В поисках русака, или Русский исход

Сострадание риэлтора

Втоптанные в грязь безвременья интересы большинства соплеменников станут удобрением для благодатной почвы, на которой взойдут вскоре всходы успеха граждан, живущих в России. Повторы ее истории тому свидетельство. Первый признак приближения жатвы – наличие прослойки стойких людей, без устали, изо дня в день, порою за копейки, прилагающих свой труд на благо себя и ближних.

К их числу относился и риэлтор, с которым я познакомился при следующих обстоятельствах.

Мой знакомый попросил сдать его жилье. Здесь у него с момента переезда в столицу оставалась двухкомнатная квартира. В кризисный период он решил подстраховаться дополнительным источником дохода. Позвонив по телефону, указанному в рекламе, я встретился с риэлтором, молодым, крепким и словоохотливым парнем. Все ниже записанное, за малым отступлением, в основном пересказ, сказанного им.

Почти как туман – кризис явился неожиданно и плотно охватил всех, лишил видения перспективы, перепутал ориентиры. Вначале возникла сумятица эмоций, сумбур в мыслях. В конце бремя тяжести замедлило время, уменьшилось число передвижений, принятых решений, и, наконец, разгорелась война всех против всех. Застройщики снижали друг перед другом цены, а владельцы жилья арендную плату. Коммерческое вознаграждение за услуги риэлтора упало вдвое. Время для свершения сделки возросло в разы.

– Клиент пошел дешевый и с претензиями, – сетовал на ухудшение условий работы Клим, так звали риэлтора, – кому цвет обоев не нравится, кому люстра на потолке, всем подавай евроремонт, а платить хотят за приличную «однушку» столько, сколько раньше стоила комната в обшарпанной общаге. Впечатление такое, что в своем психологическом восприятии они заморозили ставки аренды. Обрадовались своим новым финансовым возможностям и ни в какую не идут на торг. Привыкли налоги не платить, теперь у них деньги водятся. Колымят только на себя. Это все работяги, которые не имеют особой квалификации, или мелкие торгаши. А те, кто институты закончил и государству отстегивает налоги, особенно бюджетники, стали самыми бедными.

По внешнему впечатлению обида была уже выше его роста. На расстоянии метр девяносто от земли его пухлощекое лицо, с нахмуренными широкими бровями, выражало крайнее огорчение. Во время беседы он сокрушенно переступал с ноги на ногу. Его мягкие, полуспортивные туфли, сверху покрытые коричневой замшей, снизу подбитые толстой пружинистой подошвой, сегодня понапрасну месили мокро-снежную весеннюю хлябь.

– Парень был уже согласен, а эта – его, – он назвал подругу несостоявшегося арендатора именем гулящей собаки, – прицепилась к тому, что дверной звонок не работает.

– За сегодняшний день показал семь квартир, и никому ничего не сдал. С такими успехами, – он тяжело вздохнул, – жена из дома выгонит.

В тот момент ощущалось – несправедливость действительно коснулась его, может быть, совсем краешком, пока еще легковесно, так, как прикасаются друг к другу во время игры в «пятнашки» дети. Этому рослому мужчине лет тридцати в синих джинсах, в серой спортивной куртке с капюшоном, впитавшей вешнюю влагу, надлежало в этот вечерний час нашей встречи находиться в кругу семейного уюта: в тепле, свете, детской ласке. Торчать среди промозглого двора, прячась в тень от желтой ухмылки светильника, криво висевшего на фонарном столбе, мог бы кто-нибудь другой.

Внешнее спокойствие уступало в борьбе смущению. Риэлтору было зазорно лишний раз обращать на себя внимание жильцов дома. В его подсознании моральным было то, что приносило экономическую выгоду. Сегодня же дохода не было. И находиться ему в этом дворе, по несколько раз в день, было стыдно. Доход, в его понимании, ассоциировался с заботой о близких, об их будущем, лучшем будущем, жены и детей. Деградация и запустение были связаны с убытком, и на него ему было жаль тратить время, его, еще молодой жизни.

В сумеречном дворе он был похож на одинокого кулика, кричащего из чахлой травы болотистого берега.

– Витли, витли, – тонко, беззащитно и отчаянно громко, стараясь перекрыть звук плеска мутно-желтых волн разлившейся холодной реки, кричит кулик. Ему зябко, маскируясь в пучках жесткой осоки, он ждет первой встречи с потенциальной избранницей, ждет ее нежного чувства. Ветер, вздувая волны, готов разрушить ожидаемую встречу. Его злобный вой заглушает звук призыва.

– Витли, витли, – где ты радость моя? – Призывный клик одинокой птицы, кто-то должен услышать и распознать, иначе наступит конец жизни.

Ожидание риэлтора сродни призыву одинокой птицы. Он тоже таится от порывов разбойника-ветра, суматошно мечущегося среди искусственных скал многоэтажек. Ожидание длится день ото дня – придут? А если придут, согласятся? Как важна для него эта сделка. За ней скрывается продление относительно спокойной жизни его семьи. Он должен быть вежлив, вежлив после семи сегодняшних пустых встреч. О, если б половина этих встреч была результативной… он скакал бы кузнечиком по пролетам лестничных маршей. Волна энтузиазма легко переносила бы его сто десять килограммов веса через две ступеньки вверх по этажам. Он заслуживал удачи, его посредническая надбавка была минимальной. Раньше за счет этого он быстро искал клиентов, смог у определенной части арендаторов и арендодателей сформировать мнение о себе, как об успешном, а, главное, порядочном бойце фронта недвижимости. Ему доверяли свои хоромы жены прокуроров, директора магазинов, действующие сотрудники ФСБ, люди среднего достатка, сумевшие ближе к пенсии скопить на свободное жилье нужную сумму, и, даже один церковный служащий, который в знак благодарности молился в храме за его душу.

Кто-то из них уже покинул улицы родного города, и давал ему распоряжения на расстоянии, с берегов Невы или Черного моря, по телефону.

– При такой цене можно сдать на такой-то срок – звучало основное пожелание. Но были и другие, особые правила, например, не заселять людей, имеющих кошек, собак, семьи с маленькими детьми, а также иноверцев. Кроме того, он должен был заблаговременно изобличить пьяниц, наркоманов, потенциально низкодоходных клиентов, практикующих выпрашивание у владельцев отсрочки платежа, а также хитрых «жучар», специализирующихся на пересдаче арендованного на длительный срок жилья, посуточно, и не допускать их к заключению договора.

Клим, закончив архитектурный институт, короткий срок работал в проектном бюро дизайнером. Это опыт позволял ему быстро разобраться в цене, найти достоинства и изъяны сдаваемого или продаваемого помещения. К моменту встречи со мной у него был опыт, наработанные связи, авторитет, но не было движения рынка. В кризис аренда и продажи стояли. К тому же, как он мне рассказал, на действие рынка оказывали существенное влияние люди, кормящиеся от власти.

– Раньше была страна, государство, созданное как единое целое, – рассуждал риэлтор, – с общей собственностью, с одним главным интересом – поступательным развитием экономики, а что сейчас? Он задавал вопрос сам себе.

– Государством назвать нельзя. Лоскутно сшитое сообщество, с разными интересами, нанизанными на живую нитку закона, со всем разного для всех. Управляющее меньшинство старается загнать большинство в экономическое рабство. Каждый из власть имущих, с тараканьей проворностью, тащит в свои сусеки кусок бюджетного пирога. Самый выгодный бизнес – приватизировать бюджет. На рынке недвижимости конкуренции добросовестной нет. Они, – он имел в виду власть придержащих, – передают своим людям в аренду государственную собственность по льготной ставке, а те уже, на условиях субаренды, вновь передают ее тем же государственным организациям или частному бизнесу по более высокой ставке. Доход делится в пропорции – двадцать процентов государству, а восемьдесят процентов частной структуре, приближенной к власти.

– Какая конкуренция? – вопрошал Клим, и возмущенно сокрушался – они безбожно топчут интересы других. Для нас, всех остальных, зарабатывающих хлеб своим трудом, есть одна роскошь – нищета. Мы с нею спим спокойно. А днем вкалываем. Я, в течение месяца, приводил на просмотр одной квартиры тридцать человек, в основном всякого сброда. Уговаривал, выяснял их платежеспособность, порядочность, чтоб они хозяйку не «кинули». А она, в один прекрасный день, договорилась с другой фирмой по недвижимости, и сдала квартиру. Я потратил, – горечь песней лилась в голосе риэлтера, – только на проезд почти полторы тысячи рублей, мне пришлось ехать на окраину, к одному долбанному должнику, кстати директору фирмы, чтобы выцарапать у него старый долг, три тысячи рублей несчастных у этого жмота, он не представляет, – риэлтор был взволнован, говорил возмущенно, – как достается нам этот хлеб, это очень тяжелая работа. Вот, например, в том месяце, был прокол. Молодежь отмороженная, – продолжал риэлтор, – привел к хозяйке парня с девушкой, пара лет по девятнадцать-двадцать, оба работают, только не женатые, живут гражданским браком, это теперь модно. Через неделю – катастрофа. Хозяйка звонит. Залили соседей, три квартиры вниз по стояку. Девушка, милая такая, худенькая, стройненькая, оказалась проституткой, а парень был у нее сутенером, развозил ее на машине по клиентам. Напились и сорвали кран в ванной. Хозяйка квартиры потребовала с меня неустойку. Пришлось платить. Или другой случай. Привел на квартиру женщину лет тридцати пяти– тридцати семи, директора магазина, она развелась с мужем, квартира потребовалась срочно. Также дней через десять звонок от хозяина квартиры:

– Кого привел?

Оказывается, женщина встречалась на квартире с любовником. Их застал ее бывший муж, и разломал всю мебель и унитаз. И таких примеров целая энциклопедия.

– Народ нищий. В кризис работать в три раза труднее. В массовом порядке начинают проявляться психические обострения, – отчаяние звучало в его голосе. – Мне вспомнился фильм «Освобождение», где Гитлер, запертый в подвале рейхсканцелярии, кричал:

– Где Венк? – затем переходил на иступленный шепот – Венк, Венк. Поднимая скрюченные, нервные болезнью пальцы рук к потолку, прислушивался, вместо спасительного голоса провидения звучали артиллерийские приветы Красной Армии.

– Бум, бах, бум – вбивали они раскаленные гвозди в мозг недавнего Властителя Европы, а теперь человека, переполненного отчаянием. Сцена в фильме достоверно передавала крайнюю степень отчаяния, черту, за которой находилась черная полоса безуспешной жизни.

Мне показалось, что эмоции, рассказывающего о своей жизни риэлтера, также приближались к этой грани.

– У нас трудная, очень трудная работа, труд без благодарности, – почти скулил риэлтор, и сам себя спрашивал.

– Какую благодарность можно ожидать от этой массы пустых людей, возомнивших себя в кризис состоятельными людьми? Ранее, таких без церемоний заселял в малосемейки. Подлянка заключается в том, что до конца кризиса других не будет. Они чувствуют это каким-то стадным инстинктом. Придется до октября месяца вот так крутиться, почти вхолостую. В сентябре люди придут из отпусков, в начале октября получат зарплату, и будет какое-то оживление. Произойдет наплыв студентов на первую сессию. – Еще март, а предположения, о ситуации в октябре, подняли ему настроение. На лице Клима появилась улыбка. Было совершенно очевидно, он будет изо дня в день наматывать километры, организуя встречи с десятками людей:

– Я предлагаю вам сейчас временно, дней на двадцать, сдать жилье людям, приезжающим в республиканскую больницу. Как правило, они тихие. Утром шастают по кабинетам врачей, в квартиру приходят только на ночь. Протянем так до осени. смены, а потом уже легче будет.

Слушая его, я испытал двойственное чувство, с одной стороны, мне было жаль человека, выбравшего профессию городского скитальца, а с другой, я испытывал к нему уважение, как к профессионалу, стойко и без лишних иллюзий, переживающему бремя кризисного времени. Я понимал, что он догадывается, что после периода долгого бессилия следует возврат времени пробуждения силы. В скором времени успех будет сопутствовать профессионалам, своим трудом пробуждающем веру в лучшее будущее, способным на поиск новых возможностей в любых условиях. Одним из них был сам Клим. Дух силы, опирающийся на принципы, выдавал в нем такого человека. Принципиальность его проявилась в ситуации, о которой он сам и рассказал. Слушать его можно было часами, анекдотические ситуации в его повествовании чередовались с психологическими драмами.

– Сегодня днем приходила одна плачущая клиентка, как это говорят, ревела «белугой». Хотя я не понимаю, какие могут быть слезы в воде? Скорее уж раненой коровой, бок которой разодрали когтями росомаха или медведь. Я строительную практику проходил в колхозе. Был там такой случай, корова прибежала на дойку, покусанная зверем. Раненое животное стонет, слезы текут из больших глаз, доярки тоже рыдают. Трагедия на фоне веселого деревенского пейзажа. Летние дойки обычно размещают на берегу реки, возле водопоя, и ветерок есть, гнус отгоняет. Травка зеленеет, река голубеет, а вдали лес темнеет. Там прячется коварный зверь. Ему слезы – вода. Он кровь чует. А тут, в городе нашем, другой зверь таится, равнодушный к чужим переживаниям, – рынок. Женщина, еще молодая, лет тридцати или чуть больше, мать двоих детей, семья, которую бросил муж, она меня просит:

– Помогите снять жилье подешевле, платить нечем, арендатор выживает из квартиры.

– Арендатор понятно, доход ему нужен. Ему свою семью содержать надо. Но ее муж уподобился равнодушному животному. Куда он по жизни пошел, устремился дальше, если здесь свое продолжение, свое будущее бросил, – возмущался Клим. Он продолжил.

– Мы поговорили. Женщина успокоилась, постаралась аргументировать свою позицию.

– Нам бы поменьше площадь и с простой отделкой, но в этом же районе, ближе к детскому саду, мне вставать надо рано, отвезти детей в детский сад, а после, спешить на работу.

– Я смотрю на нее, – продолжил риэлтор, – слез уже нет, глаза сухие, но ее отчаяние уже передалось мне. У меня даже сердце защемило, стало жалко ее и совестно, как будто я был виновен в ее тягостном положении.

– Завтра вы выкарабкаетесь – успокоил я ее. Эту ложь я придумал для своего оправдания, чтобы отогнать от сердца неприятный осадок.

– Муж ваш, олух, одумается и вернется, а может, на работе вы пойдете на повышение, и вам увеличат зарплату. Много чего хорошего может произойти, и вы решите свой денежный вопрос.

Сомнения есть, может, ситуация изменится по-другому, но думать о лучшем продуктивнее. Это настраивает на поиск правильного решения. В тот день, чтобы закрыть этот болезненный вопрос, риэлтор придумал следующее – оплатил хозяйке первый взнос за счет денег из своего вознаграждения, а клиентке сообщил:

– Она дала вам рассрочку.

Причем, он наверняка знал, возвращение его домой сегодня вечером будет безрадостным, так как он сам уже две недели не приносил своей семье денег.

Он знал, что еще с порога жена будет пилить его без смазки. Предъявит перечень потребностей, требующих срочной оплаты, обзовет растяпой, будет попрекать.

– Вот Люба за вечер сдает по три квартиры, 10-15 тысяч ежедневно имеет.

Вообще-то риэлторов с именем Люба в нашем городе было более десятка. Они различались по прозвищу. Наиболее удачливыми из них были две – Люба-маленькая и Люба-шустрая. Маленькая – сухонькая, крохотная женщина, одна из тех, чей возраст определить затруднительно, имела на иждивении мать-инвалида. Шустрая – вертлявая блондинка воспитывала в одиночку троих детей. Стимулов для успеха они имели более, чем весомые.

Он согласится с ворчанием жены. Спорить с ней бесполезно, у нее дурной характер. Проблемы постепенно разрешатся. Так было уже много раз. В глубине, на самом донышке души, он ощущал радость.

Каждому хочется сотворить на Земле частицу Рая, испытать миг наслаждения. Кто-то спешит уединиться с любимым человеком в шалаше, кто-то, преодолевая страх, делает шаг с парашютом на спине за борт самолета. А есть множество людей, испытывающих удовольствие от сотворения добра к ближнему. Одним из них был этот рослый, неряшливо одетый мужчина. Своим состраданием согревающий холодный воздух каменных улиц городских джунглей.

Глупая история

История становится глупой из-за отсутствия в ней добрых начал. В нашем случае она произошла с умными людьми, которые по первому впечатлению в такие ситуации попадать не горазды.

И, все-таки, к моему удивлению, все произошло иначе, и вышло наружу, на поверхность, на общее утверждение общественного мнения о том, что бывает так по жизни – глупость соседствует с разумом, как нижняя сторона капота у машины с наружной – сверху глянец и блеск, а снизу черно-белые вкрапины и грязная копоть от двигателя. Сверху полирует солнце, ветер, дождь и тщательный уход для поддержания представительского вида, а снизу монотонная напряженность повседневной работы и разводы масла.

Дружное семейство Бонч-Барановских проживало ранее в Казахстане, работали на земле, выращивая зерно. К началу х прошлого века отец с матерью упокоились с миром. Достался им напоследок кусочек целинной бескрайней земли, на которой они принялись жить в сороковые годы после переселения из Западной Белоруссии. Остались на распутье два брата с семьями. Старший, с женой, немкой по происхождению, перебрался в сытую Германию. А вот Юрий Станиславович, младший брат, окольными путями попал к нам на Вятку, имеющую много ржаного хлеба и молока, но мало мяса и фруктов. Нанялся на работу директором опытного хозяйства при сельскохозяйственном институте. К его приезду опыты там были уже в прошлом, в заброшенном саду яблони чередовались с елками. По осени на остатки плодовых деревьев делали набеги горожане, по-звериному протаптывали в зарослях тропы, ломая ветки, растаскивали яблоки по домам. Пашня опытного хозяйства, изрытая глубокими бороздами, попала в ковровый плен сорняков. Пройти по ней было невозможно – мало того, что сорняки стояли стеной в рост человека, они еще умудрялись внизу над поверхностью прошить толстыми травяными нитями пространство поперек. В коровнике на голов оставалось измученных бескормицей коровенок. Остатки племенного стада, бывшие рекордистки, которые получали когда-то престижные награды выставок. Но самое худшее было с людьми. Работу задаром все, кто могли, променяли на поиск оплачиваемой работы в городе. Остались единицы – пенсионеры, по состоянию здоровья еще способные проявить в короткий период остатки трудовой доблести, и пьяницы, готовые за копейки по полдня просиживать вдоль стены деревянного гаража, прячась в тень от солнцепека.

– Это что за металлолом за углом валяется, мужики? – в первую же встречу спросил их Юрий Станиславович. Услышав в ответ пояснение:

– Это плуги для безотвальной обработки, у нас они не используются, не подходят для наших почв.

Он приказал привести агрегаты в надлежащий вид. Размышлений в его голове жило много. Реализуя их, используя навыки прошлого опыта, постепенно, шаг за шагом, директор принялся наводить порядок.

Через пять лет директор уже проезжал по ровной пашне, без тряски, со скоростью км в час. Посевы многолетних и однолетних трав решили проблему бескормицы. Рацион для коров, у Юрия Станиславовича, был сбалансирован еще на этапе травостоя. Узнать ему пришлось многое. Белки, углеводы, микроэлементы, «рубец», «книжка», стельный период, технологическое обоснование затрат, состав почвы, содержание азота, фосфора, калия в усвояемой форме, сроки посева, производительность машин, подбор агрегатов в технологическую линию, конъюнктура рыночных цен, налоговые отчеты – ветеринар, зоотехник, механик, экономист, и, отчасти, бухгалтер в одном лице – он проявил чудеса подготовки в разных отраслях, впрочем, как любой руководитель, знающий толк в аграрных делах.

С ростом производства появились первые деньги, и возможность набрать штат, но не было жилья. Обратился он в Россельхозакадемию. Чиновники этого заведения распоряжались имуществом. Обосновал необходимость отвода неиспользуемых, закустаренных земель под строительство коттеджного поселка. Нашел подрядчика – местный УФСИН, расплатился с ним частью земельной доли. Наконец-то привлек специалистов. Из полу-обустроенного барака перевез семью – жену, дочь и двух сыновей в коттедж. И тут все, полет окончен. Орлу надо присесть в темницу. По жалобе завистника появились контролеры. Так семья Бонч-Барановских познакомилась с семьей Мерзлоюдовых. Точнее, познакомились главы семей.

Юрий Станиславович, полноватый человек среднего роста с округлыми чертами розового лица, интеллигентную вежливость которого выдавали удивительно мягкие, почти детские интонации в голосе.

И Илья Осипович Мерзлолюдов – мужчина лет пятидесяти, по-женски рыхлое тело которого было спрятано в аккуратно отглаженный серый костюм. Глядя смущенным взором серо-зелёных глаз, в коричневые подозрительно-настороженные глаза на одутловатом, темно-землистом лице Мерзлоюдова, Бонч-Барановский пытался оправдаться.

– Да, мы знаем, по плану надо было выделить для каждого дома по соток, но этого же мало. Мы выделили по восемь. Там же дальше к лесу остается неиспользуемая узкая полоса, – надеялся он аргументами найти понимание у оппонента.

– Вы отступили от проекта, – бубнил, не соглашаясь Мерзлолюдов. Он работал в ревизионном отделе имущественных отношений муниципалитета. К тому же, у вас лично, возле дома соток. Я передам на вас материал в прокуратуру, – его беспристрастный голос звучал ровно и тихо.

Так начинались мытарства, доведшие Юрия Станиславовича до первого инфаркта.

Ровные поля, ухоженный скот, прилично оплачиваемые рабочие места и слаженная работа команды специалистов на чаше весов правосудия оказались легче нарушенных инструкций, к которым Мерзлолюдов постарался прицепить для тяжести груз корыстного использования служебного положения. В России существует старое правило – формализованная инструкция всегда главнее неугодного человека. А если к нарушителю есть претензии в виде полученных им материальных выгод?? – ставим два знака вопроса – свидетельство тайной традиции, живущей в глубине любой проверяющей системы нашего отечества. В соответствии с ней, ближний, самый близкий, самый желаемый аргумент у Ильи Осиповича иной, лишенной огласки – он спрятан как камень за пазухой. У этого человека есть деньги, а у него, ревизора, право торговли подписью. Он опытный охотник, и своего не упустит.

Тик-так, когда-то отчитывали часы время первой проверки, первой ступени карьерной лестницы ревизора – две тонны не оприходованного картофеля – первый улов начинающего проверяющего. Тик-так, неверно отмеченные в табеле учета часы – улов второй. Не важно, что в совхозе нет денег на солярку для трактора, чтобы отвезти покойника через грязь до кладбища. Плати штраф или…??

У доктора нет средств для покупки лекарств для лечения собственного тяжелобольного ребенка. Главврач в виде материальной помощи закрыл ему лишние часы по переработке. Проверяющий их обнаружил. Конец тот же – штраф или …??

Тик-так – отчитывают время службы часы ревизора. Сегодня обнаружена лишняя сотка земли – все по-прежнему

– плати штраф или …??

Тик-так или…?? Тик-так или, или…??

В результате этих историй ревизор имеет квартиру, полученную от государства вне очереди, приобретает дачу-коттедж за полцены, арендует по льготной ставке пару магазинчиков на объектах из состава госсобственности на длительный срок. Торговля правом подписи – бизнес бизнесов в России – скоростной лифт для попадания на вершину денежных богатств. Есть, правда, издержки – все приходится совершать с оглядкой, а значит, изматываются нервы. Но выручает время, наконец-то приближается успокоенная пенсионная заводь. Ах, нет. Это слово звучит как приговор. Рушатся связи, а это нежелательно, есть же еще дети. Есть стремление поддержать и передать главное деловое правило – деньги идут к деньгам. У клана проверяющих своя семейная традиция зарабатывания средств. Отравленное умонастроение передавалось у Мерзлолюдвых по наследству.

Прошло время. Юрий Станиславович Бонч-Барановский приплыл к пенсионному причалу. Два его сына работали в созданном отцом хозяйстве. Один директором, другой экономистом. Их нынешнее благополучие отец– трудоголик оплатил одним инфарктом, на который оказала влияние и мелодрама с проверкой, когда вопреки своим принципам он собирал по знакомым деньги Илье Осиповичу Мерзлолюдову на откуп за свободу.

Проверки и следственные эксперименты остались его скверным сном на всю его оставшуюся жизнь. Пережить его помогла забота ближних. Особенно утешным для родителей было внимательное отношение их наследницы. Радости было бы еще больше, если б у нее самой изредка не возникали проблемы.

Его дочь – Ольга Юрьевна, молодая привлекательная женщина, унаследовавшая от матери миниатюрную стройную фигурку и окрас волос брюнетки, а от отца серо-зелёные глаза, заканчивала учебу в аспирантуре. К тому времени она успела побывать замужем, родить ребенка, развестись, и спрятаться от семейных раздоров в академическом отпуске. Она была трудолюбива, целеустремлена, и, тем не менее, романтическая связь на стороне не только разбила молодую семейную пару, но и удлинила период подготовки к диссертации.

В силу превратности судьбы, причиной ее временного отступления от намеченной цели стал молодой Мерзлолюдов – Василий Ильич, высокий статный блондин, он учился вместе с ней в одной аспирантуре, но на курс младше. Имея от отца в наследстве пару магазинчиков, он старательно стремился к увеличению ежемесячного дохода. И, надо отметить, это у него получалось. Внешне он производил впечатление человека, у которого водятся деньги – приличная машина, туристические путевки в экзотические страны – примет такого свойства было множество. Тем не менее, целевой установкой молодого Мерзлолюдова, была осознанное желание найти место при или во власти. А для этого требовалось быть на виду. В начале карьеры он старательно участвовал в многочисленных конкурсах, проводимых губернскими комитетами и ведомствами на предмет кадровых вакансий. Он мог, подав документы, явиться на одну из таких комиссий и заявить:

– А я знаю, что вам по стажу не подхожу, но я пришел поближе познакомиться с вами на будущее.

Капля камень точит. В конце концов он нашел место служащего в государственном учреждении. Назначив жену директором, передал ей семейный бизнес. Его мечта сбылась. За свой счет заказал визитку с синим фоном, по которому шли золотые буквы – «Специалист по налоговым отчислениям областного комитета имущественных отношений Мерзлолюдов Василий Ильич». Почти как отец когда-то занял должность проверяющего, но пока на несколько ступенек ниже. Как их пройти быстрее, он тоже знал. Надо защитить диссертацию. Для этого и поступил в аспирантуру. Ученая степень – ключ к открытию служебной лестницы этажом выше. Предельно рационально определился со средствами достижения новой цели. Он считал, главное в этом случае найти уставшего от безденежья раба-ученого, беспринципно кропающего научные труды под заказ. Затем съездить в Москву или в Санкт-Петербург, найти в каком-нибудь захудалом диссертационном совете лазейку, заплатить оговоренную сумму оппонентам, и вот она защита, а с ней и престиж человека, имеющего ученую степень – ключ к служебной двери отдельного кабинета.

Все шло по плану до предварительной защиты. А там произошла осечка. В обновленном составе совета появились ученые сухари, потребовавшие вернуть его диссертацию на доработку. Тот, кому он платил за написание диссертации, добавить уже ничего не мог. А сам Мерзлолюдов-младший начисто был лишен даже восприятия и понимания того, что от него требовали ученые мужи из диссертационного совета. Помог случай, точнее Ольга Юрьевна, для которой он был не просто старым знакомым по аспирантуре. Между ними была краткосрочная любовь. Та самая связь, приведшая ее семью к разводу. Вообще-то, в их близком знакомстве было много странного. Впервые его внимание на нее обратила его жена. Была какая-то аспирантская пирушка по поводу очередного майского праздника, на которой жена Василия, обнимая его во время танца, вдруг сказала ему на ухо:

– Посмотри, какая Оля миленькая.

Тогда Алексея удивило не столько ее отношение, сколько само определение, оно показалось ему чересчур точным и емким. Он тоже чувствовал это. Но его ощущение оставалось не сформулированным. Жена просто опередила его.

В тот вечер Ольга была мила. Для ее внешнего вида это слово было определяющим. Глядя на тонкие кисти и запястья рук, талию, стройную по природной особенности, соразмерные с ней бедра, он вдруг почувствовал волнение, вызванное возможностью ощутить одно из величайших в мире наслаждений. В тот вечер он влюбился в нее. Чувство весенней грозой переполнило и оглушило его.

– Боже, зачем ты подарил ей эти припухлые губы, эти серо-зелёные глаза, спрятанные за тенью длинных ресниц? – Ему казалось, что ее внешняя красота в тот миг была осязаема настолько, что ее можно было пить, как пьет влагу в пустыне испекшимися губами уставший путник. Он пьет наслаждение. И это одно и то же – утоление жажды.

Через месяц они стали любовниками. Он вспоминал как тогда, лежа в постели, прижимая левую руку к груди, называл ее Олей, Оленькой. Переполнившие его в те минуты чувства были искренние. Он был благодарен Богу, что тот по милости своей позволил ему сжимать в крепких объятиях эту нежную податливую хрупкость. Тогда ему и этого было мало. Ему хотелось впитать ее всю в себя без остатка. Была усталость тела, но не было чувства насыщения. Безмерное желание обладания пугало его своей несоразмерностью. Это было ощущение приграничного состояния перед взрывом. Яркая вспышка вотвот должна была охватить все, от края до края, и прекрасное тело и упокоенную душу соединить в едино. Полусумрак инстинктивного и жизнерадостное созерцание осязаемого разумом счастья. Да, тогда он плакал от счастья у нее на груди. Ему казалось, что посланная Богом сумеречная звезда будет тайно согревать солнечной теплотой его душу навсегда. Но краденое счастье коротко. В какой-то момент Ольга не захотела разрушать его семью и отклонила его ухаживания. В то зимнее холодное утро белый снег для него стал черным. Расставание с ней он пережил тяжело.

И вот они встретились вновь. Тема научных изысканий Ольги Юрьевны касалась оптимизации налогообложения земель сельскохозяйственного назначения. Природная смекалка, трудолюбие, советы опытного руководителя, практическая помощь братьев в подборе материала помогли ей завершить добротный научный труд. Перед защитой требовалось прохождение его апробации в профильном ведомстве. Мерзлолюдов-младший к тому времени работающий в комитете имущественных отношений, на ее просьбу о рецензировании ее работы откликнулся охотно. К сожалению, для Ольги Юрьевны в тот период у нее серьезно заболел ребенок. Пришлось ложиться с ним в больницу и перенести защиту почти на четыре месяца.