Да! Дэвид ещё ко всему и музыкант. Он мне как-то признался, что долго выбирал куда ж ему идти – в музыку или науку. Родители его тогда уломали на стандартный жизненный путь, хотя мне кажется, что он до конца всё ещё не определился. Если в конце дня пройти возле его комнаты и заглянуть туда, то можно увидеть, как Дэвид сидит на стуле, держит виолончель и водит смычком, не касаясь струн. Просто как бы тренируется, чего-то разучивает и беззвучно репетирует.
Ну вот он отошёл от машины и прошёл в ресторан.
Вот ещё одна знакомая машина – «Кадиллак». Большая, удобная и главное патриотичная. Приехали два наших инвалида и за одним подвезли афганца. Это два наших пожилых американца. У одного из них что-то с ногой. Ходит в каком-то медицинском ботинке с очень высокой подошвой. У другого же высохшая укороченная рука. Чем они занимаются в нашей группе, я не знаю. Скорее всего, ничем. Так, досиживают до пенсии. Начальнику нашему они как бы по наследству достались. Всех американцев среднего и пожилого возраста уже давно из нашей компании выкинули и заменили их умными, послушными и главное дешёвыми индийцами, а этих двоих оставили доживать до пенсии. То ли пожалели, то ли решили не связываться, "не дразнить гусей" в лице лойеров и американского правосудия. Потому что выгонишь инвалида, а потом будешь многомилионный "ло сьют [судебное разбирательство]" расхлёбывать. Они это всё, конечно, понимают, и их это вполне устраивает. Сиди тихо, приходи-уходи вовремя, не конфликтуй с начальством, и тогда тебе будет обеспечен "кусок булки с маслом" в виде жирненького чека, приходящего прямо на твой банковский счёт. Потому и сидят они тихо-спокойно и при случае нашего начальника нахваливают всяческими неуклюжими комплиментами.
А вот и афганец за ними прошёл, которого они подвезли. Бедный, несчастный, сгорбленный от постоянного страха. Афганец – это не кличка. Это не воин, не солдат-"марин", пришедший к нам в компанию с афганского поля боя. Такое только в голливудских фильмах показывают. Это самый натуральный афганский профессор. Оказывается, такое тоже бывает. Не одни талибы в Афганистане живут. Он действительно очень умный, способный товарищ. Обучался где-то в Европах. Когда-то, в относительно спокойное время, ‒ хотя, когда там было спокойное время, ‒ работал в Кабульском университете. Потом сбежал оттуда опять же в Европу. А потом в конце концов угодил к нам в X-com по рабочей визе. А что такое рабочая виза Н-1 вы знаете? Нет? Тогда поясняю. Если погонят вас с работы, то будьте добры в месячный срок покинуть территорию Соединённых Штатов и убираться в страну, откуда вы прибыли. То бишь в его случае в Афганистан, к талибам. А вы представляете, что это такое? Если какого-то нашего индийца с работы попрут, то он вернётся обратно к себе в Индию. А с таким багажом, как работа в известнейшей американской компании X-com, его прямо с трапа самолёта заберут в какой-нибудь индийский хай-тек. А с нашим афганцем что сделают? Тоже заберут с трапа самолёта. Но не в хай-тек, а заведут за заборчик, достанут кривую талибскую саблю и, "вжик" – голова долой. Показательно, чтоб другим “профессорам” не повадно было. Потому и ходит наш афганский профессор – несчастный, сгорбленный. Работает с утра и до поздней ночи. Изо всех сил демонстрирует свою нужность и преданность. Но чисто по работе ничего плохого сказать не могу. Делает всё, что нужно. Не конфликтует, не раздражается. Терпеливо всё объясняет, хоть по десять раз. Такому зла не пожелаешь. Даже наоборот. Пусть у него всё будет хорошо. Пусть получит он, наконец, свою вожделенную "грин-карту" и избавится от вечного страха.
А вот ещё одна наша машина въезжает. Старый, ржавый, потрёпанный «Бьюик». Это наши рачительные китайцы подъехали. Последними, как всегда. Опоздали минут на пять. Как обычно, заблудились. Всё никак не могут привыкнуть к английским буквам и дорожным знакам. Живут они здесь уже чёрт знает сколько времени, а по-английски всё ещё едва-едва говорят. Они математики. Очень умные. Работают в нашем проекте. Но общаться с ними можно только по е-мэйлу. А по-другому и не получится. Они тебя не понимают. Ты их тоже не понимаешь, потому что у них даже не китайский акцент, а просто какие-то невразумительные китайские звуки. Когда я только на работу вышел и толком ещё ничего ни о ком не знал, то такой вот конфуз получился. Прямо в стиле поручика Ржевского. Подошёл ко мне китаец и начал что-то говорить. Ну я его слушал, слушал минут пять. Ни слова не понимаю и решил, почему-то, что он говорит не по-английски. Я ему совершенно честно тогда говорю: "Извини, ты можешь говорить по-английски, а то я китайский не понимаю". Он развернулся и ушёл. Наверное, обиделся. Но наверняка не насмерть, потому что китаец к этому уже привык. Потом мы с ним уже общались, пользуясь доской на стене и знаками для глухонемых.
Ну вот, собственно, вся наша группа. По-простому ‒ сборная солянка, а по-культурному – большой интернациональный коллектив. Без ложной скромности скажу – "Мы гордость нашей компании X-com!" Нас даже как-то специально фотографировали для нашего местного компанейского журнальчика. Прихвастнуть. Глядите-ка, каково. Настоящий Интернационал X-комовского созыва. И наверняка не только прихвастнуть. Чисто утилитарно от всяких там правительственных комиссий отбрыкнуться. А то вот вечно задают ребята из INS [иммиграция и натурализация] да американского сената провокационные вопросики, типа "С чего это кругом сплошные индийцы? Почему это вы в центре силиконовой долины Бомбей устроили?" А президент нашей компании ответит, точно Паниковский из "Золотого теленка":
"Какие ещё индийцы? Не знаю я никаких индийцев!"
И хлоп нашу фотографию групповую на стол: "Смотрите, завидуйте! И не смейте больше цепляться к нашему интернациональному коллективу!"
Так вот. Ладно, пора уж тоже в ресторан к столу.
Вот он наш длинный столик. Все уж расселись. Питер мне место оставил рядом с собой. А рядышком Ручита.
Молодец! Понимает мои тайные мысли. А может, так случайно вышло.
Одно пустое место за нашим столом осталось. Для начальника. Опаздывает. Наверняка специально. Марку держит. Чтоб знали, кто тут главный.
Так что пока время есть, я вам о себе расскажу, потому что других наших работников и работничков я представил, а о себе ни слова.
Как вы уже догадались, я русский. В смысле – почти русский. Русскоговорящий – так точнее будет. Из эмигрантов последней волны. В нашей группе я самый "молодой". Не по возрасту, а по времени работы здесь.
Пришёл в группу последним на наш проект. Про проект тоже надо пару слов сказать, чтобы вы поняли, почему я здесь оказался. Не бойтесь. Ничего скучно-технического не будет.
Проект наш родился в связи с тем, что во время перестройки, да и потом, в России начали всё быстренько рассекречивать. Выполнять новые постановления правительства о свободе и гласности. Ну вот как-то рассекретили и отдали народу одну весьма интересную вещь. Народу бывше-советскому это всё, конечно, нафиг не надо, а в нашем X-com(е) этой штучкой весьма заинтересовались, потому что они подобную же вещь производили, но только в американском варианте. Конечно же, не хуже, а, пожалуй, получше. Но начальство, умные головы, решили – а не прикрутить ли эту ещё советскую систему к нашему чипу. Всем кругом объявим, что система благодаря этим советским разработкам стала вдвое лучше, вдвое надёжней, вдвое быстрее, короче, вдвое всего, всего, всего. Ну а пока конкуренты очухаются, мы их уж с маркета и вытолкнем. Вот, собственно, и все упрощённые технические детали этого проекта. Была тут, правда, некая вполне естественная закавыка, к которой с должным вниманием не отнеслись. Закавыка эта заключалась в пятистах страницах документации на русском языке. Вы тут, конечно, скажете – ну и что тут особенного. Найди переводчика, да переведи на английский. Не Шекспира же переводим, пастернаки здесь не нужны. Абсолютная правда. Пастернаки здесь не только не нужны, а наоборот, весьма вредны. Потому что мы не Шекспира переводим, и нужна нам не гладкость слога, а понимание предмета. Но, как известно, опыт приходит с опытом, которого, естественно, у нашего начальника не было и который к этому вопросу отнёсся, как говорят "спустя рукава". Короче, первым русским, кто появился в нашей группе, был некто Азаров Алексей Семёнович. Пожалуйста, не будьте введены в заблуждение отчеством Семёнович. Он не из "наших", не из последней волны эмигрантов, а из волны более ранней. Прибыл в Америку давным-давно из Харбина. Я подозреваю, что до этого ещё на часах стоял возле Зимнего дворца в оцеплении юнкеров. Впрочем, возможно, я не прав. Зимний охранял не он, а его папа. Но, в любом случае, он из Харбина, вынесший оттуда прекрасный аристократический русский язык и беззаветную любовь к белому офицерству. Долгое время преподавал русский язык в шпионской школе в Монтерее. Есть тут такой очень приятный городок – бывшая столица ещё испанской Калифорнии. Так сказать, обучал американскую молодёжь шпионскому мастерству. В свободное от работы время ненавидел большевиков и писал стихи-переводы на английский язык всяческих белогвардейских и полубелогвардейских поэтов. Переводы эти он публиковал на свои средства, ну и раздаривал знакомым или вообще всем, кто возьмёт. Идиллия эта продолжалась до Перестройки. Потом Советский Союз рухнул, а вместе с ним развалился и русский отдел Монтерейской шпионской школы. Алексей Семёнович лишился работы. Ничего не поделаешь. Настали иные времена. Советский Союз превратился в новое государство, в котором старые шпионские подходы уже не работали.
Представьте себе, сколько же нужно было труда, чтобы выведать из Советского Союза какой-нибудь маленький секрет. Во-первых, нужно было найти подходящую кандидатуру засекреченного советского учёного. Потом подсадить к нему неотразимую красотку. Ждать, пока он там созреет и добудет ключи от квартиры друга. Потом ходи туда, устанавливай кинофотоаппаратуру. Снимай этот дурацкий порносюжет, который в результате оказывается больше похож на фильм ужасов или, в крайнем случае, кинокомедию. Ходи потом с этой дуростью и шантажируй учёного его чёрными сатиновыми трусами. А если в результате оказывается, что этот самый учёный на самом деле двойной агент, работает на КГБ и специально полгода тянет волынку, чтобы иметь красотку "на халяву". И стыда тогда не оберёшься и карьеру дипломатическую загубишь. Но это было давно. А теперь пришли новые времена. Страна стала другой – свободной, демократической. Теперь всё просто. Понадобятся, скажем ЦРУ или Пентагону сведения о новейшей, секретнейшей российской ракете "Ураган". Тогда в Комсомольскую правду в раздел "куплю-продам", он теперь по-культурному "Бизнес" называется, даём следующее объявление: "Центральное Разведывательное Управление купит техническую документацию на ракету «Ураган». Оплата по договорённости. Приватность гарантируем". После чего от охотников поделиться секретной документацией отбоя не будет.
Собственно, всё это и объяснили Алексею Семёновичу, когда его поблагодарили за многолетний ударный труд и вывели в сопровождении охранника за пределы обновлённой шпионской школы. Теперь Алексей Семёнович понял, что зря он всё-таки ненавидел большевиков – по сути дела своих работодателей. Но делать нечего, пришлось ему искать новое место работы, где он мог бы приложить свои знания русского языка. И как-то раз он наткнулся в газете на объявление о том, что наша компания остро нуждается в специалисте-переводчике. На интервью он явился с не хилым багажом всяческих грамот и поощрений, а также принёс свой томик переводов Гумилёва на английский язык. Начальник наш открыл книжечку, нашёл там некое стихотворение о Конквистадоре. Наверняка вы его не читали. Ничего страшного. Я сейчас вам его процитирую:
“Я конквистадор в панцире железном,
Я весело преследую звезду,
Я прохожу по пропастям и безднам
И отдыхаю в радостном саду”.
Начальник наш прочёл эту бредятину. Посмотрел на послужной список Алексея Семёновича – каких он только шпионов не воспитал, какими только наградами не удостоен, и тут же принял его на работу. Беда была лишь в том, что литература-то – наука неточная и большого значения, чего ты там преследуешь – звезду или луну – и в каком панцире ты сидишь на лошади – в железном или деревянном – значения не имеет. А в нашей технической документации – ой как имеет. Поэтому вы поняли, что два месяца к ряду наша группа под руководством неудавшегося поэта Алексея Семёныча весело преследовала звезду и в результате заехала в такое болото, что ни пройти, ни выйти. С господином Азаровым-Сусаниным пришлось расстаться, и наш начальник решил, что, пожалуй, русской литературы и поэзии можно иметь чуть поменьше, а знаний технических – чуть побольше. Поэтому следующим, кто появился в нашей компании, был мальчик Боря, недавний выпускник Беркли. Очень умный. Учился на сплошные пятёрки. Закончил университет с красным дипломом, если, конечно, тут такой дают. Боря был как раз из "наших". Завезён в Америку в нежном возрасте. Лет так в пять или семь. Родители – последняя волна еврейско-русско-советских эмигрантов. То есть был он самым что ни на есть настоящим американцем с русскими корнями и даже знанием русского языка, чему целиком и полностью обязан своей бабушке. Беда была лишь в том, что русский язык, которому он обучался, был с неким уклоном на бабушкин холодильник. То есть каждую неделю в субботу бабушка давала Боре такие вот уроки русского языка:
– Боренька, ты голубцы будешь кушать?
– Нет, бабушка, не буду.
– А сырнички?
– Нет, бабушка, я не голодный.
– А салатик оливье?
– Бабушка, я тебе уже сказал!
– А блинчики со сметаной?
– Бабушка! Сколько можно повторять. Я не голодный!
– А может, тебе рыбку поджарить? Свеженькая. Сегодня в 7 утра на базаре купила!
– Бабушка, если ты не прекратишь, то я сейчас уйду.
– Хорошо, Боренька, не волнуйся. Просто я вижу, что ты такой худой.
– Бабушка, я не худой. Я нормальный!
– Нет, Боренька, я вижу, что ты похудел. Ты что с девочкой поссорился?
– Бабушка, у меня нет никакой девочки!
– А почему нет?
– Потому что нет и всё!
– А хочешь, я тебя с хорошей девочкой познакомлю. Внучка Фиры Иосифовны. В сити колледже учится на бухгалтера.
– Бабушка, ради бога, не надо меня ни с кем знакомить.
– Боренька! Ты что с гойкой хочешь дружить?
Ну и так далее, в том же ключе. Но Боря всё равно любил бабушку. Иногда даже, чтобы сделать бабушке приятное, Боря читал учебник русского языка для 1-го класса. Помните наверняка сакраментальные строки – "Мама мыла раму." Ну, собственно, такой вот уровень, о чём Боря совершенно спокойно, без всякой задней мысли написал в своём резюме: "Свободно владею русским языком".
Собственно, и здесь вы себе представляете, чем всё это кончилось. Прошло месяца два. Боря дальше введения так и не продвинулся. Ну что вы от него хотите, если самым сложным произведением, которое Боря осилил, был детский рассказ "Мишкина каша". Естественно, начальник наш начал нервничать и даже хамить. Так что в результате Боря ушёл сам. Его друзья по Беркли позвали в какой-то "стартап [вновь созданная компания]". В пятницу ушёл домой Боря как обычно, а в понедельник позвонил начальнику и сообщил, чтобы больше его не ждали и зарплату за последнюю неделю могут оставить себе.
И правильно сделал! Валить надо из нашей богадельни, от этих экзекьютивов куда подальше, если есть возможность. А там, гляди, со своими друзьями какой-нибудь Гугл изобретёт. Так что в нашей компании я оказался русским специалистом номер три по счёту. И без ложной скромности скажу, что как раз то, что им было нужно. В Союзе я работал в этой области. Такой бред, как техническая документация, вещь для меня знакомая. Сам подобное писал. Ну, а английский язык для общения вполне удовлетворительный. Похуже, чем у Питера, конечно. Но зато получше, чем у китайцев. Так что тихо-тихо проект сдвинулся с мёртвой точки и даже задышал, о чём наш начальник тут же поставил в известность руководство. Так что в каком-то смысле я тут именинник. Нужное колёсико в нужном месте. Так что не худо бы здесь и за меня тост поднять, хоть кока-колой, потому что никакого алкоголя за компанейские деньги тут явно не предвидится.
Так! Кого ещё ждём? Начальника нашего, командира. А вот и он, наконец. Опоздал на 15 минут. Наверное, этому на их начальственных семинарах учат, как вести себя в коллективе. Посмотрел на наш стол, на своё место. Скривился слегка. Вероятно, что-то ему не понравилось. Хотя место-то ему оставили самое нормальное – как раз в центре стола. Каждого можно увидеть, до каждого можно дотянуться. По правую его руку сидит наша национальная инвалидная гвардия – два американских инвалида. Они за него "и в огонь, и в воду". По левую руку – наёмная индийская гвардия. Тоже ринутся в атаку по мановению руки. А вот напротив, теперь я понял почему он скривился, три врага – Дэвид, Питер и я. Ну, не совсем враги. Это я уж слишком. Но и уж не соратники точно. В его понимании, просто группа ненадёжных бойцов, которые в любой момент могут драпануть с поля боя. Ну уж, что есть – то есть. Сам выбирал. Ну, ничего. Покривился, успокоился, уселся. За опоздание, естественно, не извинился, но пробурчал что-то вроде шутки. Юркий официант, сообразив, что все собрались, тут же подскочил к нашему столику собирать заказы на напитки. Всё было достаточно стандартно. Кому-то воду, кому-то кока-колу, кому-то диетический напиток. Единственный, кто никак не мог решиться, был Питер. Он уже минут пять изучал винный лист. То ли не знал, то ли забыл, то ли решил проигнорировать устный запрет на спиртное. Но в результате стал сильно задерживать официанта вопросами о коктейлях и наконец-то просто заказал виски со льдом. Всем было, естественно, всё равно до вкусов Питера, кроме, естественно, начальника. Услышав слово "скотч", он насторожился и, не дав официанту отойти от столика, прикрикнул на него:
– Никаких скотч! Кока-колу ему.
Питер слегка удивился.
– Это ещё почему? – поинтересовался он.
Тут бы начальнику тихонечко объяснить Питеру, что, мол, существует запрет на алкоголь, оплачиваемый компанией. И дело лишь в том, что компания опасается, что человек после обеда может учинить какую-нибудь аварию, а тут мгновенно явится юркий лойер и устроит компании многомилионный "ло сьют". Я думаю, что Питер не стал бы особо возражать. Но начальник наш почему-то решил, что Питер подверг сомнению его начальственные полномочия и "полез в бутылку". Он вдруг, саркастически копируя бритиш акцент Питера, заявил:
– Во-первых, потому что в компании свободных денег нет, а во-вторых, потому что компания не собирается поощрять дурные привычки некоторых работников.
Я уже говорил, что начальник наш ‒ идиот и asshole. В его короткой фразе заключались сразу три оскорбления.
Издёвка над языком метрополии, указание Питеру, что можно делать и что нельзя, и в конце концов прямое надругательство над так называемыми дурными привычками. В приличном месте за подобное можно было бы легко схлопотать по роже. Но место, где мы сидели, было явно неприличное. Так называемый "fine dining ". Здесь все конфликты полагается решать не рукоприкладством, а долгими задушевными беседами и уговорами. Питер это понимал и поэтому "проглотил пилюлю". Но всё же глядя на помрачневшее лицо Питера я понимал, что этого он так не оставит.
Пока Питер сидел и переживал, к нам снова подскочил официант, расставляя напитки. Перед Питером вырос здоровенный бокал кока-колы со льдом. Остальные наши тоже получили бокалы с напитками или стаканы с водой. Официант тут же, "не отходя от кассы", начал принимать заказы на основные блюда. Каждый уже нашёл в меню наиболее привлекательное блюдо и уже быстро, не задерживаясь, докладывал официанту о своём выборе. Вымуштрованный официант быстро отзывался на каждый заказ стандартно-бессмысленной фразой "great choice [прекрасный выбор]". Все наши американцы заказали по стейку. Дань традициям прерий и ковбоев. Даже инвалид с высохшей рукой заказал стейк. И как только он собирается с ним управляться. Индийцы тоже традиционно заказали "вэджи". Они так именуют вегетарианские блюда. Не знаю, считать ли это русской традицией или нет, но я ориентировался по ценам. Выбрал самое дорогое блюдо. "Халява-с!" Одному лишь Питеру было не до выбора. Переживал ли он начальственное хамство или обдумывал план мести, но, когда рядом с ним оказался официант, Питер не глядя ткнул пальцем в первое попавшееся блюдо, попав в какие-то итальянские макароны с устрицами.
Вся техническая подготовка к обеду была завершена. Оставалось лишь расслабиться, глазеть по сторонам или болтать с соседями – что больше нравится ‒ и готовиться лицезреть заказанное блюдо. Этот непродолжительный период отдыха оказался прерванным нашим идиотом-начальником. Он почему-то решил провести здесь внеочередное собрание коллектива, считая, что лучшего времени и места для этого нет. Сначала он прицепился к афганцу, сказав, что что-то давно он уже не демонстрировал каких-либо существенных результатов. Из-за чего афганский профессор посерел от страха. Потом начал что-то выспрашивать у китайцев. Поскольку китайцев и в нормальной-то обстановке понять невозможно, а тем более в шумном ресторане, то начальник вскоре от них отстал. Потом поднял самого умного индийца Нуф-Нуфа и начал у него выспрашивать – что там не получается. Нуф-нуф постоянно вскакивал, порываясь идти к доске. Но поскольку доски в ресторане не было, то он садился на место и начинал что-то малевать на салфетке, которую потом подымал и демонстрировал всем. Было одновременно скучно и смешно. Свою скуку и явную неуместность проводимого митинга весьма показушно демонстрировал Питер. Он сосредоточился на бокале с кока-колой, которой ему заменили несостоявшийся коктейль. Он деланно пробовал кока-колу на вкус, картинно морщился, рассматривал её на свет. Потом неожиданно поставил кока-колу на стол и, нахально оборвав доклад Нуф-Нуфа, вдруг громко сообщил:
– А я всё-таки закажу себе коктейль. За свой счёт! – добавил он. – Коли в компании деньги есть только на миллионные бонусы нашему президенту.
Потом, не дожидаясь ответа от начальника, заорал: "Гарсон!"
Проходящий мимо официант ничего не понял, но на крик подошёл. Питер поманил его пальцем и что-то шепнул на ухо. Официант кивнул и резво побежал в какое-то подсобное помещение. Индиец Нуф-Нуф, потеряв мысль, замолчал, задумался на секунду и спросил в воздух:
– Так на чём же мы остановились?
– Ни на чём! – нагло заметил Питер. – Можешь продолжать с любого места. Он всё равно ничего не понимает.
И это была чистейшая правда. Начальник аж затрясся от злости. Но скандала не последовало. На счастье, к нашему столу подошли два официанта и начали расставлять заказанные блюда. Естественно, запахи и вид блюд мгновенно поглотили внимание всех сидящих. Каждый заглядывал в свою тарелку и сравнивал с едой соседа – не промахнулся ли. Потом застучали вилки, заскрипели ножи. О дурацком митинге мгновенно забыли. И вдруг из-за спины Питера показался официант, бережно и галантно демонстрирующий бутылку с каким-то виски. Официант начал было что-то говорить, расхваливая принесённое питьё, но Питер движением руки прогнал его. Я, естественно, ничего в винах и виски не понимаю. О водке знаю лишь то, что надо пить "Абсолют", а на "Столичную" даже не смотреть. Но знающие люди слегка оживились. По тому, как наши инвалиды причмокивали, обсуждая принесённую бутылку виски, и хищно поглядывали на неё, я понял, что Питер заказал нечто весьма достойное. Питер удовлетворённо хмыкнул, поняв, что его усилия в выборе алкоголя не прошли совсем впустую, потянулся к бутылке.
– Так, – начал он, приподымая бутылку. – Ребята, будете пить? – обратился он к индийцам.
Индийцы дружно замотали головами.
Питер окинул взглядом остальных наших за столом. Естественно, никто не торопился поднять стакан и протянуть его Питеру. Питер на мгновенье осёкся, но тут же опять обратился к индийцам.
– Так! – сказал он тяжёлым голосом полицейского следователя, – значит, не будем! Ну, хорошо, тогда я переформулирую вопрос, – сообщил Питер и затем продолжил, чеканя каждое слово.
– Кто желает, чтобы мы удачно завершили наш проект, чтобы наша компания процветала, чтобы акции нашей компании достигли невиданных высот? Вы что же ‒ этого не хотите? – спросил он, в упор глядя на индийцев.
Индийцы, загнанные в тупик неожиданной постановкой вопроса, настороженно молчали.
– Питер! Прекрати свои провокации! – неожиданно влез начальник. – Они с тобой пить не будут! И вообще никто здесь пить с тобой не будет!
– Ну, хорошо, – ответил Питер, словно отмахиваясь от начальства. – А ты желаешь, чтобы компания процветала? – обратился ко мне Питер.
– Естественно, желаю! – подыгрывая Питеру, ответил я.
– Ну и отлично, – со вздохом облегчения произнёс Питер, наполняя мой стакан, – видно в этой паршивой компании есть только два человека, желающих ей здравствовать и процветать!
– Chears! – радостно произнёс Питер, подымая свой бокал.
– Chears! – ответил я.
Питер слегка смухлевал. Себе он налил полстакана, в котором уже находился лёд. Мне же он налил полстакана полновесной порции янтарной жидкости. Пить особенно не хотелось, но оставлять Питера один на один со взбешённым начальником было как-то не по-дружески. Я решил помочь Питеру, но не "тянуть резину" и расправиться с виски быстро, как мы делали это когда-то в Союзе на сельхозработах. Я просто влил себе виски в глотку. Выпил залпом под восхищённые взгляды индийцев и неодобрительные взгляды американских инвалидов. Естественно, я был не прав. Расправляться таким способом с почти коллекционным виски было не очень красиво. Но, собственно, я-то думал, что имею дело с обыкновенной бутылкой из супермаркета, совершенно не предположив, что Питер разорится на бутылку ценой в 200 долларов. Но, собственно, Питер совершенно не обиделся. Лишь хлопнул меня по плечу и тут же влил ещё такую же солидную порцию виски в мой опорожнённый стакан. Наши ребята опять застучали вилками, заскрипели ножами, нажимая на свою еду. Потом все потихоньку насытились, повеселели, загалдели, обсуждая что-то между собой и рассказывая свои истории. Наши инвалиды тоже решили попробовать ценное виски. Раньше они его лишь видели на картинках в рекламе, да за стеклом в магазинах. Потом уже захмелевший Питер заставил индийцев испробовать своё приобретение, налив им по нескольку капелек. Дэвид едва глотнул виски, ссылаясь на важные дела на сегодня. Потом пришла очередь делиться жизненным опытом. Питер рассказал историю, как ему начистили физиономию и выбросили из его английского "паба", когда он отказался платить за это самое виски. Оказывается, Питер уже знал о существовании этого виски, хоть и не из дегустационного зала.
На удивление, но наш обед-посиделки получились неплохо. Ребята наши уже болтали без остановки. Даже наш вечно испуганный афганский профессор повеселел. Лицо его приобрело нормальный розовый оттенок. Было хорошо и весело. Единственным за столом, кого это всё не устраивало, был наш начальник. Он сидел мрачнее тучи, насупившись, злобно ковырял ножом свой стейк, видимо, считая, что коли наш ланч пошёл не по его сценарию, то он безнадёжно сорван. Принесли деёертное меню. Начальник было хотел свернуть всё поскорее, обойтись без десерта. Он опять сослался на то, что в компании денег нет и следует экономить. Но к этому времени официант уже начал принимать заказы на пирожные и прочие сладости. Официант ушёл с заказами. А наши снова загалдели, пересказывая друг другу и всем свои жизненные истории.
Наш инвалид-американец рассказал историю своего детства, как они охотились на диких индюков возле полицейского управления, и что из этого получилось. Вдохновлённый рассказами об охоте, наш самый чёрный индиец рассказал историю своей деревни, когда к ним забрёл ненормальный дикий слон и начал крушить всё подряд. Слона тогда застрелили, и потом они всей деревней всю неделю пировали – отъедались слоновьим мясом.
Тут уж действительно история уникальная. Слоновьего мяса из наших, сидящих за этим столом, уж точно никто не пробовал. Я слушал все эти весёлые рассказы в пол-уха, потому что был занят разговорами с Ручитой. После выпитого стакана виски я находился в том замечательном состоянии, когда ещё не развезло, но море уже по колено. Пришла неожиданная смелость, разговорчивость, ясность мысли. Для себя я решил ‒ "сейчас или никогда". Уговорить Ручиту и назначить ей дэйт – свидание на ближайшие выходные. Всё уже почти получилось, Ручита сообщила мне, что она в принципе не против, но кокетливо добавляла, что ей всё-таки надо проверить своё расписание на выходные. Я находился уже на седьмом небе и уже готов был расцеловать нашего начальника за то, что он устроил нам такой замечательный ланч, а заодно и Питера, украсившего наш стол таким замечательным напитком. Ручита что-то говорила мне своим восхитительным звонким голоском, поглядывала на меня своими цыганскими чёрными глазами, а потом неожиданно спросила:
– А я слышала, что в России тоже много пьют?
– Ну да, – подтвердил я.
– А ведут себя так же, когда выпьют? – продолжила Ручита, указав на Питера, который тут за столом уже разошёлся не на шутку.
– Нет! Что ты! – ответил я. – Гораздо лучше.
– Лучше? – удивлённо спросила Ручита. – Это как?
– А хочешь могу показать!
– Покажи… – удивилась Ручита.
Я встал, тихонько приподнял её за плечи и, подавшись вперёд, поцеловал её в губы.
Вокруг раздались аплодисменты. Вероятно, посетители ресторана решили, что они присутствуют на важном событии – предложении руки и сердца. На секунду мне показалось, что Ручита даже прижалась ко мне. Но ещё через секунду она резко оттолкнула меня и с размаху залепила звонкую пощёчину.
Аплодисменты вокруг стихли. Видимо, посетители сообразили, что предложение руки и сердца не принято. За нашим столом тоже наступила недобрая тишина. Но через мгновение от шока очнулся наш начальник.
Он резко вскочил и рявкнул:
– That's enough! [С меня хватит!]" ‒ Потом, обведя глазами стол, скомандовал: – Всем встать! На выход!
Первыми вскочили китайцы и резво бросились к выходу, точно сдавая нормы ГТО.
"Вот она ‒ наша коммунистическая закалка!" – с гордостью подумал я.
Потом потихоньку, неохотно начали подыматься остальные. Впрочем, не все. Я наоборот сел. А Питер лишь поудобней устроился на своём стуле, нахально рассматривая начальника. Начальник тут же обратил внимание на бунт. Слегка перегнувшись через стол, он яростно зашипел.