– Её фамилия говорит сама за себя, – повторила Рита свою вчерашнюю мысль, наколов на вилочку кусок мяса. – А твоя, Мельников?
– Ты боишься, что я сотру тебя в порошок?
– Очень остроумно! Но ничего такого я не боюсь. Я боюсь другого. У меня дома стоят две бутылки пива, которое называется «Старый мельник». Пообещай, что ты их не выпьешь.
Мельников улыбнулся.
– Здесь что-то кроется. Я, конечно, эту мочу ослиную пить не стану, но всё это неспроста. К чему ты ведёшь?
– Я веду? – возмутилась Рита. – Может быть, ты мне ещё скажешь, что я тебя притащила в этот кабак и это шампанское заказала? Ну тебя к чёрту, Мельников! Если взял быка за рога, то будь готов к худшему. Я обижусь.
– Не обижайся, Риточка. Нам с тобой нельзя ссориться.
– Почему?
Но мельников не ответил, так как ему кто-то позвонил. Он говорил долго. Точнее – слушал, а отвечал и спрашивал односложно. Рита, тем временем, ела стейки, пила вино и вслух размышляла о странностях наименований.
– Ну, «Алконост» – ещё ничего, – подвела она горестный итог своим размышлениям, – это ладно. А «Тамерлан» – это просто ужас! Что за название – «Тамерлан»?
– Что ты говоришь? – спросил Мельников, положив телефон на стол. Он был в своих мыслях. Но Рита, не поняв этого, призвала его разделить своё возмущение, уже бившее через край.
– Что я говорю? – вскричала она. – У некоторых людей просто нет мозгов, об этом я говорю! Вот есть ресторанчик, который знаешь как называется? «Тамерлан»! Да, да, «Тамерлан»! Бог с ним, с Алконостом, пусть он печалится, никому от этого беды нет. Но я не могу понять, как можно назвать ресторан именем убийцы!
– В смысле – убийцы?
– Ты что, дурак? – изумилась Рита, выпив ещё шампанского. Мельников продолжал думать о своём.
– Он массовый террорист! – заорала Рита.
– Кто? Тамерлан?
Рита прямо вспыхнула, потому что вопрос её оскорбил. С безупречной грацией Арамиса выхватив шпагу, то есть свой сотовый телефон, она открыла контакты и запустила автоматический набор номера. Это было проделано с таким страшным лицом, будто запускалась ядерная ракета. Мельников наблюдал, доедая мясо. Была ещё включена и громкая связь. Сквозь музыку Эннио Морриконе стали звучать длинные гудки. После восемнадцатого Малявка, как говорится, прорезалась.
– Ты опять напилась? – спросила она. – Час ночи!
– Кто такой Тамерлан? – небрежно спросила Рита, подмигнув Мельникову.
– Ты дура? Меня сейчас из общаги вышвырнут!
– Отвечай немедленно.
Ариана кротко вздохнула.
– Самопровозглашённый эмир, монгольский военачальник конца четырнадцатого – начала пятнадцатого века. Завоевал всю Малую Азию, Хорезм, Персию, Афганистан, Индию. Разгромил турецкую армию под предводительством Баязета и Золотую Орду, над которой властвовал Тохтамыш. Дошёл до границ Руси, но вдруг повернул обратно, узнав, что Русь полностью разорена Тохтамышем, бывшим его вассалом. Умер в тысяча четыреста пятом году. Тамерлан – это европейское искажение имени Темирлен, которое переводится как железный хромец. Он сильно хромал, получив удар копьём в ногу.
– А чем он так знаменит?
Малявка взбесилась.
– Где ты находишься? Я сейчас приеду и изобью тебя!
– Не ори. Скажи мне, кто круче – Батый или Тамерлан?
– Да их нельзя сравнивать! Бату – внук великого Чингисхана, ему всё даром досталось. А Тамерлан сделал себя сам, как и Чингисхан.
– Ну, тогда скажи мне, кто круче из этих двух – Чингисхан или Тамерлан?
Малявка задумалась, но не более чем на одну секунду.
– Конечно же, Чингисхан, – сказала она. – Он создал империю, простоявшую сотни лет. А у Тамерлана это не получилось.
– Я не о том тебя спрашиваю! Кто круче из них как военачальник?
– Думаю, Чингисхан. Он завоевал больше территорий и разгромил более могущественных царей.
– А кто из этих двоих пролил больше крови?
– Ты что, больная? Как я тебе посчитаю объёмы крови, которая пролилась шестьсот и восемьсот лет назад? Объёмы примерно сопоставимые.
За соседним столиком очень мило кривлялись три молодые бабы. Мельников уже начал на них глазеть. Но Рита не придала этому значения. Элегантно вытянув сигарету из его пачки, она сама прикурила и прицепилась опять к Малявке:
– Слушай, Малявка! А помнишь, ты мне сказала, что кто-то вскрыл могилу этого чудища?
– Тамерлана? Да. Михаил Герасимов.
– Ну, а дальше-то что? – заорала Рита, внезапно стукнув кулаком по столу. Ариана перепугалась.
– Ритка, чего ты от меня хочешь?
– Ты говорила, что есть пророчество: если вскрыть могилу завоевателя, погубившего больше чем девятьсот девяносто девять тысяч людей, то через три дня начнётся война, какой свет не видывал!
– Да, такая легенда есть.
– Твою мать! Когда Михаил Герасимов вскрыл гробницу этого хромоногого ирода?
– Восемнадцатого июня тысяча девятьсот сорок первого года.
Рита нажала сброс. Сжав телефон так, что он чуть не хрустнул, она глазами вдовы Клико взглянула на Мельникова.
– Нормально? Теперь понятно тебе, почему печалится Алконост?
– Я думаю, пора ехать домой, – спокойно заметил Мельников. – Время позднее, Маргарита. Второй час ночи.
И, подозвав стеснительную официантку, он попросил как можно скорее принести счёт. Девушка кивнула и убежала.
– Ехать домой? – огорчилась Рита. – А водочка? А коньяк?
– Коньяк будет дома. Там я его смогу с тобой выпить.
Рита поспорила бы, но в эту минуту настала вдруг тишина, а затем на сцену вышла певица в сопровождении музыканта, который установил синтезатор. Помахав ручкой, певица с помощью микрофона крайне глубоким и томным голосом сообщила почтенной публике, что сейчас подарит ей своё творчество. По причине того, что официантка не сразу принесла счёт, минутой этого творчества насладиться всё же пришлось. Только очутившись в машине, Рита и Мельников перестали чувствовать сопричастность к великому и нетленному.
– Я довольна, – сказала Рита, когда её новый друг выруливал на дорогу. – Вдова Клико меня понимает. Не то, что ты. Разгонись сию же минуту до пятой скорости!
– Нет, мадам, этот вариант надо исключить, – ответил оперативник, включая третью, – с почтенной вдовой Клико шутки плохи.
Рита задумалась. Её вправду слегка мутило. А ведь она напилась далеко не водки, шампанского! С ней творилось что-то непостижимое.
Оказавшись у неё дома, Мельников осмотрел дверные замки и лишь после этого отдал должное рому – за неимением коньяка, который у Риты вяло и незаметненько подошёл к концу, кажется, ещё на прошлой неделе. Оперативник сидел на кухне, немного ослабив галстук, а Рита бегала перед ним в трусах, чулках и бюстгальтере, потому что ей стало жарко от двух бокалов «Баккарди».
– Бедная Жанна! – вскрикивала она, размахивая дымящейся сигаретой. – Это несправедливо! Ведь умереть должна была я!
– Во всей этой эпопее самое скверное – то, что ты, судя по всему, лишилась работы, – проронил Мельников. Рита гневно остановилась. И не её пламенные очи вдруг завладели взором оперативника, а её подвижные ноздри. Они широко раздулись, как у Багиры. Хотелось просто упасть и закрыть глаза.
– Как это понять? – прозвенела Рита ледяным голосом. – Человека, значит, тебе не жалко?
– Я этого не сказал. Человека жалко. Но то, что ты потеряла такую милую работёнку, крайне прискорбно. Или ты думаешь, что супруг этой бизнес-леди сумеет что-то наладить?
– Что ты несёшь? Мне хватает денег! Я их найду! Я знаю, где их достать!
– Вот именно это я и имел в виду.
Рита помрачнела и щелчком бросила сигарету в мусорное ведро.
– Мне ужасно хочется расцарапать тебе всю морду! Ты недоумок. Но я владею собой. Поясни, пожалуйста, свою мысль.
– Мысль очень простая. Держись от него подальше, иначе годика через два сядешь лет на пять. Эльвира в таких вопросах не ошибается. Хордаковский – конченый человек.
– Ты мне надоел, – выдохнула Рита. – Какого дьявола ты суёшь свой нос в чужие дела, а не занимаешься своим делом?
– Это каким?
– Поиском убийц! Защитой Малявки! Скажи мне, Мельников, правду – как офицер, как сыщик и как мужчина, в конце концов: уголовный розыск действительно проверяет приятелей и знакомых этого Панченко Алексея? Он ведь напал на меня, думая, что я – это Ариана! И он напал не один!
– Рита, успокойся. Ты не в Швейцарии, чтобы так рассуждать.
У Риты вконец испортилось настроение, и она решила отнять у Мельникова оружие, чтобы заколотить ему в голову восемь пуль. Мельников за это намерение её пребольно отшлёпал, сняв с неё трусики. Лёжа мордочкой вниз на его коленях, Рита подумала, что она, действительно, не в Швейцарии, так что можно не обижаться.
Глава тринадцатая
Зимняя охота в природном национальном парке «Лосиный остров». Попалась сама охотница
Через день, в субботу, Алю Абрамову разбудил её телефон. Он вдруг заиграл известную увертюру к художественному фильму «Дети капитана Гранта». С протяжным стоном вынырнув из глубин своего бездонного подсознания, Аля мощно, пружинисто распрямила под одеялом руки и ноги. Потом открыла глаза. В окошко светило солнце. Скорчив ему противную рожу, Аля достала мобильник из-под подушки с порванной и слюнявой наволочкой.
– Алло!
Получилось как-то пискляво, слабенько. Видимо, даже и не услышали. Тогда рыжая поэтесса прочистила горло кашлем и повторила в пять раз внушительнее:
– Алло!
– Алечка, привет, – послышался голос Феди. Аля узнала его не сразу и начала угрюмо молчать, прищуриваясь на солнышко. Ни с того ни с сего её осенило.
– А, Федька, ты? Привет! Как дела?
Вопрос был, конечно, глупым. А впрочем, нет. Он мог означать абсолютно всё что угодно – ну, например: справляешься ли? Не требуется ли помощь?
– Какие уж тут дела, – вздохнул молодой вдовец. – Похороны завтра!
– Как, уже завтра? А чьи, чьи, чьи?
Тут Алю опять осенило, хотя, казалось бы, куда больше!
– А, уже завтра? Ну, хорошо. Ну, то есть, не очень! А как у тебя дела?
– Тут полный завал проблем! – запричитал Федя. – Мы не справляемся! Ты могла бы сейчас приехать, помочь? Эльза уже здесь. И Ирка, и Дашка – тоже.
– Приехать? – оторопела Аля. – Куда?
– Да сюда, сюда, в магазин! Девки уже здесь. Надо побыстрее всё распродать, с бумагами разобраться, новые партии позаказывать. Без тебя мы тут зашиваемся.
И вот только в эту минуту голова-солнце Али Абрамовой окончательно рассекла лучами туман.
– Нет, Феденька, нет! Я уже сто раз тебе говорила, что под твоим руководством работать я не хочу. Ни одного дня, ни одного часа. Кроме того, у меня на вечер намечено очень важное дело, пренебрегать которым я не намерена, потому что это пренебрежение нанесёт серьёзный ущерб моим интересам.
– Какое важное дело? – пропищал Федя. – Скажи, если не секрет, что это за дело такое важное?
– Я хочу накопать червей. Мне деньги нужны.
– Алька, ты попрёшься копать червей? Что, прямо сейчас?
– Не прямо сейчас, но через час выйду.
– Алечка, у тебя с мозгами всё хорошо? Ведь три дня назад было минус сорок! Земля промёрзла на километр, она вся каменная! Какие могут быть черви?
– Спящие черви! Если ты прав и земля промёрзла – черви, наверное, впали в спячку. Следовательно, мне их легче будет ловить. До свиданья, друг мой, до свиданья!
– Стой! – панически крикнул Федя, но Алевтина уже нажимала сброс. Потом она заблокировала тот номер, с которого он звонил, и, спрыгнув с кровати на грязный ледяной пол, пошла умываться.
Квартира была двухкомнатная, и Аля в ней занимала меньшую комнату. В большой жили две проститутки, Таня и Катя. Сами они стихов не писали, однако слушали их всегда с большим удовольствием, и поэтому Аля с ними дружила. Выйдя из ванной, она увидела их на кухне. Они там завтракали. Аля решила к ним присоединиться, так как своих продуктов у неё не было.
– Потеплело, – сказала Катя, вывалив ей в тарелку остатки манки из небольшой кастрюли. – Кажется, оттепель.
– Светит солнышко, – подтвердила Таня, качая длинной голой ногой, закинутой на другую ногу, – тают сосульки. Два часа дня. Январь. Во дворе каркают вороны, сидя на дереве. Происходит игра детей со щенком.
Аля удивилась, взяв ложку.
– Что это было? Литературная часть вступительного экзамена в детский сад?
– Для наркозависимых, – уточнила Катя. Она практически постоянно курила, чем бы ни занималась. Вот и сейчас от неё шёл дым. Таня не имела этой дурной привычки. Она порой даже бегала по утрам вместе с Алевтиной. Последняя была очень благодарна обеим своим соседкам за то, что они никого никогда не водят домой.
– Абрамова, ты сегодня вечером собираешься на охоту? – спросила Таня, налив себе почти полную кружку кофе. – Я правильно поняла?
– Как ты догадалась? – опять удивилась Аля, взглянув на Катю, которая доедала кашу. – Я с осени не ходила червей копать!
– Ты просто взяла лопату с балкона ночью. Вряд ли она понадобилась тебе для очередной поездки в литературный клуб.
– А почему нет? – улыбнулась Катя. – Лопата – необходимая вещь для литературного клуба. Я бы к нему людей без лопат и близко не подпускала.
– Но на каком основании? – ещё раз удивилась Аля. – Ты намекаешь на то, что мы все гробокопатели, и улыбка бедного Йорика – это всё, чем нас может поприветствовать Вечность?
– При чём здесь это? Мне просто кажется, что в литературном клубе нечего делать тем, кто ходит по центру города без лопаты.
Аля решила не обижаться. Она до блеска вылизала тарелку, и ей налили немного кофе.
– А почему вы так рано встали? – миролюбиво осведомилась она у своих соседок. – Типа, эскорт заказан на вечер?
– Типа того, – проворчала Таня, а Катя только вздохнула. Некоторое время прошло в молчании, а потом две эскорт-работницы предложили Але вымыть посуду и пошли краситься.
Через двадцать минут, войдя к ним в пуховике и с лопатой, Аля застала их в том же виде, то есть практически обнажёнными. Они красились.
– Нет у вас чего-нибудь такого? – спросила Аля. – Если вдруг есть, то дайте и мне!
– Отстань, – поморщилась Таня и протянула ей что-то. Сунув эту штуковину под язык, изумрудноглазая символистка выбежала из комнаты, а затем – из квартиры. Около лифта курили трое ребят – Генка, Витька, Вовка. Аля их знала. Они уставились на лопату.
– Дайте и мне, – попросила Аля.
– Отстань, – поморщился Генка и протянул ей для верности сразу две сигареты.
– Дайте и мне, – не отстала Аля. Витька, ругнувшись матом, завёл её в свою хату. Спустя минуту солнцеволосая поэтесса вышла оттуда очень довольная и спустилась на первый этаж по лестнице, прыгая через три-четыре ступеньки. Лопата несколько раз задела углы.
На улице, точно, стояла оттепель. Дети всё продолжали играть со щенком бульдога. Солнышко припекало. Вороны каркали. Ярославка ревела шестью рядами плотного транспортного потока. Не удостаивая вниманием ни машины, которые ей сигналили, ни шарахавшихся прохожих, чётко следя за правильностью дыхания и держа лопату наперевес, Аля добежала до кольцевой московской автодороги. Возле неё она постояла и покурила, дабы восстановить дыхание, а затем, воспользовавшись недавно построенным переходом, вошла в природный национальный парк. Лосей она не боялась. Среди могучих деревьев было прохладнее, чем на улице. Впрочем, солнце уже склонялось к закату. Гуляющих было мало. Бодренько прошагав по аллее две сотни метров, Аля свернула в чащу. Ну, скажем, в чащицу. Снегу было практически по колено. Остановившись между тремя берёзами, Аля стала его разгребать лопатой, чтобы добраться до логова земляных червей. Они жили в почве. И в этот миг она вспомнила, что забыла взять дома банку. Обидно стало до слёз. Куда складывать червей, если попадутся? В карман? Ну а почему бы и нет? Конечно, в карман! А дома переложить в какую-нибудь посудину. Успокоившись этой мыслью, Аля продолжила копать снег.
– Что это вы ищете? – вдруг раздался справа тонкий девчоночий голосочек.
– Библиотеку Ивана Грозного, – раздражённо сказала Аля, даже не собираясь устремлять взгляд своих ярких глаз на особу, которая незаметно к ней подошла по её следам. Но всё-таки устремила. Кого же она увидела? Неважнецки одетую, щуплую, белокурую девочку лет пятнадцати со смешным хлюпающим носиком. У неё в руке был красный пакетик.
– Библиотеку Ивана Грозного? – озадаченно повторила девочка. – А зачем она вам нужна?
– Я люблю читать.
– Любите читать? Может быть, вам просто нечего есть? Вы любите круассаны?
– Уйди отсюда! – яростно замахнулась Аля лопатой. Девочка повернулась и убежала, размахивая пакетиком. Аля тут же о ней забыла. Вскоре она добралась до почвы и обнаружила, что земля тверда, как кирпич. Лопатой её пробить было невозможно. При столкновениях с ней лопата звенела, но не втыкалась. Аля расстроилась. Из её изумрудных глаз закапали слёзы. Как теперь быть? Можно ли вернуться домой с пустыми руками? Все её просто поднимут на смех, если в её карманах не будет ни одного червяка! Да, Федя был прав. Кто бы мог подумать, что он когда-нибудь скажет что-нибудь умное?
– Почему ты ревёшь? – вдруг раздался справа звонкий и нагловатый пацанский голос. – И что ты хочешь здесь выкопать?
– А хочу реветь и реву! – огрызнулась Аля. Ей стало очень досадно. Она пружинисто распрямилась и поглядела в глаза тому, кто к ней подошёл по следам девчонки с пакетиком. Парню было лет двадцать пять. Это был типичный мажор – коротенькая дублёнка, гопническая стрижка, серьга, дорогой мобильник. Самоуверенный, склизкий взгляд. Аля не любила мажоров.
– Уйди отсюда! – потребовала она, свирепо оскалив зубы. Правда, лопатой замахиваться не стала.
– А не уйду, – ответил мажор.
– Это почему?
– Я не подчиняюсь приказам.
Аля утёрла слёзы перчаткой.
– Тогда оставайся здесь! Это приказ! Понял?
– И на манипуляции тоже не поддаюсь.
Аля озадачилась. Уходить самой не хотелось, хоть делать здесь было нечего. С какой стати? Она ведь раньше сюда пришла! Внимательно наблюдая за ней, мажор ухмыльнулся.
– Если ты ищешь клад, то его здесь нет. Но я знаю место, где ты его найдёшь.
– Тогда почему ты сам его не достанешь?
Тут озадачился и мажор. Даже почесал короткостриженую макушку и телефон чуть не выронил. Але стало смешно. По ходу, этот чувак круто обломался, если рассчитывал развести её как лохню! Не на ту напал.
– Ну что, не фигово я сбила с тебя понты? – спросила она. – Был ты на понтах, и вот с полпинка оказался в заднице! Давай, дуй отсюда, придурок! Ты мне неинтересен. Я занята.
– В логике тебе не откажешь, – признал мажор, – а вот у меня с ней просто беда, особенно когда вижу такое личико и такие яркие глазки.
– Не езди мне по ушам, – не сдавалась Аля, хоть ей уже требовалось усилие, чтоб не сдаться. – Ты опозорился, дефективный! Ты на Эфрона не тянешь!
– Что? На кого?
– Ты чего, глухой? Или ты дебил? Не надо мне мозг выносить своими приколами! Отвянь, чел! Мне с тобой тусить беспонтово, ты на Эфрона не тянешь!
– А, на Эфрона! Хочешь сказать, что ты тянешь на Марину Цветаеву?
Этот выпад Алю сразил. Она крепко стиснула черенок лопаты, воткнутой в снег.
– Ты разве читал Марину Цветаеву?
– Да, конечно. А кто её не читал?
– Последние года три мне кажется, что никто!
– Видимо, последние года три ты не выходила из лесу.
– Не гони! Как тебя зовут? Тебе её стихи к Блоку нравятся? Мне вчера целый день казалось, что это – полная шняга!
Парень сказал, что звать его Миша и стихи к Блоку ему не нравятся, ибо в них талант молодой Маринки целенаправленно и сознательно бьёт вполсилы.
– Она ведь была не дура и понимала, что глупо было бы славить гения, возвышаясь над ним на две головы, – обосновал Миша свою позицию, – и Марина Цветаева добровольно уменьшилась до размера Анны Ахматовой. Я согласен, что стихи к Блоку – это победа гормонов над мастерством, самоуслаждение. Меня вштыривает от всех её погребальных стихов, а ещё от поздних. Очень люблю «Надгробие». Мне не жаль, что она повесилась.
– Ты дурак! – разозлилась Аля и выдернула из снега лопату. – Пошлый болван! Вчитался в «Надгробие» изнутри, а этого нельзя делать! Встать на место Цветаевой никому ни разу не удавалось без помощи героина. Да даже и с его помощью! Я считаю – ей надо было не вешаться, а усилить претенциозность. Она была бы уместна.
– Да нет, уж лучше повеситься. Если я и люблю Цветаеву, то никак не за её склонность к претенциозности. Тут в оценке Цветаевой я скорее на стороне Ахматовой, а не Бродского. Ты читала её стихи про Германию, написанные в связи с началом войны? Это образец дурновкусия!
– А вот я бы на твоём месте просто сейчас заткнулась и не позорилась! Если уж ты, идиот, суёшь свою голову в общепринятую антицветаевскую условность, придуманную Ахматовой, за что муж бы её убил – не надо изображать тоном и лицом, что это пасть льва! Ты – дебил, дебил!
Они уже выбрались на аллею и шли к машине, ошеломляя всех встречных. Миша оставил свой «Кадиллак» на автозаправке, неподалёку от перехода. Кладя лопату в багажник, он объяснил Алевтине, что разглядел её сквозь деревья и так заинтересовался её занятием, что решился к ней подойти. Но мог бы не объяснять. Аля ничего не желала слышать, кроме признания того факта, что у Цветаевой нет стихов, созданных в полсилы таланта, и её склонность к претенциозности – не порок, а закономерная ненормальность, свойственная гениям.
Глава четырнадцатая
Покупка новой машины. Рита едет за Димкой, чтобы отвезти его к Ариане
Алконост печалился половину пятницы, всю субботу и воскресенье. Эти нелёгкие дни Рита провела с Еленой Троянской, поскольку та лучше всех могла разделить любую тоску – как с видом на звёзды, так и на потолок. Программа была насыщенной. Две поэтки почтили своим визитом десяток мест, куда невозможно было даже просунуть нос без рекомендации. Кроме этого, посетили «Беверли-Хиллз». Часть воскресной ночи прошла в массажном салоне, а часть – в Перово, но не у Риты, а у каких-то ребят. Утром в понедельник Рита поволокла подругу в автосалон, который недавно возник на Кусковской улице. Там она вдруг купила вишнёвый люксовый «ВАЗ 21-09» с литыми дисками и фаркопом. Там и оформила. У автосалона была такая услуга.
– Да где ты деньги взяла? – удивлялась Ленка, глядя, как слесарь прикручивает к «Девятке» передний номер. – Ты ведь была совсем на мели!
– Так я шестьсот пятую продала, – объяснила Рита, взяв у инспектора документы. – И разве я была на мели? Мы с тобой два дня где только не отрывались!
– Ты продала шестьсот пятую? Это правда? Я думала, это шутка!
– Что у тебя с башкой происходит? – пожала плечами Рита. – Просто атас!
Менеджер вручил ей ключи, пузатый гаишник весело козырнул. Заправив автомобиль у автосалона, она подвезла Троянскую до метро. Они вместе вышли, чтобы купить сигарет. Около ларька закурили, глядя на снег и на молодых людей, проходивших мимо. То и другое внутри городской черты казалось им лишним и раздражающим.
– Со вчерашнего дня Алька ничего тебе не писала? – спросила Ленка, сбив пепел.
– Нет, ничего конкретного. С ума сходит с этими пацанами. Не нравится мне всё это. Как бы они её там не сделали героиней!
Ещё маленечко поболтав, они распрощались, поскольку Ленке нужно было готовиться к ночной смене. Она спустилась в метро. А Рита ещё разок обошла машину, открыла и вновь захлопнула обе задние двери, капот, багажник. Эта простая, но свежая и сияющая лошадка казалась ей более симпатичной, чем две большие породистые кобылы – «Тойота» и «БМВ», стоявшие одна сзади, другая спереди. Появилось даже желание облизать её языком. Но Рита не стала этого делать. Она решила, что это уже, пожалуй, было бы чересчур. Опять сев за руль, она закурила и завела мотор. Тут ей позвонили. Это был Димка Болотов.
– Здравствуй, Димочка, – строгим голосом пропищала Рита, решив с ним поговорить. – Прости, я все эти дни была занята, поэтому скидывала звонки. Не думаю, впрочем, что ты звонил мне по очень важному делу. Ты сейчас где? Надеюсь, в больнице?
– Да, ещё здесь, – сконфузился Димка, вызвав своей стеснительностью у Риты необъяснимое раздражение. – Думал, что уже завтра выпишут, но Евгений Владимирович сказал, что только в четверг.
– И ты недоволен!
– А что хорошего здесь валяться? Я ведь уже здоров! Как там Ариана? Где она? Что, вообще, происходит? Ты мне когда-нибудь дашь её телефон?
– Четыре вопроса сразу! Она в общаге, болеет. Но ничего серьёзного, простудилась. А телефон ты сам у неё спроси. Хотел бы, узнал бы.
– Как?
Рита опустила стекло и сбила наружу пепел.
– Дима, ты точно вполне здоров?
– Я только и делаю, что медсёстрам здесь помогаю! Ношусь из корпуса в корпус. Вот и сейчас иду в пищеблок с какой-то бумагой, потом пойду в эндокринологию с биксами.
– Хорошо. Думаю, медсёстры вряд ли откажут тебе, если ты попросишь несколько шприцев, коробку из-под каких-нибудь ампул, белый халат и пару часов свободного времени.
– Для чего? – удивился Димка. – Что ты придумала?
– Отвезу тебя к Ариане. На вахте скажешь, что ты – медбрат, который пришёл делать ей укол.
– И меня пропустят?
– Если тебя не пропустят – значит, тебе лучше не жениться на этой девушке. Она будет верёвки из тебя вить. Сейчас сколько времени?
– Час пятнадцать.
– Короче, в два выходи из корпуса. Понял?
– Понял.
Небрежно бросив мобильник на пассажирское кресло, Рита включила первую передачу и энергично вырулила в поток. Она вела лихо, доказывая самой себе, что новая тачка не уступает прежней. Но это было не так. Далеко не так. Чтобы заглушить тоскливые мысли, Рита включила радио. Но не громко. Ей нужно было поговорить с Арианой. Затормозив перед светофором, она взяла телефон и набрала номер. Малявка сразу вышла на связь.
– Ритка, если ты опять подшофе, то я говорить не стану, – предупредила она.
– Ты разве не слышишь, что я сейчас за рулём? – разозлилась Рита.
– Когда это означало, что ты трезва? – хмыкнула Малявка. – Впрочем, я не хотела тебя обидеть. Как у тебя дела? У меня – нормально. Я только что проснулась и мы пьём кофе с соседкой.
– Ясно. Охрана в общаге знает, что ты болеешь?
– Да, разумеется! Ведь ко мне на прошлой неделе приходил доктор, которого вызвал Мельников.
– Замечательно. То есть, если придёт медбрат приятной наружности, чтобы сделать тебе укол, то его пропустят?
– Думаю, да. Но только необходимо, чтобы из поликлиники предварительно позвонили. Тут теперь строго всё с безопасностью. А с чего это ты взяла, что ко мне придёт какой-то медбрат? Зачем он мне нужен?
– Откуда я могу знать, на хрен вы друг другу сдались? – проворчала Рита. В этот момент загорелся зелёный свет. Сзади посигналили. Запихнув мобильник под шапку, чтобы он был прижат к уху, Рита возобновила движение. – Разбирайтесь сами с этим вопросом, – снова заговорила она. – Короче, часа через полтора он к тебе придёт. Его зовут Дима.
Тут Ариана разволновалась и засопела так, что две или три девчонки рядом начали ржать.
– Его зовут Дима?
– Да, Дима Болотов. Ты не помнишь номер службы охраны?
– Помню.
– Диктуй.
Малявка продиктовала. Рита запомнила и не стала дальше мешать девчонкам пить кофе. Плотно увязнув в толпе машин уже перед выездом на Рязанский проспект, она позвонила в службу охраны. Трубку там взяли после десятка гудков.
– С вами говорят из районной поликлиники, – раздражённо затараторила Рита, выключив «Хит-FM». – К вашей Ариане Малявкиной через полтора часа придёт наш сотрудник. Ей надо сделать укол. Я вас попрошу его не задерживать всякими там вопросами, у него сегодня пятнадцать вызовов!
– К Ариане Малявкиной? – повторил сухой женский голос. – Но ведь она сама медсестра! Укол себе, что ли, не может сделать?
– Да, вот представьте себе, руки у неё растут не из задницы! – не сдержалась Рита. В ответ раздались гудки. Спустя несколько минут пробка рассосалась. Досадуя на саму себя, Рита закурила, стала опять лихачить и уже ближе к концу пути глупо нарвалась на гаишника. К счастью, тот оказался вполне порядочным мужиком и только сказал ей, чтоб не лихачила. Подрулив к больнице, Рита с улыбкой высунулась из новой своей машины, чтобы ребята на КПП узнали её. Они подняли шлагбаум и похвалили цвет Ритиной покупки. Конечно, больше хвалить её было не за что.
Димка в белом халате и с медицинской сумкой уже стоял у главного входа в корпус.
– Ты не простудишься, друг мой? – спросила Рита, припарковав машину и опять высунувшись. – Не лето!
– Да, но и не зима. На солнце – ноль градусов.
Так ответив, Димка спустился по трём ступенькам. Выглядел он, действительно, хорошо. Вишнёвая люксовая «Девятка» вызвала у него значительный интерес.
– Новая машина! – почти без всякой иронии ахнул он, пройдясь вдоль неё. – Ты, значит, свою французскую продала? А эту когда купила?
– Сегодня утром. Садись.
Но Димка, большой ценитель машин, решил обойти «Девятку» кругом. Он даже взглянул, какой у неё салон, слегка приоткрыв одну из задних дверей. А потом, усевшись бок о бок с Ритой, он закрыл дверь, пристегнулся и рассказал:
– Ты знаешь, ведь у меня тоже была красная «Девятка». Как раз на ней я попал в аварию летом.
– Ну и дурак, – усмехнулась Рита, врубая заднюю передачу. С визгом колёс сделав разворот к КПП и переключив скорость, она прибавила: – Чтоб попасть в аварию на «Девятке», надо быть просто ослом!
– Это почему?
– Да как почему? Это не машина, а черепаха!
Димка спорить не стал, хотя слова Риты он счёл большим преувеличением. Даже бредом. Когда обиженная «Девятка» вырвалась на просторы Люблинской улицы, он сказал, что взял у сестёр не только шприцы, но и двухлитровую клизму.
– Клизму? – переспросила Рита, осуществляя обгон через две сплошные. – Зачем?
– Чтоб сделать укол, нужно полминуты, – объяснил Димка. – Если я задержусь хотя бы минут на пять, охранница заподозрит неладное и поднимется на этаж. А клизма, тем более двухлитровая – дело долгое.
– Да не очень. Кроме того, я предупредила службу охраны, что ты укол придёшь делать. И Ариана реально взбесится, если ты к ней заявишься с клизмой!
– Но ведь она её не увидит, – возразил Димка. Клизменный разговор был прерван звонком мобильника Риты. Рита опять впихнула его под шапку, не убавляя скорости.
– Доброе утро, мадемуазель Абрамова! Неужели у вас опять прорезался голос? Я дико счастлива!
– Если голос тебе, поэт, дан, остальное – взято! – хрипло блеснула Аля цитатой. – Ритка! Любимая, дорогая! Мы можем встретиться? У меня отличные новости!
– Не сегодня. Вечер у меня занят, а ночь тобой отравлять я не собираюсь. Но завтра вечером я, Троянская, Буреломова и, наверное, Пастухова пересекаемся в «Вуатюре». Если на твоей морде к этому времени не останется следов скотства, то подгребай.
– Я не упущу этот случай! – пообещала Абрамова и исчезла.
Проехав АЗЛК, Рита завернула в недра Текстильщиков, описала там два зигзага и лихо припарковала машину перед обшарпанным зданием общежития. Заглушив мотор, она улыбнулась Димке.
– Ну всё, беги к своей Ариане! Второй этаж, комната двенадцать. Час я тебя подожду, а потом уеду, не обижайся.