Оказавшись дома, Жоффрей с Серёжкой долго сидели друг перед другом, думая об одном. Нечасто такое было, чтобы они думали об одном и при этом знали один не больше другого. Потом они занялись своими делами.
Света к ним пришла вечером. Жоффрей видел её лицо, а Серёжка – нет. Но оба решили, что оно мрачное.
– Я в ветеринарной аптеке купила сильное обезболивающее, – сообщила Света, ставя на столик флакон с таблетками, – злоупотреблять им нельзя. На ночь ему хватит одной таблетки.
Затем она вынула из пакета резиновую свинью. Но дать пояснения не успела – Жоффрей свинью эту выхватил и забегал с ней по всей комнате, заставляя её пищать непереносимо.
– Давай уколы и перевязку попозже сделаем, – предложила Света, – он сейчас занят. У тебя кофе ещё остался?
– И да, и нет.
– Что значит – и да, и нет?
– Тот закончился, но мне Эдик новый принёс сегодня.
Новый напиток был горьковатым. Света добавила молока, насыпала много сахара. Пила молча. При этом она курила, глядя в окно, за которым было уже темно. Слушала свинью, терзаемую бульдогом. Потом сказала – негромко, невыразительно, обращаясь как бы к самой себе:
– Ключ – от чердака.
– От какого?
– От того самого. С книгами. В старом доме, где проводила Ритка каникулы. От того чердака, где она нашла «Слово о полку Игореве», в результате чего поехала головой.
Серёжка отчаянно замотал своей головой, как бы отгоняя галлюцинацию.
– Невозможно! Этого быть не может! Как он сюда попал?
– Отличный вопрос. Но ответа нет.
– Она не могла его обронить около дорожки?
– Ты что, дурак? Думаешь, она его постоянно с собой таскала все эти тринадцать лет? Она его с того лета даже не видела. Он остался в том самом доме, вместе с замком!
– Это очень странно. Но ведь она могла ошибиться! Похожий ключ, вот и всё.
– Это исключается. Ключ – старинный, как и замок. Позапрошлый век, ручная работа. Эту чеканку ни с чем не спутаешь. Ритка, если ей верить, фотографически точно запомнила этот ключик.
Серёжка взял сигарету и закурил. На кухню пришёл Жоффрей вместе со свиньёй. Их обоих выгнали, потому что писк мешал разговору.
– Она сама как-нибудь это объясняет?
– Да, ещё как! Див решил напомнить ей о себе.
– Таким странным способом?
– Очень даже эффектный способ. К тому же, мы до конца не знаем, какой у него был план. А знаем мы следующее. Див шёл к ней с этим ключом, а Малыш, воришка, каким-то образом этот ключ у него стащил. Уж не знаю, как! Див подумал, что Малыш ключ проглотил, и решил разрезать ему желудок. А ключ был в пасти. Он выпал, когда собака билась в предсмертных судорогах. Див этого не заметил. Тут как раз ты с Жоффреем идёшь. Жоффрей замечает этого дива и поднимает шум. Див отходит.
– Постой, постой, – перебил Серёжка, выпустив дым, – я правильно понимаю, что ты сама во всё это веришь?
– Конечно, нет. Разве я похожа на идиотку? Я тебе излагаю версию Ритки. Ты что, не понял?
– Как не понять! Стало быть, Жоффрей лаял и бросался на дива, когда я с ним гулял по ночам?
– Ну а на кого же ещё? И вспомни – спустя короткое время после того, как это случилось во второй раз, к месту происшествия подошла сама Ритка. И с ней мгновенно произошел припадок. Она стояла на месте и говорила, что никуда не может уйти. Знаешь, почему? Она чувствовала дива. Не видела, только чувствовала.
Серёжке вдруг показалось, что он взмывает на облаках, которые источала тонкая бабская сигарета. Он поспешил её погасить и взъерошил волосы.
– Интересно! А для чего он её преследует? Цель-то, собственно говоря, какая? Она как-нибудь обозначила мотивацию?
– Ритка?
– Да.
– Разумеется. У неё никогда ещё не было никаких проблем с мотивацией. Она, Ритка – девка очень красивая, очень храбрая. Можно даже сказать, отчаянная до глупости. Ей всегда и во всём везло. Когда не везло, она все проблемы решала так, что только клочки летели по закоулочкам! В том числе, полковничьи звёзды и выбитые передние зубы более мелких чинов. Я всё это видела собственными глазами. То, что мы с ней сейчас так живём – это её выбор. Могли бы принимать ванны из коньяка и шампанского где-нибудь в Калифорнии! Но ей нужно писать стихи. Стихи лучше пишутся под забором, на пьяной, нищей окраине. Одним словом, она вконец оборзела. Она решила, что ей не страшен никто, и любое море – по щиколотку. Вот ей и подкинули этот ключик, чтобы маленько охолонулась.
– Это она так считает? – ещё раз на всякий случай спросил Серёжка.
– Она.
– А ты как считаешь?
Света не торопилась с ответом. Тщательно погасив окурок, она опять сделала себе кофе. Тут прибежал Жоффрей. Уже без свиньи. Усевшись посреди кухни, он стал смотреть то на Свету, то на Серёжку.
– А я никак не считаю, – сказала Света, закурив новую сигарету, – я, между прочим, историк. А историческая наука предполагает допуск самых различных трактовок. Это вопрос не веры, а допущения.
– Ну, и кто подбросил ей ключик? Ангел-хранитель? Тогда при чём здесь этот таинственный и зловещий див?
– А с чего ты взял, что это – не то же самое? Вспомни "Слово о полку Игореве": "Див кличет вверху древа, велит слушать землю незнаему!" Этот див предостерегает тех, кто идёт навстречу беде. И голос этого дива сопровождает солнечное затмение! А оно, между прочим, сопровождало и смерть Христа.
Серёжка провёл ладонью по лбу.
– И что, этот див бродит по двору?
– Откуда я знаю?
– И как он выглядит?
– Ты уже задавал мне этот вопрос.
Взглянув на часы, Света погасила окурок и поднялась.
– Серёжка, давай займёмся делами! А то ведь Ритка сидит там одна и бредит.
Сделав Жоффрею уколы и перевязку, Света ушла. Был уже двенадцатый час. Серёжка вывел Жоффрея, чтоб не гулять с ним ночью. Потом он дал ему колбасы вместе с обезболивающей таблеткой. И ночь прошла замечательно. Правда, спал Жоффрей на полу, около комода. Когда Серёжка сделал попытку его положить на кресло, последовал агрессивный, бурный протест. Серёжка решил это кресло выкинуть.
Утром Света пришла опять. Она объявила, что день, наверное, будет жарким. И начала наполнять шприцы. Серёжка спросил, как Рита.
– Да ничего, ещё спит. Давай-ка сюда бульдога!
Она куда-то спешила. Действительно, началась жара. Её прогнозировали на месяц. Жоффрей жару не любил. Он от неё мучился, и его приходилось периодически обливать холодной водой, чтоб не задыхался.
Днём пришёл Эдик. Вид у него был недоумённый. Он сообщил, что буквально полминуты назад, когда он подошёл к двери, из шестьдесят четвёртой квартиры выскочил с криком какой-то парень, белый от ужаса, и умчался. Серёжка был озадачен. Эдик вскоре ушёл. Часа через полтора он позвонил с улицы и сказал, что перед подъездом остановилась карета Скорой психиатрической помощи, из которой вышла и устремилась в подъезд красивая дама в белом халате и с саквояжиком.
– Это, видимо, психиатр, – предположил Серёжка, – к Ритке приехала.
– Да, скорее всего, – согласился Эдик. Он, судя по всему, про Ритку знал много. Вскоре он известил Серёжку о том, что дама уехала на своей карете, не взяв с собой никого. Серёжка хотел зайти к двум своим соседкам, но передумал, решив, что с Ритой лучше пока не сталкиваться.
Вечернее появление Светы было ознаменовано третьим, довольно странным событием. Открыв дверь, чтоб её впустить, Серёжка услышал из шестьдесят четвёртой квартиры громоподобный шестиэтажный мат, сотрясавший стены. Голос принадлежал, несомненно, Рите.
– Что там творится? – с испугом спросил Серёжка, – очередной припадок?
– Да нет, – улыбнулась Света, войдя и быстро закрыв за собою дверь, – просто разговор. Рита выясняет у оператора ДЭЗа, почему нет горячей воды.
Они, как обычно, сели пить кофе. Жоффрею дали сухарь, чтоб не приставал. И Жоффрей заметил, что выглядит Света странно. Были на ней какие-то выцветшие штаны и потёртый свитер. Раньше она никогда так не одевалась.
– К тебе кто-то приходил? – поинтересовался Серёжка. Света закуривала.
– Да. Мама. Она меня задолбала! Я её выставила.
– А кроме неё, никто?
– Рома приходил, мой бывший жених. Он меня достал! Я ему дала коленом под жопу.
– А почему он был так напуган?
– Сильно дала. И он заглянул во вторую комнату.
– Всё понятно. А психиатр к кому приезжала? К Ритке?
Света зевнула и сбила пепел.
– Не только к ней. К нам обеим.
– Как, к вам обеим? – вздрогнул Серёжка, – а по какому поводу?
– Участковый вызвал.
– Зачем?
– Спроси у него! Я откуда знаю? Он к нам зачем-то припёрся и заглянул во вторую комнату. Сволочь!
В голосе Светы явственно ощущались признаки утомления и нервозности. Но Серёжка решил её задолбать, чтобы получить ответ на вопрос, который его интересовал.
– И что с вами сделала психиатр? – осведомился он.
– Без денег оставила. То есть, чуть ни оставила. Ритка их потом у неё из кармана вынула.
– Каким образом она вас без денег чуть не оставила?
– Самым наглым. Сказала, что санитары стоят за дверью и, если надо будет, войдут. И стала наполнять шприцы. Мы с Риткой перепугались так, что трусы спустили ниже колен. Пока мы лежали с голыми попами, эта сука нам объяснила, какие будут уколы. Мы ещё больше перепугались и предложили ей денег, чтобы отстала.
– Вот это да! А разве у неё было право что-то вам впрыскивать принудительно?
– Было, было. Она ведь знала, что там, во второй комнате!
Так ответив, Света допила кофе. Серёжка понял, что она вновь куда-то спешит. И он спросил прямо:
– А что там, во второй комнате? Почему все приходят в ужас, когда открывают дверь?
– Это я сказать пока не могу, – быстро замотала головой Света, – прежде чем дать ответ на такой вопрос, мне надо посовещаться с Риткой! Это ведь наша с ней тайна, а не моя.
– А ты с ней сегодня посовещаешься?
– Да, сегодня посовещаюсь, поскольку ты меня задолбал.
Желая приблизить начало этого совещания, чтобы как можно скорее проникнуть в тайну, Серёжка стал торопить подругу. Он даже сам принёс ей шприцы. Жоффрея ловить долго не пришлось. Он уже привык к процедурам. Напичкав его лекарствами и сменив повязку на лапе, Света устало сдунула со лба чёлку.
– Ну всё, пойду! Ждите меня завтра. Или даже сегодня, если получится.
– Будем ждать, – заверил Серёжка. Он её даже поцеловал. Она покраснела, желая что-то сказать. Но молча ушла. Это была их последняя встреча.
Часть вторая
Драка бульдога
Глава первая
Второго июля Олег повёз Серёжку с Жоффреем в клинику доктора Елёмина – снимать швы. Было очень жарко, тридцать два градуса. Кондиционер в машине работал слабо, и Жоффрей мучился. Он смотрел на Серёжку так, что Олег, который прослыл очень аккуратным водителем, нарушал правила обгона и гнал на жёлтый. В клинике, как обычно, было не протолкнуться. Ждать пришлось час. Жоффрей просил пить.
Когда ассистенты сняли с лапы повязку, доктор Елёмин сдёрнул с носа очки, протёр их и вновь надел.
– Ого! Скажите, вы назначения выполняли?
– Да, – ответил Серёжка. Почти минуту никто не произносил ни одного слова. А затем вновь раздался голос врача:
– Я, впрочем, не удивлён. Лимфома, что вы хотите! Но ампутировать лапу я бы пока не стал. Ведь это очень тяжёлая операция, и притом калечащая.
– Конечно, он уж немолодой, – перебил Олег, – зачем его мучить?
– Мучить его не нужно, – холодно согласился Елёмин, – нужно его лечить. Возможно, потребуется химиотерапия. Ну, а пока давайте вернёмся к преднизолону. По полторы таблетки утром и вечером. И, пожалуй, антибиотики нужно будет попринимать. Я всё напишу.
Взяв пинцет и ножницы, он снял швы. Потом сел за стол и начал писать. Серёжке очень хотелось его ударить. Но вместо этого он спросил:
– Как вы полагаете, метастазы уже пошли?
– Если бы я так полагал, то прямо сказал бы – всё бесполезно. Но я вам этого не сказал. Держите.
Вручив Серёжке листок, Елёмин прибавил, блестя на него очками:
– Мой телефон у вас есть. Если что, звоните в любое время. Я вас приму без очереди и без талона. Не пропадайте.
Помощники аккуратно перевязали Жоффрея. Взяв его на руки, под ногтями которых была засохшая кровь от утренней перевязки, Серёжка вышел из кабинета. Олег шёл рядом, придерживая его за локоть.
– Сколько я должен? – спросил Серёжка у девушки на ресепшене, – швы снимали.
– Триста рублей, пожалуйста.
Когда вышли, Олег заметил, что это ещё по-божески, хотя он за снятие швов не брал бы при таких ценах на операции, от которых нет никакого толку. Солнце почти плавило асфальт. Жоффрей задыхался. Прежде чем сесть в машину, Серёжка вынул из сумки пластиковую бутылку с водой и смочил бульдогу живот и голову. Конспиролог Олег не упустил случая заявить, что американцы испытывают новое климатическое оружие. Запуская двигатель, он спросил, куда теперь ехать.
– К Ирке, – сказал Серёжка, выбросив за окно листок с Елёминской писаниной, – может, она что-нибудь придумает. Всё возможно.
Обратный путь оказался более лёгким. Было где разогнаться. При большой скорости по «Уазику» гулял ветер. Олег сперва всё молчал, потом вдруг разговорился.
– Серёга, ведь онкология не доказана, – вспомнил он, – сначала тебе сказали – мастоцитома, потом – лимфома. Первый анализ был не вполне достоверный, второй – сомнительный. Может, это не рак?
– А что же это ещё? – произнёс Серёжка чуть слышно, – насморк?
– Нет, я серьёзно! Заноза в лапу воткнулась – вот тебе гнойное воспаление. Долго ты ещё будешь его таскать по этим врачам и деньги выбрасывать? Если у него рак – они ему не помогут, а если нет – ты и без них справишься. Примени народную медицину.
– Например, что?
– Ну, например, мёд. Компрессы из мёда. Они отлично вытягивают всю дрянь.
Ирине Олег про мёд говорить не стал— слишком у неё был усталый вид. Срезав бинт, она глубоко вздохнула и заявила, что это – мастоцитома, а не лимфома, после чего уселась за стол и стала звонить онкологу. Медсестра, тем временем, перевязывала Жоффрея. Серёжка его держал. Беседуя со своим коллегой, Ирина что-то записывала. Жоффрей, снятый со стола, тяжело улёгся и положил квадратную морду на вытянутые передние лапы.
– Филахромин, – сказала Ирина, положив трубку, – по одной капсуле дважды в день. Данный препарат, конечно, не из дешёвых, но я боюсь, что у вас нет выбора.
– Это уже будет химиотерапия? – спросил Серёжка.
– Да, начальная стадия. Если эффект от неё окажется нулевым, онколог назначит более сильные препараты. Преднизолон оставляете.
Сказав это, Ирина выписала подробное заключение и вручила его Серёжке. Тот передал бумагу Олегу, чтоб вынуть деньги.
– Спасибо. Сколько с меня?
– Нисколько.
Филахромин удалось достать только через сутки. Он оказался редкостью. От него у Жоффрея начались боли, совсем пропал аппетит. Распухшая, изуродованная лапа не обретала свой прежний облик. Скорее, наоборот. Преднизолон действовать перестал. И тогда Серёжка, который очень боялся тяжёлой химиотерапии, занялся тем, чем только и может заняться зверь, которого обложили – бессмысленными метаниями. Сначала, послушав какого-то идиота, он применил антисептик Дягилева – зловонную жидкость, которая принесла Жоффрею много страданий и лишь ухудшила ситуацию. После этого он по страшной жаре оббегал с бульдогом ещё три клиники на соседних улицах. В двух из них ему посоветовали вернуться в лечебницу на Каширке и отказались от денег. А в третьей деньги стали тянуть – совершенно подло и неприкрыто, давя на жалость к собаке. К счастью, Эдику и Олегу каким-то образом удалось мозги ему вправить. Тогда он вызвал на дом онколога. Этот самый онколог приехал глубокой ночью и оказался девушкой. Осмотрев бульдога и перебрав кипу заключений и результатов анализов, накопившихся за полгода, она спросила:
– Скажите, а почему вы не делаете ему рентген грудной клетки? Ведь метастазы от этого вида рака в первую очередь идут в лёгкие.
– Ну а если их обнаружат? – спросил Серёжка, – что тогда делать?
– Тогда, простите, животное нужно будет оставить в покое. Преднизолон я бы отменила, он понижает иммунитет. Сделайте рентген. И мой вам совет – езжайте опять к онкологам на Каширку. Если у вас, конечно, деньги ещё остались.
– Благодарю вас. Сколько я должен?
– Полторы тысячи.
Через день Серёжка воспользовался советом, благо что жара чуть ослабла – до двадцати семи градусов. На Каширку его с Жоффреем сопровождала инокиня из Покровского женского монастыря, с которой он был шапочно знаком. Ей было лет сорок. Других желающих как-то вдруг почему-то не оказалось. Очередь к кандидату наук скопилась значительная. Среди ожидающих пациентов был французский бульдог, копия Жоффрея. Этот бульдог лежал прямо на кушетке. Положив морду на лапы, он едва слышно храпел и моргал так медленно, что казалось – ему было просто лень. С ним сидела женщина. Она плакала, утирая слёзы платком. Серёжка настроился долго ждать. Но, как только из кабинета вывели таксу, Жоффрея вызвали. Тут хозяйка бульдога вдруг поднялась и, взяв своего питомца на руки, попросила:
– Пожалуйста, молодой человек, пропустите нас! Мы там уже были двадцать минут назад, но, как только вышли за дверь, ему стало плохо!
– Конечно же, проходите, – сказал Серёжка и возвратился на место. Сел и Жоффрей. Женщина покинула кабинет минут через двадцать пять. В руках у неё был свёрток размером с её бульдога. Она не плакала. Но её глаза казались пустыми и почерневшими. Шла она, спотыкаясь. Жоффрея вызвали вновь.
– Как у нас дела? – весело спросил кандидат наук, пока медсестра снимала повязку.
– Думаю, что не очень, – сказал Серёжка, крепко держа стоявшего на столе Жоффрея за голову, потому что от боли тот мог куснуть. Когда бинт был срезан, доктор задумчиво согласился с хозяином пациента. Задав несколько вопросов, он сел за стол и самым подробным образом расписал следующие два этапа химиотерапии. Одно лекарство Жоффрей должен был принимать в течение двух недель ежедневно, другое – один-единственный раз, только одну капсулу.
– Ламустин? – повторил Серёжка название этого препарата, который доктор назвал сильнейшим из существующих, – он, наверное, дорогой?
– Да, очень. Но вам ведь будет нужна только одна капсула, да и то лишь в том случае, если эндаксан не даст результата. Купите всё же её сейчас, пока этот препарат есть у нас в аптеке. Его найти не так просто.
– Я правильно понимаю, что этот залп может скосить всё?
– Риск, конечно, есть. Но он невелик, так как организм у вашей собаки крепкий.
– А если и Ламустин не поможет?
– Будем смотреть.
Жоффрея с новой повязкой уже поставили на пол. Надев на него ошейник, Серёжка взял назначение и спросил:
– Скажите, а тот бульдог… Он что, умер?
– Да, к сожалению, – вздохнул доктор, – точнее, мне пришлось его усыпить. Сделать это нужно было ещё два часа назад, но дама упрямилась. Дотянули до судорог. Кстати, у него тоже мастоцитома была.
– И долго он проболел?
– Почти год. Я их знаю с осени.
Рассчитавшись за препараты и за приём, Серёжка подумал, что целый месяц ему придётся жарить яичницу и заваривать слабый чай не только на завтрак, но и на ужин. Обеда у него не было уже много лет – просто не хотелось, и всё. К метро он Жоффрея нёс. Бульдог тяжело дышал, потому что солнце стояло на середине неба и город был раскалён. Узкий тротуар вдоль шоссе только что полили водой. Над ним поднимался пар. Сквозь жёлтое марево неопрятный и косоглазый субъект, который тащил на плече бульдога, а в руке – трость, казался дружком Коровьева, Азазелло и Бегемота. Скромная молчаливая женщина шла с ним рядом, касаясь его рукой лишь тогда, когда нужно было кого-нибудь обойти.
– Печальное место, – проговорила она, переведя спутника с его тощим бульдогом через шоссе, – вы много раз сюда ездили?
– Нет, сегодня был только третий раз, – дал ответ Серёжка, с трудом оторвавшись от размышлений. Они спустились в метро.
Четвёртый приезд состоялся через семнадцать дней, в середине августа. Ламустин Жоффрея чуть не угробил. Целые сутки он не мог двигаться, и его рвало чем-то черным. Лечащий врач находился в отпуске, и Жоффрей был принят заведующей, приятной молодой дамой. С помощью перекиси сняв бинт, она заявила, что лапу надо отрезать.
– Точно? – спросил Серёжка.
– Боюсь, что да. Всё слишком запущено, к сожалению. Нужно сделать ему рентген. Если метастазы уже пошли, эта операция будет лишена смысла.
Рентген отчётливо показал, что метастаз нет. Когда Серёжка с Жоффреем опять вошли в кабинет заведующей, она вызвала хирурга для консультации. Осмотрев бульдога, хирург спросил у его хозяина, почему на верхней стороне лапы собаки ссадины.
– Потому, что он ходит вот так, – объяснил Серёжка, сделав движение по столу костяшками пальцев, – трудно ему ходить.
– На трёх лапах будет ещё труднее. Придется вам ему под живот подсовывать шарф или полотенце, чтобы его поддерживать.
– А других проблем не возникнет?
– Шанс на выздоровление чрезвычайно высок, – сказала онколог, – но сто процентов я вам не дам. Если вы согласны на операцию, мы сейчас позовём анестезиолога, чтобы он его осмотрел.
Серёжка спросил про цену.
– В тридцать пять тысяч уложитесь, совершенно точно, – пообещал хирург. Серёжка представил, как он при этих словах почти по-приятельски, доверительно морщит нос и взмахивает рукой – мол, сделаем всё в наилучшем виде, не беспокойся!
– Простите, – сказал Серёжка, – но у меня таких денег нет, к сожалению.
На ресепшене с него взяли и за приём, и за разговор с хирургом, и за рентген. Всего насчитали четыре тысячи. Притащив Жоффрея домой, Серёжка его облил холодной водой. Потом позвонил доктору Елёмину. Знаменитый хирург взял трубку мгновенно.
– Да, – сказал он. Ему, судя по всему, было сейчас вовсе не до Серёжки с его собакой.
– Дмитрий Андреевич, здравствуйте. С вами говорит хозяин бульдога, которому вы в мае и июне лапу прооперировали. Сказали, что у него лимфома. Вы меня помните? Я ещё с белой тростью был.
– Помню, помню. Что вы хотите?
– Дмитрий Андреевич, ему стало гораздо хуже! Лапа распухла ещё сильнее, на неё даже ботинок не налезает. Она гноится, и из неё течёт кровь. Онколог сказал, что нужно её отрезать, да притом срочно, так как в любую минуту могут пойти метастазы в лёгкие!
– Ну, так что вы хотите? – нетерпеливо переспросил хирург.
– Вы бы не могли сделать ампутацию?
– Приезжайте, посмотрим. Поговорим. Я по телефону не консультирую.
– А когда мы можем подъехать?
– Послушайте, почему вы мне задаёте этот вопрос? – с досадой осведомился доктор Елёмин, – вы знаете условия моего приёма. Вам надо взять талон и…
Серёжка нажал на сброс.
Глава вторая
Несколько человек порекомендовали Серёжке клинику на Сиреневом бульваре. Про эту клинику он и прежде слыхал не раз. О ней говорили разные вещи, но почти все сходились на том, что там лечить могут, притом недорого, потому что организация государственная.
Семнадцатого числа жара наконец-то спала. Было всего лишь градуса двадцать два. Серёжка сидел на низком заборчике возле детской площадки, держа в руке поводок. Его лопоухий друг сидел перед ним на травке под дикой вишней, опустив голову, глядя в землю. Рядом крутилась маленькая серая кошка. Она хотела играть. Жоффрей играть не хотел. Кошечка мяукала – мол, вставай! Бульдог лишь вздыхал. Ему было плохо. Неподалёку торговал Эдик. Он приносил Жоффрею персики, абрикосы и виноград. Жоффрей соизволил съесть лишь две виноградинки. Подошла Маринка со своим Боней. Увидев их, кошка убежала. Боня решил её погонять, однако она вскарабкалась на берёзу.
– Ах ты, бедняжечка, – застонала Маринка, присев на корточки и погладив Жоффрея между ушами, – совсем измучили пёсика! Да? Измучили? Не беда, всё будет нормально! Серёжка, что ты надумал-то?
– Ничего, – ответил Серёжка, чуть помолчав, – пока ещё думаю. Я не знаю, что делать. Просто не знаю.
Маринка встала.
– Езжай, дурак, на Сиреневый! Ведь помрёт!
– А если её отрежут – думаешь, не помрёт? А под ножом, думаешь, не помрёт? Это операция – страшная! Да и как он будет передвигаться-то на трёх лапах? На четырёх еле ходит!
– Ну а на трёх он будет носиться! Я тебе говорю. Он ведь потому еле ходит, что ему плохо. От этой гниющей лапы ему мучение! Хочешь пива?
– У тебя есть?
– Я могу сходить.
Серёжка подумал и отказался. Тогда Маринка присела рядом с ним на заборчик и закурила "Кент". Подошёл Олег – сказать ей, что в облегающих шортах она похожа на Сару Джессику Паркер. Она в ответ заявила, что польщена и что он похож на Джона Траволта в противогазе. Затем прибежали дети, которые всей толпой ходили за эскимо, одолжив у Эдика денег. Они решили, что следует угостить Жоффрея. Тот не отказывался. Серёжка не возражал, хоть знал, что собакам сладкое вредно. Он думал, что всё равно терять уже нечего. Не стесняясь детей, Олег и Маринка обменивались остротами на различные темы. Вдруг телефон Серёжки начал играть музыку из грустного фильма. Серёжка вышел на связь.
– Алло!
– Серёжа, привет, – послышался голос Кати, – звоню спросить, как у вас дела? Как Жоффрей?
Серёжка вскочил.
– Погоди минуту!
Отдав поводок Маринке, он пошёл в сторону, потому что визг и галдёж стоял непереносимый. Особенно бесновалась Надя, заметив, что кто-то сунул Жоффрею кусок мороженого вне очереди, в то время как сделать это должна была именно она. Удалившись метров на пятьдесят, Серёжка всё рассказал.
– Понятно, – вздохнула Катя, – короче, завтра я к вам приеду. Мы повезём его на Сиреневый.
– На Сиреневый?
– Да, конечно. Я точно знаю, что там его как-нибудь спасут и сохранят лапу. Там замечательные врачи! Короче, я буду завтра в десять утра.
Серёжка не очень в это поверил. Но на другое утро, ровно в десять часов, Катя появилась. Когда она вошла в комнату, Жоффрей спал, сидя на диване, в ногах, и положив морду на подлокотник. Он подошёл к дивану в три часа ночи и запищал. Серёжка, поняв, что ему непереносимо больно, дал ему две таблетки и посадил его на диван. Так он и уснул. Катя разбудила его. Увидев её, он встал, заморгал, и – начал визжать больным, страшным голосом. Она молча прижалась лбом к его лбу. А потом Серёжка разбинтовал ему лапу. Кате сделалось дурно. Но она быстро пришла в себя, попила воды, и они втроём поехали в клинику.
– А куда ты дел его кресло? – спросила Катя, когда уже подъезжали.
– Выкинул. Он его почему-то возненавидел.
Жоффрей захрюкал, желая дать какое-то объяснение. Но никто не понял, что он хотел сказать. В клинике ему сделали рентген, УЗИ брюшной полости, взяли кровь. Вежливая женщина-дерматолог, взяв у него анализ на цитологию, попросила часок побыть в коридоре. Там ждали очереди в различные кабинеты несколько пациентов. Перед вторым кабинетом расположился очень солидный мужчина в ещё более солидном костюме. Рядом с его ногой сидел чёрный мопсик с живыми, умными глазками. Он вертел головой, с большим любопытством глядя то на других собак, то на проходивших мимо сотрудников, то на двери, которые открывались и закрывались. Одновременно в его глазах была гордость – я, мол, хозяина охраняю!
– Какой он у вас послушный, – весело обратилась к мужчине Катя, – вы никогда поводком не пользуетесь?
– Практически никогда, – был ответ, – вы правы, собака очень послушная. Озорник, конечно, как и любой кобель, но всё понимает! Скажешь ему «Нельзя!» – на всю жизнь запомнит, что это делать нельзя. Умное животное. Даже жаль расставаться с ним.
– Расставаться? Зачем вы с ним расстаётесь?
Мужчина нехотя объяснил, что Пончик – так звали мопса, вдруг заболел какой-то загадочной и необъяснимой болезнью – что-то в животике у него иногда урчит, и просто нет сил смотреть на его мучения, потому что жена и дети, а также крошечный внук собак очень любят.
– Кроме того, – уже чуть охотнее продолжал заботливый семьянин, – дочка родила второго ребёнка, и Пончик стал ревновать. Очень опасаемся за малютку! Собака всё-таки. Одним словом, и я со своей роднёй, и моя жена со своей приняли решение Пончика усыпить, поскольку никто его брать не хочет. Ему уже восемь лет.
– Да как – усыпить? – вконец растерялась Катя, – как усыпить?
Тут со стороны ресепшена к кабинету стремительно подошёл огромного роста доктор в белом халате.
– Давайте его сюда, – сказал он примерному семьянину. Тот схватил мопса и молча подал его врачу. Мопс жалобно заскулил.
– Заплатите в кассу две триста, – распорядился врач, – и идите. Мы тут всё сделаем.
И, открыв дверь кабинета, он в нём исчез вместе с мопсом, который продолжал плакать. Его хозяина мигом и след простыл. Катя что-то тихо сказала, стискивая руку Серёжки. Тот не расслышал, что именно. Но Жоффрей расслышал. Он хрюкнул и стал дышать тяжело. Владелец ирландского волкодава, который сидел напротив, громко ругнулся матом.
Через минуту-другую дверь кабинета открылась, и доктор вышел. Плачущий мопсик был у него на руках. Он взглядом искал хозяина.
– Эта сволочь ушла? – спросил врач, обращаясь к Кате.
– Ушла, – подтвердила Катя, не веря своим глазам. Врач молча кивнул. Удерживая собаку одной рукой, он достал ключи и начал запирать дверь.
– Так вы его усыплять не станете? – щебетнула Катя, – он будет жить?
– Зачем усыплять здорового пса? – удивился врач, засовывая ключи в карман, – мы его на всякий случай обследуем и пристроим куда-нибудь. У нас на примете много желающих взять хорошего парня, который попал в беду. Годок попереживает и будет счастлив. Нам здесь почти каждый день приходится это делать.
– Какие вы молодцы! – воскликнула Катя, – какое счастье, что он принёс его вам, а не утопил!
– Да, это вы очень точно подметили, – согласился доктор. Погладив бедного Пончика, он его куда-то унёс. Очередь взволновано обменялась мнениями.
– Вы знаете, это очень хороший хирург, – сказала хозяйка рыжего беспородного пса с покрасневшим глазом, – его зовут Михаил Владимирович. Он моей пятнадцатилетней кошке удалял опухоль.
И ещё три человека высказались о Михаиле Владимировиче с большой теплотой.
– Тебе повезло, – прошептал Серёжка на ухо своему бульдогу. Тот, кажется, согласился. Через пятнадцать минут он, Серёжка и Катя были приглашены к дерматологу. Проходя в кабинет, они ощутили некоторый спад настроения, потому что врач была не из тех, кто считает нужным скрывать эмоции. Час назад она до конца не верила в онкологию и сумела внушить двум молодым людям и их бульдогу некоторую надежду. Теперь, предложив им сесть и сама усевшись за стол, она объявила:
– Да, у собачки мастоцитома. Но лёгкие пока чистые. Остальные органы также вполне здоровы. Для его возраста это редкость. И показатели крови вполне приличные. Сердце вы проверяли в начале лета. С ним всё прекрасно. Но, к сожалению, рак есть рак. Вам нужен онколог.
– Мы очень вам благодарны, – сказала Катя и, раскрыв сумочку, заплатила доктору за анализ, который стоил не слишком дорого, – а в каком кабинете у вас онколог?
– Он у нас принимает только по четвергам, а сегодня пятница. Может быть, вам завтра ещё разок съездить на Каширку? Я им попробую позвонить и растолковать вашу ситуацию. Наиболее сильные специалисты по онкологии всё же там.