Меня зовут Дикси

***

Захотелось пить. Я, не вставая с кровати (комнатка была не больше кирпичного домика дядюшки Тыквы), протянул руку и нащупал на столе бутылку с водой. Она была тёплой на вкус, но я принялся жадно глотать. Утолив жажду, я лёг и быстро заснул.

Девять часов утра. Комната уже залита солнечными лучами. Самый озорной лучик подобрался к кровати, скользнул на лицо, и я проснулся. Минут десять пытался укрыться от солнечного луча подушкой, потом сдался. Подхватив полотенце, я вышел из комнаты, надеясь, что опившиеся «тростникового на ямайском чае» жильцы спят мёртвым сном и обычной утренней очереди в ванную сегодня удастся избежать.

Увы. Первое, что я увидел, переступив порог и оказавшись в просторном салоне, было постное лицо Себастьяна, который восседал на стуле с мрачным видом и глядел в окно на покосившуюся старинную церковь.

Из ванной нёсся шум хлеставшей из душа воды.

─ Видал, что происходит? ─ обратился ко мне Себастьян, у которого по утрам всегда было пренеприятное настроение. ─ Уже сорок минут, гад, не выходит!

─ Ого! ─ восхитился я. ─ Ты стихами заговорил. Что тростниковый спирт с людьми делает! Ну-ка давай ещё чего-нибудь про него сложи.

Но Себастьян не пожелал больше изъясняться стихами и перешёл на суровую непечатную прозу.

─ А что, очередь большая уже?

─ Я, за мной Чупа-Чупс…

В это время ещё одна дверь приоткрылась и из своей комнаты показалась Карина. При этом дверь комнаты она, по своему обыкновению, приоткрыла чуть раньше, чем запахнула халат, и в проёме на мгновение мелькнула обнажённая женская грудь.

─ Привет, мальчики! Опять какая-то сволочь с утра пораньше в душ забилась? Давно ждём?

─ Ждём… ─ проворчал Себастьян. ─ Это уже не «ждём», а какая-то классическая трагедия. Если бы не твоя грудь, утро стало бы совсем пропащим.

Дождавшись своей очереди, я принял душ и, не завтракая, покинул дом. К часу дня я собирался наведаться в посольство Канады, узнать ─ не припасено ли для меня новостей.

Взяв номерок и дождавшись своей очереди, я подошёл к маленькому и узкому, как бойница, окошку и, предъявив номер своего досье, застыл в ожидании, что ответят на этот раз.

Обычно ничего хорошего мне здесь не говорили. То утверждали, что отправили очередной запрос в Канаду, то в мою виноградную республику, то в Интерпол, то ещё куда-то. Никаких сроков не гарантировали, но если человек, прождавший несколько месяцев, решался проявить настойчивость: «Хоть приблизительно скажите, когда я могу рассчитывать на получение документов!» ─ ему без обиняков говорили, что если он вообще хочет что-то получить, то пусть терпеливо ждёт дома, а сюда больше не суётся, а то «отметим в досье, и ждать будете ещё пару лет».

Я знал семьи, просидевшие в Мексике по году и больше. За это время кое-кто успел родить ребёнка, кто-то сел в тюрьму за проживание без визы, кто-то перенёс операцию. Люди рождались, заболевали, выздоравливали, умирали и при этом продолжали ждать.

Все жаловались на бюрократизм и беспредел канадской иммиграционной службы, но поделать ничего не могли. Даже устроить скандал. Никакие обстоятельства не считались уважительными и не могли ускорить рассмотрение досье ─ ни рождение ребёнка, ни окончание срока мексиканской визы.

Порывшись для виду в бумагах на столе и заглянув в компьютер, чиновница объявила, что ответа на последний запрос пока нет. Я выслушивал это известие на протяжении шести месяцев и, не сдержавшись, поинтересовался, придёт ли ответ в течение ближайшего столетия.

Это было ошибкой. Некоторые категории людей (офицеры иммиграционных, таможенных и налоговых служб) не понимают юмора и относятся к нему крайне подозрительно. С ними не следует шутить, и не стоит им улыбаться. Нужно вести себя очень сдержанно и изъясняться односложными предложениями. Это единственный способ завоевать их нейтральное (положительного не бывает) к себе отношение. Проявление юмора вызывает у них раздражение, и тогда жди беды.

Голос чиновницы из прохладного осеннего ветерка превратился в ледяной зимний ветер, и служащая объявила, что ей об этом ничего не известно. Её слова на ходу превращались в сосульки и, падая на тяжёлый деревянный стол, с хрустальным звоном разбивались на десятки ледяных осколков.

После негостеприимного посольства всегда хотелось перекреститься и трижды плюнуть через левое плечо. Между нами говоря, и это не помогало. Поэтому я только поморщился и огляделся по сторонам.

По залитому солнцем асфальту скакали воробьи. Они клевали какие-то крошки и, судя по всему, были вполне довольны жизнью. Один из воробьёв ─ крупный самец с тёмно-коричневой грудкой ─ расставил крылья и, выпятив грудь, поскакал куда-то в сторону. Из-за угла резко вылетел велосипедист, стремительно вращающиеся колёса пронеслись мимо оставившего стаю и насиженное место воробья, и заднее колесо слегка задело его.

Слегка! Этого было достаточно, чтобы он, перевернувшись, отлетел к стене и слабо, затрепетал крыльями. Остальные, вспорхнув, высоко взлетели, описали в воздухе параболу и, спланировав на высокое дерево, пронзительно зачирикали, обсуждая это происшествие. Велосипедист промчался дальше. Воробьи почирикали и улетели искать овёс или ещё какую-то дрянь. У стенки приходил в себя незадачливый воробей, которому так не сиделось на месте…

Домой идти не хотелось. Слишком ярко светило солнышко, слишком оживлённо было на улице, а в большой коммунальной квартире на улице Букарелли сейчас заспанные, с остатками зубной пасты в уголках губ женщины гремят сковородками на общей кухне.

Поразмыслив о перспективах, я отправился в зоопарк. Это заведение находилось в каких-нибудь десяти минутах неторопливой ходьбы.

В будние дни в зоопарке бывало немноголюдно. Я не торопясь прогуливался по аллеям, окаймлённым буйной зеленью тропических растений. Цвели гранаты и мушмула, над деревьями с гудением кружились пчёлы и полосатые чёрно-жёлтые шмели.

По своему обыкновению я направился к большой вольере в дальнем углу зоопарка. Там жил старик орангутан.

Весь заросший рыжей шерстью, он с задумчивым видом философа прислонился к непробиваемому стеклу, отделявшему его от посетителей, и смотрел куда-то вдаль. За его спиной в вольере «росли» огромные деревья с отлитыми из бетона стволами. Всё было ненастоящим, но старик привык к этому обману и принимал его как должное. Тем не менее по его задумчивому взгляду было видно, что он чувствует себя здесь чужим. Увы, его желания в расчёт не принимались.

Орангутан оглядел меня, и когда наши взгляды встретились, мне показалось, что в глазах у старика мелькнуло что-то вроде дружелюбного сочувствия. Вероятно, он прочитал в моём взгляде нечто подобное по отношению к себе. Мгновение ─ и косматый рыжий клубок, переваливаясь, скрылся в кустах и затерялся где-то среди бетонных деревьев.

Я медленно побрёл обратно, вышел из зоопарка и направился в сторону парка Чапультепек. В четыре часа дня у меня была запланирована встреча с Джорджем. Часы показывали 14:30, и я не спешил. Я закурил и опять вспомнил ту ночь.

ГЛАВА 6

Меня ненадолго оставили в покое, чтобы перекурить. Я видел, как в темноте вспыхивают и разгораются красные искорки сигарет, когда они затягивались.

«Не скисай, ─ сказал я себе. ─ Не первая передряга, и всегда был шанс, ты это знаешь».

Всё плыло. Я попытался сконцентрироваться. Наверное, это удалось, потому что я ощутил острую боль в спине и груди. Я даже охнул. У машины это уловили, там раздался смех. Я разобрал, о чём они говорили.

─ Этот каброн ещё не сдох? Сейчас пойду и отрежу ему его глупую голову. Хозяин просил закончить этим. Санчес, ты прихватил мачете?

─ Посмотри в машине под сиденьем.

И хотя то, что я слышал, надежды не вселяло, я ощущал боль и слышал разговор ─ а стало быть, вышел из полубессознательного транса, в который ушёл после сильного удара рукояткой пистолета по голове. Я попытался перекатиться в сторону. Для начала следовало перевернуться со спины на живот. Это было очень больно.

Раздался звонок мобильного телефона. Один из них ответил:

─ Hola. Да, почти закончили… Осталось поставить точку. Нет? Не ставить? Почему? Ну ладно, ладно, ждём!»

Тот, который собирался отрезать мне голову, спросил:

─ Что там?

─ Фернандес сам едет сюда. Сказал подождать. Он будет минут через десять.

─ Странно. А зачем?

─ Откуда я знаю, hermano*? Может, хочет чего-то у него узнать. А скорее всего, придумал ему новую смерть. Он же известный мастер на такие затеи. Помнишь, что он вытворил с самим Аргентинцем?

─ С Аргентинцем?

─ Ну да, с Аргентинцем. Его ещё называли Карнисеро**.

─ А что он с ним вытворил?

─ Подвесил вниз головой на дереве над самой землёй и отрубил пальцы на руках. Спустя час там собралась стая койотов, которая всю ночь грызла ему руки и голову. Здорово, правда? Покурим ещё пока.

Мне удалось, превозмогая боль, перевернуться на живот. На это ушло несколько минут, и я истратил все силы. Я лежал, уткнувшись лицом в траву, и сознавал, что ничего не могу сделать.

Время словно остановилось. Послышался шум приближающегося на большой скорости автомобиля. Вскоре я разобрал, что это не одна, а несколько машин. Они подъехали с двух сторон и резко остановились. Меня ослепил свет фар, и оставалось только прислушиваться.

Открылись и хлопнули автомобильные двери. Сразу после этого раздалась первая автоматная очередь, я узнал хорошо мне знакомый сухой кашель израильского «Узи». Вопли. Ещё несколько выстрелов. Что там происходит? Решили зачистить? Убрать всех свидетелей? Ах, в какую скверную историю я так бездарно вляпался!

Тянулись секунды. Я прижался к земле, ожидая выстрела в спину.

* Hermano (исп.) – брат.

** Carnicero (исп.) – мясник.

Меня осторожно похлопали по плечу и спросили по испански: «Хей, амиго! Ты жив?»

***

Я смотрел на город с высокого холма, на котором разбит парк Чапультепек. За моей спиной возвышался бывший замок первого и последнего императора Мексики Максимилиана I.

Император Максимилиан, эрцгерцог австрийский, который, на свою беду, принял предложение возглавить мексиканский престол, был казнён в 1867 году. Его расстреляли республиканцы, которых возглавлял тот самый Бенито Хуарес, изображённый на двадцатидолларовой мексиканской банкноте. Об императоре Мексики напоминает его бывшая резиденция ─ обширный замок на холме Чапультепек.

Массивное здание, живописно оседлавшее макушку холма, казалось мне точкой, в которую история воткнула иглу своего колоссального циркуля, чтобы провести окружность диаметром в сотни лет.

Название «Чапультепек» имеет ацтекское происхождение. На языке науатль (основной язык ацтекской группы) оно означает «Холм кузнечиков» или «На холме, где кузнечики». В доколумбовой Америке на Чапультепеке находилась система пресных водоёмов, которые питали питьевой водой главный город ацтеков Теночтитлан ─ столицу правителя Монтесумы и прародителя современного Мехико.

Вода шла по акведуку. Она набиралась в специальный бассейн, откуда ацтеки наливали её в сосуды и развозили по городу для продажи.

Воду транспортировали на каноэ, ибо Теночтитлан был построен на огромном озере и улицами там служили каналы. Впоследствии, после разорения Теночтитлана конкистадорами, эта водная система обмелела и почти полностью пересохла. На месте Теночтилана ─ города на воде ─ появился современный Мехико. Иными словами, можно сказать, что Мехико находится на месте огромного исчезнувшего озера.

Чапультепек часто «всплывает» в хрониках периода конкисты. Среди прочих о нём упоминает Берналь Диас, участник военной экспедиции Эрнана Кортеса 1519 года. Он оставил интересные мемуары, детально повествующие о путешествии Кортеса с Кубы в Теночтитлан.

Я думаю обо всём этом, подставив лицо ветерку и оглядывая город сверху. Что может быть лучше этого?! Сидеть в тени, смотреть на Мехико и, никуда не торопясь, думать об истории. Нет лимитов и запретов, ничто не мешает полёту твоих мыслей. Фантазия кипит, как поставленный на огонь котёл ароматной похлёбки…

Ацтеки имели водопровод, рынки, суды, увеселительные заведения. Отрывок из письма Кортеса королю Испании Карлу V даёт представление об укладе жизни в одном из ацтекских городов, который испанцы посетили по пути в Теночтитлан:

…Он намного больше Гранады и куда лучше укреплен, а здания там такие же великолепные, и народу проживает куда больше, нежели было в Гранаде, когда её покорили, и он куда лучше обеспечен плодами земными – хлебом, птицей и дичью, речною рыбой и всяческими овощами, и всё, что там едят, очень вкусно. В этом городе есть рынок, где каждый божий день собираются более тридцати тысяч человек, кто продает, кто покупает, и это не считая многих небольших рыночков, разбросанных по городу. На рынке этом есть всё, чего пожелаешь, – и всякая снедь, и одежда, и обувь, какие там носят и изготовляют, а также золотые и серебряные украшения с самоцветами и украшения из перьев, и всё содержится в образцовом порядке, как на самых известных рынках мира. Всевозможные гончарные изделия, очень красивые, не уступают лучшим испанским. Продаются в изобилии дрова и уголь, съедобные и лекарственные травы. Есть дома, где моют голову и бреют, как наши цирюльники, есть и бани. Наконец, надобно сказать, что там поддерживается строгий порядок, а люди ведут себя радушно и благопристойно, не сравнить со всем этим даже лучшее, что есть в Африке … (Второе послание императору Карлу V, писанное в Сегура-де-ла-Фронтера 30 октября 1520 года)

Судя по этим впечатлениям, речь нужно вести не об открытии Нового Света, а скорее о встрече двух цивилизаций, двух миров, двух культур. Кстати, некоторые слова из языка науатль, на котором разговаривали индейцы центральной Мексики, мы, возможно, сами того не подозревая, употребляем каждый день: шоколад (чоколатль), какао (какауатль), томат (томатль), авокадо (ауакатль). Эти слова у ацтеков позаимствовали испанцы, немного изменившие их на на свой манер.

Конкиста взяла коренные цивилизации Нового Света за горло, вытряхнула из них чоколатль с какауатлем и пинком отшвырнула на обочину истории. Сохранилось множество документальных свидетельств о зверствах испанских колонизаторов по отношению к покорённым ими народам Нового Света.

Испанский монах, современник конкисты Бартоломе де Лас Касас, в своих работах «Кратчайшая реляция о разрушении Индий» и «История Индий» описывает ужасы, свидетелями которых ему довелось быть. Его труды легли в основу информационной войны, антииспанской пропаганды, так называемой «Чёрной легенды», которая использована настроенными против Испании Англией и Голландией.

Кроме «Чёрной легенды» о жестокой конкисте и мирных индейцах существует «Белая легенда» ─ о культурной революции, которую принесла конкиста, и жестоком государстве ацтеков, являющаяся уже версией и контрпропагандой Мадрида. Истина скрыта где-то посередине, на пересечении этих осей.

И в самой империи ацтеков происходило много такого, от чего кровь стынет в жилах. Одним из обычаев был праздник Тлакашипеуалистли ─ праздник сдирания кожи. Кульминацией празднества являлось массовое жертвоприношение. С пленников заживо сдирали кожу, а жрецы исполняли с этой кожей ритуальные танцы.

Появился Джордж. Он молча опустился на травку рядом со мной. Мы сидели и смотрели на город внизу. Он искрился, блестел, дурачился, пускал солнечных зайчиков своими стёклами, стальными панелями, витринами и никелированными дверными ручками.

─ Мехико, ─ со значением проговорил Джордж.

─Мехико, ─ согласился я.

─ Поехали открывать мексиканскую кухню, hermano! Сегодня ты попробуешь тамале. Такое же тамале, каким пятьсот лет назад ацтеки потчевали Кортеса и его парней.

ГЛАВА 7

Большой Мехико имеет статус «глобальный город-альфа». С населением более 22 миллионов человек он представляет собой одну из самых больших агломераций мира. По количеству населения это образование опережает такие гигантские центры урбанизации, как Нью-Йорк, Москва, Париж, Лондон, Буэнос-Айрес, Стамбул, Лос-Анджелес и Рио-де-Жанейро.

Мы мчались на юго-восток. За рулём сидел Энрике. Когда мы покинули парк Чапультепек, Энрике встретил нас у выхода.

─ Знакомьтесь, ─ проговорил Джордж, открывая дверь подъехавшего автомобиля.

Когда я уселся, водитель повернулся и сдержанно кивнул мне:

─ Энрике, мучо густо* (*очень приятно (исп)), ─ представился он. Голос показался мне знакомым, но я ощутил некоторую прохладу, потому что Энрике говорил без улыбки, которой обычно сопровождается знакомство. Впоследствии я понял, что ошибался. Просто у этих людей не существовало условностей, оттого они могли показаться мрачноватыми. Но всё это мне тогда только предстояло открыть самому.

─ Мучо густо, ─ ответил я, приняв сдержанность за холодок.

Автомобиль тронулся и резко набрал скорость.

─ Едем в Тласкала, ─ объявил мне Джордж. ─ Нас ждёт славный парень по имени Херонимо. Его кузины уже готовят тамале.

─ В Тласкала?! Погоди, это же другой город! Не далековато, чтобы пообедать? ─ удивился я.

Джордж беспечно махнул рукой:

─ Сейчас нет пробок, Энрике нас домчит за час с небольшим. Верно, амиго?

Энрике пожал плечами, что, очевидно, означало «да».

За окном мелькали улицы, дома, пешеходы. На ветровом стекле плясали солнечные блики. Где-то в Тласкала нас ждал неизвестный мне Херонимо и хлопотали его стряпухи кузины. Я смирился. Не оправдать ожиданий этих, без сомнения, достойных людей было невозможно.

Джордж, словно прочитав мои мысли, довольно хохотнул и стукнул себя ладонью по колену.

─Что такое тамале?

Энрике посмотрел на меня в зеркало и улыбнулся. Мексиканцы ценят живые вопросы. Ответил Джордж ─ он сидел впереди:

─ Кушанье народов Месоамерики. Очень древнее и, как сам убедишься, очень простое. В основе кукурузная мука. Мексиканская кухня основана на двух главных ингредиентах: кукурузе и перце чили. Кукурузные каши, лепёшки тортильяс, приправы из чили, соус моле, алкогольные напитки из преребродившего сока агавы ─ всё это древние рецепты местных индейцев…

─ Ацтеков?

─ Не только. Очень важно понимать одну вещь. Ацтеки были всего лишь одним из множества народов, населявших территорию древней Мексики. Их главный город Теночтитлан был основан всего за двести лет до прихода туда Кортеса. То есть приди испанцы всего на двести ─ триста лет раньше, они бы обнаружили здесь не ацтеков, а другой народ. Скорее всего, тепанеков и остатки цивилизации тольтеков. А ещё раньше здесь процветали другие народности ─ ольмеки, сапотеки… Я не говорю о майя, инках, потому что сейчас мы говорим о центральной части Мексики. Все хроники периода конкисты упираются в ацтеков лишь потому, что они доминировали к приходу испанцев и потому вошли в историю как хозяева центральной Мексики. Но кроме них Мексику населяли и другие народы. Ты что-нибудь слыхал про миштеков, к примеру?

─ Нет.

─ Ну вот. Испанцы пришли сюда в тот момент, когда империя ацтеков переживала расцвет. Ацтеки мигрировали в эти края с севера. Они были завоевателями, причём агрессивными, свирепыми. За какие-нибудь двести лет они подчинили себе окрестные народы, обложили их данью, регулярно совершали набеги. Соседи их боялись.

─ Массовые жертвоприношения?

─ Вот именно. Целью набегов был в основном захват пленников для принесения в жертву. Ты когда-нибудь видел Камень Солнца?

─ Ты имеешь в виду календарь ацтеков? Круглый диск с изображением солнца, который продаётся в каждом магазине сувениров?

─ Это не календарь. Так его ошибочно именуют туристы. Правильное название La Piedra del Sol (Камень Солнца). Но по сути ты прав, это тот самый диск, глиняные или металлические копии которого сегодня повсеместно продают как сувенир. Ты разглядывал детали?

─ Ну там, кажется, солнечный лик в самом центре, а по бокам какие то символы, я не особо вникал.

─ То, что ты назвал «солнечный лик», на самом деле является изображением бога Солнца ─ Тонатиу. В руках он сжимает человеческие сердца, а вместо языка у него обсидиановый нож, который использовали жрецы во время жертвоприношений. Им рассекали грудь, а ещё вероятнее, живот жертвы и вырывали сердце.

─ А зачем? Должна же была быть какая то мотивация…

─ Конечно. Ацтеки считали, что после заката бог Солнца до рассвета сражается с силами зла и к утру обессиливает. Они жили в постоянном страхе, что он потеряет все силы и тогда Солнце не взойдёт и новый день никогда не наступит. Ацтеки верили, что для поддержания сил ему требовалось получать кровь. Поэтому жертвоприношения совершались так часто. Для них постоянно требовались пленные, для чего и велись войны. Ацтеки считали, что жертвоприношениями подпитывают бога Солнца, теряющего силы каждую ночь. То есть принесение в жертву было для них частью борьбы за выживание. Ну по их представлениям. Некоторые учёные считают, что каждый день совершалось до ста тридцати жертвоприношений. Представляешь, сколько требовалось пленников! Элитные части ─ воины орла и воины ягуара ─ неутомимо прочёсывали территории в поисках поселений.

Мы замолчали.

Зачем я так жадно вникал в историю совершенно чужой мне страны?

По той самой причине, по которой набросился на изучение испанского. Я полагал, что если судьба забросила меня в Мексику, в этом имелся какой-то смысл. Стало быть, я считал своим долгом постигнуть эту страну, подобрать к ней ключ, понять её народ. А если хочешь разобраться в какой-нибудь стране, путь один ─– учи её историю и язык.

Мы неслись по хайвею, легко обгоняя встречные автомобили. Дорога изогнулась, мы плавно вписались в поворот, и нас на мгновение ослепило солнце.

«Солнце! ─ подумал я с неожиданным пафосом. ─ Звезда, которая несёт нам свет и тепло. Что станет с этим миром, если ты погаснешь? Боже мой! Наступит вечный мрак и холод. Погибнут все формы жизни. Исчезнут леса. Замёрзнет вода в океанах. Останутся объятые жутким холодом голые скалы и пустыни, погружённые в вечный мрак».

От этих мыслей стало жутко. От них хотелось спрятаться. Я не нашёл ничего лучшего, чем извлечь из нагрудного кармана солнечные очки и надеть их.

То же самое проделали Энрике и Джордж. Нас было трое совершенно разных людей. Но ручаюсь ─ каждый из нас в тот момент думал об одном и том же.

Спустя полчаса Джордж указал мне на высокую гору, видневшуюся справа от дороги.

─ Вулкан Попокатепетль, ─ сказал он. ─ На языке ацтеков «попока» означает «дымяшийся», «испускающий дым». А «тепетль» ─ гора. Попокатепетль ─ Дымящаяся гора.

─ А мы сегодня чаще называем его Эль Попо, ─ вставил Энрике.

─ Вы оба удивитесь, ─ сказал я, ─ но название Попокатепетль знакомо мне с детства. Этот вулкан упоминался в одной популярной книге русского писателя Валентина Каверина. Книга называется «Два капитана». Кроме того, я встречал Попокатепетль в письмах Кортеса.

─ Ну да?! ─ воскликнул Джордж. ─ Я начинаю любить русских писателей. Если встретишь кого-нибудь из них, не забудь передать от меня привет.

─ И от меня, ─ сказал Энрике и добавил: ─ Хей, амиго! Ты не забудь!

Тут меня словно обдало кипятком! Я узнал этот голос. Я вспомнил разорвавшие ночь автоматные очереди, то, как лежал на земле, ожидая выстрела в спину. Меня осторожно похлопали по плечу и спросили по испански: «Хей, амиго! Ты жив?»