– Ариана, а почему эти книги имеют такую ценность?
Тут Ариана как будто даже и разозлилась.
– Ну, я не знаю, как тебе объяснить, если ты сама не можешь понять! – вскричала она. – Там, например, есть Цицерон. И там есть Тацит. В очень древних свитках. Эти два имени говорят тебе что-нибудь?
– Конечно! Ещё бы!
– И там есть много чего ещё. У меня в общаге лежит довольно подробный список, но я его наизусть не помню. Короче, если бы эти сундуки увидели свет, то наши познания об истории и культуре Древнего мира сразу бы увеличились в десять раз!
– Неужели в десять?
– Как минимум. Это был бы просто переворот в мировой науке. Я пошла спать!
Столь резкое и внезапное окончание разговора не удивило Риту. Она неплохо знала Малявку и добивалась как раз того, чтобы та не пошла, а помчалась спать. И как только топот пяток Ахилла переместился в другую комнату, Рита сразу сама уснула. Приснились ей сундуки, окованные железом с древней чеканкой. Только лежали в тех сундуках не древние книги, а современные, со стихами. И это были, конечно, её стихи.
Глава одиннадцатая
Следующая смерть. Или две?
Чуть свет Ариана варварски разбудила Риту и заявила, что собирается на работу, так как больничный – фальшивка, и, получается, один день она уже прогуляла, за что вполне может схлопотать выговор.
– Ну, иди, – простонала Рита, щурясь от света люстры, – чего ты от меня хочешь?
– Носки, ботинки, перчатки, куртку и шарф.
– Открой гардероб, бери! Только отвяжись от меня! И выключи свет немедленно!
Бормоча последнее слово, Рита опять уснула. Правда, всего на полчасика. Уходя, Ариана грохнула дверью так, что Рите почудилось, будто ей самой долбанули по голове сковородкой. Она вскочила и заморгала, панически озираясь по сторонам. Но вскоре опомнилась и решила, что надо запереть дверь. За окном светлело. Как только Рита включила свой телефон, тот подал сигнал. Звонил Епифанцев.
– Марго, почему вчера тебя опять не было? – очень холодно спросил он.
– На меня напали!
– Кто на тебя напал? Надеюсь, не мыши?
– Нет! Уличные гопники! Я потом тебе расскажу. А сейчас мне нужно спешить – я совсем забыла, что у меня сегодня работа!
– Работа? Ладно. Но если ты ещё раз меня продинамишь, я удалю твой номер. Кстати, вчера Пастухова заняла первое место! А его ты могла бы занять.
– Колька! Начиная со следующего раза я буду брать все первые места и приходить только в красном вечернем платье, – пообещала Рита, бегая по квартире, чтобы сообразить, с чего начать сборы. Уже начав их, она болтала по телефону с Юлией Пастуховой и с парой других участниц вечера, то есть ночи женской поэзии. Все они ещё даже и не ложились, поскольку были слишком возбуждены.
– Он сам тебе вручил приз? – снимая с плиты кофейник, спросила Рита у Юли.
– Кто, Мишка? Сам! И поцеловал. А ты сейчас где?
– Голая стою у плиты, наливаю кофе. Сейчас накрашусь, ополоснусь и помчусь работать.
– Ритка, наоборот: сначала ополоснись, а потом накрашивайся. Ещё не забудь одеться. Где ты вчера пила?
– Ой, я обожглась! – завизжала Рита, чтобы прекратить этот разговор. Уловка сработала. Попив кофе с булкой и чётко выполнив все инструкции Пастуховой, Рита помчалась на Проспект Мира. Значительно потеплело. Снегопад стих.
С другой стороны, то есть с Ярославки, к Проспекту Мира бежала Аля Абрамова. Да, буквально бежала, однако вовсе не потому, что сильно опаздывала. Просто она по утрам всегда занималась спортом, вот и решила бегом покрыть расстояние между Улицей Проходчиков, где снимала жилплощадь, до магазинчика «Женское бельё и косметика», что стоял на Проспекте Мира. Вспотеть она не боялась, так как мороз был минус двенадцать. Владельцами магазинчика были муж и жена – двадцатисемилетний Фёдор и тридцатидвухлетняя Жанна. Федю никто всерьёз не воспринимал, хоть он был профессиональным картёжником. Всё своё свободное время он проводил в магазинчике, исполняя обязанности охранника и болтая с приятными продавщицами. Не смотря на свою приятность, они порой доводили его до слёз хлёстким остроумием. Но не только они работали в магазинчике. Маргарита Дроздова и Алевтина Абрамова два-три раза в неделю там исполняли обязанности живых манекенов. Аля, как правило, прибегала раньше, чем приезжала Рита. Вот и теперь, поставив своё «Пежо» с левой стороны магазина и обойдя его угол, имажинистка увидела символистку уже на рабочем месте. Этим рабочим местом была витрина за очень толстым, очень высоким стеклом, под основной вывеской заведения. Аля в чёрном нижнем белье сидела на стульчике, левым боком к Проспекту Мира, и улыбалась прохожим, повернув голову с ярко-рыжими волосами. Тяжёлые и блестящие, они волнами ниспадали на её плечи и достигали острых лопаток. Длинные голые ноги Али, согнутые в коленях и упиравшиеся в пол пальцами, впечатляли своей белизной и стройностью. На лице поэтессы был макияж, наложенный опытным косметологом-визажистом Викой. Она работала на другой стороне проспекта, в «Салоне неописуемой красоты». Он именно так вот и назывался. Про Алевтину надо ещё сказать, что бельё на ней было очень дорогим, кружевным, и что прямо перед ней стоял второй стул. Он предназначался для Риты. На тротуаре, почти вплотную к витрине, остановились три молодые женщины. Они пристально созерцали красные и блестящие ногти на ногах Али. Видимо, шведский лак их заворожил своими оттенками. Пешеходы мужского пола лишь замедляли шаг – холодный коньячный блеск в глазах Али даже ретивых горцев ставил на место. Заметив Риту, Аля ей подмигнула зелёным глазом. Он, как и его собрат, выдавал сочувственную тревогу – тебя, мол, предупреждали, чтоб не опаздывала! И точно: навстречу Рите из магазинчика вышла Вика. Она была очень зла.
– Я красить тебя не буду, даже и не проси, – бросила она на ходу, быстро направляясь к подземному переходу. Рита перепугалась.
– Стой, погоди! Я не виновата, что пробки по всей Москве! Ведь мне надо выставляться! Что я показывать буду?
– Жопу, – последовал ледяной ответ. Потом прозвучало и продолжение, да такое шикарное, что у Риты вспыхнули уши. И это было ещё не всё. Когда уязвлённая опоздашка открыла дверь, навстречу ей вылетел ещё более красный Федя. Он явно был не в себе.
– Это что такое? – вскрикнула Рита, схватив его за рукав. – Ты куда летишь?
– Отстань от меня! – заверещал Федя и вырвался. И умчался. Даже не поглядев ему вслед, Рита с возмущением вошла в логово остроумных тварей. Там, кроме Али, она увидела лишь одну. Это была Эльза Гишон, бывшая жена французского дипломата, который через неделю после роскошной свадьбы сбежал в Новую Гвинею, не выдержав обаяния своей слишком юной супруги. Оно было столь велико, что мигом сразило и довело до развода сразу двоих его сослуживцев. Мадам Гишон сидела за кассовым аппаратом и пробивала женщине чек за набор косметики.
– Что ты сделала с Федей? – топнула ногой Рита. – Где Ирка с Дашей? Почему Вика не стала делать мне макияж?
– Ирка заболела, у Дашки заболел кот, – ответила Эльза, – поэтому макияж тебе не понадобится, ты будешь сегодня помогать мне. А Феде я объяснила научным образом, что размер имеет значение.
– Да, для эмоциональной лирики с описательными местами лучше всего подходит такой размер, как хорей и два вида ямба с дактельными концами первой и третьей строки, – оторвалась Аля от переглядок с приятным парнем, который проходил мимо. – А вообще, я за то, чтоб во все места вставлять концы всех размеров – если, конечно, это введение не банальное.
– Ты уже задолбала каждое утро про свою задницу рассуждать! – воскликнула Рита и проскользнула в подсобку, чтобы раздеться – но не так сильно, как Аля. Сняв куртку, шапку, ботинки и надев шлёпанцы, она села за кассовый аппарат, а мадам Гишон занялась клиентами. Но клиентов было немного, и Аля, пользуясь этим, стала размышлять вслух.
– Не все грибы можно есть, – молвила она, всё более снисходительно улыбаясь прохожим, многие из которых шарахались, замечая живость её лица. – Однажды я отравилась какими-то подозрительными грибами. Это случилось вовсе не потому, что грибы неправильно приготовили. Точно так же некоторых людей невозможно слушать, даже если они говорят правильные вещи или читают талантливые стихи! Поэтому я никогда не хожу на конкурсы.
– Точно, люди такие есть, – подтвердила Эльза, пока две её клиентки принюхивались к духам, предложенным ею. – Но что такое талантливые стихи? Советую взять вот эти, за девятьсот – разница в цене небольшая, но шлейф гораздо насыщеннее… Что значит – талантливые стихи? Я не понимаю.
– Ну, это стихи, которые бьют наотмашь, – пожала плечами Аля, чем спровоцировала испуг малолетки с плеером. – Что здесь можно не понимать?
– Вот именно это! Я не люблю, когда меня бьют.
– Ну и очень зря! Рожать тоже больно, но если бы никто не рожал, никого бы не было.
– Ты сравнила!
– А почему нельзя сравнивать? Меня бесит позиция Мандельштама, который против сравнения. Что угодно можно и нужно сравнивать с чем угодно и как угодно. Тогда Нотр-Дам-де-Пари всегда будет символом европейской цивилизации, а не храмом веротерпимости! Вот и всё.
– Не всё, – возразила Рита, пробив двум девушкам чек. – Если мы начнём всё на свете сравнивать, нам придётся делить талантливые стихи на просто талантливые и гениальные. Мне бы этого не хотелось.
– А почему? – не поняла Эльза.
– Да потому, что нет у меня особенно гениальных произведений.
– Не неси чушь! – разозлилась Аля. – Поэтов, а не стихи можно разделить на две эти категории. Стихи гения не сильнее зрелых стихов талантливого поэта. Разница в том, что талант взрослеет, а гений взрослым рождается, и от первых своих стихов до самых последних сияет ровным, неоспоримым, слепящим блеском!
– Абрамова, ты опять начиталась бреда! Или наслушалась Быкова с его склонностью надувать пузыри из шняги. Примеры у тебя есть?
– Безусловно. Есенин и Маяковский, Ахматова и Цветаева. Я, конечно, больше люблю Есенина и Ахматову, но мне стыдно в этом признаться. Заросший камышом пруд около деревни мне тоже нравится больше Тихого океана.
– Замолчи, дура! – с тоскою взмолилась Рита. – Меня от тебя тошнит!
Аля рассмеялась, давая этим понять, что участь бледной поганки её прельщает. Два покупателя, судя по направлению взглядов, поддерживали её, а три покупательницы склонялись к доводам Риты, ибо на ней одежды было побольше. Эльза держала нейтралитет. Через пять минут Рите позвонила Эльвира.
– Я говорила с врачом, – сухо доложила она, – он у тебя не был. Они отменили вызов.
– Да это было понятно ещё вчера, – заметила Рита, одной рукой пробивая чек за колготки. – У тебя всё?
– Не совсем. Я тут в интернете нарыла кое-что интересное.
– Что конкретно?
– Об этом лучше поговорить при встрече. Ты сейчас где?
– На Проспекте Мира. Я здесь работаю в магазине.
– А, в магазине? Я, может быть, заеду к тебе до вечера. Когда буду поблизости, позвоню.
– Хорошо, звони.
Аля босиком отправилась в туалет, до слёз опечалив толпу мальчишек, которые собрались на неё глазеть. Перед этим, правда, она им крикнула, что они – прогульщики, извращенцы, маленькие ублюдки и невоспитанные скоты. Но призывом к совести невозможно было их отлепить от стекла. Они просто издевались над Алевтиной. Когда она убежала, мелкие невоспитанные скоты её дождались. Они умоляли хоть на одну секунду показать задницу. Рита вышла и быстро отогнала их с помощью швабры.
– Пропавшее поколение, – опечалилась символистка, когда кассирша вернулась на своё место. – Вряд ли родители им читали Блока!
– Зато Есенина – точно, – сказала Рита и снова вынула телефон, чтобы позвонить Ариане. Но она сразу вспомнила, что у той сейчас нет мобильника. Вдруг Малявка сама позвонила ей с другой карты и сообщила, что телефон уже куплен и что она сейчас на работе, в больнице, и Димка здесь же, поскольку он госпитализирован.
– Хорошо, – отозвалась Рита, опять стуча пальцами по клавишам, – то есть, плохо. Слушай, тут у меня сейчас напряжёнка. Давай созвонимся вечером.
– Я с восьми работаю в «Трое», – предупредила Малявка. – Прогуливать не могу, мне деньги нужны.
– Будь поосторожнее, Ариана.
После полудня произошёл наплыв посетителей. Эльзе с Ритой пришлось работать не покладая рук. Около четырёх часов прибежала Жанна, натренированная блондинка с вечно усталым лицом. Она принесла своим продавщицам много еды из Макдональдса и на десять минут подменила Риту, а потом – Эльзу. Алю она подменять не стала, но разрешила ей пообедать прямо перед стеклом, на рабочем месте.
– Федя тебе звонил? – поинтересовалась Эльза, опять зайдя за прилавок. – Ябедничал?
– Не слушала я его, – отмахнулась Жанна. Она шныряла по магазинчику, обводя глазами флаконы и упаковки на стеллажах. Её покупательницы, догадываясь, что эта блондинка – самая главная здесь начальница, приставали к ней с какими-то замечаниями. Но Жанна не обращала на них внимания, лишь кивала своей вечно перегруженной головой. Внезапно она подбежала к Рите. – Риточка, Риточка! У меня опять сегодня машина не завелась. С утра на такси мотаюсь, уже тошнит от этих такси! Можно я твою машину возьму на пару часов? Мне надо в налоговую инспекцию съездить, и кое-куда ещё. К восьми я вернусь.
– Возьми, – разрешила Рита, – а в куртке возьми права. Но ведь сейчас нет ещё и пяти!
– Я должна уехать в пять тридцать… Эльза, мать твою за ногу! Где шампуни, которые я вчера привезла? Алька, идиотка! У тебя кетчуп льётся на трусики! Они стоят две с половиной тысячи!
– А салфетки ты мне дала? – заорала Аля, бросая на пол бигмак с капустой и зеленью. Визг разгневанной Жанны был для неё непереносимее Мандельштама. Эльза же объяснила голосом дикой кошки, что ей про эти долбанные шампуни никто ни одного слова не говорил. Жанна вознамерилась дать ей по голове своим телефоном, но тот вдруг заверещал, будто испугавшись.
– Феденька, отвяжись, – прорычала Жанна, выйдя на связь. – Да, да, иди и повесься! Прямо сейчас! Тут не до тебя! Тут через минуту ручьями польётся кровь!
– О Господи, какой ужас! – пробормотала Рита. Ей стало ясно, что магазинчик надо спасать, иначе его сейчас разнесут. Она начала рассказывать про библиотеку Ивана Грозного. Все притихли, включая и покупателей. Многие проявили очень большой интерес. Вдруг какой-то умник, который вместе с женой выбирал для неё трусы, брезгливо заметил, что давно сгнили те сундуки в подземельях, если до этого не сгорели.
– Москва в шестнадцатом веке чуть ли не каждый год полностью сгорала, – с академическим пафосом пояснил он свою бредятину, – ведь она была деревянная.
– Извините, – вновь прозвучал звонкий голос Али, – Кремль тогда был каменным, как сейчас!
– Он сейчас кирпичный, если вы не заметили.
– Неужели? А если вы не заметили, что учились в школе, то знайте: ни камни, ни кирпичи, ни рукописи в огне не горят!
– И в воде не тонут, – жалко заулыбался муж покупательницы трусов. – Позвольте сказать вам, барышня, что вы очень умны, прекрасны и ослепительны.
– Да, да, да! – охотна переключилась Эльза с Жанны на Алю. – Волосы твои – солнце, очи твои – трава, кожа твоя – снег, уста твои – сахар, язык твой – рыба!
Аля от изумления не смутилась, а улыбнулась.
– Язык мой – рыба? Какая?
– Ёрш. Унитазный ёршик.
Ровно в семнадцать тридцать, когда за окнами было уже темно, Жанна убежала, забрав у Риты её водительские права, техпаспорт и ключ от машины. Сделалось тихо. Работа снова пошла своим чередом. В семнадцать тридцать одну Рите позвонила Эльвира.
– Я выезжаю на Проспект Мира со стороны ВДНХ, – сказала она. – Ты где?
– Совсем рядом. Проедешь два километра, и слева будет маленький магазин «Женское бельё и косметика». На витрине – рыжая девка в одном белье, зубами сверкает. Вокруг неё – яркая подсветка, так что не проглядишь.
– А, мне разворачиваться придётся? Ну хорошо, развернусь, хотя машин много. Жди через пять минут.
Через пять минут Эльвира вошла, постучав ботинками на ступеньках, чтоб слетел снег. И к Эльзе, и к Рите стояла очередь. Аля в течение этих пяти минут ругалась с учительницей, которая вела сорок человек малышни по Проспекту Мира. Не очень старая перечница клялась, что напишет жалобу, а детишки с восторгом прыгали и визжали. Эльвира их уже не застала.
– Еле припарковалась из-за тебя, – сказала она, обращаясь к Рите, но кося взгляд на Алю. – Ты как-нибудь поровнее её не могла поставить?
– Что именно? – удивилась Рита, стуча по клавишам.
– Да «Пежо» своё шестьсот пятое! Два парковочных места ты заняла. Я не понимаю, как можно так парковаться?
Рыжая поэтесса не обратила внимания на слова Эльвиры. Она была в своих впечатлениях, и от злости резче, заметнее проступали на её голой спине рельефные позвонки от шеи до самых трусиков. А вот Рита и Эльза, с недоумением поглядев одна на другую, замерли. Покупатели сразу стали их торопить. Эльвира же, ощутив, что её слова вызвали тревогу и замешательство, быстро сделала шаг вперёд.
– Говори, в чём дело? – спросила она у Риты. – Ты ключ кому-то дала?
– Да, нашей начальнице, Жанне! Техпаспорт, ключ и права. Может быть, она прогревает двигатель?
– Твою мать! Она ни черта там не прогревает! Зачем ты сделала тонировку стёкол? Скажи, зачем? Ни черта не видно! Она, вообще, спешила?
– Очень спешила!
– Она должна была отвалить семь минут назад, – прибавила Эльза, бросая взгляд на часы. Эльвира бегом покинула магазинчик. Рита последовала за ней спустя некоторое время, быстро пробив пять или шесть чеков. Дул сильный ветер. Движение на Проспекте Мира было уже достаточно плотное, но при этом машины шли с почти дневной скоростью. Пробегая в шлёпанцах мимо Али, Рита подумала, что налоговая инспекторша совершила подвиг, втесавшись в такой поток через две сплошные. Именно с этой мыслью Рита свернула за угол.
Там стояло её «Пежо», зелёное «Ауди» и ещё четыре автомобиля. И там стремительно скапливалась толпа. Какой-то мужчина вызывал Скорую. Дверь «Пежо» была приоткрыта. Задняя левая дверь. Около неё лежала Эльвира. Праправнучка Бату-хана, которая поклялась раскрыть кровожадный заговор и жалела пули для простых смертных, жалобно скрючилась на снегу, подогнув коленки, прижав к животу ладонь, и слабо стонала. Сквозь её пальцы сочилась кровь. Она капала на снег, и он сразу таял. В другой руке у Эльвиры был пистолет. Оттеснив людей, стоявших перед машиной, Рита открыла её переднюю дверь. Лучше бы она этого не делала.
Глава двенадцатая
Допрос на Петровке. Мельников объясняет Рите, кто такой Алконост, а Рита ему объясняет, кто такой Тамерлан
Старший следователь московского уголовного розыска вёл допрос полтора часа. Он объяснил Рите, что когда Жанна села в машину, человек, прятавшийся за спинкой сиденья, набросил ей на шею удавку. Он убивал её долго, не меньше пяти минут. Видимо, выпытывал информацию. А когда примчалась Эльвира, убийца, не выходя из машины, ткнул Батуханову чем-то вроде шашлычного шампура. Увидев, что задняя дверь машины приоткрывается, девушка среагировала на это и вынула пистолет. Но выстрелить не успела.
– Не захотела, – с холодной яростью уточнила Рита. – Но неужели никто ничего не видел?
– Никто. Я ведь вам сказал, что преступник нанёс удар из машины, а затем выбрался через противоположную дверь. Огромное счастье, что пешеходы заметили, как Эльвира падает. Очень жаль, что она несколько секунд простояла с проткнутым животом. И жаль, что не выстрелила. Поэтому ни один прохожий не обратил внимания на убийцу, бегущего от машины.
– Эльвира выживет?
– Безусловно. Её сейчас оперируют в Склифе. Когда она сможет заговорить, не знает никто. Но вы-то говорить можете! Соберитесь, Риточка, соберитесь. Чем больше вы нам расскажете, тем скорее мы сможем вам сообщить, что вы – вне опасности.
– Понимаю, – слабо проговорила Рита, – но только что я могу добавить? Я уже вам сказала – убить пытаются не меня, а мою подругу по имени Ариана. Кто этим занимается, вам известно. По крайней мере, известно, кто до вчерашнего дня за нею охотился. Этот человек мёртв, но ведь у него есть друзья, знакомые! Почему бы вам не заняться ими?
– А мы уже ими занимаемся, – возразил полковник. – Не беспокойтесь. Завтра допросим и Ариану Малявкину. А теперь, пожалуйста, объясните мне, для чего вы дважды представились её именем?
Рита стиснула кулаки.
– Гражданин начальник! Я вам уже сто раз повторила…
– И я вас с первого раза отлично понял: вам показалось, будто бы ей угрожает смерть. Но вы так и не сказали, откуда у вас взялось это подозрение.
– Я увидела дурной сон.
– Дурной сон увидели?
– Да. Надеюсь, мне не придётся этот ответ повторить сто раз. Я могу идти?
– Маргарита Викторовна, запомните: когда можно будет идти, я вам сообщу об этом.
Рита вздохнула.
– Ну хорошо, извините. У меня кружится голова, мне хочется спать. Мы с вами беседуем очень долго. Скажите, Владимир Юрьевич, у вас много ещё осталось ко мне вопросов?
– Пока у меня к вам больше вопросов нет, если вы устали. Но есть одно пожелание. Выслушайте его и езжайте спать.
Не веря своему счастью, Рита вскочила из-за стола.
– Это интересно! Какое?
– Я, Маргарита Викторовна, прошу вас иметь в виду: сегодня убийца, который вполне профессионально справился и с сигнализацией, и с замками вашей машины, ждал в ней не Ариану. Ведь у него и его подельников были сутки, чтобы установить, на кого машина зарегистрирована.
– У них ведь и накануне был целый день, чтобы это выяснить, – усмехнулась Рита. – Но думаю, что вы правы. Он ждал меня, чтобы расквитаться со мной за смерть своего дружка. Бедные Эльвира и Жанна!
– С Элечкой будет всё хорошо, – заверил полковник, наклонив голову, – а вот с этими сволочами – вряд ли. Да, лучше было бы им не трогать её!
Рита повернулась и вышла из кабинета. Вместе с ней вышел один из трёх офицеров в штатском, которые молчаливо присутствовали во время её допроса. Это был Мельников. В девять вечера, когда Риту с воем сирен сквозь уличные заторы доставили в ГУВД, он пообещал подбросить её домой. Тогда, два часа назад, она ещё плохо соображала после потери сознания и допроса возле «Пежо», которое очень долго и скрупулёзно обследовали какие-то люди, сначала взявшие у неё отпечатки пальцев. А перед этим медики сделали ей укол и с помощью Эльзы надели на неё куртку, шапочку и ботинки. Левую ногу Риты запихивала в ботинок Аля. На ней самой было уже не только бельё. Поблизости визжал Федя. Рита его не видела, только слышала его вопли. Также она не видела, как на «Скорой помощи» – на одной из трёх, увезли Эльвиру. Зато на её глазах зачем-то фотографировали и ощупывали руками в перчатках мёртвую Жанну, сидевшую за рулём. А потом примчались ещё какие-то люди – вежливые, но строгие. Они коротко допросили Риту и повезли её на Петровку. И только там, в кабинете следователя, который её заставил выпить пятьдесят грамм коньяку, она перестала плакать.
У Мельникова, как и у несчастной Эльвиры, было не очень новое «Ауди», только синее и гораздо более дорогое, с красивым спойлером. Невзирая на поздний час, перед главным корпусом ГУВД красовалась сотня такого рода машин.
– Перовская улица? – спросил Мельников, церемонно захлопнув за Ритой дверцу и сев за руль. – Пристегнитесь.
– А ты как будто не знаешь, где я живу, – огрызнулась Рита, вытягивая из стойки ремень. Мельников поглядел на неё внимательно и завёл мотор.
– Знать-то знаю. Просто молчать неохота.
– Тогда рассказывай анекдоты. Я буду ржать.
– Люблю лошадей с длинными ногами, – не удержался Мельников от любезности и дал старт. Когда он подвёл «Ауди» к воротам, створки разъехались. От внимания Риты не ускользнуло, что Мельников поблагодарил дежурного, мигнув фарами. Он был вежливым человеком.
Центр Москвы, загруженный транспортом, полчаса цеплялся за «Ауди» каждым крохотным перекрёстком, каждым мостом, каждым светофором. Через Тверскую и Ленинградку выскочив кое-как на Третье кольцо, Мельников лишь там притопил до четвёртой скорости. Он всё время курил. Курила и Рита, строча какие-то эсэмэски.
– Бурная переписка, – произнёс Мельников, бросив на пассажирку очередной любопытный взгляд. – Наверное, делишься впечатлениями с подругами?
– Да, конечно, делать мне больше не хера, – проворчала Рита, сосредоточенно нажимая на кнопки. – Машину я продаю! Мне надо как можно скорее продать машину.
– А стоит ли? Замени сиденье, и все дела. Но я бы и этим не стал морочиться.
– Да отстал бы ты от меня!
Мельников отстал на одну минуту. Он понимал, что Рита отправила эсэмэску и Ариане с призывом усилить бдительность. Она, Рита, не знала о том, что Мельников часа три назад с Малявкой говорил лично, да и не только с ней. Он ещё звонил в секретариат МГУ и всем там устроил такой разнос по поводу безопасности общежития, что все меры для усиления безопасности были приняты моментально. Сам комендант побежал проверять охрану и вместо одной вахтёрши посадил двух, да ещё сказал им, что ночью он прибежит опять, и если почувствует запах водки – тут же подпишет приказ об их увольнении по статье. А что до Малявки, то ей Мельников велел взять реальный больничный и из общаги нос не высовывать две недели.
Сразу после того, как Рита сказала Мельникову, чтоб он от неё отстал, ей вдруг позвонил Епифанцев.
– Ритка, я в шоке! – выдохнул он. – Прими мои соболезнования!
– Спасибо.
– Чем я могу помочь?
– Так я ведь тебе русским языком написала, да и не только тебе: мне нужно продать машину! Ты можешь это устроить?
– Да, без проблем. Конечно же, мы её продадим. Считай, что этой машины нет уже у тебя, а деньги – в кармане. Сколько ты хочешь?
– Мало. Шесть тысяч долларов. Если и это будет проблематично, я скину баксов четыреста.
– Рита! Завтра ты получаешь шесть тысяч долларов. Тот, кто их привезёт, возьмёт у тебя техпаспорт, ПТС, ключ. И на этом – всё.
Рита усмехнулась, гася окурок.
– Так просто? И никаких ГАИ, никаких нотариусов?
– Конечно! Ты подмахнёшь доверенность на продажу, и все дела. С этим нет проблем. Меня беспокоит совсем другое. Да и не только меня, о чём ты сама, может быть, догадываешься. И именно эту проблему надо сейчас решать. Скажи мне, ты знаешь, кто за тобой охотится?
– Коленька, я потом тебе всё скажу, – ответила Рита и прервала разговор. Ей уже звонил другой человек. Это была Ксения. Но с ней Рита даже и говорить ни о чём не стала, просто нажала сброс.
– Какую машину ты собираешься покупать? – поинтересовался Мельников, тормозя перед светофором.
– Что-нибудь простенькое, «Восьмёрку» или «Девятку».
– Вот неожиданность! Ты уверена, что тебе подойдёт ручная коробка переключения передач?
– Мне не подойдёт ни одна другая. И на «Пежо» у меня механика. Ненавижу автоматические коробки.
– А почему?
– Я аскет.
– А как же любовь ко всему французскому?
– Ко всему? Симпатия к Франции у меня ограничивается двумя вещами: я обожаю «Вдову Клико» и изящно трахаюсь.
Мельников обладал фантазией восемнадцатилетнего сорванца. От слов пассажирки она разыгралась так, что он покраснел и, едва дождавшись переключения светофора, обошёл два спортивных автомобиля, а через полкилометра ударил по тормозам и свернул к вульгарному ресторанчику «Алконост».
– Классное название, – улыбнулась Рита, когда сотрудник угрозыска ювелирно припарковал машину. – Ведь Алконост – это птица, если не ошибаюсь?
– Да, Алконост – тревожная и тоскливая птица, – серьёзно ответил Мельников, хоть его подмывало на каламбур.
Они заказали бутылку «Вдовы Клико» и две пары стейков. Администраторы сразу поняли, что красивый мужчина в строгом костюме очень дорожит временем, потому что его ангелоподобная спутница не особенно дорожит ангельским своим настроением, и официантка засуетилась. Да и не только она. А народу было, что называется, под завязку. Но всё казалось отличным – кроме того, что один видавший виды джигит отчаянно танцевал с двумя молодыми дамами под мажорный попсовый рок.
– Большое спасибо, – промолвил Мельников, когда девушка подала шампанское. – Вы – красавица.
– Вам спасибо за комплимент, – зарделась официантка. – Не позже чем через пять минут принесу вам стейки.
И убежала. Рита никак всё не успокаивалась по поводу Алконоста.
– Есть ещё птица Сирин, – рассеянно вспоминала она, пригубив вино из бокала с тонкой высокой ножкой, – и Гамаюн. Всё правильно?
– Да, но Сирин и Гамаюн поют песни радостные. Они пророчат удачу. А Алконост печалится.
– Почему?
– Характер такой у него.
– Кому это нужно?
– Странный вопрос! Особенно странно слышать такой вопрос от поэта.
– Поэт грустит оттого, что он не согласен с Богом, – пожала плечами Рита, – а если райская птица с Богом не соглашается, то не прав ли Высоцкий, который погнал коней своих прочь из Рая?
– Не знаю, – признался Мельников. Он закуривал.
– Ты не пьёшь, – заметила Рита.
– Да, я вино не очень люблю.
– Заказал бы водки!
– Я за рулём.
Джигит выбился из сил, и две вертихвостки за руки утащили его с танцпола. Сразу же заиграла другая музыка, романтическая и чисто инструментальная. Когда Рита опорожняла второй бокал, милашка-официантка принесла стейки. Мельников на сей раз не стал с ней любезничать, лишь кивнул. Казалось, и он задумался, почему печалится Алконост. Но это только казалось. Медленно развернув салфетку с приборами, он спросил:
– Так значит, Эльвира тебе сказала по телефону, что ей удалось найти в интернете некую грандиозную информацию? Ключ к разгадке всей этой тайны?
– Даже и близко не было таких громких и звонких слов, – ответила Рита, ровненько разрезая мясо ножом. Была у неё такая манера – сперва всё полностью искромсать, потом начать есть. Она где-то слышала, что американцы всегда так делают. Мельников, европеец по духу и воспитанию, пользовался ножом в процессе еды. Другая официантка, проходя мимо, сменила пепельницу.
– Нет–нет, таких громких слов она не произнесла, – повторила Рита, отложив нож, – но суть её фразы была именно такая.
– Угу, угу, – отозвался Мельников, прочитав какое-то сообщение. После этого он опять поглядел на Риту. – Она звонила тебе в котором часу?
– Примерно в одиннадцать или ближе к двенадцати. А потом уже вечером, перед самым своим приездом.
– Я тебя понял. Кстати, мне только что сообщили, что её очень удачно прооперировали. Операция завершилась два с половиной часа назад.
– Видимо, не близкие вы друзья, если тебе сразу об этом не сообщили, – предположила Рита.
– Мы близкие с ней друзья. Когда она сможет взять телефон, я буду вторым, кому она позвонит.
– А кто будет первым?
– Ты.
У Риты, к несчастью, было обыкновение быстро есть. Она крепко подавилась и долго кашляла. Мельников даже встал, чтобы постучать её по спине. Вернувшись на место, он закурил сигарету и продолжал:
– Только не будь дурой. Она усердно будет давить на то, что чуть не рассталась с жизнью ради тебя. Попутно она наплетёт такого, что у тебя мозги закипят. Ты ведь понимаешь, зачем ей всё это нужно?