Муза, где же кружка?

Будет вино – будут и путешествия^[7]

Многие писатели, обладавшие вкусом к путешествиям, стали жертвой притягательности вина. Британец Дэвид Лоуренс объездил всю Италию, Францию, Мексику, США и Австралию – попутно пробуя вино. Но автору «Любовника леди Чаттерлей» (1928) понравилось не всё, что ему довелось отведать, и порой он был весьма беспощадным винным критиком: например, описал одно из испанских вин как «сернистый продукт мочеиспускания пожилой кобылы».

Джеймс Джойс из всех вин больше всего любил Fendant de Sion, швейцарское белое с фруктовым вкусом, изготавливаемое из винограда сорта шасла. Он наверняка открыл для себя этот превосходный напиток, живя в Цюрихе, где написал почти всего «Улисса» (1922) и где позже завершит работу над «Поминками по Финнегану» (1939).

В «Поминках» он уподобляет вино моче эрцгерцогини (по-видимому, в его устах это большая похвала). На джойсовском шифрованном языке оно именуется «Fanny Urinia».

Мэри Фишер, дуайен американской кулинарной литературы, автор книги «Как приготовить волка» (1942), в молодости четыре года прожила в Дижоне, кулинарной столице Бургундии. Там она получила хорошую прививку по части замечательной французской еды и превосходного французского вина.

В предисловии к «Книге о калифорнийском вине» (1984) она пишет: «Я не могу представить свою жизнь без постоянных мыслей о вине, о том, где для меня росли эти лозы, почему я выбирала именно эти сорта и где я откупоривала старейшие из бутылок, какие только могла достать, и тому подобное: для меня это естественно, как дыхание».

Французская романистка Маргерит Дюрас родилась и выросла во Французском Индокитае, лишь в 17 лет вернувшись в страну предков. Дюрас уверяла, что писала свой роман «Любовник» (1984), будучи постоянно пьяной (это не помешало ему стать очень популярным). В 1991 г. в интервью The New York Times она рассказала о роли спиртного в своем распорядке дня: «Я пила красное, чтобы заснуть. Каждый час – по бокалу вина, утром – коньяк после кофе, а потом работала над очередной книгой. Сейчас сама удивляюсь, как я вообще ухитрялась при этом писать».

Буковски и его духовный брат

В 1994 г., давая интервью журналу Transit, Чарльз Буковски признавался: «В юности я днем торчал в библиотеках, а ночью в барах». А вот как он описал идеальные условия для литературного творчества: «Между 10 ч вечера и 2 ч ночи. Бутылка вина, сигареты, классическая музыка. Каждую неделю я пишу так по 2–3 ночи».

В романе «Хлеб с ветчиной» (1982) Генри Чинаски, аlter ego автора, превозносит достоинства опьянения: «Хорошо напиться. Я решил, что мне всегда будет это по душе. Опьянение убирает всё очевидное, а если достаточно часто удирать от очевидности, то, быть может, и сам не станешь очевидным и банальным».

Переживая неблагополучные времена, Буковски пробавлялся дешевым пивом, виски или водкой. Но когда поступали жирные чеки с отчислениями за продажу книг, переключался на изысканное красное: «Хорошее вино – это кровь богов… самая лучшая вещь для творчества. Напившись ее, можно писать 3–4 часа подряд».

Буковски преклонялся перед Джоном Фанте, малоизвестным писателем, почти всю жизнь проработавшим сценаристом в Голливуде. Его ранние романы в 1930-е гг. удостоились похвал критиков, но так и не снискали признания у широкого читателя. Книги Фанте стали для юного Буковски откровением: «Он был моим божеством».

Имя Фанте приобрело новую известность, когда Буковски послал экземпляр романа «Спроси у пыли» (1939) своему редактору Джону Мартину. Книга произвела на него столь сильное впечатление, что он решил переиздать все произведения Фанте, начав в 1980 г. как раз с этого романа.

Вино, неотъемлемая часть атмосферы, в которой рос Фанте (американец итальянского происхождения), играет важную роль в его текстах. Так, в романе «Братство винограда» (1977) описана история четырех завзятых любителей вина из Розвилла – отца автора и его друзей.

Есть в Шерри нечто такое…

У шерри, крепленого испанского вина, имеется небольшой, но ревностный круг поклонников из числа писателей.

В рассказе Эдгара По «Бочонок амонтильядо» (1846) безумный повествователь заманивает жертву к себе домой, на бокальчик этого вина, намереваясь убить – в отмщение обиды, якобы нанесенной ему полвека назад. Амонтильядо – темная разновидность шерри, родом из испанского региона Монтилья.

Смесь шерри с горячим чаем служила излюбленным напитком Карсон Маккалерс. Автор романа «Сердце – одинокий охотник» (1940) именовала это зелье «Сынок». Чтобы не привлекать особого внимания, она (на протяжении всего дня) пила его за своей пишущей машинкой из термоса, служившего неизменным компаньоном писательницы в самые плодотворные годы ее жизни.

Майя Энджелоу, поэтесса и мемуаристка, получившая широкое признание благодаря автобиографии «Я знаю, отчего поет птица в клетке» (1969), тоже принадлежала к числу любителей шерри. В интервью 1983 г. она перечисляет необходимые компоненты успешного сеанса писательства: «Я всегда держу у себя в комнате словарь, Библию, колоду карт и бутылку шерри».

Романист как винный критик

Джей Макинерни, автор романа «Яркие огни, большой город» (1984), выражает свою страсть к лозе в качестве винного критика (несколько нестандартного, но вполне уважаемого). Он ежемесячно пишет колонки о вине для журналов House & Garden и Town & Country, а в сборнике эссе «Гедонист в погребке» (2006) отмечает: «Перебродивший виноградный сок – более мощный катализатор для плодотворного созерцания и размышлений, чем виски с содовой… это священный напиток, жидкость сакральная и символическая».

Макинерни часто отказывается от привычных отсылок к флоре в пользу культурных аллюзий. Он склонен сравнивать вино с литераторами: «Моей первой любовью стало бордо… Но сейчас меня всё больше влечет бургундское – это своего рода Тургенев мира вин, тогда как бордо – Толстой. А когда мне хочется отведать что-то не столь изысканное, зато полное чистой мощи и изобилия, я обращаюсь к винам южного берега Роны с их явной достоевскостью».

А вот что он думает о калифорнийском ширазе: «Шираз всё грозится стать звездой Калифорнии, но пока его карьера немного напоминает творческий путь Орландо Блума – больше перспектив, чем реальных свершений».

Радости Бахуса

Чем же вино так отличается от прочих спиртных напитков, порождая столь несоразмерное обилие письменных похвал? Отчасти оно обязано своей привлекательностью тому, что бережно относится к нашим вкусовым пупырышкам (его явно легче полюбить, чем более крепкие продукты перегонки, обжигающие глотку). А возможно, причина в таинственности: вино претерпевает загадочные превращения в бутылке, и трудно заранее угадать, каким оно будет в то или иное время. Даже если вы семь лет наслаждались утонченным Châteauneuf-du-Pape, сегодня вино из той же партии может показаться вам отвратительным пойлом. Вино устрашает своим разнообразием: количество сортов винограда, марок, винодельческих регионов озадачивает и ошеломляет. По счастью, к нашим услугам целая дополнительная отрасль – армия «экспертов», всегда готовых прийти на выручку: тут и винные критики, и сомелье, чьи хорошо натренированные носы помогут вынюхать именно то, что лучше всего подойдет к вашему обеду.

Возможно, именно Макинерни дает самое емкое описание мистических свойств вина: «Оно способно не только подарить удовольствие органам чувств, но и доставить интеллектуальное наслаждение – в качестве целого букета тем для бесед, который при желании может завести нас в царства геологии, ботаники, метеорологии, истории, эстетики и литературы».

Глава 2. Пиво

Я прислонился к стойке между олдерменом и адвокатом и стал прихлебывать горькое… Мне нравились вкус пива, его живая белая пена и яркие медные глубины, тот мир, что внезапно отверзается между влажными бурыми стенками кружки, и его устремление к губам при наклоне, и медленное глотание, когда жидкость постепенно проникает в лакающий ее желудок, и соль на языке, и пенные капельки в уголках рта.

 

Дилан Томас. Старина Гарбо, или Портрет художника в виде юного пса (1940)

В отличие от других спиртных напитков, которые на протяжении веков то взлетали по социоэкономической лестнице, то опускались вниз под действием сил истории и переменчивых вкусов публики, пиво по большей части оставалось и остается верным своим корням – рабочему классу. Как правило, его делают из ячменного солода, а это штука более «сытная». К тому же ячмень не так подвержен капризам природы (дурной погоде или нашествиям вредителей), как виноградная лоза, а значит, пиво легче и дешевле производить, чем вино.

Будучи не менее древним, чем вино, пиво никогда не пользовалось столь же почтенной репутацией, и на его описание ушло гораздо меньше чернил, чем на хвалы его аристократичному кузену. Однако сегодня этот напиток занимает третье место в мире по общему объему потребления (после воды и чая). А по сложности состава и общей изысканности современное пиво порой соперничает с лучшими винами.

Первое пиво: Янтарные волны подгнившего зерна

Вероятно, все началось еще за 10 000 лет до н. э., с превращения кочевых племен в аграрные сообщества, основой существования которых служили зерновые. Ученые даже предполагают, что именно появление пива превратило первобытных людей в земледельцев. Процесс естественного брожения наверняка открыли случайно: подметив, что слишком влажный хлеб начинает портиться. Первое пиво делали из воды и зернового солода (ячменя, пшеницы, кукурузы, риса). Эта смесь медленно бродила – «варилась». Хмель же – как консервант и усилитель вкуса – начали добавлять лишь много столетий спустя.

С античных времен и вплоть до конца XIX в. пиво зачастую служило относительно безопасной альтернативой воде из рек и ручьев, не очень-то соответствующей даже тогдашним санитарным нормам. Поэтому его нередко употребляли и мужчины, и женщины, и дети.