Он брёл по тёмным дворам, освещённым лишь жёлтыми фонарями. Порою его мысли полностью обрывались, однако скоро взрывались с новой мощью. Грёзнов выдирал из себя волосы, царапал грязными ногтями бледное лицо и, случайно спотыкаясь, падал и лежал какое-то время на сыром асфальте. И вот стемнело. Он стоял у забора милицейского участка и вонзал свой обезумевший взгляд в каждого выходившего из здания да недовольно размахивавшего руками человека.
«Нет-нет-нет, мне не почудилось, нет… Я! Я в здравом уме, в конце-то концов! Я же нашёл эту бумажку, это объявление, пришёл именно в эту квартиру, разговаривал и в живую, и по телефону! Я не мог себе такого надумать! Да и куда я тогда все деньги свои отдал?! Всё, решено! Я иду в милицию!».
Однако только тот хотел было зайти в милицейский участок, как опомнился, что паспорта у него под рукой нет. Он, грозно побранив себя, побежал в неистовой ярости домой. Грёзнов громко шагал, вымещая всю свою злость на холодную плитку, и позже всё хуже ощущал свои ноги. И, снова бродя по мрачным дворам и мрачным улочкам, в которых изредка посмеивались пьяницы, он осознал, что забрёл чуть ли не в другой конец города. И на полпути его домой начался ливень. Сверкали молнии, ударяя копьями высокие дома, деревья и столбы, обесточивая здания, целые улицы. Гремел оглушающий гром, окончательно убравший с тротуаров всех мирных людей, оставив лишь захмелевших мужичков, не видевших ни смысла, ни страха, ни мыслей, ни чувств. К Грёзнову сзади уже кто-то кричал, из-за чего парень ускорил свой бег. Однако хватило его ненадолго и он, не смогши сделать вдох испепелёнными лёгкими, споткнулся и упал в лужи грязного асфальта. Собрав оставшиеся силы, он встал и вновь принялся хило бежать, но позже перешёл на обычный шаг, делая большие перерывы. Его руки онемели, как и лицо. Он не чувствовал в себе ничего живого. Бывало проскальзывал в нём и дикий смех и позже затихал под градом внезапных слёз. Грёзнов знал, что мог переждать грозу в каком-нибудь подъезде, так как только они оставались открытыми, но в нём горела назойливая мысль, что он может не успеть и никогда уже больше на участок не попадёт.
Наконец, когда гроза кое-как перестала заливать и затуманивать город, он уже медленно шёл к родному освещённому подъезду. Однако напротив себя в пятидесяти шагах заметил какого-то странного мужчину, со шляпою и чёрным пальто на себе. Тот мужик кого-то выжидал и, глядя на его нервозность, как он перекатывался с ноги на ногу, ждал уже не первый час. Но, что странно, увидев Грёзнова, он замер. Парень шагнул на первую ступеньку уличной маленькой лестницы в подъезд, как заметил, что чёрная фигура стала быстро приближаться. Грёзнов пригляделся и увидел, как мужик доставал из-за пазухи блестящий нож. Парень вскрикнул и рванул в распахнутый подъезд. Мужик погнался за ним. Грёзнов бежал по лестнице вверх, словно в тумане. Ощущение сна становилось всё выраженнее. Приступ отчуждённости от реальности, неумения её воспринимать достиг больших высот и Грёзнов, смотря через перилла за бегущим, чёрным маньяком, в лице которого было что-то знакомое, хотел уже замереть, пасть навзничь с блаженной истомой и самому зарезаться, дабы выйти из этого сна. Жаль, что всё это было реальностью. Но благо, что инстинкт самосохранения одержал верх и оставил страшные мысли при их хозяине. И вот, сделав последний рывок с будто разрывающимися от недостатка кислорода лёгкими, Грёзнов вставил в замок ключи и, в тот момент когда он поворачивал их против часовой стрелки, тотчас разглядел в лице маньяка того самого покорного мужичка желчной поэтессы. Перед ним с ножом и плачущим лицом, на лестничной площадке, стоял муж Фуриявской.
Грёзнов закрылся в квартире и в тот же момент услышал стук в дверь. Парень в исступлении заорал на всё помещение и стал будто выбивать свою дверь в ответ, отгоняя стоящего за нею убийцу. И продолжалось всё это целый час, даже тогда, когда никто за дверью уж не стоял. В соседних квартирах давно уже не жили, кроме той, что находилась напротив. Но там спали. Никто и знать не знал, да и не слышал тот ужас, ту истерику и то неистовство, воцарившееся в прежне очень тихой квартирке.
Пал, наконец, парень от изнеможения, прислонив голую спину к холодному линолеуму. Чрез пару минут сон одолел его, даже возможно, что спас. И не имеет сути, что сновиденье было чёрным и глухим, будто поместили этого страдальца в бесконечную беспросветную комнату, обездвижив и лишив возможности мыслить.
И прошла гроза, оставила этот спящий город, как и оставила худого бедняка мертвящая ночь, дав очередь новому серому утру, какое являлось людям с самого своего начала этого душного июля.
X
Прошла неделя с той злополучной ночи. На следующий же день после разрушительных событий Грёзнов проснулся на полу с болезненным видом. У него до отметки тридцати восьми поднялась температура, тело каждую секунду знобило, а голова раскалывалась на куски. Он воспользовался некоторыми таблетками, которые были в старой аптечке, стоявшей на кухонной полке. Парень пролежал полдня на диване, то в бездумности глядя на однотонную стену, то погружаясь в некрасочные сны. К вечеру он еле-как вышел в ближайшую аптеку, чтобы докупить парочку тривиальных от простуды препаратов, как жаропонижающее и т. п. Потратив деньги на покупку продуктов, на руках у него осталась ровно половина от всего остатка. Оставшийся вечер он снова раздумывал о том, какие доказательства он может привести в милиции, однако все его доводы были провальными, так как был уверен, что имя и отчество того Максима Николаевича были ненастоящими. Помимо этого Грёзнов с каждой новой мыслью всё больше уверял себя в том, что писать заявление нет смысла, так как мошенника всё равно уже не найдут, а деньги обратно так и не вернут. И вот, под ночь вторника, когда за окном мелькали молнии, температура вновь подскочила. Парень уже выпил жаропонижающее, но эффекта пока не было. В этот момент, когда его тело пронзал озноб, да голова кипела как от жара, так и от страшных мыслей, Грёзнов услышал чей-то шёпот, доносившийся из тёмного коридора. Этот шёпот был неразборчив, но само его присутствие дико встревожило парня. Он заснул с включенным светом да распахнутой дверью, так как встать уже просто-напросто не мог.
На следующий день уже более-менее стало легче. Грёзнов смог, по крайней мере, спокойно передвигаться, не боясь, что вот-вот может упасть. Так он вспомнил, что когда-то давно положил в одну из старых книг сбережения на «чёрный день». Пролистав все книги, в одной из них Грёзнов нашёл спасительные пятьсот рублей. Через час после небольшого счастья ему зазвонил телефон. Парень подскочил и поднял трубку, в ней услышал голос своего директора. Мужик напомнил ему о работе в ресторане, на что парень с виною в голосе сказал, что заболел. Директор посчитал, что парень врёт и накричал всеми различными словами, закончив фразу тем, что Грёзнов в ресторане больше не работает и на его место возьмут другого. Положив трубку, парень снова ощутил внутри опустошённость. Он был без понятия, что ему делать. Грёзнов пытался как-то умолить директора, но тот был по-настоящему хладнокровен. И тогда, в то время отчаяния, в тот момент, когда ни на что уже в жизни надеяться больше нельзя и остаётся лишь впасть в мировую ненависть к каждому живому существу, тогда Грёзнов резко вспомнил о том, что таится внутри его рюкзака.
Прошла мучительная неделя и явилась другая, что принесла миру нового человека. И как велико людское отчаяние, ведь если уметь им правильно распорядиться, можно суметь вложить в душу что-то совершенно новое или укоренить хорошо забытое старое. Для большого возрождения человеку нужна большая трагедия, а после неё хорошая и нужная литература. Такой литературой для Грёзнова стал личный дневник Исая. Его строки несли в себе какой-то бесподобный, небесный свет, да те воспоминания о далёком, славном прошлом и о далёком «себе» окончательно разрушили в Грёзновом оковы, пытавшиеся закрыть в душе гроб мраморной плитой.
В очередной вечер понедельника, когда Грёзнов перечитывал от начала до середины личный дневник Исая (после середины он читать не пытался, так как мельком видел далее серьёзные изменения мыслей в сторону обречённости и ненависти), у него снова поднялась температура. За окном доливал последние капли дождь. В комнате как всегда оставался включённым свет. Вдруг в четвёртый раз он снова начинает слышать тот самый шёпот, только он был уже громче. Он глянул на мрак, стелящийся по коридору за распахнутой дверью, которую он забыл закрыть. Грёзнов смотрел болезненным взглядом в ту пропасть и начал чувствовать какое-то напряжение, исходящее из тьмы. Вскоре шёпот заглох. Его тело пробил озноб, да в голову ударил жар. Из дверного проёма показалась чёрная тощая рука. Она медленно проникала в комнату, но дальше своего локтя не показывалась. Внутри не было ни страха, ни обычного человеческого желания защититься или закричать. Наоборот, он чувствовал нечто манящее и сладостное, приятное и лёгкое в этой протянутой руке. Ему даже почудилось, что чёрное видение – это и есть его рука, только протянута она была из глубокой тьмы. Присутствовало в этом какое-то великолепие и лёгкость. Грёзнов хотел уже было встать на ослабевшие ноги и протянуть холодную ладонь к чёрным, тянущимся извне пальцам, однако только взгляд его пал на книгу, что раскрыто лежала рядом с ним, как рука мигом исчезла и приятное напряжение, витавшее в светлой комнатушке, ушло.
В ночь того же дня парень увидел сон, который, верно, желал увидеть хоть раз на протяжении всей жизни.
Он очутился на незнакомой ему солнечной улице, наполненной самыми различными цветами и деревьями. Вокруг всё приятно пахло да словно веселило, наполняя внутреннюю горечь яркими и бодрящими красками. Казалось, что и десяти жизней не хватит, чтобы полностью насытиться красотой окружающей природы, слившейся с человеческими постройками в виде домов с громадными окнами, в которых можно было разглядеть каждого улыбающегося человека и улыбнуться им в ответ. «День добрый», – сказал один мимо проходящий вовсе не знакомый мужчина, с которым шёл его друг, что, в свою очередь, также вежливо поздоровался, после чего они прошли дальше и продолжили о чём-то беседовать. Грёзнов несколько удивился и даже испугался, однако чем чаще к нему подходили счастливые, ухмыляющиеся женщины, и мужчины, и дети, Грёзнов стал уже и сам со всеми здороваться и сиять от необъяснимого внутри чувства. Он ощущал себя намного значимее, хоть и вовсе не знал этих людей по имени. Пройдя вперёд по цветущим улочкам, он не встретил ни одного опечаленного или разозлённого человека. Да, встречалось пару грозноватых по внешности людей, однако, видя, как те мило улыбались каждому прохожему и даже заводили любезную беседу, их серьёзность и строгость мигом пропадала. По дорогам разъезжало множество велосипедистов или людей на странных, но не приносящих никому и ничему вреда, аппаратах. Грёзнов наткнулся на высокую вывеску большого стеклянного дома. На этом плакате была еле разборчивая, исковерканная фраза, которую, по просьбе парня, прочитала доброжелательная незнакомка: «Мы все на пути к полному достижению светлого будущего! Мы смогли одержать победу благодаря собственным стараниям! Добро и доверие одержали окончательную победу! Последние центры вывода агрессии ровно неделю назад были разрушены! Человечество максимально приблизилось к свету!». Грёзнов растерялся и просто замолчал. «Вы так мило удивляетесь», – засияла улыбкой незнакомка. Парень спросил её про эти центры, на что она, хоть и немного недопонимая, почему этот незнакомец этого не знает, с добротою ответила, что эти центры никем не посещались на протяжении семидесяти лет, так как некому уже было в мире вымещать хоть какую-либо агрессию. Мир – огромная семья, в которой есть торжество светлых чувств и взаимопонимания. Грёзнов шёл по улице и слышал либо житейские беседы, либо великие дискуссии об искусстве и науке. Искусство и наука стали процветать как никогда. Так, услышав что-то нечто похожее на спор, Грёзнов бросился сразу же в ту сторону и стал идти сзади, в ожидании найти хоть какую-то желчь среди зевак. Однако, тихо крадясь за спинами двух мужчин, он не нашёл и доли негатива. Один собеседник мягко объяснил другому, в чём его ошибка и затем сказал, что может помочь ему во всём разобраться или глянуть на очередную задумку этого человека и довести её до совершенства. В конце они над чем-то посмеялись, попрощались да затем разошлись, поздоровавшись перед этим с Михаилом. Но парень не сдавался и позже снова наткнулся на спор. Однако тут никто не хотел принимать сторону оппонента. Грёзнов надеялся уже увидеть ссору, хоть в воздухе её и в помине не витало, как его надежды пали, и в итоге мужчина похвалил своего собеседника за настырность и уверенность в себе, но посоветовал всё-таки прислушиваться к другим людям. И дальше, словно по сценарию, как у предыдущих двух мужчин. Вдруг недалеко дорогу переходил лев. Большой, с длинной гривой. Рядом с ним улыбчиво шагали дети, гладили животное, забавлялись с ним. По пути Грёзнов встречал ещё множество диких зверей, не нападавших, однако, ни на кого. Подойдя к одной даме, он спросил её зачем-то про этот нонсенс и про то, как этих добрых людей ещё не растерзали случайно ворвавшиеся в цивилизацию звери. Она рассказала, что «звери» живут в далёких лесах, от их нападений защищают новые технологии, совсем безболезненные для зверьков. Здесь же ходят существа. Существа разумные, существа любящие. Услышав ответ, Грёзнов поблагодарил её, они попрощались и разошлись. «Как они, интересно, приручат комаров или тараканов?», – посмеялся про себя Михаил. Проходя по божественной красоты улочкам, Грёзнов заметил, что нигде не встретил ни одной крупинки мусора, ни сигарет, ни бутылок из-под пива, водки. Люди в большинстве своём были стройны и сильны, хоть и душа у каждого оставалась доброй и мягкой. В каждом человеке – равновесие разума и чувств, что позволяло мыслить чётко и оставаться эмпатом. Дамы расписывали между собой красоту незнакомого им дома и мило шутили, обсуждая какую-то жизненную ситуацию. Не было сарказма, не было сатиры. Изредка являлась ирония, но даже она в минуты глубокой горечи не смогла бы задеть самого чувствительного человека, хоть и грустных людей, по-видимому, тут и не было.
Вдруг Грёзнов оказывается во дворе какого-то дома. Вокруг дерева игрались брат и сестра маленького возраста. Вдруг девочка падает и ударяется коленкой о бетонный угол цветочной клумбы, после чего начинает тихо плакать. Мальчик подходит к ней и начинает гладить по голове, зовя маму, готовившую на кухне обед. Женщина выбегает, улыбнувшись при этом Грёзнову, и начинает успокаивать девочку. Вскоре они начинают смеяться, и дети продолжают играть в догонялки. Женщина с крестиком на шее подходит к Грёзнову и спрашивает о настроении и о погоде. Она чем-то напоминала ему Лолиту. После небольшой, однако, тёплой беседы, дама начинает говорить тому о красоте его глаз. Парень не понимает этого и с неловкостью переводит тему, спрашивая даму о том, какой век стоит на дворе. «Этот век далёк от вашего, но… в руках у вас есть всё, чтобы сделать это время ближе», – улыбчиво ответила та. Внезапно женщина слышит, как дети начинают спорить. Она подбегает к ним и возвращает прежнюю гармонию. Грёзнов был сильно удивлён, ибо увидел, что родители, помимо того, что говорят детям о том, как надо себя вести, как важно заполнить свою душу светом и пониманием чужих чувств, они на личном примере демонстрировали своим чадам то, как проявлять добро, как его получать и становиться человеком современности. Отсюда Грёзнову и стало понятно, почему исчез мрак насилия и тернии печали и страданий. У людей была желаемая поддержка и осознание того, что в мире их любят так же, как и они любят мир. Может, в душах и есть место экзистенциальному кризису, только есть те, кто его подавит и вернёт былое счастье. «Ради чего вы живёте?» – спросил у той парень. Она непонятливо посмотрела на того и ответила: «Вы про что? Я вас не понимаю». Только Грёзнов глянул через огромное, чуть ли не на всю стену, окно, увидев на столе тарелки с овощными блюдами и «чем-то», что заменяло мясные продукты, как на дороге, которую было видно со двора, ведь заборов ни у кого не было, раздался горестный крик одной девушки: «Убили!».
Сделав шаг вперёд, парень очутился в просторной комнате. У окна находился стол, рядом с которым сидел, сгорбившись, побледневший мужчина. К нему из небольшой группы людей, подошла девушка, поставила напротив того стул и грустным, да в то же время таким доверительным тоном спросила: «Зачем вы его убили?». «Я его не убивал», – еле прошептал он. « Расскажи же нам тогда, пожалуйста. Зачем ты беды ждёшь, мы же все тебя ценим и любим», – успокаивала она. Парень рассказал, что просто шёл по улице с другом и, когда они прощались и расходились по разным сторонам, стал идти спиной, перекидываясь с другом некоторыми напоминаниями, как вдруг сталкивается с мужчиной. Тот, по словам очевидцев, засмотрелся на красивые ирисы, цветущие у дома одной женщины, из-за чего парня тоже не заметил. И, столкнувшись, мужик пал на землю и ударился насмерть головой об острый железный угол. Девушка успокаивала парня, которого раздирал внутри разрастающийся стыд, и говорила тому, чтобы он шёл извиняться перед родственниками и предложил хоть самую малую помощь. На что парень, к удивлению Грёзнова, ответил: «Уже. Уже всё сделал. И всю жизнь пред ними буду прощения просить». «Никто тебя не винит, никто, слышишь? Даже если бы и намеренно убил, никто не винил бы. Только намеренно убивать сейчас некого, да и некому. Всё хорошо», – обняла она разрыдавшегося студента, к которому подошли и все остальные люди, стараясь вселить надежду и свет, чтобы отчаяние не разъело его душу. Грёзнов смотрел на этих людей со стороны и сам уже дал волю слезам, не понимая даже и капли того, почему ему сейчас так хочется рыдать.
Отпрянул он ото сна, лёжа на мокрой подушке, и с час ворочался в постели сначала пытаясь вернуться в фантазию, да затем, – раздумывая о каждом отрывке, чтобы ничего не забыть. И потом, одумавшись, он бросился к столу и принялся черкать фрагменты чудного сновидения. В нём зажглась искра жизни, и чем больше он строчил, тем больше она разгоралась.
Именно так нагрянуло новое светлое утро в комнату Михаила Грёзнова.
К обеду парень уже расписал все события, которые смог запомнить, и попытался восстановить картину в мельчайших подробностях. Позже, перебрав в руках все исписанные листы, он стал обводить и подчёркивать важные слова. Однако до сих пор Грёзнов не мог отойти от того убийцы, которого жалели и утешали. Да, тот был не виноват в нелепой смерти одного человека, но, вдруг в комнате сидел реальный маньяк, который намеренно убил человека и собирается зарезать ещё нескольких? Вдруг этот самый студент умело врёт?
«Что ж это получается? – думал Грёзнов. – Человек может спокойно себе сойти с ума, пойти против правил и запросто остаться безнаказанным! Что за чушь… хотя, среди такого воспитания и убить никого не захочется…», – после этой мысли парень мигом взял с края стола чистый лист и написал «любовь ко всем».
Просидев с минуту с сосредоточенным взглядом, ничего более кроме одного слова не написав, Грёзнов сказал:
– Если любовь ко всем будет в каждом человеке, то… может ли среди людей быть маньяк? Господи, нет конечно. Убивают же из ненависти, – в голове его всплыла мысль о старом незаконченном романе, который парень забросил год назад и всё это время к нему даже не притрагивался.
Грёзнов встал и прошёл к тяжёлому шкафу советских времён. Деревянная лакированная дверца со скрипом приоткрылась, и с полки слетело несколько листочков. Парня пробило чувство приятной ностальгии, и в глазах ещё больше загорелась искра. Весь день он пересматривал мельком главы своего творения да, видя в строках какую-то острую или красивую фразу, лишний раз довольствовался собой, а натыкаясь на неприятные глазу предложения, мигом разочаровывался в себе и изредка сам пред собой краснел. В конце концов, Грёзнов принял решение и взял на свои плечи тяжёлую ответственность закончить роман.
Выглянув поздним вечером в окно, выставив лицо к прохладному ветерку, он снова размышлял о своём странном сне. Вдруг снизу раздались какие-то смешки. Грёзнов глянул туда и сосредоточил внимание на болтовне молодых парней. Они смеялись над внешностью одной девушки и каждый раз шутили о том, как кто-то из них с этой «жирухой» (как говорили они) будет встречаться, не говоря уже о более пошлых вещах. Грёзнов грозно оглянул сверху молодёжь и вмиг вспомнил кое-что из своего сна, кое-какую деталь, имевшую важную роль. Парень подлетел к столу и стал строчить карандашом текст, который местами был несвязным и словно вырванным из другой литературы. На одной странице среди множества зачёркиваний было написано:
«Вездесущая красота – вот ключ к причине, по которой никто никого не порицал, и все жили счастливо. Люди перестали осуждать людей за внешние особенности. И покамест они, как мне кажется, учились любить или относится нейтрально к каждому, они стали окружать себя красотой. Господи, только вспомню я красоту этих улиц, только вспомню эту природу!.. А ведь человек – творение природы. А природа не может быть ужасной. Она стала у этих людей неотъемлемой частью зданий и сооружений. Всё потому, что в природе истинная красота. А человек, как её творение, не может быть ужасен. Он же сам является частью природы!.. Но не припоминаю я на улицах ни пухлых, ни тощих. Может, благодаря тому, что в идеалах у тех стояла гармония, то и все начали стремиться к этой гармонии? Так толстяки решили похудеть, а худые – потолстеть. Хотя, что тогда делать с болезнями? Если кто-то толстеет от болезни? А, ну, конечно! У них же наука процветает!.. Какие там болезни? Медицина вознеслась до небес и наверняка рассеяла облака небосвода… А как люди пришли к вездесущей красоте? Разве её вообще возможно познать? Чтобы её познать нужно быть честным перед собой и не видеть нигде и ни в ком уродства. Каждый просто не сможет думать о некрасивом, у всех мысли будут настолько чисты, что даже в них не будет отвращения. Но в мыслях все люди грязные. Тогда… Стремление к вездесущей красоте – вот, через что прошли эти люди. А стремление к вездесущей красоте – есть как раз умение видеть золотую монетку среди мешков мусора. Вот! Вот как люди познали вездесущую красоту! Люди научились видеть в других людях красивую родинку или бездонные глаза и вместо того, чтобы упрекнуть кого-то даже в лишнем весе, они все говорили о красоте! И через столетия человечество смогло полностью познать вездесущую красоту!.. они стремились помочь друг другу. Видя, как у другого человека были проблемы, они подходили и пытались вложить все свои усилия на искоренение беды. Им было плевать – свой или не свой, потому что весь мир, все люди стали „своими“! Каждый человек стал цениться другим. И в каждом была вера, что его проблемы разрешимы. Люди бескорыстно приходили на помощь другим и всегда были открыты, чтобы эту помощь получить… Сострадание в них жило! Сострадание! Человек мог искренне сопереживать другому. С детства всех учили сопереживать, и именно сострадание стало одним из главных людских внутренних качеств!..».
Так появилось на листе несколько написанных в столбец слов, расположившихся под «любовью ко всем»: «вездесущая красота», «сострадание», «альтруизм».
Прошла ночь. Больше снов парню не снилось. На улице стояла пасмурная погода. После обеда парень решил, наконец, выйти хотя бы во двор. Он спустился по ступенькам вниз и оказался на глазах у людей за столь долгое время. Грёзнов, зажёгши предпоследнюю сигарету, прошёлся немного по тротуару за микрорайоном. Чувствовал он себя этим утром прекрасно, правда, горло всё-таки несколько побаливало. Да шёл он, встречая и провожая взглядом незнакомых людей, как вдруг среди вперёд идущих фигур наткнулся на знакомый силуэт. «Лолита», – пронеслось у него в голове, и тело сковал страх. Грёзнов начал посматривать назад, пытаясь определиться идти за его матерью или не идти. Да вскоре решил всё-таки проследить за ней. Что-то тянуло его. Что-то необъяснимое, находящееся на глубине человеческих чувств. Ему не хватало её, и только сейчас, увидев эту близкую, родную рыжеволосую даму он это понял. Но «почему не хватало и почему именно её?», – вот вопросы, которые оставались неразрешимыми, сколько бы лет Грёзнов не мучился искать ответ. Парень крался, следил за своей матерью, и вскоре слежка стала намного сложнее: вокруг с каждым следующим кварталом прохаживалось всё меньше людей.
Михаил начал понимать, куда она может идти, но только зачем? Порой ему приходилось прятаться за деревьями или углами, когда он замечал подозрительную оглядку Лолиты. По пути, уже будучи в пригороде, женщина зашла в цветочный магазин и позже вышла, держа в руке одну пару белых роз. Интерес и любопытство возросли ещё больше и прибавили адреналина. И вот через десять минут Лолита очутилась перед каменной аркой, возвышавшейся над длинным однотонным забором. Вокруг стояло несколько машин; прохаживали то со скорбящими, то с лыбящимися лицами люди в чёрных или просто мрачных одеяниях. Где-то успокаивали еле стоящую на ногах женщину с вуалью цвета угля, где-то молодые люди с искрой в глазах говорили о наследстве и от нетерпения глядели по сторонам да перекатывались с ноги на ногу. Лолита слилась с толпой скорбящих, которые смирным шагом несли на своих плечах тяжёлый гроб. Грёзнов простоял некоторое время, как вкопанный, и постарался прийти в себя. Он видел это место единожды, но запомнил его навсегда. Место, где всегда много портретов весёлых и грустных, где могли быть и безлики имена, где над шумным миром правила тишина и природа. Это место, где одних запоминают на века, а других зарывают, оставляя без следа. Именно тут лежал покойный Исай, да именно он первый навестил мысли испуганного парня.
Лолита ушла, а Грёзнов продолжал стоять, однако, всё-таки он опомнился и рванул с места к арке. Оказавшись за стенами, его душу поразили высокие кроны деревьев, с которых перелетали поющие печальные песни скворцы, будто понимавшие, где они находятся. Парень, очнувшись от разглядывания высот, спустился на землю и стал озираться по сторонам. Среди надгробных плит, смотрящих прямо в глаза, он увидел Лолиту. Ушла она не так далеко. Шаг её стал неожиданно медленным, однако не казался обременённым какой-то тяжёлой ношей. Грёзнов чувствовал, что мать его задумалась о чём-то приятном, милом её сердцу, да в тоже время она печалилась и очень сильно скорбила. Парень ощущал внутри себя ту же самую горечь, которую испытывала и Лолита. Он не знал из-за чего вдруг на душе такая серость, но был уверен, что этим чувством он был навеки связан с матерью. И шли они вглубь по пустынной дороге. Грёзнов уже не боялся, что она его заметит. Он был бы даже рад её глазам, что больно странно. Но не имеет грусти тот факт, что никогда более словом они не обмолвятся и не скажут друг другу обыденного человеческого приветствия, ведь тишина – простая условность, в которой каждый переживает общее горе, пытаясь найти путь к своему личному успокоению.
Лолита прошла к надгробной плите, изображение на которой Грёзнов не смог рассмотреть. Мать положила две белоснежные розы и прислонилась губами к холодному мрамору. Грёзнов стоял посередине дороги со слезою на щеке и глядел на женщину, бывшей ему чужой, да в то же время такой родной. Она пошла вперёд по росистой траве, даже не посмотревши назад и позже исчезла. Парень сглотнул ком в горле и двинулся к месту, где до этого стояла Лолита.
На него глядели ангельские глазки. Личико сияло от милой детской улыбки. Пред ним стояла надгробная плита его сестры. Не помнил Грёзнов, сколько простоял в безмолвии он пред Лилей, однако это и не важно. Время не имело сути. Спустя много лет он, наконец, увидел её могилу. Грёзнов проклинал раньше мать за то, что она ему о ней не говорила. Он думал, что надгробие давно уже заросло и сравнялось с землёй. Но, видя пред собою чистое личико сестрёнки, все гневные чувства, жившие в нём с той самой трагедии, испарились. Лолита перестала быть для него зверем и монстром, испортившим всю его жизнь, Грёзнов увидел в ней такого же страдающего человека, которым и сам всегда являлся. Мать не заслуживала зла, никто его не заслуживал.
Он улыбнулся треснувшими, сухими губами да потом поцеловал надгробный портрет: прикоснулся горячими губами к холодному камню, который недавно целовала и его мать.
Когда Грёзнов вновь проследовал по пятам Лолиты, он ещё много раз оборачивался назад, чтобы взглянуть на сияющие личико сестрёнки. И потом, когда надгробная плита скрылась за плитами других душ, парень начал вокруг озираться в поиске рыжеволосой женщины. Он проходил по бескрасочному мёртвому городу около получаса, но так её и не нашёл. Видимо, провёл тот рядом с сестрой слишком много времени, за которое мать уже успела сбежать. Однако, прогуливаясь, он наткнулся на какое-то больно знакомое лицо. Это был очередной надгробный портрет, только уже не улыбающийся. Грёзнов подошёл поближе, но всё равно не мог понять, кто именно это был. Это выражение лица заставило в голове вспомнить Лилю, будто персона, покоящаяся под тяжёлою плитой, связана с ней. Да только парень прочитал имя, фамилию, отчество как мигом остолбенел. «Грёзнов Роман Родионович», – вот что было выведено на мраморе. Под землёю лежал его отец. Под землёю лежал человек, сломавший всю его жизнь. Однако слова эти и воспоминания, влезшие ему в голову, не произвели должного эффекта, не превратили Грёзнова в озлобленного монстра. На плите лежали сигареты и стоял стакан с вином. Причём выглядело так, будто принесли всё это недавно. Попытавшись как-то всё связать воедино в измученной мыслями голове, парень догадался, куда пошла Лолита после могилы своей дочери.
Парень глядел в глаза отцу, но практически не узнавал. Он припоминал, что его положили в больницу для душевнобольных, однако дальше всё было затянуто пеленой. Да сути это уже и не имеет. Он мёртв. Мечта всей жизни, явившейся с самого детства, осуществилась. Но на душе Грёзнову почему-то тошно. Он порою тихо посмеивался над могилой или ходил из стороны в сторону, поглядывая на небо. Парень хотел было со всей дури ударить ногой по ненавистному лицу, но в самый последний момент останавливался и выпускал всю ярость в землю. И, только посидевши на маленькой лавочке, обхвативши голову, он вспомнил слова Елизаветы. Те самые слова, которые сказала она ему на их последней встрече. Эта дама говорила ему о прощении. Тут же полезли в голову и думы о давнишнем сне, где не было горя, не было страданий, а господствовало счастье, которое люди созидали своим мирным отношением друг к другу. Да Грёзнов прозрел: вспомнил того странного мужичка, который подсел к нему на скамейку и дал ему листочек с адресом католической церкви. Парень рванул домой.