Глава седьмая
– Да будь ты проклята, дрянь! – орала Альбина в сотовый телефон, – ты думаешь, я тебя в твоей Калифорнии не достану? Ой, дура глупая! Да тебя через десять дней привезут оттуда в наручниках!
– Я – гражданка Соединённых Штатов, – был спокойный ответ, – Америка своих граждан не выдаёт.
– У меня – концы в Интерполе! Ясно тебе? Ты будешь в международном розыске за шантаж!
– Да хоть за убийство! С Гудзона выдачи нету. Это во-первых. А во-вторых, я тебя даже и не думала шантажировать. Так что, можешь выключить диктофончик. А чтоб пришить мне распространение порочащих сведений, подкреплённых, кстати, видеоматериалами, тебе нужно будет нанять хорошего адвоката. Очень хорошего. А ты – жадина.
– Я не жадина! Говори яснее, сколько тебе нужно отвалить за опровержение?
– Мы уже обсудили этот вопрос.
После этих слов раздались гудки. С яростью швырнув телефон к стеклу, Альбина до белых пальцев стиснула руль и резко нажала на педаль газа. Стрелка спидометра моментально перескочила со ста на сто пятьдесят. Пришлось ещё мигнуть фарами. «Мерседес», маячивший впереди, ушёл в правый ряд. Но, так как он сделал это под слишком тупым углом, Альбина, проносясь мимо, остервенело ударила по сигналу. Чтоб обойти «Сааб», отказавшийся перестроиться, она выскочила на встречную полосу, где с трудом смогла увернуться от «Ягуара». Тут её сотовый зазвонил.
– Алло! – вскричала Альбина, выйдя на связь.
– Альбиночка, это я.
– Да, Андрей Сергеевич. Вы уже меня ждёте?
– Прошу прощения, нет. Я звоню сказать, что пробы сегодня не состоятся.
– Когда ж они состоятся? – спросила Альбина тихо. Она скорее рискнула бы заорать под снежным массивом на горном склоне, чем на того, кто ей позвонил, даже если б он на её глазах убил её маму.
– Пока не знаю, – ответил Андрей Сергеевич.
– Вы нашли другую актрису?
– Альбина, я не ищу актрис. Ты это прекрасно знаешь. Если у тебя возникают такого рода вопросы, звони продюсеру.
Разговор был окончен. Отложив телефон, Альбина задумалась. Впереди наметился пост ГАИ. Обычно Альбина не убавляла перед ним скорость, поскольку знала, что её никогда нигде никакой гаишник не остановит, даже если она проскочит на красный или пересечёт двойную сплошную. У её «Хонды» были хорошие номера. К тому же, гаишники на Рублёвке знали её. Однако, на этот раз случилось невероятное. Дав Альбине приблизиться на сто метров, старлей, стоявший на занесённой снегом обочине, взмахнул палкой. От неожиданности Альбина выплюнула под ноги сигарету, которую прикурить не успела, и слишком резко нажала на педаль тормоза. «Хонда» остановилась как вкопанная, швырнув Альбину вперёд. Ремень безопасности спас её от удара лицом об руль, что было бы нежелательно, так как и руль, и лицо стоили немало. Да, тормоза у «Хонды» были хорошие»! Опустив стекло, Альбина со злобой уставилась на инспектора, подошедшего к ней.
– Что надо?
Парень старательно козырнул.
– Альбина, простите. Вас тут ждёт девушка. У неё, по её словам, какая-то ваша вещь, которую вы вчера потеряли.
– Я не теряла никакой вещи! Где эта девушка?
– Вон, идёт.
От поста к машине, точно, бежала девушка – невысокая, тонкая, с большим ртом, который её нисколько не портил, премилым носиком и глазами, как у бесёнка. Из-под рогатой шапки на воротник её курточки выбивались светлые волосы.
– Ой, Альбинка, привет! – взвизгнула она, приблизившись к «Хонде». Её глазёнки моргали. Во рту, растянутом до ушей, сахарно блестели острые зубки.
– Привет, привет, – сказала Альбина и покосилась на офицера. Тот отошёл. Буратино с сиськами и коротким носом продолжал взвизгивать, но уже без слов. Вне всяких сомнений, это обозначало неимоверный восторг. Альбине стало смешно, несмотря на мрачное настроение. Но она сдержала улыбку.
– Что тебе нужно?
– Я тоже была вчера на творческом вечере Чистяковой в Доме кино, за несколько столиков от тебя сидела, – затараторила незнакомка, – а когда ты пошла в туалет…
– Постой, паровоз, – прервала Альбина, – что ты там делала?
Девушка усмехнулась и опустила глазки.
– Я там была с Петраковским.
– Как – с Петраковским? Он был со своей женой!
– Конечно, он был с женой! А я была с ним. Но его жена об этом не знала. Он сделал мне приглашение. Я сидела за другим столиком. Разве ты не помнишь меня? Я была одета, как мальчик!
– Да? Любопытно. А Петраковский в курсе, что ты никакой не мальчик?
– Конечно, в курсе! Так ведь ему без разницы, мальчик или девчонка в брюках! Главное, чтоб была спортивная попа!
Альбина это прекрасно знала. Она, вообще, очень много знала о Петраковском. Девчонка же, дав ответ, стремительно повернулась, и, наклонившись, двумя руками хлопнула себя по спортивной попе, туго обтянутой голубыми вельветовыми штанами. Потом она снова встала лицом к Альбине, очень довольная своей выходкой. Знаменитой актрисе выходка эта также понравилась.
– Ну, и что было дальше? – осведомилась Альбина, глядя на собеседницу с возрастающим интересом, – после того, как я пошла ссать?
– Я после тебя пошла. Захожу в кабинку, где ты была – из неё твоими духами пёрло, и вижу – около унитаза лежит какая-то хрень.
С этими словами девчонка вынула из кармана брюк золотую пудреницу и с видимым сожалением протянула её Альбине, спросив:
– Твоя?
Альбина взяла протянутый ей предмет. Она его видела в первый раз, но пудреница была из чистого золота, с изумительной красоты чеканкой в виде слона на крышке. Подняв последнюю, Альбина при помощи увеличивающего зеркальца ещё раз как следует осмотрела прыщик над своей верхней губой, который после солярия не исчез, хоть пять докторов клялись, что он пропадёт, и, вздохнув, сказала:
– Моя. Спасибо. Как тебя звать, добрая душа?
– Таня.
– Что хочешь, Танечка, за услугу?
– Да подвези меня до метро, и дело с концом!
– Садись, обезьяна.
Танька, хихикнув, влезла в машину. Захлопнув дверь, пристегнулась. Затем потрогала пальцем мягкий пластик торпеды. Бросила взгляд на руль, на приборы.
– Как называется твоя тачка?
– «Хонда».
Убрав золотую пудреницу в карман, Альбина взяла из-под ручника сигареты и закурила. Переместив рычаг в «драйв», лениво нажала на педаль газа.
– «Хонда Легенд»?
Актриса ответила утвердительно. Если Танька рассчитывала проехаться с ветерком, то её ждало разочарование. Разогнавшись до девяноста, Альбина этим и ограничилась. Сквозь густой снегопад виднелась за Кольцевой дорогой Москва.
– А ты Петраковского давно знаешь? – полюбопытствовала Альбина, сбивая пепел.
– Очень давно. Пять дней. Я знаю про него всё. И ещё кое-что рассчитываю узнать.
– Это интересно.
– Ещё бы! я понимаю! Я потому и решила вернуть тебе твою пудреницу.
– Серьёзно?
– Да уж куда серьёзнее! Если бы ты увидела, что он сделал с моим анальным отверстием – даже спрашивать бы не стала, насколько я серьёзно настроена!
– А зачем нагиналась?
– Так я ведь думала, он – мужик! А он – извращенец.
Затормозив перед светофором, Альбина бросила взгляд на Таньку. Лицо у той всё перекосилось от ярости. Загорелся зелёный свет. Погасив окурок и дав очень плавный старт, Альбина сказала:
– Ну, хорошо. Сейчас мы поедем с тобой в «Бизон». И там всё обсудим.
– А что такое «Бизон»?
– Ночной клуб в Сокольниках.
– Без мужчин?
Альбина кивнула.
– Можно, я позвоню? – попросила Танька, – мама меня почти трое суток не видела и не слышала! А она – сердечница.
– Диктуй номер, – отозвалась Альбина, беря мобильник. Танька продиктовала, сперва – восьмёрку и код, а затем – пять цифр.
– Ты что, не в Москве живёшь?
– Нет, в Коломне.
Когда Альбина набрала номер, Танька поспешно вырвала телефон из её руки и защебетала:
– Мамочка, это я! Со мной всё в порядке. Нет, мы сейчас с Альбиной Лоховской едем на белой «Хонде» в «Бизон». Это клуб в Сокольниках. Нет, нет, нет! Я же говорю, со мной всё в порядке! Пока.
Промелькнул Кутузовский. На Садовом образовался затор. Стоять пришлось час. Альбина успела за это время позвонить в клуб, а также ответить на ряд звонков с предложениями то дать интервью, то принять участие в Новогоднем корпоративе, то сняться в рекламном ролике или телевизионном ток-шоу. Ей приходилось самой обсуждать всё это, так как на днях её массажистка случайно сломала челюсть её помощнику по медийным вопросам. Танька курила длинные сигареты Альбины, блаженно щурила глазки. Альбина искоса наблюдала за ней, продолжая думать о Петраковском.
– Петраковский – козёл, – откликнулась Танька на её мысли, – я знаю, он тебя ненавидит, поскольку задница у тебя не спортивная, а классическая! Короче, что мне от тебя будет, если он через день тебе позвонит и предложит роль, к примеру, у Михалкова?
– Пинок под жопу с разбега. Я не хочу, чтоб он мне звонил. Я хочу, чтоб он позвонил своим адвокатишкам и спросил у них, сколько миллионов ему придётся отдать жене в случае развода. Ты это сможешь устроить?
– Да без проблем! Всё, сука, отдаст.
Через полчаса после выезда из затора Альбина припарковала «Хонду» перед «Бизоном». Танька внимательно осмотрелась. Вышли. Было уже темно. Охранники в вестибюле приветливо улыбнулись Альбине. Таньку ощупали. Она фыркала, как свинья, которую бьют лопатой. Народу было полно – да притом такого, что даже Таньке стало не по себе. Идя за Альбиной сквозь толпу пьющих, танцующих и целующихся девчонок, она взволнованно улыбалась почти до самых ушей. Это привлекало внимание. На Альбину смотрели меньше, но заговаривали с ней чаще. Из-за грохота музыки Танька не могла расслышать, о чём.
Столик был накрыт вдали от танцпола. Там можно было общаться, не повышая голоса. Сели. Официантка с голыми сиськами налила коньяку в два четырёхгранных бокала. Альбина сказала ей о своём желании танцевать стриптиз.
– Что, прямо сейчас?
– Нет, через полчасика.
– Хорошо. Ещё что-нибудь желаете?
– Чтоб никто к нам не подходил, включая тебя.
Девушка кивнула и удалилась, виляя бёдрами. На ней были лишь стринги, чулки и туфли на шпильках. Коньяк пришёлся Таньке по вкусу, хотя она не была любителем крепких спиртных напитков.
– И сколько стоит эта отрава?
– Понятия не имею.
Танька была ошеломлена.
– Тебя здесь бесплатно, что ли, обслуживают?
– Конечно. Я им приношу прибыль.
– А! Типа, девочки сюда валят на тебя пялиться?
– В том числе, – сказала Альбина и закурила. Сотовый зазвонил. Она его выключила. Спросила:
– Так говоришь, Петраковский тебя обидел?
– Нет, он меня разозлил, – уточнила Танька, хлебнув ещё коньяку, – притом основательно.
– А вы где с ним встретились?
– На Тверской. Он туда мотается снимать девок.
– И чем ты так ему приглянулась, кроме спортивной жопы? Из-за чего у вас вдруг сложились такие прочные и глубокие отношения?
– У меня инструмент шикарный, – призналась Танька, и, открыв рот, высунула язык такого размера, что телезвезда шарахнулась. Таньке стало очень смешно. И жарко от коньяка. Она убрала язык и медленно расстегнула ворот рубашки, открыв отсутствие лифчика. У Альбины также порозовели щёчки и ушки.
– И что ты умеешь делать этим своим инструментом, кроме как молоть чушь? – поинтересовалась она.
– Тебя это не касается! – разозлилась Танька, – ты зоофилка! У тебя есть мужик!
– Ого! Это Петраковский тебе сказал?
– Да какая разница, кто мне это сказал? Это и так видно! Когда ты рот открываешь, он весь становится круглым, как бублик с маком!
– Почему с маком? – не поняла Альбина.
– Да потому, что я ненавижу бублики с маком! Не понимаю, как можно мак на бублики тратить?
Пили ещё. Танька заплетающимся языком рассказывала Альбине о Петраковском. Альбина молча курила, глядя то на смеющееся лицо рассказчицы, то на девушек, проходивших мимо. Официантка по её знаку оба бокала опять наполнила. Так прошло полчаса, а потом – ещё минут двадцать.
– Ты, вроде бы, собиралась потанцевать стриптиз, – напомнила Танька, также взяв сигареты и закурив, – или передумала?
– Нет, закончи, закончи! Что было дальше?
– А, дальше-то? Дальше генерал даёт ему в морду…
– Как? При тебе?
– При всех! Даёт ему в морду и говорит: «Я тоже тебя услышал, педерастическая блевотина!» Петраковский орёт: «Охрана, охрана!» Но, разумеется, дураков не нашлось соваться. А генерал продолжает: «Звони, козёл, Ликучёву и говори ему, что Лоховская не подходит для этой роли!»
– Он позвонил?
– Естественно, позвонил! И даже сказал, кто для этой роли подходит, хоть генерал его не просил об этом. Но генерал остался доволен. И выпил с ним.
Раздавив окурок, Альбина велела Таньке зорко следить за сумочкой и пошла танцевать стриптиз. Её объявили. «Бизон» зашёлся диким свинячьим визгом, который тотчас же был захлёстнут визгом «Spice Girls» под бешеные удары ритма.
В сумочке оказались кредитки, связка ключей, ключ с пультиком, документы и телефон. Таньку заинтересовал лишь ключ от машины. Сунув его в карман, она сквозь восторженную толпу протиснулась в вестибюль и вышла на улицу.
Глава восьмая
С улицы Ленина, где снимала квартиру Ленка, она и Юлька домчались до станции за минуту. Их подвёз на машине бывший Танькин жених – но не Моисей, а другой. Он ждал у подъезда. Что интересно, в квартире осталась Ритка Халецкая – та молоденькая газетчица из киоска, которая посвятила Таньку во все подробности светской жизни столицы. У Ритки был выходной, и она решила нагрянуть к Ленке. Последняя вместе с Юлькой ждала звонка. С Риткой притащилась вокзальная малолетка Женька. Но Женька сразу разделась и оприходовала не слитую после Ленки ванну, где впала в спячку. Все были этому очень рады. Халецкой же объяснили, что она может остаться, если ей хочется, но когда зазвонит телефон, её сразу вышвырнут вон, и это без вариантов. Халецкая очень громко ответила, что ей к хамству не привыкать, поэтому всё отлично. Весь следующий час Юлька раздражённо лежала носом к стене на узкой кровати, тщетно пытаясь уснуть, а провинциалки страстно шуршали какими-то упаковками, хохотали, визжали, слушали песню про городок и развязно спорили о спиртных напитках и о любви.
– Ты думаешь, зря Иисус Христос по Земле бродил сорок дней после Пасхи? – спрашивала Халецкая, сидя в кресле на пятках и энергично размахивая руками, – как бы не так! Он подал нам знак, что сорок – это число святое. Оно встречается в Библии раз пятнадцать. Если в напитке не сорок градусов, он – от Дьявола! Дурновкусие! Тот, кто любит такой напиток – не кавалер, а болван. Ответь ему прямым текстом: «Если ты жить не можешь без пива – раков бери, а не проституток!»
– Халецкая, Иисус ещё говорил: «Последние станут первыми!» – возгласила Ленка звенящим и страшным голосом, – ой! Ой, мамочки! Ой, как вштыривает! Ой, я не могу!
– Ты, сука, сначала двести рублей мне отдай, потом со мной спорь! – взвизгнула Халецкая, неожиданно придя в ярость. Видимо, хлёсткий довод её сразил. Ленка закатила глаза, готовая к обмороку.
– О чём вы там говорите? – вяло проснулась Женька и заплескалась, – я ничего не слышу, мне в уши втекла вода! Юлька, включи фен! Её надо высушить!
– Заткнись, мелкая! – простонала Юлька, сжав кулаки, – тебя ещё здесь не слышали, твою мать!
Вот тут телефон и заверещал. Поговорив с Танькой, Юлька и Ленка спешно засобирались в дорогу. Вышвырнуть Ритку не удалось – она притворилась, что умерла, и даже не поленилась грохнуться с кресла для достоверности. Трогать руками труп, пусть и симпатичный, две интриганки не пожелали, а одевать малолетку было им уже просто некогда.
Итак, подвёз их до станции бывший Танькин жених – но не Моисей, а другой. Он ждал у подъезда. Билеты были куплены ещё утром. Поезда пришлось ждать двенадцать минут, и Ленка успела за это время выпить три рюмки водки в кафе, где официантка ей что-то долго шептала в самое ухо. Народу в поезде было умеренное количество. В середине вагона сидели рядом два парня в потёртых кожаных куртках – длинный и коренастый. Юлька и Ленка сели напротив них. Когда электричка тронулась, парни стали пялиться на соседок. Юльке на это было плевать. Но Ленка заулыбалась.
– Классные у вас куртки, – проговорила она, жуя карамельку, – куда вы в них направляетесь?
– В Воскресенск, – сказал коренастый.
– С работы едете?
– Да.
– А где вы работаете?
– В Рязани.
– Там разве есть скотный двор?
Парни не ответили. Ленка злобно входила в штопор.
– А быки нервничают, когда вы коров оплодотворяете?
– Мы доярок предпочитаем, – попробовал отшутиться длинный.
– Ну и козлы! Я тоже доить умею и живу ближе. За час выдаиваю косарь. С двоих – косарь двести.
– Сука, заткнись! – прошипела Юлька. Ленка заткнулась, но коренастый сам к ней пристал:
– А ты в самом деле такая рыжая? Или красишься?
– Разве ты по бровям не видишь, что я брюнетка? – вскричала Ленка, тряхнув кудрями, действительно приобретшими огненно-рыжий цвет, – у меня такие чёрные волосы, что менты уже задолбали! Думают – террористка! Приходится документы с собой таскать.
С этими словами Ленка вдруг вынула из кармана пальто какие-то документы и разложила их на коленках.
– Вот, пожалуйста – паспорт. Вот выписки из больниц. А вот ещё справка от венеролога. Посмотрите.
Парни внимательно изучили справку и пересели. Ленка стала орать, что они – уроды. Все пассажиры вежливо попросили её заткнуться. Она вскочила, молниеносно спустила джинсы с трусами ниже колен, и, задрав пальто, наклонилась. Увидев голую задницу, пассажиры разволновались ещё сильнее. Ленка в ответ приняла ещё более пикантную позу. Если бы Юлька её тотчас не скрутила и не держала в скрученном состоянии до Москвы, их путь завершился бы далеко от её границ.
В вагоне метро Ленка попыталась вступить в конфликт с мужчиной и женщиной, которые поглядели на неё косо. Эта её затея также была успешно Юлькой пресечена.
– Да иди ты в жопу! – брызгала слюной Ленка, пытаясь вырваться, – если у тебя нет чувства собственного достоинства, пусть тебя унижают всякие твари! А у меня оно есть! И я никому не позволю так с собой обращаться!
На эскалаторе она стала сосредоточенно рыться в спортивной сумке, болтавшейся у неё на плече. Юлька промолчала, поняв, что это делается лишь с целью вызвать вопрос и ответить матом. За турникетами, возле кассы, стояли два милиционера. Поняв по Ленкиному лицу, что она намерена показать им язык, Юлька гарантировала его мгновенную в этом случае ликвидацию, с башкой вместе. Тон её был таким убедительным, что у Ленки челюсти плотно сжались сами собой на целые две минуты.
Движение на прилегающих к метро улицах было плотным, как и на тротуарах – сугробы сделали пути узкими. Выяснив у газетчицы, где находится клуб «Бизон», Елена Сергеевна и Юлия Александровна вскоре его достигли. Танька злобно ждала их около белой «Хонды». Когда они подбежали к ней, она заорала, выхватив из кармана ключ:
– Идиотки! Дуры! Тупые курицы! Где вас носит? Тут на счету каждая секунда!
– Сама ты дура безмозглая! – сдали нервы у Юльки, – ты три часа назад позвонила! Нам до Казанского ехать два с половиной! Десять минут электричку ждали! А если бы полчаса её ждать пришлось? Накрылось бы всё?
– Овца, – поддакнула Ленка. Танька, назвав их тварями, с важным видом нажала на кнопку пульта. «Хонда» дружески пискнула, моргнув фарами.
– Лезь, уродина! – приказала Танька, открыв багажник. Ленка со своей сумкой влезла в него. Легла, свернулась калачиком. Попросила:
– Только ты время, …, не тяни! На улице – не май-месяц!
– Говно подолгу не замерзает, – сказала Танька, и, опустив крышку так, что «Хонда» присела, вновь заблокировала центральный замок.
– Сама ты говно! – послышалось из багажника. В небе зыбко дрожали звёзды. Снег треугольниками струился из фонарей Стромынки. Машины двигались медленно, тормозили заблаговременно. Убрав ключ, Танька дёрнулась было к клубу, однако Юлька остановила её.
– Она тебе верит?
– Вряд ли. Она – не дура. Но я ей нравлюсь. А у тебя когда электричка?
– В без пятнадцати восемь.
– Тогда беги, а то опоздаешь! Сонька со страху там обосрётся.
– С Сонькой – Барбос! Но я побежала.
И побежала Юлька к метро, расталкивая прохожих на ледяных тропинках между сугробами. Проводив её взглядом, Танька вернулась в клуб, подпрыгивавший от воплей «Spice Girls». Альбина в одних трусах взвивалась на шест, и, переворачиваясь, скользила по нему к полу вниз головой. То ноги её, то руки при этом были раскинуты. Публика выражала криками ликование. Таньке номер также весьма понравился. Положив ключ на место, она велела официантке подать коктейль и сладко уснула, квашнёй размазавшись по столу. Приснились ей пауки, сидящие за столом с ножами и вилками. Разбудила её Альбина, уже одетая.
– Затянись, – сказала она, протягивая зажжённую сигарету. Танька взяла её. Протерев глаза, затянулась.
– Ого! Да это какая-то очень странная сигарета!
– Обычный «Винстон». Круто я танцевала?
– Не очень круто. Тебе трусы немножко мешали.
После третьей затяжки Таньке сделалось очень весело. А потом её начало тошнить. Альбина поволокла её в туалет, где, несмотря на присутствие трёх девчонок, о чём-то горячо споривших, начала спускать с неё джинсы. С джинсами она справилась, но в трусы Танька вдруг вцепилась и заорала:
– Отвали на …! Ты с мужиками спишь! Отвали!
– Ты чего орёшь? Тут люди стоят! Успокойся, дура!
– Не успокоюсь! Тварь, тварь, тварь, тварь!
Таньку вчетвером успокоили, наклонили и оголили ей зад. Альбина, присев на корточки, двумя пальцами развела спортивные полупопия, заглянула в задний проход. Сказала:
– Да, досталось тебе! Но у Петраковского член поменьше.
– Сто сорок тысяч чертей! Возможно, что на тебя у него поменьше! – орала Танька, – а на меня – именно такой! Именно такой! Именно такой!
– В машину её, – скомандовала Альбина, и, натянув на задницу Таньки спущенные с неё предметы одежды, выпрямилась. Тут Таньку и вырвало. Три девчонки её умыли.
– Ты что, вдвоём с ней поедешь? – спросила одна из них, – она очень сильная!
– Значит, весело будем ехать, – отозвалась Альбина и направилась к выходу. Таньку нежно поволокли за ней. Когда её впихивали в машину, она кусалась. Было уже девять часов. Сев за руль, Альбина кнопочкой заблокировала все двери и дала резкий старт. Она гнала лихо, порой выскакивая на встречную.
Снег всё шёл. В Москве Танька не решилась начать активные боевые действия, но, когда выехали на заснеженную Рублёвку, она зубами вцепилась Альбине в шею. Альбина стала довольно жёстко обороняться. «Хонду» стало мотать по всей ширине дороги. Со всех сторон раздавались панические гудки. По счастью, Альбина вовремя изловчилась с размаху дать Таньке в зубы. Это пришлось по душе обеим, и они малость утихомирились. Перед въездом в посёлок был контрольно-пропускной пункт. Альбина затормозила и опустила стекло водительской двери. Удостоверившись, что в машине – её хозяйка, а не угонщик, вооружённый охранник дал знак напарникам, и они подняли шлагбаум.
Посёлок необычайно удивил Таньку инфраструктурой и высотой заборов. На всех заборах стояли видеокамеры. Осадив машину перед воротами своего забора, Альбина вынула из кармана пульт и нажала кнопку. Створки разъехались и сомкнулись тотчас после того, как «Хонда» их миновала.
– А для того, чтобы выехать, на какую кнопку надо нажать? – довольно небрежно спросила Танька.
– Не забивай башку лишней информацией, – был ответ Альбины, – ты здесь умрёшь.
Машину Альбина бросила перед домом, хотя имелся гараж. Дом был трёхэтажный. Танька сорок минут бегала по нему от Альбины, притом в потёмках, так как не знала, где выключатели. К счастью, дом с винтовыми лестницами и длинными коридорами не имел тупиков – всё с чем-то соединялось, и отовсюду можно было куда-то выскользнуть. У Альбины в руке была каминная кочерга. Два раза ей удалось хватить ею Таньку по голове, вследствие чего Танька утеряла способность к логическому мышлению, и, нырнув в какую-то спальню, спряталась под кровать размером примерно с теннисный корт.
– А ну, вылезай! – орала Альбина, тыча под кровать кочергой, – всё равно достану и вытащу! Хуже будет!
– Что тебе надо? – взмолилась Танька из-под кровати.
– Мне надо знать, кто и с какой целью тебя ко мне подослал!
– Никто! Я сама хотела с тобой дружить!
– Так сильно хотела, что золотую пудреницу не жалко было отдать?
– Так она палёная!
– Ах ты, тварь! – взревела Альбина и с кочергой полезла на Танькин голос. Однако, Танька на этот раз успела схватиться за кочергу. Началась борьба за этот предмет, сперва – под кроватью, затем – на ней. Вскоре кочерга была брошена, так как стала чересчур тонкой для возбуждённых попочек. У Альбины нашлось немало гораздо более интересных штучек. До поздней ночи две дамы внимательно изучали их, визжа так, как вряд ли визжали даже любовницы Казановы. Потом, устав, легли спать.
Снегопад утих. Порывистый южный ветер взмётывал с земли снег и разгонял тучи. За соседним забором выла собака. Альбине снился хороший сон. Она кочергой била Петраковского. Он орал и сплёвывал кровь. Добить не успела, так как лежавшая рядом Танька внезапно дёрнулась и невнятно что-то пробормотала. Открыв глаза, Альбина увидела при багровом свете луны, маячившей за окном, сидевшую на краю постели рыжую женщину в светло-голубом сарафане. Она сидела к ней боком.
Танька громко храпела, лёжа ничком и раскинув ноги с белыми пятками. Приподнявшись и протянув дрожащую руку к бра, Альбина нащупала выключатель.
– Не надо света, – глухо предупредила рыжая, поглядев на неё, – и шума не надо. Если она проснётся, я буду вынуждена её загрызть. Разве тебе нужен здесь труп?
– Не нужен, – сдавленным голосочком пролепетала Альбина, отдёрнув руку, – но как же так? Ведь ты обещала! Ведь я же сделала всё, что ты от меня хотела! Зачем ты здесь?
– Вот как? Всё? – подняла бровь рыжая, – тебе память не изменяет? А ну, напомни-ка мне, что я от тебя хотела?
– Ты приказала мне отнести доску в старый дом…
– Около ручья?
– Да!
– А я тебе объяснила, дрянь бестолковая, почему не могу сама это сделать? Или же у тебя сейчас хватит наглости заявить, что не объяснила?
– Конечно, Нет! То есть, да…
– Так да или нет?
– Да, да, да! Ты всё объяснила мне!
– Повтори! Посмотрим, как ты запомнила.
– Ты сказала, что если хоть ноготком дотронешься до доски, на которой был нарисован подлинный лик Христа – сгоришь в один миг!
– И ты мне поверила?
Этот странный вопрос был задан таким убийственно-ядовитым тоном, что у Альбины взмокла спина.
– Конечно, поверила! Как же я могла тебе не поверить? Ведь я любила тебя. Если бы не ты, я бы никогда не узнала, какое счастье быть женщиной!
– Ладно, ладно! Это всё – лирика и безумие. Скажи мне вот что, красавица: ты ни разу не задавалась вопросом, как я могу не корчиться на доске, к которой боюсь притронуться ноготком?
– Мертвецы корчиться не могут, – ошеломлённо пробормотала Альбина, – ведь на иконе ты мёртвая! Вне иконы – ожившая. Ты сама мне это сказала…
– Вот теперь вижу, что ты и вправду всё помнишь, – важно кивнула рыжая, – ну а если так, расскажи мне, как ты вошла в тот дом и что там увидела?
– Я взяла с собой…, – начала Альбина и вдруг запнулась, так как её машина, стоявшая во дворе, внезапно завыла и замигала фарами. В спальню вплыли жёлтые пятна света.
– Кто ты такая? – проговорила Альбина, молниеносно приняв сидячее положение. Ленка жалобно заморгала, залившись краской стыда. Альбина умела соображать и действовать быстро. Взглянув на сейф с пистолетом, она сделала движение, чтобы встать, но в эту секунду ей на затылок звонко обрушилась кочерга. Закатив глаза, звезда сериалов опять откинулась на спину и осталась лежать без признаков жизни.
– Ты ей башку проломила! – крикнула Ленка, вскакивая. Стоявшая на коленях голая Танька бросила кочергу и дала ответ:
– Оклемается.
– Тогда надо связать её, да покрепче! Во сколько к ней сюда горничная приходит?
– В восемь утра.
Машина умолкла.
– Чего она заорала, дура? – с крайней досадой спросила Ленка, топнув по ковру пяткой, – самое интересное не услышали, твою мать!
– Наверное, кошка на неё прыгнула! Что стоишь, как овца? У нас мало времени!
Разодрав простыню на полосы шириной с ладонь, налётчицы хорошенько связали ими Альбину, после чего принялись обследовать спальню, забыв о том, что одна из них совершенно голая, а другая – в костюме панночки. Впрочем, им немедленно стало жарко, так как они немедленно подрались.
– Да где её цацки? – орала Ленка, ползая на коленях вокруг кровати размером с теннисный корт, – ведь на ней, наверное, что-то было, когда она раздевалась? Халецкая говорила, что у неё – парижские бриллианты!
– Да, что-то было, – призналась Танька, качая сейф, – браслет, кольца, серьги. Она всё это куда-то дела!
– А может, ты всё это куда-то дела?
Таким вот нехитрым образом драка и началась. В итоге, осталась голой и Ленка, поскольку ей удалось Таньку разозлить до остервенения. Перемирие, впрочем, было заключено достаточно скоро, так как обыскать дом представлялось более срочным делом, чем выяснить отношения. Открыть сейф у Таньки не вышло, хоть она корчила очень умную рожу, обстукивая его и тыча в него ключи из сумки Альбины. Не поддались ей и два других, стоявшие в других комнатах. Обозвав её тупой мразью, Ленка сказала, что делать нечего, надо брать барахло и уносить ноги.
– Хитрая тварь! – возмущалась Танька, швыряя из гардероба величиной с вагон электрички туфли и сапоги, в то время как Ленка с не менее злым лицом прикладывала к себе вечерние платья, – всё у неё – одного размера, тридцать восьмого! А у меня – тридцать пятый! Ленка, а Ленка! Может, ей пятки пощекотать, чтоб она сказала, как открываются эти ящики?
– Да пошла она в жопу! Надо уже валить. Я думаю, вряд ли в них что-то есть.
– Зачем же они стоят?
– Для отвода глаз. Танька, не морочься! Хватит с нас и кредиток.
Но штук по семь комплектов белья они всё же взяли, после чего оделись и вышли, не забыв пульт от ворот и ключ от машины. Ленку один из её клиентов учил водить – потому она уселась за руль, и, что-то брезгливо пробормотав про сраный сарай, завела мотор. Танька села рядом. Вытянув руку с пультом, она нажала одну из двух его кнопок. Створки ворот послушно разъехались, открыв белую полосу дороги, петляющую среди элитных домов.
Ленка управляла машиной весьма уверенно. Только раз помяла она крыло о фонарный столб, не вполне вписавшись в слишком крутой изгиб заснеженного асфальта.
– А вдруг они попросят тебя стекло опустить? – всполошилась Танька, увидав впереди контрольно-пропускной пункт.
– Ну, снесём шлагбаум! Он ведь не наш. И тачка – не наша.
К счастью, сонный охранник был снисходителен. Он мгновенно поднял шлагбаум и козырнул.
– Спасибо! – крикнула Ленка, резко нажав на акселератор. Кое-как вырулив на шоссе, она разогнала «Хонду» до ста семидесяти. Но вскоре затормозила, прижимаясь к обочине.
– Ты чего? – не поняла Танька.