроенные на чернобугоринском рыбном промысле и предназначенные как для помещения рабочих и служащих, так и для склада, и хранения рыбы, и рыболовных принадлежностей. Такой суммы в монастыре в наличности не было, и архим. Паисий, с разрешения преосв. Афанасия, сделал денежный заем в 7 тысяч рублей у Спасо-Преображенского Астраханского монастыря. Воды эти дали возможность о. Паисию вздохнуть более свободно и с более спокойным духом смотреть вперед. За покрытием всех расходов по содержанию промысла, уплаты рабочим и служащим, и т. под. издержек, в пользу монастыря оставалось до 10 и более тысяч ежегодного чистого денежного дохода. А эта сумма была немаловажным подспорьем в хозяйстве бедной и до того времени лишенной всяких средств к более или менее обеспеченному содержанию своему пустыни. Воды и до настоящего времени служат единственным источником содержания Чуркинской обители, так как посторонние, кроме них, доходы выражаются в крайне малой сумме. Заканчивая повествование о трудах и заботах о. Паисия, понесенных им по делу о возвращении их обители, мы скажем, что этим деянием своим многозаботливый архимандрит оказал своей обители положительное, никогда не могущие быть забытым, благодеяние.

Но, исходатайствовав для обители возвращение ее угодий, о. Паисий не успокоился на этом. Его живая натура не терпела бездействия. При посредстве получаемых с промысла денежных доходов, он, принимая во внимание как отдаленность пустыни от Астрахани, так и затруднительность путей сообщения с нею, иногда положительно невозможного, и необходимость медицинской помощи как для братии обители, так отчасти и для окрестных жителей, по предложению преосв. Афанасия, решил открыть в монастыре больницу на шесть кроватей и аптеку, откуда медикаментами пользовались и пользуются не только братия, но безвозмездно и жители окрестных поселков. Кроме того, в г. Астрахани он привел в надлежащий вид и благоустройство подворье, пожертвованное пустыни г. Абезьяниным.

Обладая практической опытностью, о. Паисий, кроме доходов от вод, изыскивал и другие способы к увеличению их из таких источников, из которых другому на его месте не скоро бы пришло на мысль пожинать значительную мзду. У подножия бугра, на котором расположена пустынь, предместником его о. архим. Евгением разведен был довольно обширный виноградник и фруктовый сад. Во дни настоятельства архим. Паисия виноградник этот давал обильный, вкусный и сочный виноград. И вот, в уме о. Паисия родилась мысль продавать его на нужды обители. Имея в Петербурге знакомых продавцов фруктов братьев Кериных, о. Паисий ежегодно в значительном количестве отправлял в северную столицу дары монастырского виноградника и, за исключением небольших процентов, платимых Кериным за комиссию, ежегодно получал от виноградника чистой прибыли по нескольку сот рублей. Как часть винограда, так и икру, и некоторые породы рыб, доставляемые в монастырь с собственного промысла, архим. Паисий посылал в гостинец наиболее к нему расположенным лицам, а те, в свою очередь, не оставались неблагодарными к вниманию и любезности настоятеля, и в благодарность за его гостинцы слали обители свои посильные лепты, дававшие Паисию возможность продолжать благоустройство обители.

В своей частной домашней жизни о. Паисий был прост и непритязателен. Доступ к нему для всех, имеющих дело, был всегда и во всякое время свободно открыт: никаких докладов и прочих церемоний у него в этих случаях не существовало. Он входил во все, что делалось в монастыре, интересовался делами каждого члена своего братства, принимая самое теплое участие в его нуждах и устраняя их, если то было в его силе. Даже оставляя обитель по делам ее иногда на значительное время и проживая в Петербурге и Москве, он требовал и получал подробные донесения о всем, что совершалось в обители, отсюда посылая свои начальственные распоряжения.

При всей своей хозяйственности и домовитости, соединенных со строгой экономией, о. Паисий не был, однако, черствым человеком. В архиве монастырском сохраняется за его время много дел о самовольных порубках монастырского леса и самовольного кошения травы с монастырских лугов, производившихся жителями окрестных поселков и бугров. Он не мог оставлять подобных поступков безнаказанными, как клонившихся ко вреду благосостояния пустыни, и жаловался в надлежащие учреждения, но при этом имел настолько сострадания и душевной чуткости, что умел отличить в этих проступках действительную нужду от злой воли, побудившую бедняка на противозаконное деяние. Раз убедившись в том, архим. Паисий прекращал дело полным его прощением и кротким увещанием – не повторять самовольного вторжения в пределы монастырских земель и лесов. Подобных случаев, как мы сказали, было очень много.

Астраханское епархиальное начальство, ценя его великие труды, считало своим долгом оказывать ему знаки особенного внимания: так, по его представлению, 20 ноября 1868 г. о. архимандрит Паисий «за отлично-ревностную службу удостоен благословения Св. Синода», а в следующем году Высочайше сопричислен к ордену св. Анны 3-й степени, которого, впрочем, ему не суждено было носить: и орден, и грамота на него были получены уже после его кончины.

Несмотря, однако, на крайнее утомление после такой далекой и продолжительной поездки и неудовлетворительное состояние своего здоровья, он тотчас же приступил к занятию монастырскими делами и еще в этом же году успел заложить и вывести первый ярус колокольни, употребив на это до 500 тысяч кирпича. Наступившая зима, с своим крайне переменным здесь климатом, удручающим образом повлияла на о. архимандрита и в конец расстроила его расшатавшееся здоровье. К нестерпимой ломоте ног присоединилось и общее расстройство всего организма. Пришлось обратиться к медицинской помощи. Врачи предписали ему поездку в г. Пятигорск, для лечения минеральными водами. Нерадостно встретил о. Паисий и наступившую весну 1869 года, последнюю в его жизни. Часто смотрел он на начатую колокольню и, как бы предчувствуя свою скорую смерть, скорбел, что ему не удалось окончить ее. В мае 1869 г., получив благословение архиеп. Афанасия и простившись с ним и братией своей обители, а также и со своими астраханскими знакомыми, в сопровождении монаха Макария и послушника Семена Попова, архимандрит Паисий оставил обитель, чтобы уже более никогда в нее не возвращаться. Грустно было прощание его с обителью, для которой он употребил столько трудов, и братией, им собранной и душевно им любимой. Со слезами простился он с нею, с рыданиями провожала своего отца и иноческая семья его: всеми как будто чувствовалось, что они более не увидят своего достойного настоятеля. И вот, о. архимандр. Паисий уехал из Чуркинской пустыни и, говорят, долго-долго смотрел на обитель, смотрел до тех пор, пока она совершенно скрылась из вида. С отъездом его как бы осиротела и сама обитель. Но в душах братии теплилась еще слабая надежда, что минеральные воды помогут их отцу и поддержат его жизнь еще хотя на некоторое время. Увы, надежде этой не суждено было осуществиться!

14 мая о. архим. Паисий письмом своим уведомлял казначея пустыни иеромон. Досифея, что, выехав из Астрахани 3 мая, они достигли г. Кизляра 6 числа, где настоятель Крестовоздвиженского монастыря архим. Антоний принял путников очень ласково. Здесь они прожили до 9 мая и в 3 часа дня праздника св. Николая отправились в Пятигорск, куда приехали в 10 час. утра 12 мая. Здесь, приглашенный о. Паисием доктор, назначил ему брать тепло-серные ванны с 15 числа. На водах о. Паисий предполагал прожить весь курс. Этим же письмом он просил о. Досифея сообщить ему о состоянии улова в монастырских водах и ценах, по которым продана рыба. Заботился он и о заказанных для св. икон – Одигитрии и Тихвинской – киотах, спрашивая: привезены ли они и установлены ли на месте? Вообще, тон письма довольно спокойный, нимало не указывающий на то, чтобы сам о. Паисий считал положение свое безнадежным. Совершению иное настроение его представляет следующее письмо от 15 июля, – последнее в его жизни, в котором он сообщает о себе, что он тяжело болен и дает братии обители несколько советов и наставлений на случай своей смерти. Сам же, за невозможностью выехать, остановился на жительство в Кизлярском Крестовоздвиженском монастыре. За пять дней до своей кончины составил духовное завещание, в котором, между прочим, писал: «собственных моих денег в монастыре никаких не осталось, а принадлежащие мне вещи – платье, белье и прочее оставляю в пользу монастыря. Взятые мною на путевые издержки восемьсот руб. – собственные мои; из этого количества издержано по сие время шестьсот девяносто рублей, а остальные доверяю монаху Макарию, в случае моей смерти, употребить на погребение. Причем, если окажется денежная передержка, прошу любезную мою братию Чуркинского Николаевского монастыря милостиво покрыть оную передержку, во внимание к 15-летнему моему служению и заботливости о благосостоянии Чуркинского монастыря».

Имея чистую совесть, о. архим. Паисий без страха и смущения смотрел на приближающуюся к нему смерть. Еще отправляясь из обители, он как бы предчувствовал, что оставляет ее навсегда, о чем тогда же говорил и некоторым из братии. Предчувствие это его не обмануло. Напутствованный всеми спасительными таинствами, 19 июля 1869 года он тихо и спокойно закрыл навеки глаза свои на 67 году от рождения27.

* * *

26Житие старца Серафима СПБ. 1863 г, стр. 189–190.

27См. прекрасный труд г. А. Воскресенского: «Архимандрит Паисий, настоятель Высокогорской Успенско-Николаевской Чуркинской пустыни. Астраханской губ. Астрахань, 1904 год».

Свидетельство о публикации №224042500288

37. Преподобный Киприан Манько. 1874.

Преподобный Киприан, родившийся в 1811 году в семье военных жителей Харьковской губернии, получил образование в домашней школе. В 1835 году, в возрасте 24 лет, он поступил в Глинскую пустынь, где стал близким духовным другом Григория Клица. Вместе с другими братиями он позднее перешел в Святогорскую пустынь и был назначен на клиросное послушание. Отец Арсений, настоятель пустыни, ходатайствовал перед епископом Иннокентием о пострижении Киприана и других послушников, которое произошло в июне 1844 года. После этого Киприан был рукоположен во иеродиаконский сан и показал свою искусность в чтении и пении, знание церковного устава и катехизиса. Он также обратился к духовнику иеромонаху Феодосию, который не нашел препятствий для его рукоположения.

16 августа 1844 года, на следующий день восстановления Святогорской пустыни после ее долгого запустения, Преосвященный Иннокентий совершил рукоположение отца Киприана в сан иеродиакона. Церемония прошла в селе Богородичное после освящения молитвенного дома, посвященного святому благоверному великому князю Александру Невскому.

Через год, 15 июля 1845 года, иеродиакон Киприан был повышен до сана иеромонаха, а 5 октября 1846 года отец Арсений поручил ему ответственную должность благочинного монастыря, которую он исполнял с большим рвением до своего назначения братским духовником.

За преданное выполнение своих обязанностей и помощь настоятелю в развитии монастыря отец Киприан был награжден благодарностью и церковными наградами: 15 августа 1849 года ему был присужден набедренник. В списке достижений иеромонаха Киприана за 1854 год настоятель отметил, что он проявлял очень хорошее поведение, был послушным и работоспособным.

10 сентября 1855 года отец Киприан был назначен братским духовником. В этой роли он внес значительный вклад в жизнь Святогорского монастыря, оказывая верное руководство братии в их пути к спасению. Он воспитал многих подвижников, в том числе иеромонаха Иоанникия (Аверкиева), который позже стал благодатным святогорским духовником. В жизнеописании отца Иоанникия говорится, что он обращался к отцу Киприану, имеющему богатый опыт и духовное руководство, за советом. «Вначале, – признался отец Иоанникий, – меня очень утомляли разные странные и искусственно священные люди, рассказывая мне о своих видениях и чудесах, которые они, как утверждали, пережили. Они тратили время на эти рассказы, но не говорили о делах и попросту навязывали свою мнимую святость. Я спросил отца Киприана, как с ними поступить. Он посоветовал мне назначать поклоны этим самовосхваляющимся людям, не имеющим духовной нужды, за каждое такое видение или чудо, рассказанное на исповеди. И верьте мне, они скоро перестали подходить ко мне на духовное сопровождение. Они стали обратиться к другим духовникам, а меня назвали жестоким. Мне было радостно, так как я избавился от лишних проблем: одни тратили целый час, рассуждая о своих видениях передо мной, в то время как другие ждали своей очереди».

Труды отца Киприана, занимавшего должность святогорского духовника, не могли остаться незамеченными. В знак уважения к его службе во время войны 1853–1856 гг., ему Всемилостивейше был пожалован наперсный крест на Владимирской ленте, а 25 апреля 1862 г. Святейший Синод наградил его золотым наперсным крестом за службу по Епархиальному Ведомству.

Современник отца Киприана, А. Ф. Ковалевский, который хорошо знал его, писал о нем следующее: «Отец Киприан, уважаемый старец и духовник, был известен своей редкой духовной опытностью и добротой. Он был подлинно земным ангелом, а не человеком, который не позволял обидам и злобе тревожить его. Он терпеливо и любовно всё переносил, и в своей духе кротости и миролюбия он руководил святогорскую братию, начиная с настоятеля и до последнего послушника. Добрый старец скончался 25 июня 1874 года и был искренне оплакан всеми членами святогорской братии, которые до сих пор припоминают его с большим уважением».

Похоронен он возле подземной церкви преподобных Антония и Феодосия Печерских. Его могила, покрытая чугунной плитой, является уважаемым местом.

Свидетельство о публикации №224031401277

38. Святой праведный старец Павел Таганрогский (Стожков). 1879.

Павел Павлович Стожков родился 8 ноября 1792 года в семье дворянина в Черниговской губернии. С самого раннего возраста он чувствовал призвание к богоугодной жизни и странничеству по святым местам. В 25 лет он распрощался с имуществом и отправился в путь, выполняя слова Господа о раздаче всего имеющегося и помощи нищим.

Около десяти лет Павел странствовал по святым обителям и молился Богу, очищая душу и тело от страстей и грехов. Затем он поселился в приморском городе Таганроге, где проживал в маленьком доме и жил очень просто. Он говорил на простонародном наречии, жил в землянке и работал в порту, чтобы прокормить себя и помогать нуждающимся.

Благодать Божья легла на старца Павла, и его праведная жизнь притягивала к нему людей. Он делился со всеми своими наставлениями и утешением, помогал торговцам на базаре, раздавал милостыню и делал исцеления. Многие люди приходили к нему с просьбами и обращались за помощью. Он всегда был готов выслушать и помочь каждому, кто нуждался.

Павел Павлович не только помогал людям, но и посвящал значительное время своей жизни служению в церкви. Он молился, служил, поправлял лампады и святился предметами, освященными церковью. Он учил людей быть верными и бескорыстными, любить святыню и заботиться о духовном развитии.

Святой старец Павел Таганрогский (Стожков) умер в 1879 году, но его память осталась живой. Его праведная жизнь и дела до сих пор вдохновляют людей. В 1998 году его мощи были обретены, а в 1999 году он был прославлен саном праведного.

Эта история о святом Павле Таганрогском (Стожкове) показывает, что каждый человек, независимо от своего происхождения, может послужить примером доброты, милосердия и бескорыстия. Он научил людей, что самая важная ценность – это любовь и помощь другим. Святой Павел Таганрогский (Стожков) остается нашим героем и воспитателем, который показал нам пример праведности и доброты.

39. Донской казак миссионер Владимир Петров, архиепископ 1897.

Владимир (Петров) (1828-1897) – выдающийся духовный деятель России, архиепископ Казанский и Свияжский. Он посвятил свою жизнь служению Богу и распространению православия среди народа Алтая.

Родившись в станице Федосеевской Области Войска Донского, Владимир был сыном казака. Его судьба с самого детства была связана с духовностью. Отец исследовал духовные знания, стал псаломщиком, а затем священником. Путь отца вдохновил Владимира на подобное призвание.

После окончания образовательных учреждений, Владимир начал свою службу в различных духовных семинариях и академиях. Он был учителем, профессором и библиотекарем. Великая любовь и уважение к такому патриарху как Филарет (Амфитеатров) и его присутствие в жизни Владимира в значительной мере сформировали его веру и преданность Православной Церкви.

Однако настоящее призвание о. Владимира стало ему открыто, когда он был назначен начальником Алтайской духовной миссии. Все его предыдущие усилия и учеба привели его к этому решающему моменту. Он поехал в Алтайский край и начал осуществлять свою миссию с полной преданностью и энтузиазмом.

Алтай в то время был тяжело доступной местностью, где православие было мало известно. О. Владимир основал школы, церкви и молитвенные дома, чтобы распространить веру среди алтайцев. Он также учредил Филаретовское центральное миссионерское училище для подготовки учителей, переводчиков и миссионеров.

Владимир и его сподвижники сумели значительно расширить присутствие Православной Церкви на Алтае. Число новокрещенных росло, школы развивались, и молодые люди получали образование, чтобы стать будущими лидерами веры.

О. Владимир также принимал активное участие в создании Православного миссионерского общества в Санкт-Петербурге, которое внесло значительный вклад в развитие духовной миссии на Алтае и Забайкалье.

Его миссия на Алтае оставила огромный след в истории Казачества и духовной жизни русского народа. Он посвятил свою жизнь служению Богу и борьбе за распространение православия. Владимир (Петров) стал примером преданности, силы и упорства в стремлении служить вере и просветлять народ. Великое наследие его трудов историкам помогает до сих пор понять и уважать славную историю Казачества.

Свидетельство о публикации №223122600227

40. Иеросхимонах Антоний. 1899 г.

Иеросхимонах Антоний

(Память 29 июля).

Странствуя по монастырям, я, в числе прочих, посетил на Дону Кременский Вознесенский монастырь, пишет один странник в «Душеполезном Собеседнике». В это время, на общей трапезе братия того монастыря вспоминали в Бозе почившего 29 июля 1899 года иеросхимонаха Антония. При этом, некоторые братия, в особенности, приближенные к нему, со вздохом и слезами жалели такого дорогого для них старца, но, вместе, и радовались, что он за праведную жизнь свою удостоился христианской кончины. Я заинтересовался узнать биографию старца и подробности о его кончине. И вот, те, которые близко знали старца, рассказали мне следующее: родом он из Донских казаков Хоперского округа, станицы Аннинской, мирское имя его Агапий. Родился он от благочестивых, смиренных и набожных родителей, казака Антона и жены его Ирины. Воспитан просто, по-казачьи, но в христианском благочестии. Обучен был слесарному мастерству, но грамоту знал не бойко. С достижением законного возраста, он вступил в брак с девицей Пелагией, дочерью тоже казака, а с наступлением времени военной службы, он зачислился станичным слесарем и ковалем за военную службу. Жизнь вели оба супруга одинаково добронравную, тихую, смиренную и отличались набожностью. Они оба часто мечтали о жизни монастырской и соглашались друг с другом отказаться не только от брачного сожития, но и от мира, и всего мирского. От исполнения этого намерения удерживали их только дети, коих у них было двое. Но благому намерению помощник Бог. Мальчик вскоре, в детском возрасте, умер, а девочку, с наступлением восьмилетнего возраста, они отдали на обучение в Усть-Медведицкий женский монастырь родственнице, монахине Пафнутии. Между тем, время текло, и намерение их жить безбрачно и в монашестве возрастало и созрело, но Агапия задерживала военная служба, в которой он произведен был в урядники, а жену его Пелагию – безграмотность. С открытием Севастопольской войны, Агапию надлежало идти на военную службу; тогда жена его Пелагия сказала ему: «ты пойдешь на службу; а мне дома оставаться не причем, пойду я в монастырь и буду жить с дочерью Феней». Они так и порешили. Распродавши все свое имение, Пелагия поступила жить в монастырь. Но и Агапия почему-то освободили от службы, тогда и он поступил в тот же монастырь в качестве мастерового и вел слесарское дело. Случайно узнал о нем настоятель Кременского Вознесенского мужского монастыря Гавриил и уговорил его поступить в его монастырь, если не будет препятствовать ему жена его. Жена в этом не препятствовала ему и настаивала только на том, чтобы он постарался обучить ее грамоте, сговорившись сходить сначала на богомолье в Киев. Во время путешествия муж обучил жену свою грамоте. Тогда уже ничто им не мешало исполнить благое их намерение: Агапий поступил в братство Кременского мужского монастыря, а Пелагия в число сестер Усть-Медведицкого женского монастыря. Более пяти лет Агапий проходил послушание по слесарскому мастерству, а затем принял рясофорное монашеское пострижение; потом уже неизвестно по какому случаю переведен в архиерейский дом в Новочеркасск; где, по поданному им прошению, он и жена его Пелагия, в один и тот же день пострижены в мантии: первый в архиерейской церкви и наречен Тихоном, а последняя в Усть-Медведицком женском монастыре (такое было распоряжение консистории) и наименована Иеремией. Итак, оба супруга, в один и тот же день, оставив прелести мира, по доброй и непринужденной воле приняли обет работать Богу. В 1879 году Тихон рукоположен был в иеродиакона и, прослужив 1 ; года при архиерейской церкви, переведен снова в Кременской монастырь. Иеродиаконом он прослужил всего пять лет, а потом, в 1884 году, рукоположен в иеромонаха. После о. Тихон принял вел. схиму и наречен Антонием. С этого времени о. Антоний повел жизнь строго-подвижническую: ел и спал мало. Хотя исторических и отеческих книг, по малограмотности своей, читал мало; но зато славословил Бога по книгам богослужебным постоянно, в чтениях канонов и акафистов он не знал усталости. Во всю ночь вздремнет часик или полтора, а потом встрепенется и опять Богу поет. Пред смертью, дней за пять, почувствовал он расслабление всего организма, но в постель не слег, и все время ходил в церковь. За сутки пред кончиной, от вечерни пригласил в келлию свою иеромонахов и пособоровался; на утро другого дня на Божественной литургии сам приобщился Св. Христовых Таин; потом во весь тот день ему стало тяжелее, и он, ходя, тосковал. На вечер в свою келлию призвал своих приближенных и заставил их читать акафисты с припевами (это его сладчайшая пища), а сам молился то стоя, то сидя, то с земными поклонами, то с поясными при каждом икосе. Прочли акафисты Спасителю и Божией Матери в 12 час. ночи (читалось не спеша, чтобы он мог повторять). Давши чтецам несколько отдохнуть, о. Антоний настоял, чтобы они читали акафист св. чудотворцу Николаю, а сам продолжал молиться. С окончанием сего акафиста, около уже 2-х часов утра, при чтении 13 кондака: «о, преславный и пречудный отче Николае» – о. Антоний, перекрестившись, поклонился, но не доклонился до земли, держась одной рукой за спинку стула, а другой опершись на землю. Чтецы и певцы, продолжая свое и смотря на неподвижность о. Антония, повторили троекратно тот кондак и 1-й икос, а о. Антоний был все в том же неподвижном положении, стоя на коленях с наклоненной головой; тогда они, осмотревши, нашли его уже бездыханным. Итак, душа о. Антония на молитве так тихо перешла в руце Божии, что не могли заметить того присутствовавшие.